У любви и смерти твои глаза

Произошедшего на Дне рождения Эрвина Леви было мало, и он со свойственной ему топорной прямолинейностью заявил, что дрочка на брудершафт – далеко не ебля, то есть не считается за нечто весомое, и потому они договорились продолжить в отеле на следующий день. После выступления Леви Николас отвез их в отель «Леосс», и Эрвин отпустил водителя домой. Завтра была суббота, и Смит забронировал номер на все выходные, чтобы провести их с Леви. За такое удовольствие пришлось заплатить мистеру Остерману кругленькую сумму. После вчерашней прогулки Аккерман уже не так глубоко впечатлился убранством гостиницы, хотя вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Богатеи снова сновали туда-сюда с надменным видом, и Леви безуспешно боролся с ощущением, что все вокруг смотрят на него, как на дерьмо. Однако, то было исключительно самовнушение. Смит подошел на ресепшен, чтобы взять ключи. Аккерман не отходил от него ни на шаг. Администратор пригласил швейцара, чтобы тот проводил гостей в номер. Тот, услужливо поклонившись, попросил следовать за ним. Леви казалось, что их подъем на лифте слишком затянулся. Ему не было видно, на какой этаж нажал швейцар, но Эрвин объяснил, что они едут на самый верх – в пентхаус. Аккерман вошел в номер первый, огляделся. Ему вдруг подумалось, что здесь так много места, что можно спокойно гонять в футбол. Правда, обстановка не подходящая: картины, вазы… Эрвин дал швейцару чаевые и прежде, чем закрыть дверь, заказал клубнику и шампанское. – Ужинать будем чуть позже, – пояснил Эрвин, – так чисто физиологически будет вернее… Леви кивнул. – Ты со мной, как с девкой носишься. Эрвин вопросительно посмотрел на него. – Я про шампанское и клубнику. – Я ухаживаю за тобой. Тебе не нравится? – мягко улыбнулся Эрвин. – Я так не сказал, – заглядывая в спальню, протянул Леви. Он прошел внутрь и присел на кровать. Перина мягко отпружинила в ответ. Аккерман сделал несколько движений вверх и вниз, тестируя пригодность, после чего вынес положительный вердикт, которым вызвал у Смита некоторое замешательство: – Большая и мягкая… Удобно будет. Эрвин смущенно улыбнулся и отвел взгляд. В этот момент в дверь постучали. Пока Эрвин отошел, Леви направился на балкон. Перед ним открылся живописный вид ночной столицы, мерцающей тысячью огней. Высотки возвышались до самых небес, словно пронизывая небосвод своими пиками, и терялись среди темных облаков. По черной небесной глади вдали проплывал мерцающий красный огонёк – пролетающий самолет. – Красиво, – невольно сорвалось с губ. Аккерман подошел к парапету и, взявшись за него, посмотрел вниз. От такой высоты стало немного дурно, и Леви вернулся в номер. Смит к тому времени уже раздобыл штопор и открывал шампанское. Пробка податливо хлопнула в сильных руках, и Эрвин разлил игристое по бокалам. Леви сел на мягкий диван, провалившись, и взял поданный ему фужер. Сделав небольшой глоток, он потянулся к клубнике: – Я, кстати, никогда не ел клубнику и не трахался, – абсолютно будничным голосом заявил Леви, после чего с невозмутимым видом направил ягоду в рот. – Погоди… что? От удивления Эрвин замер в полудвижении. – Я никогда не ел клубнику. – Нет, я не про это. – Ну, не трахался. – Да, про это… Леви, нужно предупреждать… – А с этим какие-то проблемы? – Нет, но… Ладно, все в порядке. Это просто неожиданно. Леви пожал плечами и потянулся за второй клубникой. – И как тебе? – Сладкая. Эрвин улыбнулся и тоже снял пробу. Смит включил тихую, расслабляющую музыку. Атмосфера становилась все романтичнее и интимнее. – Ты много не пей, а то не встанет. – На тебя, Леви, у меня встанет в любом состоянии, – поставив бокал, промурлыкал Эрвин. Смит придвинулся к нему вплотную, так, что Аккерман явно ощутил дурманящий аромат его одеколона с древесными нотками, и шепнул на ухо: – Ты слишком обворожительный и сексуальный мужчина, Леви. Мне перед тобой просто не устоять. От этого шепота у Леви кровь хлынула вниз. Смит поцеловал его за ухом, и у Аккермана мурашки пробежались по коже. Эрвин взял из вазочки одну клубнику и посмотрел на Леви. Тот, прикрыв глаза, приоткрыл губы и откусил кусочек. Смит большим пальцем провел по его губам, которые слегка покраснели от яркой ягоды, и Аккерман пошло взял его палец в рот. Непрерывный зрительный контакт накалял страсть. Огладив ладонью щеку Леви, Эрвин поцеловал его. Под напором Смита Аккерман оказался лежащим на спине, и Эрвин накрыл его сверху. Они долго целовались. Расстегнув верхние пуговицы рубашек, они покрывали шеи друг друга поцелуями, слушая трепетное дыхание и сбившееся сердцебиение. – Я в душ, – томно выдохнул Леви. Смит ослабил хватку, и Аккерман на непослушных ногах сполз с дивана. Леви не рассчитал поворот крана, и первые капли обожгли кожу, струйками покатившись вниз. Было непривычно, что горячая вода льется сама и ее не нужно было предварительно греть. Леви прежде умылся, потом увеличил напор, и поток ударил в лицо. Прикрыв глаза, Аккерман опустил голову, подставив ее под струи воды. Он провел руками по намокшим волосам, убирая их назад. Невероятно... Неужели жизнь может быть такой? Без бесконечной грязи и борьбы? Смит показал ему другой мир. Мир, в котором все иначе. Мир, в котором Леви никто, кроме Эрвина, не ждал и где он был презираем всеми. Но Леви большего и не желал. Даже в подобном мире Аккерману хотелось бы остаться. Лишь бы рядом со Смитом. Леви накинул на себя махровый мягкий халат и, не сдержавшись и уткнувшись носом, поглубже вдохнул запах чистоты и свежести. Он вышел к Эрвину. Тот сидел, уткнувшись в телефон, но сразу же поднял взгляд при звуке шагов. Улыбнувшись, Смит отложил мобильный, выключив предварительно звук, и подошел к Леви. Взяв за плечи и поцеловав его в лоб, Эрвин сбросил пиджак и направился в душ. Леви ждал его в спальне, сидя на кровати и от безделья смотря по сторонам. Его взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой дожидались своего часа какой-то тюбик и небольшая выпуклая упаковка. Чуть поодаль было оставлено обручальное кольцо. Вскоре Леви услышал шаги. Эрвин вошел в комнату с полотенцем на бедрах. Взгляд Леви скользнул по его крепкому, накаченному телу, на котором блестели капельки воды. Влажные светлые волосы были зачесаны назад. Без этой идеальной укладки и костюма, Эрвин смотрелся совершенно иначе – по-домашнему. Мало кому удавалось видеть его таким, и Леви точно знал – ему невероятно повезло. Аккерман сел на край кровати, Смит подошел к нему, наклонился и поцеловал. Леви ослабил полотенце, и оно шумно рухнуло на пол, лишив Эрвина последнего прикрытия. Аккерман приподнялся, и Смит снял с него халат. Поставив одно колено на шелковые простыни, Эрвин подтолкнул Леви на кровать, и он снова оказался под ним. Смит неспешно изучал его тело руками, оглаживая грудь, бедра, пресс. Он целовал его, постоянно возвращаясь к губам. Леви гладил волосы Эрвина, его лицо, целовал в ответ: губы, лицо, руки. Смит облизывал его пальцы, брал в рот до фаланги и смотрел так развратно, что у Леви мысли путались. Глаза Эрвина стали темнее обычного, лишившись привычного дневного блеска. В них отражалась ночь и похоть. Смит поцеловал его бедро, спустился к паху и, наконец, взял в рот пульсирующий от возбуждения член. Порой Эрвин прерывался, целовал мягкую кожу внутренней стороны бедер. Аккерман забросил голову и прикрыл глаза. Аккерман мял в кулаках простыни, шумно выдыхая. Несколько раз Леви чуть не подавился воздухом. Язык Смита, казалось, успевал везде. Он оглаживал каждую складочку, возбуждал каждый нерв, и все тело Леви полыхало. Сначала он не решался, но после все же открыл глаза и посмотрел на Смита сверху вниз. Тот ждал этого, и они встретились глазами. Леви и представить не мог, что Эрвин может выглядеть так развратно. – Эрвин, блять, что ты творишь, – прохрипел Леви, вновь откидываясь на подушку. Его любовник поднялся на руках, нависая над ним. Смит взял Аккермана за подбородок, развернув лицо к себе, и спросил: – Тебе нравится? – Да, – чуть приоткрыв глаза и еле совладав с языком, ответил он. Они снова поцеловались. Мокро, с языком. – Дай я тоже… – порываясь подняться, сказал Леви. – Нет, не нужно. В следующий раз. Взгляд Смита, темный и пожирающий, скользил вдоль крепкого, хищного тела. Разбросанные по подушке, растрепавшиеся черные волосы и припухшие от поцелуев губы придавали раскрепощенному виду Леви невинности, что чертовски заводило Эрвина. Он руками огладил его грудь, целуя в ту область, где учащенно билось сердце. – Повернись ко мне спиной. Леви забыл слово "нет". Вся его строптивость и несговорчивость в принципе испарились в тот момент, когда Эрвин снял с него халат. Все существо Аккермана всецелостно было поглощено бесконечным доверием и любовью. И это были не те чувства, что навязывала ему физиология хронометра – нет. Это то, что он действительно питал по отношению к Смиту. Пока Леви поднимался на локтях, он нарочно посмотрел Эрвину ниже пояса. То, что он увидел, безусловно ему льстило – у Эрвина стоял, как кол, и, очевидно, ему было тяжело сдерживаться, поэтому он с периодичностью трогал себя, чтобы хоть как-то снять напряжение. Но как бы яро Эрвин не желал ощутить губы Леви на своем члене, больше этого ему хотелось сделать ему приятно: хотелось слушать его рваные и длинные стоны, которых было с лихвой, хотелось наблюдать, как он мнет под собой простыни, как извивается под его ласками. Тело Аккермана было очень отзывчивым, и Смит наслаждался вздохами, вздрогами, изгибами, ловя их и примечая, что и где вызвало наибольший отклик. Не было пытки слаще, чем ждать, когда же он уже сможет овладеть его телом целиком, но Эрвин не спешил. Леви до того и подумать не мог, что прикосновения могут быть одновременно нежными и терпкими, воздушными и крепкими. Лишь любимый человек способен всколыхнуть бурю чувств и эмоций. Смит немного надавил ему на поясницу, вынуждая сексуально прогнуться. Леви хотел бы посмотреть на него сейчас, стоящего подле на коленях и возвышающегося над ним, но ему было не очень удобно, чего не скажешь об Эрвине. Он медлил, откровенно наслаждаясь открывшимся видом, и Леви начинал нервничать. Но когда его коснулось нечто влажное, Аккерман вздрогнул, вмиг напрягся и уже хотел дернуться, но Эрвин удержал его за бедра. – Что ты делаешь там?.. – Расслабься, Леви. – Не нужно языком... – Я хочу насладиться тобой целиком. Ты позволишь? Леви, посмотрев на него из-за плеча, еле заметно кивнул и, вернувшись в исходную пикантную позу, расслабился, насколько это позволяло нарастающие чувства стыда и смущения. Язык Эрвина орудовал так же ловко, как и прежде. Одна рука лежала на бедре Леви, вторая – на собственном члене. С губ Аккермана то и дело срывались стоны и хрипы. Он прогибался все сильнее, полностью отдаваясь Эрвину. В попытке приглушить развратные звуки, слетающие с губ ежесекундно, Леви уткнулся лицом в подушку. Аккерман не мог поверить, что его голос может звучать подобным образом. Эрвин тяжело дышал. Поцеловав его в поясницу, он попросил: – Подай тот тюбик. Смит открыл тюбик, смазал пальцы и коснулся Леви. По коже пробежался холодок, и мышцы пульсировали в ожидании. Эрвин долго массировал сфинктер, постепенно проникая внутрь и растягивая. Это было сложно, долго, но все же Смиту удалось растянуть Леви на толщину двух пальцев. Аккерман не совсем точно понимал, что именно он чувствует: было и больно, и приятно. Порой Эрвин касался чего-то внутри и от этого ощущения ноги подкашивались. – Постарайся расслабиться, Леви. – Я пытаюсь. Мышцы сфинктера так плотно сжимали его пальцы, что Смит с замиранием сердца представлял, каково будет его члену внутри. – Трахни меня уже, Эрвин, я не могу уже... Леви казалось, что сейчас завоет. – Будет больно. – Насрать. На, – он подал ему презерватив. Эрвин открыл упаковку зубами, торопливо натягивая на член. Смит смазал презерватив и провел головкой вдоль промежности Леви, вновь заставляя дрожать в предвкушении. Он остановился у входа и слегка надавил, входя. Леви, не рассчитав силу, поддался ему навстречу и зашипел от боли. – Не спеши, Леви, тише, ты очень узкий, нельзя так… быстро… – на выдохе сказал Эрвин. Аккерман, горько пожалев о своей ошибке, покорно замер. С каждой минутой Смит входил глубже, наполняя его собой. Эрвин не сдерживал звуков удовольствия. Леви же балансировал на границе боли и наслаждения. Он жмурился и стонал в такт, с периодичностью поглядывая за спину. – Черт, Эрвин, ты бы предупредил, что у тебя такой размер... – А ты не видел?.. – Я не думал, что это так ощутимо... – Прости, я стараюсь аккуратнее... Ох, Леви, ну как ты можешь быть таким... Еще одно усилие и Эрвин вошел во всю длину. С губ сорвался рык. Он начал медленно двигаться, держа Леви за бедра и сжимая их. Аккерман, закинув голову, рвано дышал. Как бы Эрвин ни старался быть сдержаннее, он непроизвольно наращивал темп, подчиняясь низменным инстинктам. Спальня наполнилась стонами в унисон и хлюпающими звуками. Эрвин поцеловал его между лопаток. Аккерман придерживался за изголовье, чтобы не скатиться под напором, хотя колени все равно разъезжались. – Леви, у меня от тебя крышу сносит… Эрвин параллельно дрочил ему, и ощущений было так много, что финал не заставил себя ждать. Леви, стиснув зубы, но все же не удержав пошлого звука, излился ему на руку и на простыни. Эрвин кончил следом, вцепившись пальцами в нежную кожу бедер партнера. Он вышел не сразу, позволив себе еще немного насладиться происходящим. У обоих была отдышка. Лица покраснели, на телах выступила испарина ни сколько от скорости, сколько от приложенных усилий. Они рухнули на кровать, тяжело дыша и прикрыв глаза. Леви лежал у Эрвина на груди, и тот пальцами играл с мокрыми от пота черными волосами. – Это было просто восхитительно... Как ты? – спросил, повернув голову, Смит. – Отлично, – на выдохе ответил Леви, – я люблю тебя, Эрвин. – И я тебя люблю, – с теплой улыбкой ответил Смит, целуя его в лоб. – Ноги только не сводятся. Я их в принципе не чувствую... Наверное, теперь несколько дней буду ходить, как обосранный, с полусогнутыми коленями. – Нужно будет подождать, пока заживет... – Я понимаю. Остановимся пока на минете... Я первый в душ. Потный, как свинья. Ты тоже. И простыни засрали… Он поднялся с кровати. – Заказываю ужин? – Да.

***

Мари нездоровилось не первый день, но врача она так и не пригласила, надеясь, что тошнота и головокружение пройдут сами. То было обычное пищевое отравление – поставила она сама себе диагноз – не мудрено, что полощет, однако, недомогание отчего-то затянулось. Сегодня ей было легче, так что она решила, что вполне в состоянии поехать, хотя бы ненадолго, на благотворительный вечер. Мари давно не выходила в свет. Нельзя сказать, что ее это сильно волновало, однако ее положение в обществе вынуждало появляться на людях почаще. К тому же тот факт, что вечер устраивал мистер Шмидт, делало их с Эрвином присутствие само с собой разумеющимся. По этой причине Смит отменил свое обычное свидание с Аккерманом. Они не виделись с Леви буквально день, но Эрвину казалось, что намного дольше. Недавно он подарил Аккерману телефон, чтобы они хоть как-то могли держать связь на расстоянии. В силу отсутствия у Леви образования и постепенного осваивания устройства Эрвину часто приходили сообщения с ошибками или опечатками, однако они грели ему душу в течение всего дня. Мобильный Леви прятал под подушкой и об его существовании знали только Фарлан и Изабель. Аккерман боялся, что его либо украдут, либо мистер Остерман просто-напросто его отберет... Подъехать к зданию ресторана было не просто. Гости собирались активно, и на въезде образовалась пробка из автомобилей класса «люкс». – Николас, пожалуйста, прибавь кондиционер. Мари, тяжело выдохнув, ослабила пояс на пальто и платок на горле. – Госпожа, вы в порядке? – спросил Найл, чуть поддавшись вперед так, чтобы видеть ее лицо. Найл был одним из новых хронометров в доме Смитов, попавших туда после увеличения штата охраны. Заслужив доверие господ, он быстро поднялся по карьерной лестнице до личного телохранителя Мари, которая с тех пор взяла привычку всюду таскать его с собой, что сводило к нулю вероятность встретить ее в одиночестве. – Укачало немного... впервые в жизни. – Тебе нужен свежий воздух, – сказал Эрвин. – Давай пройдемся пешком. Николас сам припаркует. – Да, пожалуй... Эрвин, Мари и Найл вышли на обочину. Миссис Смит сделала глубокий вдох и выдох. – Как ты? – спросил Смит. – Лучше. Они немного постояли. Мари переводила дыхание, и подступивший к горлу ком отступил. Они шли по газону вдоль дороги. Найл держался позади своих господ на расстоянии пяти-шести шагов. Мари придерживала подол платья и внимательно смотрела под ноги. Ее каблуки неглубоко уходили в промерзлую землю, и это замедляло шаг. – Мари, что-то случилось? – вдруг спросил Эрвин. – В каком плане? – Зачем тебе телохранитель? Она резко остановилась. Смит, сделав еще шаг, обернулся. – Ну, отец ведь говорил, что сейчас небезопасно, вот я и… – Хорошо, я понял. Если все в порядке, я рад. Больше Эрвин не стал ничего спрашивать. Когда они подходили к журналистам, Смит подал супруге локоть. Она приняла его, но идти ко входу не спешила. Эрвин ожидающе посмотрел на Мари. Она пояснила: – Ненавижу благотворительные вечера. Как по мне, это ярмарка тщеславия. На что собирают на этот раз? – На строительство центрального музея истории и искусства. – Отвратительно. Когда уже будет вечер пожертвований для хронометров? – Мари... – обреченно выдохнул Эрвин. – Что "Мари"? Я уже двадцать семь лет Мари. – А то, что за двадцать семь лет пора понять, что никому не нужны фонды помощи хронометрам. Это не прибыльно, а, значит, никому не интересно и не будет интересно, пока мы в корне не изменим сложившиеся настроения в обществе... Послушай, не перебивай. Ты понимаешь, какой подтекст имеют твои слова? Люди должны быть готовы к переменам, большая часть репетиров должна прийти к пониманию того, что необходимо в корне изменить существующий веками уклад жизни, но прийти к этой мысли и уж тем более решиться действовать – не так просто, на это нужна смелость, глубокий уровень осознанности и время. Много времени. В этом отношении мы сдвинулись с мертвой точки, ты не могла этого не заметить. Нужно ждать. Ты знаешь, что я придерживаюсь той же политики, что и ты, и наше мировоззрение имеет революционный оттенок, однако, между нами одно существенное отличие: я не кричу о своих суждениях на каждом углу, подвергая опасности себя и своих близких людей. Да, ты – дочь консула, но это не значит, что ты бессмертная. Ситуация накаляется, и за такими людьми, как мы, сейчас ведется особый контроль – революции всегда зарождаются в верхушке и уже потом идут в массы. Не спеши, не привлекай лишнего внимания. Но, когда придет время, не молчи – и тогда, возможно, твои слова спасут чью-то жизнь. А сейчас, Мари, улыбнись вон в ту камеру. Ее ослепило вспышкой. Пройти внутрь можно было исключительно по приглашению. Охрана обеспечивалась специальным подразделением. Сегодня здесь собрались сливки общества, и все было организовано на высшем уровне. Впрочем, мистер Шмидт никогда не делал что бы то ни было плохо. В светлом огромном зале было многолюдно. Официанты предлагали всем новоприбывшим фужеры. Эрвин и Мари отказались. – Здравствуйте, мои дорогие! К ним подошел мистер Шмидт. Он обнял дочь, а после обменялся крепким рукопожатием с ее супругом. – Как вам этот ресторан? Я здесь впервые, но очень доволен обслуживанием. – А что ты хотел? Сколько денег ты заплатил? На них можно было самому музей построить. Без пожертвований. Эрвин легонько толкнул ее в бок. – Мари, дочка, все хорошо? – Да, извини. Настроение скачет в последнее время... – Мари! Эрвин! Они обернулись на звонкий голос. Подобрав подол белого пышного платья и лучезарно улыбаясь, к ним спешила Хистория. Хистория была единственной дочерью второго консула Рода Райсса. Около десяти лет назад миссис Райсс с братьями и сестрами Хистории погибли в авиакатастрофе, и малышка осталась единственной наследницей древнего дворянского рода Райсс. Этими печальными событиями была обусловлена гиперопека со стороны отца и прислуги. В биографии юной мисс Райсс был еще один печальный факт: во младенчестве с Хисторией случился несчастный случай – ее ошпарили кипятком, так что она никогда не носила открытые вещи и прятала руки в высокие перчатки. Не было человека, который мог бы плохо отозваться об этой лучезарной девушке. Она много улыбалась, была очень жизнерадостной и оптимистичной и даже ее светлые волосы будто дополняли образ яркого солнышка, коим она отражалась во взглядах других людей. – Как ты выросла! Мари крепко обняла Хистория. – Это точно. Скоро меня перерастешь, – заметил Эрвин. Хистория, оторвавшись от Мари, надула губы. Она не доставала Смиту и до плеч и, даже подпрыгнув, не оказалась бы с ним одного роста. – Эрвин! Он засмеялся и поцеловал Хистории руку. – Это каблуки, – пояснила она, аккуратно вытянув ножку. – А вот Мари стала пышнее, и щечки румяные, и глаза блестят... Ты беременна? – подозрительно прищурившись, в лоб спросила мисс Райсс. Мари вспыхнула: – Н-нет... нет... наверное, – в конце она запнулась. К горлу снова подкатил ком, и Мари поднесла руку к шее. Эрвин перевел взгляд на супругу. Он хотел справиться о ее самочувствии, но подошел Род Райсс вместе с братом. – Хистория нашла вас раньше нас. Здравствуйте. Мари стало легче, и она уверила всех, что нет причин для беспокойства. Ури Райсс, младший брат Рода Райсса, был писателем, не любил светские рауты и вел скромную, почти затворническую жизнь, о которой было мало что известно широкой публике. Он довольно часто выпускал книги, в которых превозносил высокую мораль и равноправие. Подобные идеи находили своего читателя, но не приносили автору грандиозного успеха по понятным причинам. За годы творчества Ури нашел способы обходить цензуру и творил в рамках закона, перенося свои сюжеты в другие миры и приписывая своим книгам жанр «фэнтези» или «фантастика». Завязалась светская беседа. Обсуждали последние новости, среди которых были и участившиеся стачки хронометров по всей стране. Они имели все более и более организованный характер и доставляли все больше хлопот правительству. Мистер Шмидт не опять, а снова завел свою пластинку о месте хронометров в обществе и брызгал слюнями во все стороны. Дамы, предусмотрительно отделившись от мужчин сразу же, как речь зашла о политике, болтали о чем-то своем, очевидно, более приятном, потому что с их лиц не сходили улыбки. Эрвин, которому подобные разговоры тоже осточертели с незапамятных времен, был несказанно рад, когда заметил одиноко стоящего Майка, покачивающего в руках фужер и пустым взглядом наблюдающего за всколыхнувшимися в нем волнами. Воспользовавшись возможностью, Эрвин тут же улизнул к другу. – Как ты? – Скучаю, – со вздохом Майк, делая глоток шампанского. – Домой хочу. – Сегодня, пожалуй, снег пойдет. Еще никогда я не слышал, чтобы ты хотел домой: то с работы тебя за уши не вытянешь, то из бара. Что с тобой? – Теперь все по-другому, Эрвин... Они отошли в сторону, подальше от лишних ушей. – Нанаба... Девушка-хронометр со стройки, помнишь? – Конечно, помню. – Я когда ее увидел, кажется, Земля остановилась. И предположить не мог, что так бывает… Ну, может, и бывает, но со мной такого случиться не могло – по крайней мере, я так думал. Но несколько дней назад все стало на свои места – Эрвин, я ее репетир. Она призналась мне, и я понял причину этого притяжения. – Вот как... – Эрвин, ты знаешь, у меня никогда не было серьезных отношений, но Нанаба... Я никогда такого не ощущал: хочу быть с ней, с работы сбегаю к ней, если есть возможность, все свободное время – с ней… не желаю никого, кроме нее… В один миг мне стало все это… не нужно что ли?.. Не знаю… Слов не подобрать. Ты же меня понимаешь? Ты чувствуешь то же? – Да. Ты влюблен, Майк. – Да, пожалуй, это так... А ты что же… Как твой пианист? – Я намерен выкупить его свободу. Куплю ему и его близким друзьям дом. Будут жить как свободные люди. Уже присмотрел один – в процессе оформления документов. – Думаешь, их хозяин согласится? Они артисты, кто будет выступать в его забегаловке? Не натянет же он сам красный нос? – Этот ради денег и жонглировать станет... Торгаш и дешевка – уверен, проблем быть не должно. А красный нос на нем уже давно. Майк усмехнулся и в знак солидарности кивнул, прикрыв глаза. – Леви еще не говорил. Скажу, как документы оформлю. – Это правильно. Вдруг, что не так. Не обнадеживай. Смит задумчиво покачал головой. – Пойдем покурим? – Да, с удовольствием. Они направились к выходу, как вдруг Эрвина окликнули: – Мистер Смит! Эрвин не был знаком с этим человеком, однако, стоящий чуть позади юнец с убранными в хвост волосами и прожигающим Эрвина взглядом, наполненный жгущей ненавистью, к сожалению, ему уже встречался и не один раз. – Разрешите представиться, мое имя – Зик Йегер. А это мой младший брат – Эрен. – Мое имя вам, очевидно, известно. Мой близкий друг, Майк Захариус. Они обменялись рукопожатиями. Только сейчас Эрвин понял, что лицо Зика ему знакомо. Смит видел старшего Йегера в газетах и новостях, но это было довольно давно, когда тот еще не пустил бороду. Эрвин не мог припомнить его должности, но точно знал, что Зик был при погонах и имел высокое положение в обществе. – Рад знакомству, господа, – широко улыбаясь, сказал Йегер. Эрен был чернее тучи и даже не пытался скрыть неприязни. При этом Зик вел себя так, будто ничего не знал о конфликте, и Эрвина это, несомненно, очень настораживало. Вряд ли уж младший Йегер и словом не обмолвился со страшим братом о своих проблемах... – Давно хотел лично познакомиться с вами, мистер Смит, и сейчас с удовольствием пообщался бы, господа, но вынужден откланяться. Имеются неотложные дела, требующие моего непосредственно присутствия. Повторюсь, был рад знакомству. Они вновь обменялись рукопожатиями, но на этот раз прощальными. – Пойдем, Эрен, – уже без дежурной улыбки сказал Зик, махнув рукой. Младший Йегер задержал на Эрвине многозначительный взгляд, однако Смит отвернулся к Захариусу еще до того, как по лицу Эрена скользнула тень недоброй ухмылки. Братья Йегер перекинулись двумя словами, после чего Зик хлопнул брата по плечу и кивнул в сторону Хистории, а сам стремительно направился к выходу. Эрен подошел к мисс Райсс, которая проводила вечер в приятной компании Мари, и почтительно поздоровался с дамами. Стоило Йегеру взять ручку Хистории и поднести к губам, как та тут же залилась краской.

***

Леви поправлял у зеркала бабочку. – Ты прекрасно выглядишь, братишка. Тебе очень идет! – похвалила Изабель. – Мне как-то... некомфортно. – Костюм на тебе как влитой сидит, Леви. Даже не выдумывай, – поддержал Фарлан. – Ладно, – после минутной паузы сдался Аккерман. Леви одернул пиджак. – Он сегодня не придет? – Нет, не сможет. – Эх, не увидит, какой ты красивый… – Изабель! – одернул Леви. Она захихикала. В дверь постучали. Друзья тут же притихли. Если это не Эрвин, то кто... – Здравствуйте. – Здравствуйте, а вы... Фарлан недоверчиво оглядел его с ног до головы. Изабель тоже имела вид далеко не приветливый и походила на кошку, готовую наброситься в любой момент. Леви напрягся. Годы на улице обострили их инстинкты, главный из которых – инстинкт самосохранения. Все трое чувствовали опасность, исходящую от этого мужчины. Его пристальный взгляд, прикованный к Аккерману не предвещал ничего хорошего. – Я к Леви. Молодые люди, будьте добры, оставьте нас наедине. – А не пойти ли тебе… – оскалилась Изабель, поднимаясь со стула, но Леви поставил руку, останавливая ее. Йегер и Аккерман смотрели друг другу в глаза так, как смотрят столкнувшиеся хищники. Однако Леви не знал, что в этом столкновении ему уготовлена роль жертвы. – Леви, ты уверен? – Да. Пожалуйста, выйдите. Фарлан кивнул и направился к выходу. Изабель, не прекращая грозно смотреть на незваного гостя, последовала за ним. Терпеливо дождавшись уединения, незнакомец нарушил повисшее напряженное молчание: – Мое имя Зик Йегер, и я ваш тайный поклонник, Леви. Надеюсь, вы получили мои лилии? Он по-хозяйски прошел внутрь, осматривая потолок и стены. Зик, спрятав руки в карманы, подошел к зеркалу, убедился в своей опрятности, пригладив пиджак на груди и цыкнув языком. – Ваши лилии? – недоумевающе переспросил Леви, пристально следя за каждым движением Зика. – Да. Как жаль, ты не понял, что подарок от меня... Впрочем, этого следовало ожидать. Нужно было записочку прикрепить. Знаю, у тебя есть и другие поклонники, кроме меня. Уверен, ты популярен. Моя оплошность. Хорошая мысля приходит опосля, знаешь. Йегер сделал несколько шагов навстречу. Его очки сверкнули. Леви хмурился все сильнее. Напряжение росло. Зик, смотря с высоты своего роста, протянул руку к лицу Леви, желая провести большим пальцем Аккерману по губам. Однако тот, моментально среагировав, мертвой хваткой схватил его за кисть, остановив в нескольких миллиметрах от своего лица. – Убери свои грязные лапы. Что тебе нужно от меня? Зик улыбнулся. Вышло криво и недобро. – Как грубо, – он наклонился к Аккерману так, что их лица были совсем близко, – крепкая хватка. Так и не скажешь, что в тебе столько сил. Вот она, воодушевляющие любовь и верность хронометра к своему репетиру, во всей красе. Как жаль, что нет ничего сильнее, чем власть и деньги. Этот бой за мной, не обессудь. Аккерман оскалился. Йегер перешел на шепот: – Что же он нашел в тебе, я хочу знать – виной мое природное любопытство. Может, глотка у тебя глубокая, а, может, задница волшебная. Знаешь, Леви, чтобы это выяснить, я заплатил кругленькую сумму господину Остерману. Ты же хороший хронометр и не пойдешь против воли своего господина? Вмиг Леви оказался прижат к гримерному столу, больно ударившись скулой, и придавлен весом Зика. Аккерман знал, что Йегер говорит правду. Знал, что мистер Остерман продал его – свою собственность. И имел на это право. А вот кто здесь никаких прав не имел, так это Леви. Зик заломил ему руки назад, придавил телом к поверхности стола, параллельно расстегивая ширинку. Инстинкты брали верх, и Аккерман пытался вырваться, так что Йегеру пришлось приложить немало усилий, чтобы он не вывернулся. Зик плюнул на руку, и уже через минуту тело Леви пронзила резкая боль. Аккерман зарычал сквозь зубы, дернувшись так, что стол под ним заходил ходуном. Йегер одной рукой давил ему на голову, придавливая к поверхности стола, другой – на поясницу. Он вдалбливался остервенело и жестоко, заставляя Леви корежиться от нестерпимой боли, ощущающейся каждой клеточкой тела раскатками при каждом новом толчке. Аккерману оставалось только скрипеть зубами, стиснув челюсти, сжимать кулаки до хруста костей и терпеть. Леви не проронил ни звука. Не хотел доставлять Зику такого удовольствия. Йегер кончил внутрь со вздохом облегчения, словно он сбросил с себя тяжеленный груз. Леви под ним не шевелился. Было так больно и стыдно, что хотелось выть, но он продолжал терпеть. Еще большим издевательством со стороны Йегера стал нежный поцелуй в висок. – Это было прекрасно, Леви. Еще повторим. Эти слова лишили Аккермана всякой надежды, выбив почву из-под ног. После этого Зик сделал шаг назад и, гремя ремнем, принялся заправлять рубашку в брюки. Леви, будто и вовсе не дыша, все еще не двигался. Дрожали ноги, намереваясь ослабнуть. Аккерман еле держался, чтобы обессиленно не рухнуть на пол. Зик, поправив волосы, вышел. Фарлан и Изабель решились зайти не сразу. Они долго стояли у двери, а когда вошли, застали Леви всего растрепанного, помятого и совершенно подавленного. Он опустошенно смотрел на дисплей звонящего мобильного. Все было понятно без слов. Аккерман, не поднимая головы, прохрипел: – Что я ему скажу? – Правду, – порываясь вперед, вскрикнула Изабель. – Скажи ему правду! – Нет! – отрубил Леви, резко повернувшись к друзьям. – Он не должен знать об этом. Я не скажу, и вы должны молчать! Ясно?! Фарлан, стиснув зубы и сжав кулаки, прошептал: – Ясно?! – подскочив с места, взревел Леви. На щеках сверкнула слеза. – Да, Леви. Как скажешь. Остерман... сука... Изабель, закрыв лицо, заплакала. Леви смотрел на нее, ждал ответа. Она, не хотя, еле заметно кивнула. Телефон продолжал разрываться от звонков. – Тихо, – попросил Леви и дрожащими руками поднес мобильный к уху. – Алло. – Леви? С тобой все в порядке? Ты долго не отвечал, – голос Эрвина был взволнованным. "Как почувствовал", – проскочило в голове Аккермана. – Да, нормально, – прикрыв глаза и потерев переносицу, пытался говорить ровным голосом Леви, хотя слова застревали поперек глотки. – Тогда хорошо. Хотел пожелать хорошего выступления. Леви закрыл рот рукой. Говорить было непросто. – Леви? – Да, прости, я... Мне пора. – Конечно. До завтра. Целую. – Ага, и я. Леви быстро положил трубку и обессиленно спрятал лицо в руки, согнувшись в три погибели. – Сука...

***

– Стучаться не учили?! Ох, господин Йегер, это вы, прошу прощения... Проходите. – Благодарю. Я займу еще немного вашего времени. Позволите? – Да-да, конечно, присаживайтесь. Для вас я всегда свободен... Хотите чего-нибудь? Кофе, коньяк, папиросы? Мистер Остерман суетливо достал из тумбочки стола папиросницу и услужливо открыл перед Зиком. На лице Йегера на миг изобразилась брезгливость, но ее тут же сменила дежурная улыбка: – Вы очень щедры, мистер Остерман, но я, пожалуй, откажусь. Позвольте лучше я вас угощу в знак нашего знакомства. Он вытащил из внутреннего кармана сигареты и одну протянул мистеру Остерману. Тот с благодарностью принял ее. Одна такая сигарета стоила дороже всей папиросницы хозяина "Альтаира". – Так по какому вопросу вы зашли? – Я только от вашего пианиста, и остался вполне доволен услугами этого заведения. Так вот, я хотел бы пользоваться ими и дальше. – Хорошо, я понял. Зик достал из кармана пиджака бумажник и вытащил из него несколько крупных купюр со словами: – Для полной ясности. – Но вы уже заплатили достаточно. Этот хронометр столько не стоит. И все же деньги мистер Остерман быстро спрятал во внутренний карман. – Поверьте, стоит, если помимо плотских удовольствий у вас еще есть некоторый интерес превыше первого. И еще… мистер Остерман, я хотел попросить вас об одолжении как своего нового друга... – Слушаю вас, мистер Йегер. Я всегда к вашим услугам. Зику казалось, что еще чуть-чуть и мистер Остерман завиляет хвостом и оближет ему ботинки и зад, лишь бы максимально угодить. – Я бы хотел, чтобы Леви продолжал работать в вашем прекрасном заведении. Его не должны выкупить, а я буду за это щедро приплачивать. К тому же, вы получите мое покровительство... В противном случае мы с вами поссоримся, а, значит, вы потеряете свои привилегии и у вас будут проблемы. Вы понимаете, мистер Остерман? – он многозначительно посмотрел на собеседника. Тот тяжело сглотнул: – Д-да, конечно. Лицо Зика вновь просияло, приняв вид самый доброжелательный. Он улыбнулся во все тридцать два и протянул руку для закрепления договора: – Чудно. Значит, мы договорились? – Да. – С вами приятно иметь дело, мистер Остерман. Всего доброго.

***

– Я так скучал, Леви, – обжигая горячим дыханием, шептал Эрвин, параллельно раздевая его и себя. – Я тоже… Эрвин, погоди… Мы можем… погасить свет? Темнота комнаты должна была скрыть синяки и отметены, оставленные ему Зиком. Смит был удивлен просьбе, так как до этого Аккерман не стеснялся заниматься любовью при свете, но вопросов задавать не стал. Желания Леви он ставил на первое место.

***

До слуха Аккермана слабо доносился шум воды. Пока Эрвин был в душе, Леви, поддавшись любопытству, решил изучить оставленное на тумбочке обручальное кольцо. Лежа звездой на спине на огромной кровати, Аккерман поднял кольцо к потолку. Леви лежал и думал о том, какая она – миссис Смит. Продолжая крутить в руках кольцо, Аккерман не заметил, как его мысли утекли в другое русло. Теперь он вспоминал, каким нежным с ним был Эрвин: его руки, губы, сокровенный шепот, тонущий в стонах. Сейчас, находясь с ним в номере отеля, Аккерман и думать не желал о том, что за час до приезда Смита в кабак, его вновь грубо разложил на столе Зик Йегер. Где-то завибрировал телефон, и Леви вздрогнул от неожиданности. Он положил кольцо обратно на тумбочку, приподнялся на руках, огляделся и понял, что вибрация исходит из кармана пиджака Эрвина, небрежно брошенного на кресло. Одежда была разбросана по всему номеру и тянулась от входной двери до спальни. Леви встал и нагишом подошел к креслу. Выудив телефон из кармана, он невольно взглянул на дисплей, на котором высвечивался входящий от «Мари». – Кто звонит? Леви обернулся. Эрвин с совершенно спокойным видом вытирал голову, взъерошив волосы полотенцем. Аккерман молча протянул Смиту телефон. Он, мельком глянув на экран, немного нахмурился. – Да, Мари. – Эрвин, я... Ты не занят? Когда Мари нервничала, она тараторила. И Эрвин всегда мог распознать ее тревогу. – Мари, что-то случилось? – Нет, то есть да... – она резко замолчала, а потом на одном дыхании выпалила: – Эрвин, я беременна.