Не совсем идеальное

С тех самых пор слова Хитоши не выходили у него из головы. Что-то в убежденности, с которой говорил Шинсо, действовало на Изуку, заставляя возвращаться к их разговору снова и снова. Воскресный день клонился к вечеру, занятия давно были позади, но теплые лучи весеннего солнца осторожно заглядывали в комнату, лаская и грея кожу. Они с Кацуки сидели на полу по обе стороны от низкого столика, и было что-то уютное и расслабляющее в тишине, которую они делили между собой: какое-то комфортное удовлетворение от осознания, что Изуку может вот так спокойно находиться в пространстве Каччана так, будто это самая естественная вещь на свете. Изуку краем глаза наблюдал за Кацуки. На нём были стильные очки в темной оправе, которые он надевал только у себя в комнате во время учебы, одна рука аккуратно выводила символы, пока вторая подпирала задумчиво склоненную голову. Как он был таким красивым, подумал вдруг Изуку. От пепельно-светлых волос, которые принимали нужную форму даже без особых усилий со стороны своего владельца, ярко-красных выразительных глаз, цвета ярких рубинов, гармоничных черт лица, будто любовно вылепленных талантливым скульптором, сияющей светлой кожи, молочно-бежевого цвета, не обезображенной шрамами, как у Изуку, до фигуры, благодаря которой любая одежда, даже самая дешевая и безвкусная, смотрелась бы как творение знаменитых дизайнеров. Иногда Изуку удивлялся тому, что кто-то вроде Кацуки вообще может существовать, не говоря уже о том, что он уделяет время кому-то вроде Изуку, который смотрелся рядом с ним… ну, как уродливая глиняная чаша возле дорогой фарфоровой вазы. Изуку вздохнул. Ему так и будет суждено вечно плестись позади, довольствуясь ролью вечного воздыхателя, не так ли? Действительно ли он доволен этим своим положением? Стоит ли рисковать тем что имеет, пытаясь достичь того, что он скорее всего никогда не получит. А если Шинсо прав и у него действительно есть шанс, который он упустит, если никогда не попробует. Хитоши назвал его решительным. Может… может если он попробует, то Каччан хотя бы посмотрит в его сторону и увидит его с новой стороны. – Ты собираешься сегодня учиться или нет? – не поворачивая головы, проворчал Каччан, и Изуку оказался пойманным врасплох. Он не ожидал, что он так сильно уйдет в свои мысли, что Кацуки заметит. Но теперь, когда эта мысль была вложена в его голову, Изуку не мог просто отбросить её, как нечто незначительное. Может ему стоило подумать об этом больше? Посоветоваться с другими его друзьями? Нет, слишком поздно для этого, потому что теперь он уже не мог просто так отступить. Изуку тяжело сглотнул. Он правда собирается сделать это? Кацуки нахмурился, приспуская очки, и теперь смотрел на него с тщательно скрытой тревогой: если бы Изуку не знал его так хорошо, он едва ли вообще заметил бы её. – Ты тут, задрот? – спросил он спокойнее. – Каччан… ты мне нравишься, – выпалил Изуку на выдохе, твердо глядя ему в глаза. Кацуки ответил ему скептическим нечитаемым взглядом. – Деку, я думаю, мы уже выяснили, что устраивать пранки – это не твоё. А теперь возвращайся к подготовке к экзамену: я прикончу тебя, если твои оценки станут хуже. – Нет, я серьезно! Кацуки какое-то время вглядывался на него, потом пожал плечами и закатил глаза, возвращаясь к своей работе. – Да-да, как скажешь. Ты тоже ничего. С чего ты вдруг решил сказать это сейчас? – спросил он рассеянно записывая что-то. Изуку нервно прикусил губу. Каччан не понял. Или не захотел понимать? Каччан, вероятно, воспринял слова Изуку как одно из многочисленных проявлений восхищения, которыми он одаривал Кацуки с тех пор, как они были детьми. Но на этот раз Изуку должен был уточнить – должен был донести до него свои чувства. – Нет! Я имею в виду… – он прочистил горло, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал ровно. – Романтически. Ручка Кацуки поцарапала бумагу, прочертив длинную полосу. Он медленно поднял голову и уставился на собеседника, награждая его тяжелым страшным взглядом. Изуку сжался, ожидая грубой отповеди. – Ты что издеваешься, Деку? – произнес Каччан недовольным, предупреждающим тоном. – Это какая-то шутка? Потому что ни хрена не смешно! – он слегка повысил голос, и что-то было в нем такое, что просто звучало неправильно, исходя от Каччана – что-то беспокойное, нервное, почти паническое. Изуку сглотнул. У него еще был шанс сделать вид, что он действительно шутит. Он видел по Кацуки, что он тоже на это надеется – он выглядел почти испуганным. "Скажи, что это шутка! Скажи, что ты пошутил! Давай!" – почти требовали его глаза. Но Изуку… он не мог. Если он отступит сейчас, то никогда не найдет в себе храбрости повторить признание. Он обязан был сделать это сейчас. Изуку сделал еще один глубокий вдох, набираясь храбрости. – Нет, Каччан, – произнес он твердо. – Я влюблен в тебя. Сколько себя помню. Лицо Кацуки сморщилось, как показалось Изуку, от отвращения. Его сердце заныло от дурного предчувствия. Каччан вскочил, прошелся туда-сюда по узкой комнате, до слуха Изуку донеслись негромкие хлопки причуды. Он подпрыгнул, когда Каччан сел на прежнее место с громким стуком – лицо решительное и мрачное, руки сжаты в кулаки. Однако вопреки ожиданиям Изуку, голос Кацуки звучал на удивление спокойно. – Деку, я – не гей! – напряженно подчеркнул он, прежде чем продолжить так же твердо и прямо. – Мне нравятся девушки. Я ничего к тебе не чувствую и не люблю тебя таким образом. Между нами не может быть того, на что ты надеешься. Я вообще не планирую никаких отношений пока мы не закончим школу и не начнем подниматься в рангах, – закончил он. Коротко и исчерпывающе. Такие простые слова и так легко сказанные, как будто Изуку не вырезал сейчас каждое из них на своём сердце. И что ему оставалось? Изуку просто кивнул, вновь возвращая взгляд на свою тетрадь. – Я так и думал, Каччан, – произнес он спокойным смиренным тоном, который был полной противоположностью тому, что творилось сейчас у него в душе. – К-какой у тебя ответ в задаче №16? – спросил он затем, неуклюже пытаясь сменить тему. Разумеется, безуспешно. – Что? – ошеломленно отозвался Кацуки, всё еще смотревший на него через стол. Изуку заставил себя встретиться с ним взглядом. – Каччан, я не дурак, – сказал он кротко и добродушно, а потом выдавил из себя кривую улыбку, так, будто происходящее действительно казалось ему хоть капельку забавным. – Я не рассчитывал на другой ответ. Если только… может ты не хочешь меня больше видеть? Ему не удалось скрыть дрожь в голосе, когда он задал последний вопрос, потому что внезапная мысль о том, что Каччан сейчас отвернется от него, действительно напугала его. Он сглупил, когда поверил, будто у него есть шансы, но это ведь не значит, что он заслуживает потерять всё из-за этого, верно? Боги, пусть у него останется хотя бы это. Он и так едва держался, если Каччан сейчас прикажет ему уйти и больше не возвращаться, Изуку мог просто рассыпаться на куски, будто под действием причуды Шигараки. – Не неси ерунды, Деку! – резким, лающим тоном отозвался Каччан, как ему показалось немного нервно. – Ты такой странный. Если тебе нужно время, то, конечно, блять, я пойму. Но я бы не отказался от тебя только из-за… этого. Было что-то… странное в том, как Кацуки произнес последнее слово. Некоторая нотка отвращения или брезгливости, которая заставила Изуку поёжиться, но послал Каччану яркую, как он надеялся, улыбку. …Изуку каким-то чудом смог продержаться до конца их учебной сессии – это потребовало у него практически всех имеющихся у него моральных сил, и к концу занятия Изуку чувствовал себя измученным и выжатым до капли. Разумеется, между ними сразу же возникла неприятная неловкость, когда оба изо всех сил пытались вести себя непринужденно, пытаясь игнорировать слона в комнате – как будто один из них не отверг только что другого. Как будто это была их совершенно обычная сессия. Когда всё закончилось, Изуку непринужденно попрощался и, сопровождаемый подозрительным взглядом ярко-алых глаз, покинул комнату Каччана. Он спокойно поднялся на лифте на свой этаж, вошел к себе в комнату и запер за собой дверь и только после этого сломался, сползая по стене на пол, словно марионетка с обрезанными нитями. Не мог ничего поделать: время, проведенное в комнате наедине со своей безответной любовью, доконало его. Наверное, стоило сразу уйти, но Изуку не хотел, чтобы у Каччана создавалось впечатление, что он страдает – даже если это так и было. Боялся, что это может оттолкнуть его еще сильнее, потому что уже чувствовал, что совершил непоправимую ошибку. Конечно, Изуку соврал ему! Признанием, которое вырвалось у него, не казалось ему совершенно безнадежным! В глубине души он всё равно надеялся, что бы он там ни говорил Хитоши. Слова Шинсо что-то пробудили в нем, подтолкнули к действию и теперь Изуку жалел о том, что послушался. Ведь он был прав с самого начала! Неизвестность была лучше: тогда у него по крайней мере была сладкая, обманчивая надежда – иллюзия, что в один прекрасный день Каччан полюбит его так же, как и он его. Теперь у него были только горькая правда и отвержение. Его чувства никогда не получат ответа. И Изуку не мог поверить, что он когда-нибудь сможет "двигаться дальше". Не был уверен, что вообще хочет этого, даже если это причиняло ему боль – он готов был оставаться рядом с Каччаном в любом качестве, в котором тот позволит, даже если это будет разрывать его на куски. Оставалось только надеяться, что всё останется по-прежнему и Изуку не придется терять, то, что он уже имеет. Ничего больше не было по-прежнему… Изуку стоило догадаться, что всё так и будет. Во-первых, он явно совершил ошибку, когда рассказал о случившемся остальным друзьям, потому что теперь они постоянно смотрели на него с этим жалостливым выражением, будто у него погибла золотая рыбка или будто он сам – щенок, которого хорошенько пнули. Изуку совершенно не ожидал всего этого, когда в ответ на вопрос Очако о том, почему он выглядит таким грустным в последнее время, взял и ответил: – Я признался Каччану. Его друзья повернули к нему головы с разными выражениями на лицах. Очако казалась взволнованной, Шото скорее недоумевающим, Тенья приятно взволнованным. – Ох, Деку-кун, – расстроено прошептала Очако, прижимая ладонь ко рту, очевидно, прочитав ответ, который он получил, по его выражению или тону голоса. – В чем? – с искренним недоумением спросил в свою очередь Тодороки. – Это очень храбро с твоей стороны, Изуку-кун! – бодро объявил Тенья, как будто готовился прочитать очередную лекцию перед классом. – Я хочу заверить тебя, что все в нашей школе отличаются открытостью в вопросе отношений, но если кто-то когда-нибудь… – Тенья, я тебя правда очень люблю, но будь добр, замолчи, пожалуйста, – внезапно прошипела Очако, резко врезаясь локтем ему в бок, выбивая воздух из его легких и эффектно затыкая его, заставляя поперхнуться голосом. Иида осекся, потом повернул голову, глядя на девушку с видимой обидой. Изуку заметил как она слегка расширила глаза, указывая на него и явно пытаясь донести какую-то мысль, но Тенья оставался таким же непонимающим, продолжая рассеянно хлопать глазами. Наблюдать за их безмолвным разговором было тем еще зрелищем, и Изуку невольно развеселился. – Так в чем Изуку признался Бакуго? – спросил всё еще недоумевающий Тодороки с почти детской непосредственностью. О, Изуку любил его так сильно в этот момент. – О мой бог, – застонала Очако, закатывая глаза. – И этот туда же! Деку-кун, – она повернулась к Изуку, – мне так жаль, – её лицо сморщилось в жалостливой гримасе, и Изуку вдруг стало неприятно и впервые за долгое время знакомства, ему захотелось оказаться как можно дальше от своей близкой подруги. – Тебе не стоит, – сказал он просто, потому что так оно и было. – О, – лицо Ииды внезапно озарилось вспышкой понимания, прежде чем он смущенно опустил глаза на пол. – Я прошу прощения за предположения, Изуку-кун. Мне тоже очень жаль, что твоё признание… – Да что за признание, о котором все говорят! – не выдержал Тодороки, привлекая к себе всеобщее внимание, и Изуку вдруг прыснул со смеха. Его плечи мелко затряслись, и он спрятал лицо в ладонях и беззвучно начал смеяться. Всё это было так нелепо, и искренне недоумение на лице Шото стало вишенкой на торте, доводящей абсурдность ситуации до абсолюта. Рядом послышались легкие шаги, по которым он безошибочно узнал Очако, а затем теплая ладонь опустилась ему на спину и принялась мягко и успокаивающе втирать круги в его кожу. – Изуку-кун, я знаю, что тебе больно, но всё… – начала было она, затем вгляделась в него повнимательнее. – Погоди! Ты смеешься? Изуку-кун! – возмутилась девушка. Он наконец-то позволил рукам соскользнуть со своего лица и упасть на пол, и просто тихо продолжал смеяться, глядя перед собой, опустив плечи. Наверное, это было немного странное зрелище, но Изуку смеялся совершенно искренне, хотя его веселье и было разбавлено изрядной долей отчаяния – как будто он не мог больше плакать, и оставалось только смеяться. Вероятно, это чувствовалось со стороны, потому что зачем еще Очако бережно заключила его в объятия, пока её нежные руки заботливо гладили его волосы? – Всё будет хорошо, Изуку-кун, – тихо произнесла девушка. – Тебе не нужно пытаться быть сильным, просто выпусти всё наружу. Я знаю это тяжело. – Но я правда в порядке, – наконец выдавил Изуку упрямым тоном, постепенно успокаиваясь. – Очако, я серьезно! Он мягко отстранил от себя девушку, с удивлением отмечая, что её лицо мокрое от слез. Это заставило его сердце сжаться от чувства вины – он не хотел, чтобы его друзья тоже расстраивались, не хотел перекладывать на них свои чувства: достаточно было и того, что Изуку переживал их сам. Он протянул руку и мягко провел пальцами по её круглым, румяным щекам, стирая мокрые дорожки. – Не волнуйся, Чако, – произнес он со всей доступной ему убедительностью. – Не нужно со мной нянчиться, я буду в порядке! – И мы будем рядом! – уверенно объявила девушка, явно не слушая его, доводя его до грани отчаяния. Потому что нет, он не хотел этого, это не было ему нужно! – Ты можешь положиться на нас! – подтвердил её слова Иида, который похоже успел за это время объяснить Тодороки, что тут вообще происходит. Шото в свою очередь не мигая уставился ему прямо в глаза. – И все мы с большой радостью сможем заставить Бакуго пожалеть, если он только попробует причинить тебе боль. Изуку покачал головой, чувствуя нарастающее раздражение. Он знал, что его друзья имеют в виду только самое лучшее, но ему вовсе не хотелось, чтобы они создавали большой шум вокруг случившегося. Он был в состоянии справиться со всем! И ему меньше всего хотелось, чтобы кто-нибудь обвинял в чем-нибудь Каччана. Он, в конце концов, совершенно не был виноват в том, что ничего не чувствует к Изуку! – Я серьезно, ребята. Тут не о чем волноваться… – попытался он убедить их, но Очако перебила его. – Изуку-кун… тебе не нужно пытаться скрывать свои чувства! Он попытался возразить, но теперь решил высказаться Иида: – Даже если я считаю, что романтическим переживаниям не место во время учебы, даже я понимаю, что разбитое сердце – это не шутки. И мы, как настоящие друзья, всегда будем рядом, чтобы подставить тебе своё дружеское плечо! – объявил он, явно очень гордый собой. Изуку поморщился от того, насколько высокопарно всё это прозвучало, но не стал больше спорить. Ему совершенно не хотелось, чтобы его переживания становились предметом всеобщего беспокойства и он не ожидал, что его друзья окажутся настолько вовлечены в это. С тех самых пор Очако носилась рядом с ним так, будто он был сделан из хрусталя и мог рассыпаться от неловкого касания - она вела себя подчеркнуто внимательно и осторожно, всячески пыталась подбодрить и даже по-своему оградить от окружающих, опасаясь, что Изуку будет некомфортно. Тодороки всё время спрашивал, как Изуку себя чувствует, не нужно ли ему чего-нибудь – деликатность едва ли была его сильной стороной, но Изуку ценил его усилия. Иида и Цую всё время старались чем-нибудь его занять и с большей настойчивостью, чем обычно, пытались провести с ним время. Это было очень мило и вдумчиво с их стороны, и Изуку искренне был им благодарен, но каким-то образом их старания только делали всё хуже, постоянно напоминая о свежей ране и раздражая её. Был ли Изуку убит горем? Да. Настолько, чтобы не суметь с этим справиться? Однозначно, нет. Ему не нужно было, чтобы все вокруг ходили на цыпочках, напоминая лишний раз, что ему "разбили сердце". Ему не нужна была жалость и сочувствие! За свою жизнь он успел пережить не мало отвержений – во всевозможных формах и разного содержания. Отец фактически отказался от него в тот момент, когда ему поставили диагноз беспричудного. Тогда же мать отказалась поверить в него и в будущее, к которому он стремился. Сверстники и друзья отказались от общения с ним, когда стало известно о том, что он отличается от остальных. И Каччан уже однажды отказывался от него тоже. И Изуку, как бы это ни было больно и несправедливо, смог это пережить. Он знал, что рано или поздно переживет и это. И потом, на этот раз Кацуки по крайней мере не собирался выбрасывать Изуку из своей жизни. Как ни посмотри, это должно быть лучше, верно? Верно?! Изуку просто хотел, чтобы его друзья вели себя как обычно. Он начинал сожалеть, что вообще рассказал им обо всем, но теперь, когда это случилось, ему было некого винить в случившемся, кроме себя. Наверное стоило оставить случившееся между ним и Кацуки. Ну, и может быть Шинсо – единственного из всех его близких друзей, кто не относился к нему так, будто он сделан из стекла. Из-за этого и сам Изуку как-то незаметно начинал проводить с ним всё больше и больше времени. Когда он рассказал Хитоши о случившемся, тот только хмыкнул и сказал, что всё это только к лучшему с такой уверенностью, что Изуку и сам вдруг это почувствовал. И это всё, что ему было нужно. Хитоши не говорил об отказе, который он получил, как о какой-то жестокой трагедии или неудаче – он представлял это как преграду, переступив которую Изуку мог бы двигаться дальше: даже когда Изуку и сам не верил, что он сможет это сделать, чужая уверенность согревала его. Хотя всё это "двигаться дальше" звучало отлично только в теории: Каччан никогда на самом деле не был чем-то, через что Изуку мог бы переступить. Тем тяжелее было переживать то, что происходило теперь с их отношениями. За один день между ними словно выросла стена, и Изуку ничего не мог поделать – чувствовал себя так, будто несколькими необдуманными словами сломал то, к чему так долго и упорно шел годами. Всё началось со взглядов. Изуку чувствовал, как Каччан наблюдает за ним, что-то взвешивает, молчаливо и сосредоточенно. Выражение его лица в большинстве случаев было холодным и отстраненным, так что Изуку чувствовал себя букашкой, которую рассматривают под микроскопом. И Изуку догадывался, в чем причина. Кацуки должно быть презирал его теперь. Да, разумеется, Изуку не скрывал свою ориентацию и был одним из нескольких бисексуалов в классе, но одно дело – знать, что кого-то привлекают люди твоего пола и совсем другое, узнать, что ты уже давно являешься объектом чьего-то интереса. Изуку мог представить, как Каччан перебирает и переоценивает их взаимодействие, рассматривая его в новом свете. Возможно, теперь он думал, что Изуку с самого начала пытался сблизиться с ним только из-за того, что имел на него виды. Он должно быть был теперь просто неприятен Каччану. Следом началось избегание. Он почти не говорил теперь с Изуку во время занятий, слабые попытки Изуку завязать разговор встречались короткие, отрывистые, порой откровенно раздраженные ответы, которые неизменно заставляли его отступить и оставить Кацуки в покое. Кроме того Кацуки тут же начал проводить с ним куда меньше времени после уроков, и даже почти ежедневные тренировки вдруг стали откладываться по тем или иным причинам – в основном, потому что Каччан предпочитал компанию более близких, чем Изуку, друзей, вроде Киришимы, Мины, Серо или Каминари. Так например, когда Изуку в очередной раз подскочил к нему после уроков, когда Каччан угрюмо возвращался из школы в общежитие и начал было: "Каччан, насчет тренировки…", – то сразу почувствовал, что что-то не так. Изуку не мог не заметить, как напрягся Кацуки, стоило Изуку приблизиться к нему. Он сделал вид, будто это его совсем не задевает, что Каччан так неприкрыто не хочет находиться с ним рядом. – Черт, Деку… Дерьмовые Волосы попросил меня помочь с… – он явно пытался подобрать слова, но Изуку сразу понял, что ему врут в лицо, несмотря на то, что Каччан не смотрел на него и вообще выглядел искренне виноватым. Он слишком хорошо знал его, чтобы не заметить. Почему он делал это, с болью подумал Изуку? Почему просто не скажет правду? За все годы, что он знал Кацуки, в одном он был совершенно уверен: Каччан всегда был до отвратительного честен и всегда говорил то, что у него было на уме – насколько бы резкой и болезненной ни была правда. Так почему он предпочел соврать сейчас? Насколько ужасна и неприятна реальная причина, если Кацуки решил опуститься до вранья? Не говоря уже о том, что Кацуки похоже даже не мог придумать достаточно удачное оправдание. Изуку не хотел больше заставлять его мучиться без надобности: если Каччан не хочет проводить с ним время, было бы неправильно заставлять его, верно? – О, всё в порядке. Я понимаю, – улыбнулся Изуку натянуто, стараясь изо всех силы выглядеть бодрым. Он не понимал на самом деле. Это было уже третий раз за неделю, и сегодня была только среда. Наверное что-то отразилось на лице Изуку, потому что Кацуки нахмурился. – Блять, слушай, не подумай… – Всё хорошо, Кацуки-кун, – вновь торопливо перебил его Изуку, не замечая, как он обращается к Каччану, и как расширяются в ответ его глаза. – Шинсо-кун всё равно с радостью может тебя заменить, – торопливо выпалил он, не особо заботясь о формулировке и надеясь, что его голос звучит бодро, быстро развернулся и торопливо зашагал прочь. – Деку! – послышалось досадливо ему в спину, но он не стал оборачиваться. – Еще увидимся! – крикнул он, ускоряя шаг. Слезы уже жгли ему глаза и Изуку с досадой смахнул их рукавом униформы. Он варился в котле всевозможных неприятных эмоций, и не знал, что ему с ними делать. Глупая несправедливая обида смешивалась с разочарованием. Кацуки же сам сказал, что не собирается отказываться от Изуку. Но если он так не хочет сейчас его видеть, то почему не скажет об этом прямо?! Рука сама собой потянулась к телефону, на ходу набирая номер Хитоши. – Йоу. Я думал, ты сегодня будешь занят с Бакуго, – протянул тот, отвечая почти сразу. Изуку немного сбился с шага. Он на самом деле не особо задумывался о том, как объяснить свой звонок. – Эм… да, планы вроде как поменялись, – неловко рассмеялся он. – Не хочешь потренироваться? Я бы сейчас с радостью выпустил пар. Если нет, то ничего, я попрошу Очако… – произнес он, с опозданием понимая, что по какой-то причине его первым вариантом была не лучшая подруга, а именно Шинсо. – Мидория, ты лучше, чем кто бы то ни было, должен знать, что ни одна тренировка не будет для меня лишней, – хмыкнул тем временем Хитоши. – Учитывая, сколько мне нужно нагнать. То, что меня перевели в этот класс, не означает, что я могу позволить себе расслабиться. В конце концов, моя неудача может отразиться на сенсее. Это ведь он замолвил за меня слово. – Да, верно, – отрывисто произнес Изуку, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и спокойно. – Ты прав. Тогда… где обычно? – Ага. Только не усердствуй со мной сегодня слишком, хорошо? Завтра практика как-никак. Я хочу иметь возможность выложиться на занятиях, да и тебе бы стоило. – Я постараюсь! – улыбнулся Изуку, уже более искренне. После разговора его настроение немного улучшилось, хотя на душе всё еще было довольно паршиво. Он угрюмо, глядя себе под ноги, брел в сторону тренажерного зала, где они с Хитоши традиционно занимались, когда его лицо вдруг врезалось в чью-то грудь и кто-то поймал его в объятия. – Боже, Мидория, ты теперь тоже начал засыпать на ходу? – послышался спокойный голос, и подняв голову Изуку встретился с глазами цвета индиго. Хитоши всё еще держал его за плечи, по губам гуляла ухмылка. – Я… – Изуку сглотнул. – Просто задумался. Он аккуратно высвободился из рук долговязого парня, и Шинсо с явной неохотой позволил ему ускользнуть. Хитоши уже был одет в спортивную форму, и хотя его волосы как обычно выглядели в беспорядке, а под глазами виднелись уже привычные мешки, было заметно, что он искренне рад видеть Изуку. В этом был такой яркий контраст с реакцией, которую Изуку получил от Каччана, отчего недавний разговор с Кацуки стал ощущаться еще более горько. Наверное его мысли отразились на лице Изуку, потому что он чувствовал на себе внимательный взгляд Хитоши, пока тот наконец не нахмурился. Теплая ладонь коснулась подбородка Изуку, заставляя его слегка запрокинуть голову. – Ты вообще спал вчера? – спросил Шинсо серьезным тоном. – Кто бы говорил, – проворчал Изуку, не желая продолжать разговор на эту тему – он, возможно, действительно провел несколько бессонных ночей за последние дни, но это не значило, что ему хотелось, чтобы его призывали к ответу за это. – Господин "Мне не нужен школьный портфель, потому что я могу носить учебники в своих мешках под глазами", – добавил он с маленькой улыбкой. Хитоши слегка приподнял удивленно брови, и Изуку смутился. Он обычно старался не слишком огрызаться и их общение с Хитоши еще не приняло окончательную форму, как это было с остальными его друзьями, когда Изуку в точности мог сказать, что можно, а чего нельзя говорить тому или иному человеку. – Вы только гляньте, кто у нас тут нахватался от меня же сарказма! – протянул Хитоши – его глаза поблескивали и в них отражалась такая неприкрытая симпатия, и Изуку невольно выдохнул. – Только для меня бессонница – почти товарный знак, а для тебя – тревожный признак. Всё… всё ведь в порядке, верно? Ты выглядишь сегодня особенно нервным и дерганным. Изуку вздохнул. Он надеялся, что по крайней мере Хитоши не будет вытягивать у него подробности. – Со мной всё хорошо, – сказал он довольно сухо, но по взгляду Шинсо видел, что ему не особо верят, и ему это не понравилось. – Ясно… – протянул он, а потом добавил после небольшой паузы. – Знаешь что? Я отменяю тренировку. – Что? Но почему?! – возмутился от неожиданности Изуку. – Эй, – Шинсо мягко толкнул его плечом. – Я не сказал, что мы закончили, просто на сегодня берем перерыв. Я собираюсь кое с кем тебя познакомить. Только тише – нам нужно будет выскользнуть на территорию, где нас не должно быть, мы не должны попасться на глаза Айзаве. Шинсо оглянулся по сторонам, а потом махнул рукой, приглашая Изуку идти следом. – Мы делаем что-то противозаконное? – спросил он, стараясь не звучать слишком нервно. – Ну, в глазах сенсея – точно да, – хмыкнул Хитоши. – Но он сам виноват, что показал мне, когда я следил за ним, хотя я почти уверен, что он сделал это специально. Однако он никогда в этом не признается и если нас поймают, то накажут по всей строгости. – Шинсо… Зачем ты следил за сенсеем? – спросил Изуку с подозрением. Хитоши повернул к нему голову и улыбнулся ему одними губами. Выглядело это чертовски жутко. – Шинсо! – начал нервничать Изуку. – Скажи мне, зачем ты следил за сенсеем? – уже более напряженно спросил Изуку. Хитоши только рассмеялся, явно потешаясь над реакцией Изуку. – Да ладно, расслабься. Всё, что нам нужно сделать – это просто не попадаться! – сказал он, так и не ответив на вопрос. – Ну? Идем? – Хитоши легко взобрался на невысокое ограждение и слегка свесился, подавая Изуку руку. Изуку бросил на него подозрительный взгляд, затем посмотрел на открытую ладонь. Разумеется, их могли поймать. И разумеется, он должен был быть ответственным и уделять свободное время учебе и тренировкам… Но на улице ярко светило солнце, вокруг раздавалось веселое пение птиц, а на душе у него был полный раздрай. Изуку вложил ладонь в руку другого и тот увлек его за собой, помогая перебраться и повел вперед – куда-то в сторону от основного общежития и тренажерных залов. Они украдкой, прячась за стенами и широкими кустами прокрались к дальнему концу академии, туда, где, насколько было известно Изуку, находились личные общежития учителей. – Мы далеко идем? – Почти пришли. Где-то здесь… минуту… Они приблизились к большому раскидистому дереву, когда Хитоши начал оглядываться по сторонам и что-то искать. Изуку встал под его ветвями, с любопытством наблюдая за его действиями и слишком поздно услышал шуршание над головой. Что-то большое и пушистое громко шлепнулось ему на макушку и Изуку громко зашипел, когда пара десятков острых шипов вцепились в его голову с разных сторон. – О, ты нашел его первым! – невозмутимо хмыкнул Хитоши, и раньше, чем Изуку успел что-то сделать, небольшую тяжесть отцепили с его головы. Изуку моргнул и уставился на котенка, которого Шинсо держал одной рукой и мягко гладил другой. – Знакомься, это Мистер Флафлс, – хмыкнул подросток. Изуку посмотрел в его смеющиеся глаза, затем вновь на котенка. – Он зеленый. – Ага, верно подмечено. – Котенок зеленый, – повторил Изуку. – Ты очень наблюдателен. – Почему он зеленый?! Хитоши послал ему внимательный взгляд и Изуку смутился. Он застенчиво почесал голову, взъерошив свои беспорядочные – зеленые – кудри. – Верно… я просто… это ведь естественный цвет, не краска? – О… – на лице Хитоши отразилось понимание, что является причиной беспокойства Изуку. – Нет, всё в порядке, его никто не мучил и он совершенно здоров. Айзава-сенсей не допустил бы другого. Это естественный цвет, просто какая-то мутация. Остальные котята из помета были нормального цвета, как и мама-кошка. Сенсей раздал их всех, а этого оставил. Мол, решил, что никто не захочет его брать. На самом деле, я думаю, этот просто был его любимым, – он бросил лукавый взгляд на Изуку. – У меня даже есть несколько теорий почему. Изуку нахмурился, не отрывая взгляда от крошечного создания, продолжая поглаживать котенка, который искренне наслаждался двойным вниманием, негромко мурлыкал, выпуская когти и неглубоко впиваясь ими в руку Шинсо. – Что за теории? – Не скажу. Но я почти уверен, что слышал, как он называет его Проблемным Котенком. Изуку вздрогнул и поднял недоверчивый взгляд на Хитоши, чувствуя, как пылают его щеки. – Теперь ты просто смеешься надо мной. – Кто знает, – усмехнулся ему Хитоши. В конце концов, они устроились тут же, в укромном уголке за деревом, скрытом высокими кустами и какое-то время готовили заданные уроки. Хитоши непринужденно устроил голову на коленях Изуку, так будто это было совершенно обычным действием, и прикрыл глаза, почти мгновенно проваливаясь в сон. Маленький котенок мурлыкая вскарабкался ему на живот и устроился клубочком. Спустя какое-то время Изуку и сам начал клевать носом и аккуратно, стараясь не разбудить свою компанию, откинулся назад и прикрыл глаза, всего на секунду, как ему показалось. Когда он очнулся от негромкого щелчка, то небо уже было окрашено в мягкие красные тона заката. Изуку с удивлением уставился на Сущего Мика, который улыбнулся ему, прежде чем убрать телефон. Изуку виновато замер, но учитель только махнул рукой. – Вам пора возвращаться, слушатели. Не волнуйтесь, я ничего не скажу Шоте, – подмигнул он, слегка маша руками, словно отгоняя назойливых насекомых. Изуку быстро растолкал Хитоши, и пока тот сонно моргал и протирал глаза, торопливо утащил его в сторону общежитий. – Хей… Изуку, – позвал его Хитоши, пока они шли по узким аллеям школы обратно к себе. – На счет совместной подготовки к экзамену? Как насчет того, чтобы договориться на завтра? Раз Бакуго всё время занят… Я знаю, что я не лучшая замена злобному гремлину… Он немного застенчиво потер заднюю сторону шеи, ожидая ответа. – Мне бы это понравилось. Мы можем позвать остальных ребят, – грустно улыбнулся Изуку самому себе. – Что до Кацуки… думаю, что он сейчас вообще не хочет меня видеть. И потом… ты не замена, Шинсо. Не говори так. Есть вещи, которые можешь делать ты – и ты должен ценить это. Твоя причуда потрясающая, и мы, к примеру, могли бы как-нибудь протестировать несколько теорий касательно выработки устойчивости к ментальным командам во время тренировки – я никогда не смог бы сделать этого с Каччаном. – Вау, – протянул Шинсо, глядя в сторону, – я почти чувствую себя польщенным. Изуку показалось, что он звучит немного расстроенно, будто рассчитывал на какой-то другой ответ, но Изуку затруднялся сказать, какой именно. Шинсо на ходу перекинул руку через плечо Изуку, слегка приобнимая его за шею и опираясь немного на него своим весом – в последние дни он делал это довольно часто, но Изуку не чувствовал особого дискомфорта по этому поводу. По дороге обратно мысли Изуку вновь и вновь возвращались к Каччану. Он подумал о том, что возможно самому Кацуки всё-таки требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Он попробует дать Каччану необходимое ему пространство, а потом попробует поговорить и понять, что между ними происходит и где они теперь находятся. В конце концов, хуже ведь от этого не станет, верно?