Не совсем идеальное

В воскресенье Кацуки едва успел вернуться и добраться до своей комнаты, когда дверь с грохотом распахнулась и внутрь ворвались Мина с Каминари и Серо на буксире. – Выметайтесь, – проворчал Кацуки без особого укуса, бросая спортивную сумку на кровать. У него не было настроения даже на то, чтобы по-настоящему злиться, и эти болваны прекрасно это знали. Мина, не моргнув глазом, устроилась на его кровати, сдвинув сумку в сторону, остальные двое заняли место на полу. Кацуки мысленно простонал. Позволить этим людям стать его друзьями было худшей ошибкой в его жизни. – Мы сегодня собираемся праздновать! – радостно объявила ему Мина. – Праздновать что? – Успешную сдачу экзаменов! – ответил вместо неё довольный донельзя Каминари. – За исключением того, что ты их провалил, дубина, – отозвался Кацуки, несильно пиная его колено, чтобы убрать болвана с пути, пока он раскладывает привезенную с собой одежду и вещи. – Ты еще не услышал лучшей части, – с легким сарказмом предупредил его Серо, и Кацуки тут же напрягся. Чтобы ни было на уме у Мины, ничем хорошим это не грозит. – Пинки, если это очередной из твоих гениальных планов, лучше выметайся отсюда сразу! – Бу, не будь таким злюкой, Бласти! – обиделась девушка. – Тем более что мне больше некого просить. Все знают, что у Серо уже есть девушка, а Каминари успел как-то признаться Эйдзи, что есть человек, на которого он запал! – закончила она с явным упреком. – Виноват! – откликнулся жизнерадостно Денки. – Мне уже не нравится то, как это звучит. Не продолжай, – отозвался Кацуки, занимаясь своим делом. – Тебе-то всего-навсего нужно будет поцеловать меня в гостиной на виду у всех. Кацуки показалось, что он ослышался. Он с грохотом выронил небольшой ящичек с инструментами, который прикупил, чтобы самостоятельно поковыряться немного в своём оборудовании, – аккурат на ногу сидящего тут же Каминари, который громко взывал от боли. – Ты с ума сошла?! Какого хрена?! Фу! Свали отсюда, сумасшедшая! – Каччан, за что?! – сдавленно заскулил снизу Каминари, баюкая свою ногу, и Серо сочувственно похлопал его по голове. Кацуки поморщился, потянулся к стоящей на полу у изголовья кровати аптечке, схватил упаковку одноразового холодного компресса, резко сдавил упаковку, приводя его в действие, и бросил в лицо Пикачу, который с благодарностью тут прижал его к ноге. – Не по-настоящему, – торопливо уточнила девушка, когда Кацуки вновь посмотрел на неё, не обращая внимания на Денки, который картинно ворковал над своей "раненной" ногой, теперь уже из чистой любви к актерству, и поднимая руки перед собой, будто защищаясь. – Мне плевать! Нет! – Кацуки вырвал ящик, который протянул ему с пола Ханта, бросил его на кровать и, раздраженный, выскочил из комнаты, подальше от этих безумцев. Разумеется Мина просто обязана была придумать нечто подобное и, разумеется, одного "нет" ей было недостаточно. Разумеется! Девушка просто вбила себе в голову, что вызвать ревность будет отличным способом подтолкнуть Киришиму в нужном направлении. "Да и потом поцелуй должен быть только притворным, так что по сути никто не должен был пострадать" – по крайней мере в этом она пыталась убедить его. Кацуки отказывался категорически – об этом не должно было быть и речи. От её дурного "плана" за версту несло проблемами и последствиями, так он ей и сказал. Мина в ответ парировала, что он дурак и "ничего не понимает в любви". В ход пошли уговоры, торги и мольбы, но Кацуки был непреклонен. Ровно до тех пор, пока проходя мимо общей комнаты, он не заметил сидящих на диванчике в гостиной Изуку и Шинсо. Вернее, сидел только Изуку, а Шинсо лежал, растянувшись во весь рост и занимая всё свободное пространство, небрежно положив голову на колени Деку. Кацуки остановился, глядя на них со стороны. Ему не нравилось уютное тепло, которым эти двое были окутаны. Внезапно ему до смерти захотелось, чтобы задрот поднял голову и посмотрел на него. Желание мгновенно превратилось в необходимость, такую же острую, как глоток воздуха. Словно он возьмет и задохнется прямо тут, если Изуку не посмотрит на него. Кацуки был готов даже позвать его, если понадобится. Пускай просто посмотрит, черт возьми! Какого черта он вообще уделяет всё своё внимание этому пурпурному зомби, когда он, Кацуки, стоит тут, рядом?! Двое на диване обменялись парой фраз, а потом, словно в замедленной съемке, Кацуки смотрел на то, как ладонь Изуку легла на голову Шинсо, чтобы ласково потрепать его волосы… Кулак сам собой врезался в стену, разбивая костяшки в кровь. Бакуго развернулся к лестнице и отправился искать Мину. Может Кацуки и в самом деле ничего не понимает, но он чертовски уверен, что ему необходимо, чтобы Деку снова видел его. Если ревность заставит Изуку посмотреть в его сторону, то он, блять, это сделает. Он должен знать, что он всё еще не безразличен Изуку. Будь что будет.

***

Он слегка дернул носом, опасаясь, что может чихнуть, когда его обоняние слегка защекотал резкий запах кокосового масла, которым пахла Мина. Кацуки заметил, что уголки губ девушки слегка подергиваются, как будто она едва сдерживается, чтобы не громко не захихикать, когда его лицо замерло над ней в нескольких сантиметрах – происходящее явно казалось ей невероятно забавной проделкой. Место и угол, под которым он наклонился к ней, были выбраны идеально – со стороны возникала полная иллюзия, что поцелуй был самым что ни на есть настоящим. Выждав необходимое количество секунд, чтобы у зрителей сложилось нужное впечатление, Кацуки наконец оторвался от "поцелуя" и выпрямился. Первым, что он увидел, вопреки его ожиданиям, оказался не Изуку, а Киришима. Эйдзиро смотрел на него такими глазами, которые Бакуго еще никогда не видел у друга – в глубине красных, таких похожих на его собственные, глаз плескалось предательство, обида и боль. Это внезапно показалось ему таким знакомым, что Кацуки вздрогнул. Нет, разумеется, Киришима никогда раньше не смотрел на него таким образом, но Кацуки хорошо знал этот взгляд – он так часто появлялся в других, зеленых глазах, посаженных на хорошо знакомое ему веснушчатое лицо, обрамленное мягкими изумрудными кудрями. Взгляд, который он поклялся себе больше никогда не возвращать на лицо задрота или кого бы то ни было еще. Это длилось всего несколько секунд, прежде чем Киришима взял себя в руки. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы овладеть выражением своего лица, прежде чем его губы растянулись в хорошо знакомой Кацуки веселой улыбке. Киришима поднял оба кулака, показывая ему большие пальцы, отчаянно пытаясь изобразить радость, но было слишком поздно – Кацуки уже увидел всё, что ему нужно было: ущерб уже был нанесен, и Эйдзиро теперь просто пытался скрыть это за фасадом веселья и беззаботности. Кацуки стало тошно. Вместе с тем его мысли лихорадочно метнулись к человеку, о котором ему так сильно напомнил Киришима. Кацуки вспомнил, почему он вообще согласился на эту авантюру, но внезапно ему стало страшно узнать, к каким результатам она могла привести. До этого он отчаянно хотел вернуть себе взгляд Изуку, заставить его вновь взглянуть в его сторону, пусть даже таким грязным способом, но теперь он вдруг понял, что надеется, что Изуку каким-то чудом вообще не видел случившееся. Кацуки повернул голову в направлении дивана, на котором Изуку сидел в окружении своих друзей, и с удивлением осознал, что Деку там больше нет. Понадобилось всего мгновение, чтобы понять, что Хитоши Шинсо тоже исчез, и это по какой-то причине заставило его встревожиться еще сильнее. На прежнем месте сидели только Урарака и Тодороки, и которые словно вообще не испытывали никакого интереса к происходящему – первая что-то резко выговаривала второму, который сидел с понурым задумчивым видом. Очако словно почувствовала, что Кацуки смотрит в их сторону и на секунду отвлеклась от разговора, только затем чтобы послать Кацуки презрительный, почти ненавидящий взгляд, который смотрелся особенно странно, когда исходил от кого-то светлого и приветливого, вроде неё. Кацуки не был человеком, который особенно сильно прислушивается к чужим чувствам или ощущениям, но даже он заметил, как быстро изменилась атмосфера в комнате. Неловкость повисла в воздухе, ребята один за другим сбивались в небольшие кучки, расходились по гостиной или вовсе уходили в свои комнаты – вокруг их компании друзей постепенно образовывалось отчетливое кольцо отчуждения. Но и внутри их круга тоже не всё было в порядке. Каминари и Серо отчаянно пытались поддержать веселое настроение. Киришима был похож на побитого щенка – смотреть на его попытки выглядеть веселым было просто жалко. Кацуки угрюмо вжался в диван, в то время как Мина, впервые за время, что Кацуки успел её узнать, не казалась тем клубком энергии, которой он её знал. Девушка с неловким видом сидела на прежнем месте, время от времени присоединяясь к общему разговору, всё время пытаясь осторожно заглянуть в глаза Киришиме, который вообще тщательно избегал смотреть в её или Кацуки сторону. Наконец в какой-то момент, когда выдержка Эйдзиро, похоже, подошла к концу, он вскочил на ноги. – Ну, это было здорово! – с притворным энтузиазмом воскликнул он. – Только я наверное пойду к себе, – он послал им широкую улыбку, которая стекла за секунду до того, как он успел отвернуться и почти бегом покинуть комнату. Сразу после его ухода между четырьмя оставшимися повисла тишина. – Ничего если я скажу это? Все согласны, что мы облажались, верно? – произнес Каминари упавшим голосом, ни к кому конкретно не обращаясь. Кацуки поднял на него мрачный взгляд, хотя мысли его были сейчас совсем в другом месте. – И под "мы" имеетесь в виду вы двое! – присоединился к нему Серо, непривычно серьезный. – Так что я бы хотел уточнить, собирается кто-нибудь прямо сейчас пойти за ним? Потому что я точно собираюсь навестить его позже, но вам двоим лучше сделать это как можно быстрее, пока не стало хуже. Я не хочу, чтобы мой друг всю ночь мучился из-за того, что даже не было настоящим. Кацуки покосился на Мину. Она послала ему умоляющий взгляд. – Почему ты смотришь на меня, Пинки? Это была твоя идея. Ничего бы из этого не случилось, если бы ты просто объяснилась с ним, – мрачно произнес Кацуки, прежде чем успел прикусить язык. О чем он вообще? Имел ли он право говорить что-то подобное. Кое-кто уже объяснился с ним совсем недавно и поглядите, какой катастрофой всё закончилось – он не мог винить Мину за её сомнения. Не говоря уже о том, что он добровольно согласился на этот план, потому что поверил, что это заставит Изуку вновь посмотреть в его сторону. Хуже всего, вместо того чтобы набраться мужества и поговорить с Изуку прямо, он и сам решил последовать чужой глупой идее и теперь понятия не имел, что сейчас происходит с задротом и как он вообще теперь относится к Кацуки. Может после случившегося он и вовсе не захочет его видеть? У Кацуки засосало под ложечкой. Как он умудрился втянуть себя в такой беспорядок всего за один вечер? – Я… я не могу смотреть ему в глаза, – произнесла Мина очень тихо. В её глазах стояли слезы, и сердце Кацуки заныло. Он в точности знал, что она имеет в виду – именно поэтому сидел здесь, а не отправился тут же искать Изуку. Черт, когда он успел настолько прикипеть к этим людям. Когда он вообще осознал, что у него есть сердце и оно может болеть? Должно быть, это тоже отчасти была вина чертового задрота. – Кац… пожалуйста. Поговори с ним первым. Я по крайней мере должна знать, что он меня не ненавидит. – Это Киришима, ради всего святого! – проворчал Кацуки. – Я вообще не уверен, способен ли он на ненависть. – Пожалуйста! – в голосе Мины отчетливо сквозило отчаяние. Кацуки поморщился. Затем резко поднялся, не глядя ни на кого, и затопал в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. Наверное, мог бы воспользоваться и лифтом, но небольшое усилие, которое требовалось для подъема по ступеням, казалось пусть и слабым, но отвлечением. Добравшись до нужной двери, Кацуки не позволил себе думать ни о чем и громко ударил по дереву с куда большей силой, чем собирался. Никто не ответил на его стук, и Кацуки вновь грохнул кулаком по двери. – Дерьмовы… – он осекся, решив, что сейчас может позволить себе отказаться от прозвища. – Киришима. Эйджи, открой дверь или я её выломаю! – рявкнул он, подпустив в голос немного раздражения. Его кулак застыл над пустым пространством, когда дверь наконец-то неохотно открылась. – Баку-бро, – Киришима остановился в дверном проёме темной комнаты, явно не собираясь приглашать его внутрь. – Может это подождать до завтра? – незнакомым сдавленным голосом спросил он. – Я немного устал, если честно. – Мне всего-то нужно объяснить тебе кое-что. На два слова. Впусти меня, – он попытался обойти Киришиму, но тот перегородил ему дорогу. – Тебе не нужно ничего объяснять, Баку…го. Я всё понимаю. Я уже и так догадывался, что тебе кто-то нравится, я просто… ошибся человеком. Это заставило Кацуки насторожиться. – Погоди-погоди, ты о чем вообще?! – В конце концов, – продолжил Киришима, грустно вздохнув, и явно его не слушая, – должна быть причина, по которой ты отверг Мидо. Мне стоило догадаться. Кацуки напряженно соображал. Он никому не рассказывал о признании, как черт возьми… – Ч-что? Откуда ты знаешь, что я?.. Киришима виновато посмотрел в сторону. – Очако и Тсую и сами не замечают иногда, как громко они разговаривают. Я просто… вроде как случайно услышал… ну, обо всём. Я думал, моему бро нужно привести мысли в порядок, поэтому ты и избегаешь Мидо. Думал, тебе может понадобиться поддержка. Знаешь, если ты захочешь поговорить об этом? – он пожал плечами. – Ты выглядел так, будто переживаешь и со слишком большой охотой возился с нами перед экзаменом на этот раз – даже просить почти не приходилось. – Я, блять, никого не избегал! – сразу перешел в защиту Кацуки. – Этот говнюк сам шарахается от меня, будто я прокаженный! Киришима взглянул на него с кислым видом. – Может так оно и было. Но по тому как ты себя вел… что ж, я не сомневаюсь, что он думает, что ты вообще не желаешь его видеть, – он пожал плечами. Кацуки нахмурился. Это… это не может быть правдой, верно? Изуку его знает, с чего ему думать таким образом? Это ведь именно Деку избегал его всё это время с этим тупым фиолетовым ублюдком, не наоборот! Это ведь было очевидно! Но Бакуго уже не был так в этом уверен. Кацуки покачал головой, пытаясь вернуться к тому, зачем он вообще пришел сюда. Одно дело за раз. – Послушай, это сейчас не важно. Я и Мина… – Почти взрослые люди! Можете делать что хотите, – быстро перебил его Киришима, принимая упрямый вид. – Это вообще не моё дело. Я с радостью поддержу вас, вы мои самые дорогие друзья! – произнес он скороговоркой, так будто это была заученная фраза. – Да послушай же ты… – Я не могу сделать это сегодня! – почти выкрикнул Киришима, вновь перебивая его – и Кацуки опешил: он еще никогда не видел Киришиму в таком состоянии и вообще не слышал, чтобы он когда-нибудь так поднимал голос. – Я поддержу вас, я буду радоваться за вас, я всё это сделаю, Бакуго! Только завтра! Дай мне… побыть одному хотя бы сегодня. Пожалуйста! Я… – Эйдзиро сглотнул. – Я буду в порядке завтра. Сегодня я не хочу тебя видеть. Я вообще никого не хочу видеть! Кацуки отступил. Киришима выглядел грустным, казалось он уже жалеет о своей вспышке. Он бросил последний извиняющийся взгляд на Кацуки и казалось, что он хочет добавить что-то еще, но затем он просто тихо закрыл дверь. Кацуки остался стоять снаружи, чувствуя, как сердце гулко бьётся в его груди. Что… что только что произошло? Это… действительно был Киришима только что?! Не какой-то его незнакомый двойник? Кацуки сглотнул. Тоска и одиночество вдруг навалились с новой силой. В памяти вспыхнули воспоминания о собственном похищении, провале на лицензионном экзамене и медленно нарастающем напряжении, которое копилось в нем неделями, до тех пор пока он не вынудил задрота выйти на разговор, только затем чтобы выплеснуть всё в драке и в грубых, отчаянных словах, будто вскрывая нарыв и позволяя всему скопившемуся гною вырваться наружу. Никогда прежде и никогда позже он не испытывал такого же сильного, почти катарсистического чувства освобождения как в тот день, и где-то в глубине души знал, что не смог бы провернуть ничего подобного ни с кем, кроме Изуку, – потому что никому не доверял настолько, чтобы открыться в той же мере. В конце концов, по сей день Изуку, вероятно, был единственным из всех людей, который видел его в самые худшие для Кацуки моменты, и это не только не изменило его мнения – задрот по-прежнему продолжал видеть в нем свой символ победы, по крайней мере если верить его собственным словам. Но Киришима был вторым, после Деку, кто смог подобраться к нему почти настолько же близко. Как бы Кацуки ни рычал и ворчал, вставая в позу и изображая, будто чужая компания для него утомительна, он ценил этого рыжеволосого вечно позитивного идиота, который знал когда нужно надавить, а когда оставить в покое, предлагая дружеское плечо ненавязчиво и почти незаметно. А теперь он чувствовал себя так, будто разом потерял обоих. Его мысли вновь обратились к Изуку. Он так и не поговорил с ним после случившегося, до сих пор не видел его реакции. И сейчас ему хотелось пойти к нему как никогда прежде. Он почти чувствовал, что может случиться что-то плохое, если он этого не сделает. Кацуки сам не знал, что он будет там делать, но потребность увидеть сейчас задрота была почти невыносимой. …Он заставил себя вернуться к себе в комнату. Кацуки был слишком взвинчен сейчас и боялся того, что может натворить в таком состоянии. Чтобы не происходило, это может подождать до завтра.