Не совсем идеальное

      ...Кацуки уже далеко не был так уверен, что он может с этим справиться. Он, разумеется, не предполагал, что их с Изуку погружение в прошлое окажется прогулкой налегке, но и не думал, что оно будет временами действовать на него особенно сильно.       Потому что чувство вины, которое он испытывал в связи со своими действиями в средней школе раньше, теперь казалось сущей безделицей на фоне того, во что он время от времени погружался во время рассказов Изуку. Вещи, которые раньше казались ему незначительными, детали, о которых он легко мог забыть, потому что они не затрагивали его так сильно, а порой и вовсе не обращали на себя внимание, увиденные через восприятие Изуку, внезапно оборачивались чем-то кошмарным и душераздирающим.       И хуже всего было то, что скрывать всё это от Изуку становилось сложнее с каждым разом, особенно по мере того, как эти разговоры о прошлом начинали всё чаще затрагивать непосредственно те поступки, которые совершал сам Кацуки. Изуку явно чувствовал его дискомфорт, и даже пытался прекратить подобные беседы, но тут уже уперся сам Бакуго.       Будь он проклят, если позволит собственным слабостям повлиять на его прогресс с Изуку. Кацуки не хотел признавать этого, но знал, что какая-то его часть обожала то, что его парень готов настолько открыться ему, показать себя уязвимым, даже несмотря на их неприглядное прошлое.       Было просто что-то особенное в том, насколько Изуку доверял ему. Кацуки не хотел лишаться этого.       В какой-то степени это помогало и ему самому, и их отношениям в целом. Изуку никогда особо не заставлял его говорить что-либо, не требовал ответов или объяснений, но порой он просто не мог оставаться молчаливым слушателем, особенно когда Деку заводил свою старую шарманку с попытками принизить себя или отыскать в себе новые недостатки. Это, вероятно, был какой-то привычный паттерн, но Кацуки не собирался позволять ему соскальзывать в это. Хотел Изуку того или нет, но Бакуго был твердо намерен показать ему того Изуку, каким видит и знает его сам Кацуки.       Если бы только это не было порой так болезненно и тяжело и не заставляло собственные мысли закручиваться в спираль самоуничижения и сомнений на тему того, достоин ли сам Кацуки такого Изуку. – Тебе… да вам обоим на самом деле стоит отвлечься, бро, – заявил ему Киришима по-прежнему самоотверженно играл для него роль некого поверенного. – Попробуйте притвориться нормальной парой… – Эй, – возмутился Кацуки. – Мы вполне нормальная пара!       Киришима, этот идиот, только рассмеялся, словно Кацуки рассказал ему хорошую шутку. – …нормальной парой, – продолжил он, немного отсмеявшись, – и сходить на свидание. – У нас было полно свиданий, – неуверенно ответил Кацуки, пытаясь безуспешно вспомнить хотя бы одно из них, постепенно осознавая, что Дерьмовые Волосы прав.       С тех пор как они начали встречаться, ни ему, ни Изуку действительно даже в голову не пришло сходить на свидание. В основном, график их учебы и тренировок и без того оставлял слишком мало свободного времени, и оба они предпочитали совмещать приятное с полезным, просто проводя доступное время друг с другом.       И судя по понимающему взгляду Эйджиро, он тоже думал о чем-то подобном. – Нет, бро, вы просто прилипли друг к другу, как две палочки мороженого, – пояснил он. – Я имел в виду… сменить обстановку, провести время в другом, особенном месте, подальше от школы, отдохнуть от всего, понимаешь? Этот семестр как раз заканчивается, и если нас не отправят сразу в летний лагерь, как в прошлом году, вы вполне сможете найти время погулять где-нибудь вместе.       Кацуки тогда только кивнул, принимая слова друга к сведению, и успешно забыл о них, потому что первый семестр действительно подходил к концу, а это означало экзамены и очередной годовой тест, так что основным видами совместного досуга для него и Изуку на какой-то период стали недолгие встречи перед сном и периодические ночевки в его или Изуку комнате.       Однако незадолго до того, как семестр подошел к концу, Кацуки получил возможность организовать нечто даже более удачное, чем несколько совместных свиданий тут и там. – Ты хочешь, чтобы я пожил несколько дней в доме твоих родителей? – удивился Изуку. – Каччан, ты с ума сошел?!       Кацуки нахмурился. Ладно, это, вероятно, была не совсем та реакция, которую он ожидал и это было немного обидно. – Я думал, тебе понравится. Только я и ты… – И твои мама и папа, – добавил Изуку кисло. – Ха, а вот и нет! Надо было дослушать, прежде чем спорить со своим парнем! – хмыкнул Кацуки, внутренне наслаждаясь возможностью лишний раз назвать себя таковым. – Старая карга собирается как раз в эти дни укатить в командировку, да и отца прихватит с собой. Предполагается, что я присмотрю за домом. Целый дом в нашем распоряжении, никаких учителей и… – Кацуки замялся, отводя взгляд. – И никаких дерьмовых одноклассников, которые отвлекают или жалуются на шум по малейшему поводу. – Каччан! – возмутился Изуку, тоже краснея, явно понимая намек.       Однако вопреки улыбке, он не выглядел до конца убежденным. – Я не уверен, что это хорошая идея. Зная как твоя мать может отнестись… к нам. Ты ведь… пока не готов ей рассказать, верно? Она бы наверняка была против… – добавил он тихо.       Кацуки вздохнул, чувствуя себя не в своей тарелке. Он не был уверен, показалось ему или в голосе Изуку действительно прозвучала надежда. Кацуки догадывался, что Изуку хотел бы услышать на самом деле: признания, заверения в том, он готов на конфронтацию с матерью или слова о том, что какой бы ни была реакция его старой карги, это ничего не изменит между ним и Изуку.       И он ненавидел себя за то, что не мог дать этого Изуку, потому что при мысли о том, что ему придется раскрыться перед матерью, в горле вдруг вставал тяжелый ком. Он не собирался терять или расставаться с Изуку, но что-то до сих пор мешало ему говорить о том, что он чувствует, и уж тем более он не мог заставить себя сделать это сейчас: то, как Изуку задал вопрос, казалось, просто вынуждало его ответить определенным образом и это просто… казалось неправильным. – Я… их не будет почти неделю, Изуку, – сказал он вместо этого. – А если они вернутся раньше, то мы просто… будем вести себя как друзья. Поедем? – спросил он в конце концов, с нехарактерными для себя жалобными, почти извиняющимися нотками.       Изуку бросил на него быстрый, явно разочарованный взгляд. – Конечно, Каччан, – сказал он тихо после небольшой паузы, прежде чем извиниться и выйти из его комнаты.       Кацуки почти заставил себя остаться на месте, угрюмо глядя перед собой. Изуку определенно не выглядел радостным или взволнованным, а он сам чувствовал себя последним дерьмом. И даже несмотря на это он не мог избавиться от нарастающего раздражения.       Ему казалось, что за последнее время они с Изуку достигли какого-то прогресса, но вот где они опять: Деку вновь предпочитает держать мысли при себе и просто уходит, вместо того чтобы вступить в конфронтацию, а сам Кацуки…       Почему черт возьми он не мог просто открыто признаться, даже если знал, что Изуку ждет от него нескольких простых слов?

***

      К его облегчению, Изуку не дулся на него на следующий день, и вел себя так, словно ничего особенного не случилось, однако разговоры о грядущей неделе вместе сводились к минимуму, словно любое напоминание об их последнем разговоре грозило вытащить наружу слова, который каждый предпочел оставить невысказанными.       Они успешно закончили остаток семестра, и в первый же день каникул Кацуки покинул общежитие с Изуку. Бакуго не стал уточнять, что именно Изуку в итоге сказал матери, хотя тот упомянул, что собирается заехать домой, чтобы навестить её и забрать какие-то вещи.       Привычная дорога до дома казалась в этот день дольше обычного: может дело было в жаркой погоде: и он, и Изуку были одеты в легкие футболки и шорты, но всё равно обливались потом. А может причина была в том, они почти не разговаривали друг с другом на протяжении всего пути. Кацуки даже казалось, будто Деку держит небольшую дистанцию, и у него то и дело возникало невольное желание взять его за руку, прикоснуться, прислониться плечом в салоне поезда, и он чувствовал себя неправильно и странно от того, что не может сделать нечто настолько простое и ставшее привычным за последнее время. И почему? Потому что они находились на публике? Вне привычного пузыря ЮЭЙ, в котором он привык чувствовать себя комфортно и знал, что его не станут осуждать. Там, где он привык чувствовать себя…       Принятым. Кацуки задавался вопросом, чувствовал ли Изуку нечто подобное или он просто старался не ставить Кацуки в неловкое положение?       Так что может быть дело было в этом. А может причина была в том, что последняя неделя выдалась чертовски раздражающей и тяжелой из-за учебы, а их "неслучившийся" конфликт раздражал Кацуки даже больше, чем если бы они действительно поссорились.       Однако стоило им с Изуку оказаться в его доме, Бакуго без затей бросил собственную тяжелую сумку на пороге, стащил аналогичную с плеча Изуку, бросая там же, а потом просто толкнул его к стене и обнял, не давая возможности вырваться.       К его облегчению, Изуку просто глупо засмеялся и расслабился в его руках, мгновенно заставляя настроение взлететь вверх. В конце концов, никто ни на кого не злился. – Каччан, а если бы родители были дома?! – спросил его Изуку осторожно. – Папа уже написал мне, что они уехали буквально перед нашим возвращением, – пробубнил Кацуки.       Изуку помолчал, позволяя ему немного наслаждаться близостью. – Ты горячий, Каччан, – пожаловался наконец он спустя пару минут, хотя всё еще не пытался вырваться. – Я знаю, но всё равно спасибо, – ухмыльнулся Кацуки, и Изуку слегка боднул его голову своей. – Умерь своё эго, я серьезно, – вздохнул он. – Везде и так жарко, а если ты будешь держать меня так, то я просто растаю.       Кацуки лишь самую малость поворчал, оставляя его в покое, не забыв перед этим слегка укусить задрота за его веснушчатую аппетитную щеку. – Предки отключили кондиционеры, перед тем как уехать, – сказал он, скидывая обувь и отправляясь вглубь дома, чтобы найти переключатели. – Потерпи немного. Или вали пока в мою комнату, она обычно холоднее остальных, даже летом. Она дальше по… – Я помню, где она, – перебил его Изуку позади, заставляя обернуть. – Не так уж давно я у вас был, – добавил он.       Перед тем как уйти, Изуку несколько секунд неловко топтался на месте, будто ожидая, что Кацуки добавит еще что-то. Глядя на его удаляющуюся спину, Кацуки тихо выругался себе под нос.       Он действительно думал, что им с Изуку понравится пожить вот так вместе какое-то время, только вдвоем – без назойливых одноклассников и прочих отвлекающих факторов. В тайне Кацуки даже думал о том, что это может стать своего рода репетицией на будущее: он не сомневался, что после выпуска он и Изуку будут искать квартиру, которую смогут снимать вдвоем.       Какие еще могут варианты?       Но каким-то образом отсутствие привычной компании друзей, новая обстановка, в которой оказался Изуку и, что греха таить, постоянное напоминание о том, что этот дом, в котором живет его мать, рука которой чувствовалась во всем в этом доме, заставляли даже Кацуки чувствовать себя не в своей тарелке.       Кацуки только надеялся, что им с Изуку удастся избавиться от этого как можно скорее.       В конце концов, быстро разобравшись с кондиционерами, он достал из холодильника пару бутылок холодной газировки, прежде чем направиться в свою комнату. Когда он открыл дверь, то замер на пороге, охваченный странным чувством, глядя на широкую спину Изуку, стоящего перед его письменным столом.       Это было так странно… и правильно видеть Изуку здесь. Странно, потому что в последний раз Деку был здесь так давно, что кажется, что это было уже едва ли ни в другой жизни.       И правильно, потому что… оказывается, что Кацуки чертовски сильно хотел увидеть его там. Он часто ловил себя на том же самом чувстве еще в общежитии, но он не задумывался об этом настолько глубоко. Было просто хорошо иметь Изуку в своём пространстве, так что казалось естественным, что он хотел видеть его в своей комнате в ЮЭЙ.       Но здесь это чувство только усилилось, потому что это был родительский дом, и это место было более личным. То, что Изуку был здесь, рядом с ним, словно лишний раз доказывало, что всё происходящее реально.       Изуку реален.       Их отношения реальны. – Я не знал, что у вас сохранилась эта фотография, – произнес Изуку, вдруг оборачиваясь, держа в руках рамку, которую Кацуки принес туда, когда в последний раз был у родителей. – Старая карга… держала её в гостиной, – проворчал он, почему-то чувствуя себя неловко, словно его поймали за просмотром порно. – Мама тоже держит её на видном месте, – произнес Изуку, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Я… мне нравится на неё смотреть. В ней есть что-то теплое, счастливое и беззаботное. Мне нравится, какие мы здесь. – Да… мне тоже, – неохотно признался Кацуки, бросая Изуку воду, которую тот ловко поймал и устроился на полу, возле кровати. – Очень, – тихо добавил он, вспоминая об эмоциях, которые заставила его пережить эта фотография в прошлый раз и слегка вздрагивая.       Нужно было держать себя в руках. Изуку не обязательно было ничего знать. Меньше всего Кацуки хотел, чтобы Деку увидел его слабым и уязвимым.       Изуку сейчас с ним, напомнил себе Кацуки. Никто и ничто не заберет у него его Деку… его Зуку. Он со смешанным чувством наблюдал как Изуку с интересом оглядывается по сторонам, чувствуя себя странно уязвимым и выставленным на обозрение, хотя в комнате и не было ничего особо компрометирующего. – Хватит глазеть, – не выдержал Кацуки. – Но я давно тут не был, – заныл Изуку. – Ты запретил мне приходить сюда, как только мы перешли в среднюю школу, и сказал, что взорвешь мне лицо, даже если я приду вместе с матерью, – не оборачиваясь, добавил он, просматривая его книжные полки.       Просто констатация факта, от которой Кацуки вдруг захотелось ударить что-нибудь. Блять, он действительно был таким мудаком в те годы? Самое отвратительное заключалось в том, что в отличие от Изуку он даже не помнил этого разговора. Спустя годы он думал, что Деку просто естественным образом решил избегать не только его, но и его дома.       И Изуку сказал это небрежно, даже не задумываясь. В его словах даже не было ненависти. Была грусть, тоска, непонимание может, но не было злости или обвинений. Кацуки это сводило с ума. Ему хотелось, чтобы Изуку злился на него. Ему хотелось, чтобы обвинил его.       Черт, Кацуки злился и обвинял себя, почему Изуку этого не делал?!       Он даже не понял, что спросил это вслух, но Деку услышал и обернулся. – Ты был ребенком, Каччан, – ответил удивленно Изуку так, будто это было очевидно.       Кацуки застонал в ответ, проводя по лицу рукой. – Ты черт возьми тоже! Черт, если бы у меня была возможность вернуться в прошлое и встретиться с собой в прошлой школе, я не оставил бы на нем живого места! – Каччан! – возмутился Изуку подходя ближе и подбоченившись. – Так нельзя, ты сейчас намного сильнее, это был бы неравный бой! – В этом и суть, идиот! – Кацуки протянул руку, увлекая его к себе, так что Деку пришлось встать на колени перед ним, а затем слегка боднул своего чересчур сердобольного парня в голову. – Ему бы не помешало получить по заслугам. Око за око! – Око за око – и весь мир ослепнет, – тут же отозвался Изуку с умилительно серьезным видом. – Люди не просто так отказались от этого способа восстановления справедливости, Каччан! – Ой! Не умничай, – проворчал Кацуки. – Но я серьезно. Тот Каччан не был добр ко мне, но он часть твоего развития. Я бы не хотел, чтобы кто-то причинял ему боль – даже если ты сам. Мне не нравится, когда тебе больно. – Я бы хотел, чтобы часть моего развития не представляла из себя мелкого самовлюбленного ублюдка, выходки которого будут аукаться мне годами, – произнес Кацуки тихо, но упрямо.       Изуку вдруг прыснул, и Кацуки бросил на него вопросительный взгляд. – Ничего, – покачал головой Изуку, явно имея что-то на уме. – Ничего, ну конечно. Так я тебе и поверил! Говори! – Нет, – Изуку покачал головой, и Кацуки в отместку укусил его за ухо. – Каччан! – Говори! – приказал тот еще раз, не сильно прикусывая теперь его щеку. – Ладно, ладно! Я просто вспомнил тебя в тот день, когда учитель объявил о том, куда мы все будем поступать. Ты вскочил на парту и… – Блядь, Деку! – застонал Кацуки, пряча покрасневшее лицо в его кудрях, понимая, к чему тот ведет.       Проклятье, вот уж этот день он хотел вспоминать меньше всего. Он помнил, что тогда он казался себе таким крутым, величественным и важным. Чертов четырнадцатилетний мальчишка, взгромоздившийся на парту с таким видом, будто у него под ногами весь мир и толкающий речь перед такой же бестолковой школотой. Как же стыдно ему было сейчас, всего год спустя. Боже, хотел бы он действительно преподать младшему себе урок!       И ведь только самая малость из того безумного дня, о котором он хотел вспоминать меньше всего. Грязевой Злодей, Изуку, беззащитный, но как всегда самоотверженный бегущий к нему через толпу вооруженный одним своим глупым желтым рюкзаком – единственный, у кого хватило смелости броситься против чертового монстра. И это при том, что в толпе, как Кацуки узнал намного, намного позже, находился сам Всемогущий.       ...Полупустая классная комната, в которой есть только Изуку и Кацуки – его бестолковые лакеи не в счет.       ...Глупые, жестокие, опрометчивые слова…       Кацуки вздрогнул, и Изуку сразу же уловил это. – В чем дело?       Его руки судорожно сжались вокруг талии Изуку. – Каччан, ты дрожишь? – прервал его мысли Изуку, становясь более обеспокоенным. – Я не должен был этого говорить, – выдохнул Кацуки – слова приходилось выталкивать из горла. – Никогда. Никогда и ни за что.       Изуку ненадолго замер, а затем тяжело вздохнул. Кацуки знал, что он тоже понял, о каких именно словах идет речь. – Каччан, я бы никогда не поступил так с мамой, – сказал он наконец.       Кацуки не успокоил этот ответ – от него яма в груди как будто стала только больше. – Не имеет значения, – произнес он стиснув зубы, едва сдерживая закипающую злость – на себя, разумеется, не Изуку. – Этого вообще не должно было случиться!       Бакуго понял, что повысил голос только после того, как Изуку вздрогнул от его окрика. – Верно, – согласился Деку на этот раз. – Это было очень глупо с твоей стороны. Подумай, если бы я действительно сделал это, тебя бы обвинили в подстрекательстве! Ты бы не попал в ЮЭЙ! Это могло бы поставить крест на твоей… – Замолчи! – перебил его Кацуки, не в силах слушать это. – Заткнись, ты себя вообще слышишь?! Что ты вообще несешь?!       Изуку издал придушенный звук, когда Кацуки бросился к нему и толкнул на спину, нависая сверху – так, чтобы он мог видеть лицо Изуку перед собой. Какое-то время он просто сканировал его, стараясь игнорировать растерянный взгляд своего парня, и с каждой секундой ему становилось всё хуже.       Изуку говорил это серьезно. Это даже не была гребанная шутка, он имел сказанное в виду! Кацуки хотелось кричать. Хотелось взорваться и исчезнуть к чертям.       Какого черта?! Было тяжело слышать, как спокойно Изуку рассуждает о том, что мог бы покончить с собой, но слышать, как он при этом переживает о том, как это отразится на шансах Кацуки стать героем? Как будто это не волновало бы Бакуго в последнюю очередь! Как будто что-то имело бы значение для него потом, после того как Изуку наложил бы на себя руки!       Он был уверен, что сможет держать себя в руках, если откроет сейчас рот. Не был уверен, что он вообще должен сказать! – Я должен уйти! – он вскочил на ноги, чувствуя себя загнанным животным.       Он не мог сейчас оставаться рядом с Изуку. Вина съедала его заживо. Каждый раз, когда он думал, что всё в порядке, открывалось что-то новое. Одна проблема тянула за собой другую! Почему его отношения с Изуку вообще представляют из себя такой беспорядок?!       "Потому что это твоя вина! – ответил ему собственный внутренний голос. – То, чем вы являетесь сейчас – результат твоих действий и выборов! Вы были такими с раннего детства, ты годами заставлял его чувствовать себя дерьмом! И тебе не хватило порядочности просто позволить ему процветать в одиночестве, ты просто обязан был прийти и привязать его к себе, чтобы он не смог никуда деться!"       Он знал, что о том, насколько безрассудно самоотвержен Изуку. Осознавал в какой-то мере, что сам может быть причастен к этому. Но кажется, что он только сейчас в полной мере почувствовал, какой ущерб он мог нанести. Какую роль он сам играл в этой его ментальности!       И он, как всегда бесконечно самонадеянный, все еще думал, что он может "помочь" Изуку, тогда как являлся главной причиной, по которой Изуку вообще нужна была эта помощь! – Каччан, стой! – голос остановил его у самой двери, когда Кацуки был уже почти готов выскочить и сбежать. – Изуку, мне надо… – Я не хочу, чтобы ты уходил! – почти отчаянно позвал его Деку, и Кацуки застыл.       Его ладонь до скрипа сжала дверную ручку. Изуку попросил его о чем-то. И Кацуки… не мог сейчас ему отказать, но оставаться здесь сейчас было невыносимо.       Его словно лихорадило – мысли атаковали разум и он никак не мог избавиться от них. Что если бы что-то пошло не так? Что если бы Изуку не был бы таким сильным? Что если бы слова Кацуки имели для него чуть больший вес. Что если…       Грудь сдавило будто в тисках. Дышать становилось всё сложнее.       В глазах потемнело. Он вновь чувствовал себя так, будто умирает – снова в удушливых тисках Грязевого злодея и одновременно снова где-то там, в небесах, пронзаемый насквозь острыми безжалостными шипами.       Кацуки даже не осознавал, как прислонился спиной к двери и сполз вниз, прикрывая голову руками. Стены вокруг сжимались, а он в который раз умирал и не мог ничего с собой поделать, он – Дыши, Каччан, – донесся до него спокойный голос. – Дыши со мной, хорошо? Ты меня слышишь? Кивни, если слышишь меня, хорошо?       Кацуки сделал то, что у него просили, сосредотачиваясь на голосе. – Хорошо, всё хорошо, – продолжал тот. – Я прикоснусь к тебе, ладно?       Широкие ладони – одна лежит твердо на его плече, вторая чертит круги на спине. Тепло. Комфорт. Спокойствие… Изуку. Живой.       Он всё еще живой, всё еще с Кацуки.       Дышать становилось легче. Он позволил голосу Изуку вести его. – Хорошо. У тебя всё хорошо, Каччан. Ты со мной? Можешь назвать пять вещей, которые ты видишь?       Кацуки моргнул. Попытался сосредоточиться. – Веснушки, – отозвался Кацуки, пока его глаза метались от одной вещи к другой. – К-кровать. Гантели. Какая-то книга. Твои глаза, – закончил он, прилагая все силы на то, чтобы заземлиться и успокоиться. – Хорошо, всё хорошо. Четыре звука, что ты слышишь? – Твой голос. Дыхание… чьё-то, – Кацуки действительно не мог определить, своё это или Изуку. – Голоса на улице. Какая-то музыка за окном.       К тому моменту он уже достаточно пришел в себя и перехватил одной рукой запястье Изуку и бездумно поглаживал его. – Три вещи которые осязаешь? – продолжал Изуку. – Твоя кожа. Пол. Не знаю… воздух? – Сойдет, – улыбнулся Изуку. – Чувствую вкус кофе, который мы пили утром, и жвачки, которую ты мне одолжил, – продолжил Кацуки без подсказки. – Я в порядке, – добавил он наконец тихо, всё еще приходя в себя. – Которую ты стащил, – поправил его Деку, имея в виду жвачку, при этом заметно расслабляясь всем телом, несмотря на то, что на его лице всё еще были следы беспокойства. – В любом случае, я здесь, Каччан. Я с тобой! Я никуда не пойду, – произнес Изуку, нежно гладя его волосы.       Однако фраза произвела на Кацуки скорее обратный эффект. – Да? Ты правда имеешь это в виду? – хрипло спросил он вдруг, и прежде чем Деку успел ответить, крепко схватил теперь уже оба его запястья. – Даёшь слово?!       Тот удивленно посмотрел ему в глаза: может быть потому Кацуки и сам чувствовал, что сжимает руки слишком сильно. – Я… да, разумеется, – согласился Изуку растерянно, вероятно, даже не до конца понимая, с чем именно. – Тогда это обещание, – сглотнул Кацуки, стискивая ладони с такой силой, что это заставило Изуку поморщиться, пока он продолжал говорить. – И я не говорю про здесь и сейчас. Я имею в виду в принципе, понимаешь? Дай мне своё слово! – потребовал Кацуки.       Это явно застигло Изуку врасплох, но Кацуки было плевать. Он притянул Изуку ближе, не обращая внимание на слабое сопротивление, что они теперь были нос к носу. – Твоё слово, Деку. Сейчас. – Каччан, ты о чем?       Кацуки цокнул языком. – Дай мне слово, что будешь в безопасности и никуда не пойдешь без меня, – произнес он настойчиво. – В следующий раз, когда в твою тупую идиотскую голову придет мысль выкинуть очередной суицидальный жертвенный трюк… имей в виду, что я буду прямо за тобой. Дышать прямо в спину.       Лицо Изуку вдруг стало испуганным, когда до него наконец дошло, о чем идет речь, и он попытался вырваться, начиная качать головой.       Кацуки даже не подумал ослабить хватку. – О нет, черт возьми, даже не думай провернуть со мной этот трюк, ясно? Если надо, я привяжу тебя к себе веревкой или закую в наручники, чтобы было надежнее. Либо ты научишься беречь себя, либо примешь мысль о том, что потащишь меня за собой – никак иначе. – Я не могу обещать… никто из героев не может обещать "всегда быть в безопасности" – всегда есть риск, понимаешь? – прошептал Изуку, глядя на него испуганными глазами. – Каччан, пожалуйста… не глупи. Ты не можешь иметь это в виду. – Разумеется, могу, – перебил его Кацуки упрямо. – Зачем еще мне это говорить? Потому что теперь никак иначе уже не будет. Куда ты, туда и я, – произнес Кацуки мрачным тоном. – Если ты надумаешь сдохнуть, угробишь нас обоих, понял? Это больше не вопрос твоего выбора!       Изуку не ответил, продолжая смотреть ему в глаза и с каждой секундой молчания Кацуки чувствовал, как воздух вокруг них едва ли не электризуется от напряжения… До тех пор, пока глаза Деку действительно не вспыхнули зеленым, а по его телу не начали пробегать знакомые зеленоватые молнии. – Иногда мне просто кажется, будто тебе нравится сама идея не оставлять мне выбора, Кацуки, – произнес Изуку с непривычным спокойствием и непроницаемым выражением лица. – Тебе это не кажется немного несправедливым?       И это настолько сбило его с толку, что Бакуго не заметил, как ослабил хватку, позволяя Изуку отнять руку и вырваться. – Что… что ты вообще несешь?!