Спустя два месяца
- Чонгук, тебе нужно больше времени проводить на свежем воздухе. Даже не думай отсиживаться в палате. – бета-медбрат с поднятыми бровями вверх и поджатыми губами обращается к Чону, подходя к столику и приготавливая всё нужное для очередного приёма лекарств. Он умело перебирает руками разные препараты и находит нужные даже не смотря на них, бета наощупь узнаёт то, что ищет ведь это стало его рутиной, - Твоё состояние улучшается, но ты можешь встать с больничной койки и уехать к родным намного раньше. Жаль, что не особо пытаешься для этого что-то сделать. – Джоно с жалостью смотрит на пациента. От услышанного второй меняется в лице, снова приходится слышать про родных, которых у него давно нет. Он как запуганный зверёк пытается укрыться от этой темы, будто это не просто разговор, а попытка ударить под дых. Но парень привыкает, чем больше проходит времени, а главное – событий, оставляющих послевкусие боли и ненависти, приносящих больше душевной боли, чем физической, тем он меньше реагирует на такие слова как «семья», и «родные». Альфа не собирается прерывать болтливого бету, пусть лучше говорит хоть что-то. Он постоянно находится в палате один и присутствие этого человека хоть немного, но скрашивает серые деньки, – Чонгук, я понимаю, двигаться всё ещё очень больно, но если пренебрегать рекомендациями по уходу за собой и физическими нагрузками, то ты попросту завянешь как комнатное растение. Пожалей себя. – бета продолжает настаивать на своём и подходит ближе к Чону с уколом и нужными таблетками, которые привязались к пациенту как зависимость, только она не будет разъедать организм, а наоборот поможет встать на ноги. Что-то в голове альфы всё-таки щёлкает, и он решается рассказать, о том, что волнует. – Мне некуда возвращаться. Родители погибли давно, а брат…- Палата наполняется звуком низкого стального голоса и сразу окунается в тишину. Чонгук приостанавливается и замолкает, поджимая губы, где-то глубоко в душе начинает зарождаться чистая ненависть и она растёт, заполняя новые и новые клеточки слабого тела. Парень думает о брате, вспоминает тот проклятый день, и в памяти вырастают фигуры тех, кто причастен к его смерти. Лица до боли знакомые, но связать эту старую полу размытую картинку с настоящим миром, где всё очень хорошо видно, будто кто-то выкрутил фильтры на все сто и не пожалел резкости, где каждый момент отпечатком лежит прямо на душе и ощущается как клеймо, очень сложно, - Брат тоже погиб. Поэтому, будь добр, не говори о родных. – Он отворачивается к окну, откуда льётся холодный яркий свет. Сидя, устраивается поудобнее, помогает рукой положить ногу в гипсе на кровать, которая постоянно приносит уйму проблем. На улице зябко и неприятно, как всегда. В стекло ударятся сухой лист, принесённый ветром, и прилипает к нему. Воспоминания поутихли, только пустота, но не чистая как белый лист, а серая затягивающая сознание вглубь океанов тягот и тревог. - Извини, я не хотел задеть. Я так мало знаю о тебе, так что нам стоит поговорить. – бета с винной улыбкой выискивает на лице Чона одобрение, немного перенаправляя течение темы, - Пока ты лежал без сознания тебе присвоили новое звание, это значит, что ты и дальше сможешь защищать мирных людей. Правда, я забыл, как оно называется, совсем не разбираюсь в этих ваших армейских штучках. – бета со смешком делает укол в руку пациента и прикладывает смоченный кусочек ваты к месту, где вводил препарат. Он радостно кивает на тумбочку с принесённой наградой, - Не обязательно будет ехать в горячие точки, будешь руководить другими. Много слышал о твоей сообразительности, это поможет поставить точку в этой войне. – Джоно искренне улыбается и надеется, что сможет поддержать таким способом: указать на заслуги младшего перед страной. По его мнению, на койке сидит герой, не меньше. Чон теперь подполковник и вошёл в касту старших. Чонгук прекрасно понимает, что не всё так прекрасно как кажется на первый взгляд, чудесно понимает чем дышит армия. Но говорить об этом нельзя, он не в силах защитить себя в случае разглашения государственной тайны. Эта пелена, покрывающая весь народ, просто делает их слепыми и доверчивыми, даже будучи подполковником ему не поверят. Нужно двигаться дальше как бы этого не хотелось. Джоно собирает нужные вещи и уходит, сказав: «Не забудь про прогулки. Костыли – не причина для того чтобы сидеть сложа руки. А ещё не забудь про таблетки. Прими их через три часа». Снова тишина только за дверью слышится звук шагов врачей и пациентов, одни ходят, спеша разнося стук по светлому коридору, а другие – неторопливо с болью прихрамывая. Чон так и не вышел на прогулку, хотя про назначенные препараты не забыл. Окно больше не распространяет уличный свет, в помещении темно. Гук сидит в полной темноте вспоминая тот день, когда его отпустили без средств защиты идти в никуда. В памяти всплывают звёзды, которые он больше не наблюдал. Было холодно и тяжело, но не было больно физически. Он не может вспомнить, что случилось с ним дальше. Откуда все эти травмы, из-за которых находится чуть больше двух месяцев в больнице? У него нет ответа на этот вопрос. Всё что досталось ему в подарок это изуродованное и измученное тело и несколько вспышек, в которых слышны голоса, они тихие, будто источники находятся далеко от слушателя. Чон не может возобновить всё и разобрать слова, но он точно знает, что этому был причастен Чон Хосок. Этот альфа точно поплатится за всё. Медленно, но верно наступает сон, парень полностью отдаётся ему и будучи в полусознательном состоянии воображение выдаёт разные ситуации: где он лежит в каком-то подвале еле дыша от боли, потом входит альфа и вводит в руку шприц после чего снова полное ничего. Чон со всей силы пытается не поддаваться и сопротивляется, но ничего не получается. Сердце бешено начинает колотить и сон уходит. Возможно это и есть один из тех моментов оттуда, но никто не может сказать точно: было ли это реальностью или коротким кошмаром. Ночное видение заставляет задуматься, вдруг он найдёт ответы на свои вопросы.***
Утро. Вместо Джоно с его поучениями пришёл Чимин. Он, как и медбрат осматривает пациента и делает то, что должен. Пак стал приходить реже после того, как Чонгук очнулся и наведывается где-то раз-два в неделю, спрашивает, как самочувствие на что младший неохотно отвечает и благодарит врача за спасённую жизнь. Их встречи редки, но оставляют терпкое послевкусие у Чонгука. Временами в палате остаётся запах абрикоса и мяты, он наполняет её полностью. В такие моменты Чимин ведёт себя особенно странно: весь дёрганный, погружённый в свои мысли. Чон вдыхает аромат и успокаивает себя тем, что омега – главный врач и у него забот полно, вот и нервный такой. Это сочетание ему хорошо знакомо, как только Чон очнулся, то первое на что обратил внимание – это на запах, витающий в больничном воздухе. Помимо других омег здесь был тошнотворный дух медикаментов, среди всего набора заметно выделялось благоухание Чимина, кажется, что оно здесь повсюду, его источает всё, даже он сам. Сегодня Пак сам не свой, пытается быстрее убежать, будто что-то знает, что закрыто для альфы, невзирая на это младший не подаёт виду и ведёт себя привычно холодно по отношению ко своему врачу. Со временем это стало больше выделяться. Настораживает. - Сегодня твоё молчание чуть не раздавило мою черепную коробку. Тебе что-то не нравится здесь? – Доктор спокойным голосом спрашивает, его голос плавно разливается по помещению и затекает прямо в уши младшего. Чимин стоит вполуоборот к пациенту, повернув к нему голову встречается взглядом с немногословным альфой. В ответ на это он отнекивается и продолжает наблюдать за тем как омега собирает свои вещи чтобы уйти. Пак вздыхает и уходит ничего не сказав. Дверь закрылась, а за ней не слышно шагов уходящего главного врача. Голова снова наполняется странными мыслями. Чонгук превозмогая боль в теле пытается встать, не издав ни одного звука, он с трудом поднимается на костыли и ковыляет к двери, вслушиваясь в то, что по другую сторону, точнее того, кто находится там. Преодолев пару метров, он случайно стукает костылём по табуретке стоящей рядом и раздаётся громкое неприятное скрежетание. После чего он замирает и вслушивается, в тот же момент слышны удаляющиеся шаги. Чимин вправду стоял под дверью. Почему? Чон возвращается к кровати, медленно ложится опираясь на здоровую руку. Шумно выдыхая, он по привычке подпирает взглядом потолок больничной палаты. Эта одиночная камера заставляет пробуждаться все его мысли какими бы они не были. Чонгук думает о главном враче, который сеет некоторые сомнения под кожей, дающей испарину от усталости после минимальной нагрузки на неокрепшее тело. Перед глазами возникает образ старшего, его взгляд и поведение, причину которым найти сложно, но что же ещё остаётся делать пациенту, коротающему время в четырёх белых стенах, где нет места радости.***
Сердце Чимина бьётся как рыба, попав на сушу. Ещё бы мгновение и ему не пришлось бы возможности адекватно объяснить свои действия. Быстрым шагом, омега идёт в свой кабинет, там он проведёт всю ночь за бумагами, работы как обычно предостаточно для всех: и для главного врача, и людей в регистратуре на первом этаже большого здания больницы. Единственные, кто может отдохнуть – пациенты, тело их набирается сил для продолжения борьбы, для каждого это что-то своё, один пытается спасти родных от безголовой разъярённой армии сопротивников, другой борется для того чтобы продолжить жить в гармонии с войной, от неё бежать некуда, невиновные, кажется, смирились со своей участью в этом бешенном танце жизни со смертью. Все они находятся рядом и неизвестно смогут ли увидеться снова в этом мире, обнятом испепеляющим хаосом.***
В кабинете главного врача полумрак, на столе находится единственный источник тёплого света – лампа. Омега сосредоточено изучает документы, на первый взгляд, всё даже не так плохо, как об этом вещают главные каналы страны, количество поступающих пациентов стремительно падает за последние несколько дней, те что уже находятся под присмотром врачей идут на поправку, военный госпиталь пустеет, это ли не мечта, когда всех стискает в своей хватке смерть. Неужели она по чьему-то приказу отступает? Чимин рассматривает картотеку и находит самые тяжёлые истории болезней, они не ассоциируются у него со страхом, скорее с облегчением, каждое имя, записанное за потрёпанном листе бумаги, приносит лишь улыбку. Все они живы, с многими Пак до сих пор время от времени встречается, он благодарен этим героям за то, то что может работать в хороших условиях, поликлиника под надёжной защитой широких спин. Несмотря на то, что творится снаружи, далеко от этого безопасного островка, люди чётко понимают, что есть место на этой земле, где им протянут руку помощи, их не бросят. Всё недостающее тепло человеческих лиц они получают от врачей здесь, под гнетущим небом и крышей больницы. Как же приятно вспоминать день выписки каждого, они теперь свободны от оков боли. Шрамы уже не кажутся такими страшными, они лишь напоминают о силе духа бойца, который смог вернуться из ада. Как жаль, что они не знают, что это лишь роль, данная им в далёком прошлом. Герои вдохновляют и рождают собой новых более юных защитников. Лишая народ надежды – их защиты, отравленная мерзким ядом, власть обезвреживает его, чтобы подчинить себе как марионетку. Деньги, всё в этом мире решают деньги. Они не только делают решение как распределить мнимое счастье, а и лишают ума. Будучи по ту сторону трезвого восприятия, человек может принять за Божье снисхождение любую хрень, подсунутую под нос лучшими друзьями. Пока Чимин одаривает тёплой улыбкой стены кабинета, почти все пациенты спят и видят второй сон о том, как они наконец смогли победить непобедимого врага. Их руки и душа чисты. Но стоит присмотреться и узнать одну деталь, которая переворачивает всё вверх тормашками, то можно увидеть, как сотни тысяч человек стоят по колена в крови, крови своих же братьев, сами того не осознавая, радуются и празднуют их уничтожение. Война - страшная штука, здесь нет и не будет жалости. Пак расстаётся с тёплыми воспоминаниями о героях и садится в кресло рядом со столом из светлого дерева, где всё та же стопка бумаг с положительными результатами проделанной работы. Когда труд приносит пользу, то тягот намного меньше, душе легче порхать бабочкой в этом аду и помогать другим. Чимин не просто считает это своим долгом, это его мечта. Ангелы не на небе, как многим кажется, они рядом находятся, облачённые в белые халаты. Работа на сегодня окончена, но омега решает остаться в больнице ночевать, ему, как и Чону некуда возвращаться. Где-то в получасе езды от больницы квартира Чимина, но там его никто не ждёт. Апартаменты полностью пропитаны одиночеством, из каждого уголка веет грустью. Родителей у него нет, от омеги отказались потому что в детстве был очень болезненным ребёнком и приносил много забот своим отцам. Его маленького оставили стоять под дверью больницы, сказав, что скоро вернутся. Омегу решили взять в качестве местного «официанта» в госпитале. Мальчишка носил еду тем, кто не мог встать и дойти до столовой самостоятельно, часто разговаривал с теми, кто там находился. Так он решил, что помогать другим будет до конца жизни и отдавал по кусочку души пациентам, а они делились своей в ответ. Пак соткан из тысяч разных историй, он объединяет их. Лечит. Спасает. Чимин смотрит на наручные часы и видит, что уже пол второго ночи, он собирается ложиться на диванчике в кабинете. Врач встаёт и потягивается, обходя стол. Снимает халат и бережно определяет его место на вешалке в углу комнаты. Идёт к дивану с мыслями о том, как всё-таки приятно получать хорошие новости и садится. Только омега тянется к кроссовкам чтобы развязать шнурки как в дверь кто-то стучит.***
Чонгуку сегодня не до сна. Либо шило в одном месте, либо другая неведомая сила заставляет альфу встать с кровати и пройтись ночными коридорами больницы, до этого момента, у него не возникало подобное желание. Чон надевает кем-то оставленный в палате кардиган поверх больничной одежды. Снова приходится помогать себе костылями, без них он далеко не уйдёт. Медленно передвигаясь, две пары конечностей: одна – своя, вторая – временная, направляются к двери. Проворачивая ручку, Чонгук чувствует боль в боку – ранее сломанные рёбра напоминают о себе. Альфа выходит в коридор, устланный холодным светом ламп. Здесь ни души. Позднее время даёт о себе знать. Чонгук осматривается по сторонах, читая всё что написано на табличках, находящихся на дверях. Изучает. Раньше ему приходилось делать это обязательно, ведь незнание местности сильно влияет на исход. Теперь же это просто интерес, а возможно, снова проснулась военная привычка. Альфа прошёл около пятидесяти метров и зверски устал. – Наверное, Джоно был прав. Двигаться всё-таки нужно. – Чонгук с кряхтением бубнит себе под нос и садится на диванчик возле окна. Здесь, в окружении растений, совсем другой запах, их много, настолько, что голова идёт кругом. Чон с интересом всматривается в даль и выискивает двери своей палаты, он гордится, что смог преодолеть такое расстояние. До этого времени альфа измерял пространство только одной комнаты под номером 137. Он и представить себе не мог, что когда-то окажется заручником обстоятельств, в которых ему будет сложно даже ходить. Прежде парень не переносил, когда за ним кто-то ухаживает, считал это признаком слабости, теперь же нуждается в этом больше чем в воздухе. - Где все? – встал вопрос. Чон подаётся вперёд чтобы хорошо осмотреть коридор, - Никто так и не заметит, что пациент гуляет среди ночи? А вдруг мне плохо стало, как мне звать на врачей? – вот и результаты безделья, парень ворчит как дедушка и судорожно оглядывается в обе стороны, хотя ничего плохого не случилось. Чонгук встаёт и медленно подходит к стене, где висит план помещения. Он внимательно разглядывает все детали, создаётся ощущение, что он задумал сбежать. Никуда он не льнёт, пока ноги не станут хорошо держать, сейчас важно восстановление, в котором Чон не спешит принимать участие. – Здесь лифты есть, отлично, - В глазах загораются огоньки как у ребёнка, а на лице искренняя радость. – Тут есть небольшой проём в стене… - Пошатываясь Чонгук стоит возле той же стены, вдруг замечая один кабинет, его глаза расширяются и молниеносно теряется прежняя улыбка. Чонгук направляется к лифту. И вот снова в нём просыпается ребёнок. Парень нажимает на кнопку вызова и терпеливо ждёт. Сегодня он впервые сможет на нём прокатиться. Перед лицом открывается лифт и Чон без промедления входит внутрь. – Третий этаж. Ну что, поехали! – Дверь съезжается обратно, и кабина трогается вниз. Внутри совсем другая атмосфера. Опять же множество ароматов, сосредоточенных возле табла с кнопками и перил. Пространство ограничивается светло-серыми стенами с тёмной полоской у основания. Напротив выхода небольшое продолговатое зеркало чуть ниже уровня чонгуковых глаз. Альфа немного сгибается в спине, чтобы увидеть своё отображение и замечает на скуле ужасный шрам, лицо выглядит постаревшим, будто ему не девятнадцать, а все двадцать пять лет. Тело так и кричит об усталости, это не тот прежний Чон Чонгук, который всегда полон силы духа и авантюризма, готовый пулей лететь на поле боя. Чон отворачивается и прислоняется к стенке, смотря на низ противоположной так, будто увидел кошмар. Вдруг с характерным звуком отворяется дверь, альфа выходит и высматривает нужный номер кабинета. - Попытаться стоит. – Чонгук поднимает руку и разворачивает тыльной стороной в двери. Всматривается в табличку, висящую на ней и всё же решается. Коридор на мгновение заполняется звуком звонких ударов, эхом бегущих вглубь помещения. Ответа нет. Альфа снова стучит в дверь, через секунду слышит шум по ту сторону, отходит немного дальше от двери и ждёт.***
Первое о чём думает омега: «Что-то случилось?», он на несколько секунд замирает и снова раздаётся звук. Чимин шумно встаёт с диванчика, вздыхая и идёт в лампе. Включив свет, направляется к двери, - Что случилось? – Пак с серьёзным выражением лица проворачивает ключ в дверях и дёргает за ручку. Перед ним стоит Чонгук, пошатываясь на костылях и в кардигане, который омега оставил, чтобы младший не простудился, выходя из палаты. – Чонгук?! – Старший пропускает в кабинет альфу, махнув рукой в сторону дивана, и отходит к стене, на лице горит румянец, но как же хорошо, что его не видно из-за приглушённого света. – Ты плохо себя чувствуешь? – Пак берёт под руку младшего и проводит к дивану, помогает сесть и убирает подальше ненавистные костыли. - Хотел поговорить. – Чон смотрит в пол сосредоточенно, важно разглядывая узоры на старом больничном паркете. Чимин садится рядом и слушает внимательно. - Когда я очнулся…- вдруг старший его прервал. Гук поворачивает вопросительно голову к своему врачу и смотрит в глаза. - Ч-ч-чаю? – Чимин дрожащим голосом спрашивает у пациента и немного отдаляется от него. Его взгляд устремлён в глаза человеку напротив, от чего становится не по себе, хочется спрятаться, но есть вариант получше – провалиться под землю. - Да, пожалуйста. – Младший снова замечает странное поведение Пака, - Когда я очнулся, в палате стоял стойкий запах одного омеги…- его снова перебивают. - У тебя в палате было много врачей, мало ли какой запах там был. – Немного раздражённо говорит Чимин, стоя спиной к Гуку, готовит чай, - Это неудивительно! – Он со всех сил пытается скрыть волнение, но это непосильная ноша для любящего сердца. – Сколько сахара? – Врач резко разворачивается и вглядывается в темноту, к которой отвыкли его шоколадные глаза, стоя у источника света. - Две. – Чонгук поджимает губы и продолжает чеканить низким голосом свой вопрос: - Почему тогда мои руки пахли тобой, волосы пахли тобой, шея пахла тобой, вся палата? – Младший всё также смотрит на омегу: с намерением всё узнать, расставить точки над «и», - Почему? Ты много времени проводил там, намного больше, чем говоришь об этом. С какой целью? – Чонгук плавно повышает голос и смотрит Чимину в глаза. Альфа всё понимает, и то, что придётся ранить чужое живое сердце.***
Месяц назад
На улице стоят дома в объятиях беспроглядной ночи. Где-то проезжают дорогие авто в сопровождении более дешёвых, спешат спрятаться от пасти смерти. Каким бы ты не был богатым, она перебирать не станет, ей любое мясо по вкусу. Ветер разгоняясь разбивается об окна многоэтажек и осыпается свистом в ушах. Его звук слышен далеко и обтекает невидимой волной полупустые здания. В одном из самых дорогих районов города стало меньше посетителей, теперь сюда приезжают либо большие «шишки» без страха смерти, знающие причины кровопролитной войны, либо кареты скорой помощи, буквально летящие в сторону известной поликлиники. Внутри палаты слышен стук дождя, бьющий по широким окнам больницы, и короткие, ритмичные, писклявые гудки аппарата жизнеобеспечения. Единственный пациент палаты лежит без сознания. После комы, которая случилась неделю назад, его сердце уже научилось самостоятельно биться, оно не окрепло, но так отчаянно борется за жизнь. Рядом с кроватью, справа, стоит табуретка, на которой сидит, согнувшись в три погибели, человек. По его лицу текут солёные слёзы, капая на руки второго, лежащего на этой кровати. Сидящий человек рыдает взахлёб, волнуется, что лежачий не очнётся никогда, или куда хуже, не выживет. Его сердце болезненно сжимается до размеров песчинки, кричит по-своему и ноет невыносимой колющей болью. Такая картина не нова для больницы. Всегда есть за кого волноваться, редко, когда находится кому это сделать. Чимин сжимает руку младшего и покрывает её нежными поцелуями. Он надеется, что Чонгук скоро очнётся, а пока под густыми ресницами вновь рождаются новые солёные реки. Старший тянет правую руку к угольным волосам, нежно поглаживает по голове и всматривается в закрытые глаза, покрытые опухлостью и синяками, ожидая, что те внезапно откроются. Пусть он лучше так узнает обо всём, потом объяснить будет в разы тяжелее. - Очнись. Я тебя прошу. – Омега всё также всматривается в неподвижное лицо. Дрожащий голос отбивается от светлых стен и теряется среди мебели, - Кого мне умолять? Душу продам, лишь бы ты жил, лишь бы был счастлив. – Пак склоняет голову к груди и, прикрыв глаза, несколько секунд вслушивается в стук сердца, оно чётко отбивает свой ритм, в котором омега находит своё спокойствие. Чимин поглаживает волосы и опускает правую руку к лицу. Кончиками пальцев обводит брови, нос и губы Чонгука, вдыхает манящий запах шоколада и кардамона, запоминает каждую нотку аромата, хочет пропитаться им полностью. Омега сидит, склонившись к младшему, поднимает левую руку к его груди, поглаживая пальцами крепкие мышцы под смугловатой кожей, скрытой больничной пижамой. Со временем ручейки слёз высыхают, а глаза медленно поднимают свой взор в окно, когда-нибудь они встретят своё отображение в любимых омутах.***
Чонгук протягивает левую руку и хватает своего омегу, обнимая его спину. Старший глядит в чёрные глаза напротив и искренне расплывается в улыбке. Они счастливы. На улице всё так же идёт война, подбегая ко своему логическому окончанию. Люди заметно расслабляются одним полушарием своего мозга, второму же не будет покоя никогда. Всем открыли глаза на ситуацию в стране. Осталось совсем немного и те, кто заслужил казни, получит её в самой жестокой форме. По квартирке Чимина расплывается аромат запечённого мяса, сочетание специй дурманит и заставляет рецепторы предвкушать вкус нежнейшего мяса. - Чим, что за запах? – Зрачки Чона расширяются и прыгают по коридору. Младший только что вернулся с работы. – Ты не только прекрасный врач, а и повар? - Чонгук берёт своими большими руками светящееся лицо омеги, от чего тот немного щурится и хмыкает, улыбаясь. Старший подходит плотнее и поднимает собственные руки к чонгуковой груди и приятно оглаживает её. - Проходи – узнаешь. – Омега хватает руку альфы своей, разворачивается и ведёт в кухню. – Та-а-ада-а-ам! Я приготовил для тебя, - старший с искрящимися глазами и указывает на аппетитное блюдо, стоящее на столе, - надеюсь тебе понравится. Чонгук радуется за обоих, за то, что они есть друг у друга. Подходит к Чимину и утаскивает в нежный поцелуй, от чего омеге пришлось стать на цыпочки. В то время руки плавно спускаются от чиминовых плеч к талии, пальцы сминают одежду, дыхание становится более поверхностным, но не менее тяжёлым. Младший отстраняется от манящих губ и легонько целует в лоб. Пак обнимает шею своего любимого и запрыгивает на него, скрещивая ноги за поясницей партнёра. Чон ловко подхватывает старшего, держа за бёдра, и садит своё золотце на столешнице. Они снова сливаются в сладком поцелуе. Руки рисуют необъяснимые картины на их телах, очерчивая изгибы. Это их первый раз. Несмотря, на то что Чимину уже тридцать лет, он – девственник. За всю жизнь он не встречал настолько родного альфы, которому смог бы довериться, как Гуку. Чимин перехватывает руки Чона и заводит себе за спину, оказываясь в тёплых объятиях. Он прислоняется к широкой груди и прислушивается к сердцебиению, - Я очень волнуюсь, Гуки. - омега поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза. Вдруг его настораживает один факт, но омега продолжает дальше. – Боюсь сделать что-то не так. – К концу предложения голос становится совсем тихим, пропитанным мелким дрожанием. - Мы можем повременить с этим, только скажи. – Чонгук оглаживает волосы любимого и прислоняет его голову обратно к своей груди. – Я не хочу причинять тебе дискомфорт. – Пак утопает в объятиях и понимает, что не чувствует сердцебиение Чона. Он прислушивается, но ничего не меняется. - Чонгук, почему я не слышу стук твоего сердца? – на чиминову душу накатывает паника, он совершенно не понимает, как такое может быть. Младший вмиг отстраняется, меняясь в лице. Теперь Гук смеется как умалишённый, и заглядывая в глаза Чимину, продолжает говорить низким спокойным голосом: - Потому что я мёртв! – Сердце Чимина, в отличии от чонгукового, наращивает темп и чуть не выскакивает. Пак закрывает лицо руками, прячась от альфы. Чон всё так же смеётся, но смех его отдаляется и в конце концов затухает. Главный врач наконец вырывается со своего кошмарного сна. Он также лежит на груди Чонгука и слышит его сердцебиение, а за окном идёт дождь, плотными потоками омывая улицы от грехов неизведанных масштабов. Он просто уснул. Это был кошмар. Ночь. Доктор Пак привстаёт и смотрит на неизменно спокойное лицо, мечтает, чтобы с этим альфой всё было в порядке. Чимин нежно оглаживает щёку лежащего и оставляет на этом же месте невесомый поцелуй, полный любви. Врач влюбился в него по уши. В бессознательного альфу. Ему стало больно, от того, что с ним сотворили, душа не на месте за него. С первого дня в этой поликлинике, Пак понял насколько ему хочется быть рядом с ним, вот и приходит едва не каждую ночь рассказывает обо всём и плачет на любимых руках, а днём борется за его жизнь, не жалея себя. Такой график вошёл в привычку. Чимин встаёт с табуретки и идёт к двери, по ходу, оборачивается и кидает нежное «люблю». Белый халат скрывается и в палате снова царит одиночество, правда сейчас оно не волнует Чона. Где-то глубоко среди миллионов нейронов мозга вспыхивает искорка и даёт надежду на то, что альфа скоро очнётся.***
Настоящее время
- Так почему? – Чонгук не отступает. Им срочно нужно всё прояснить и поговорить, ночь – лучшее время, Пака никто не отвлечёт. - Это правда. – Чимин осторожно начинает говорить. Голос дрожит как осиновый лист. Руками он перебирает чайный пакетик и временами кидает взгляд на альфу. – Я часто бывал у тебя. Я ведь доктор… волнуюсь… - Голос совсем потерял силу, омега это чувствует и пытается прокашляться, перед тем как продолжить. Пак сильно нервничает и видит реакцию на это. Он берёт чашку и подносит к Чону. Протягивая чай в чужие руки, он снова смотрит в чёрные глаза, они съедают его полностью, старший и не сопротивляется, сам отдался ещё до того, как увидел их блеск. – Я люблю тебя. – У Чимина в голове раздаётся резкий и громкий звон от того, что он только что озвучил, он со всех сил пытается прекратить это и продолжает, - Я-я-я понимаю, что это, скорее всего, невзаимное чувство, но позволь мне, дай мне шанс. – после этих слов омега падает на колени перед альфой, умоляя, по тёплым красным щекам снова котятся кристально чистые слёзы. Чон опешив от смелости старшего опускает взгляд, вдруг периферийное зрение замечает одну деталь: чонгукова игрушка – розовый зайчик, младший думал, что давно потерял его.