***
Нож, ещё один нож и нож поменьше. Дымовая граната? С ума сойти, и сколько ещё таких сюрпризов у него припасено в потайных карманах? Брюс методично обыскивал мужчину и складывал все свои находки в принесённую Альфредом коробку, хмурясь с каждой новой вещью, оказывающейся у него руках, всё больше. Это ведь странно: столько оружия ещё оставалось, сколько путей к отступлению, а бороться Джон с ним тогда перестал. Сдался. Почему вдруг? Забыл обо всём своём арсенале? Запал кончился? Тёмная сторона сжалилась? Нет, тут что-то другое… Покрутив в руках минимально отличающуюся по принципу работы от собственных дымовых гранат чужую, Уэйн переложил в коробку и её, возвращаясь к поискам. Спустя несколько минут нечто зажужжало у него в руках, и Брюс, вздрогнув, готов был уже выронить неизвестную вещицу, вытащенную из очередной складки плаща Джона, и отпрянуть, приняв её за бомбу, но вовремя понял, что именно достал. С загоревшегося в полутьме спальни экрана телефона на него смотрел он сам. Господи. Джон действительно поставил их селфи в качестве обоев на экран блокировки! Включив его ещё раз, стоило картинке потухнуть, Брюс снова взглянул на фото, и, несмотря на то, при каких обстоятельствах оно было сделано, почувствовал тепло, неумолимо поднимающееся в груди. Он вспомнил свои тогдашние внутренние метания и то, как в итоге расцвела под воздействием чужих приобнимающих его рук улыбка. Оставалось надеяться, что дух Люциуса тогда не слишком на него обиделся за такое поведение. Вспомнить только взгляды Тиффани и Альфреда! К слову, сама улыбка у него вышла странная, неловкая, какая-то совсем дурацкая. А Джон взял и установил на обои, видя потом эту фотку, наверное, по десять раз в день… Смущённо кашлянув, Брюс прервал свой ход мыслей. Что ж, жужжание было всего лишь реакцией телефона на случайно нажатые сбоку кнопки, так что Уэйн мог с облегчением выдохнуть. Что он, в общем-то, и сделал, а затем, из чистого любопытства проведя по экрану пальцем, удивлённо уставился на тут же представшие перед ним значки до пятен перед глазами ярко-розового рабочего стола. Неужели совсем без пароля? Брюсу тяжело было представить человека, который носит настолько личную вещь незащищённой, ведь сам он ставил пароли практически везде. Конечно, у него и врагов было больше, и важная информация терабайтами хранилась, но у Джона, если вспомнить, этот телефон был единственным носителем чего-то по-настоящему важного для него… Глянув на друга, Брюс полез в галерею и начал листать последние фото, старательно игнорируя то, что Доу наснимал до их первой после Аркхема встречи. — Не понимаю, — наконец произнёс он, выключая экран, когда добрался до их последнего общего селфи. Мужчина и правда не понимал. Как мог Джон быть таким и одновременно… Джокером? Как мог вести себя, словно ребёнок, а потом нападать на людей и убивать с такой жестокостью? Да и понимал ли он вообще, что делал? Ведь тогда, в парке аттракционов, он был в ужасе от того, что натворил. Это не могло быть сыграно! Только не его заполошное дыхание и тихий шёпот на грани истерики, когда он вновь и вновь поправлял падающую голову уже мёртвого человека. Со вздохом потянувшись вернуть телефон в карман к хозяину, Уэйн в последний момент замер и отпрянул, сжав мобильник в пальцах. Он вспомнил слова Джона, сказанные ему когда-то на крыше, пока мужчина разглядывал получившееся их с Бэтменом совместное фото: — Я их коллекционирую. Они для меня очень важны, — пояснил он с улыбкой, полной восторга и благодарности. Нет, пусть пока телефон побудет в коробке. Лучше так, чем видеть потом, как он разлетается на мелкие кусочки, унося вместе с собой последние напоминания об их дружбе, а Джон потом жалеет о содеянном… Кстати. Брюс снова принялся разглядывать телефон, вертя его в руках и задумчиво приглядываясь к выключенному экрану под разными углами. В конце концов, он хмыкнул и спрятал его в коробку, пообещав себе, что обязательно выяснит, что такого Доу придумал, чтобы на незащищённой поверхности после их борьбы и множества падений не осталось даже царапинки.***
Следующее, чем Брюс планировал заняться, опасливо поглядывая на наручные часы, было приведение Джона в порядок. Коробка с его вещами уже стояла под кроватью, задвинутая к самой стенке; весь в кровавых пятнах, фиолетовый плащ был аккуратно сложен на ближайшем стуле вместе с зелёным жилетом, носками в клетку и обувью, приготовленный, как и они, к стирке и чистке; все острые предметы, находившиеся в комнате, были убраны с глаз долой; вместо раздражающих ярких ламп вокруг горели свечи. Прямо романтика, если не думать о том, с какой целью всё это сделано, а именно: ничто не должно вывести Джона из себя, когда он очнётся. А он, вероятно, очнётся, и очнётся скоро: времени прошло много, плюс сам Брюс вот-вот собирался начать смывать с его кожи грязь, что, по идее, довольно ощутимо. Уэйн сел на самый край своей кровати, отстранённо разглядывая противоположную стену. На коленях у него стоял тазик с только что набранной в него тёплой водой, а в руках лежало уже намоченное полотенце. Будь воля Брюса, он бы уложил Джона в ванну с пеной, смыл бы с его волос лак и тёр бы его до серости бледную кожу самой мягкой губкой из всех существующих. Тёр бы до тех пор, пока все эти ужасные запахи и следы прошедших событий окончательно не исчезли. Пока Джон не стал бы выглядеть старым-добрым собой. Он бы точно сделал так, если бы мог. Но всё, что ему оставалось здесь и сейчас — это накрыть друга одеялом до шеи, чтобы тот не мёрз в одной рубашке и брюках (в ночное время суток здесь становится действительно холодно), и поднести намоченный краешек полотенца к его лицу, начав медленно и осторожно убирать чёрные мазки вокруг глаз и красную помаду, смешавшуюся с уже засохшей кровью. Как бы то ни было… стирая всё это, Брюс в очередной раз признал, что лицо у Джона очень красивое. Особенное. Острый подбородок с ямочкой, чётко очерченные скулы, ровный нос, выразительные брови. Да, мимических морщин при такой частой смене эмоций на этом лице также невозможно было избежать, но и они были ужасно милыми, особенно «лучики» в уголках глаз. А, например, губы… От этих губ сложно было оторвать взгляд, стоило мужчине улыбнуться, блеснув идеальным рядом зубов. Брюс точно мог сказать, что не встречал людей, улыбающихся шире… И уши: розоватые на кончиках уши были чем-то непостижимым! Что уж там говорить про необычный и глубокий цвет сейчас закрытых глаз-изумрудов, которые в темноте, казалось, способны излучать собственный свет. Медленно убирая всё с лица, а потом и с части шеи (руки были уже чистыми, видимо, благодаря Альфреду), Уэйн настороженно наблюдал за всем и сразу, стараясь выхватить, если вдруг что, малейшие изменения в чужой мимике. — Брюс? Глубоко вздохнув, мужчина на секунду прикрыл глаза, успокаиваясь и мысленно проклиная наушник. Это всего лишь Ал. — Всё хорошо. — Вы точно уверены по поводу двери и всего остального? Простите. Я спрашиваю, потому что время передумать ещё есть. Брюс, услышав в очередной раз один и тот же вопрос, просто поданный иначе, чуть сильнее провёл полотенцем по чужой щеке, убирая с неё остатки грима, и хотел было ответить, что абсолютно, чёрт возьми, уверен, но тут дыхание Доу резко изменилось, а его чуть влажная от последнего прикосновения щека едва заметно дёрнулась. — Нет, уже нет, действуем по плану, — быстро и тихо сообщил Брюс, бросив в тазик полотенце и расплескав по ковру потемневшую воду. Быстро поднявшись, Уэйн убрал подальше всё, что могло бы как-то помешать им. В груди у него поднималось волнение, руки похолодели, и Брюс в какой-то момент попросту перестал дышать, наблюдая за тем, как его друг медленно разлепляет глаза. Живые, спокойные и здоровые. Они обвели потолок странным, неосознанным полукругом, и упали, соскользнули направлением чуть в сторону, мгновенно встретившись взглядом с ним. — Брюс! — его голос прозвучал хрипло, зато так радостно, что мужчина перед ним опешил. — Джон? — отозвался Уэйн, старательно удерживая себя от лишних сейчас передвижений, замерев на месте. Доу, сонно улыбнувшись ему, попробовал сесть, но, обессиленно упав обратно на подушки, тут же перестал пытаться и нахмурился. Затем, обведя взглядом уже комнату, поинтересовался: — Где это мы? Уэйн прикусил кончик языка и мысленно попытался настроить себя на долгий и серьёзный разговор. Всё оказалось сложнее, чем он думал. Не имея понятия, как и с чего начать, Брюс беспомощно смотрел на друга и молчал. Однако долго мучиться в раздумьях ему не пришлось: Джон, перед этим сверля его взглядом, медленно поднял перебинтованную руку на уровень глаз, почувствовав, похоже, дискомфорт, и застыл в таком положении. Душа у Брюса от его вида в тот момент ушла в пятки. Джон ещё минуты две неотрывно смотрел на свою ладонь, прежде чем совсем не своим голосом произнёс: — Какого чёрта? Уэйн судорожно вздохнул, чётко расслышав в изменившемся тоне Джокера, и ответил вопросом на вопрос: — Ты позволишь мне объяснить? Хихикнув, тот вновь посмотрел на него, блеснув явно отразившейся в глазах болью, после чего расхохотался уже во весь голос, трясясь в каком-то приступе безумия, но так же резко, как и начался, смех оборвался, когда он зашипел: — Объяснить? Объяснить?! Что ты хочешь мне объяснить, Брюси? — Джокер фыркнул и сел, сбрасывая с себя одеяло, а затем заговорил иначе, с наигранным весельем: — Ну, где здесь камеры? Я ничего не скажу вам без своего адвоката, так и знайте! — О чём ты? — не выдержав, раздражённо спросил ничего не понимающий Брюс. — О чём я? Ах, да, о чём я! Я о том, что вы зря старались! Мне плевать, что ты здесь. Мне совершенно плевать, я ничего не буду говорить! — мужчина вскочил с кровати и отошёл на максимальное от него расстояние, в самый дальний угол комнаты. — Думал, я поверю? Думал, все эти декорации и этот твой виноватый вид смогут меня одурачить?! Сообразив наконец, что Джон себе надумал, Уэйн покачал головой и метнулся в его сторону, не став дожидаться, когда он закончит говорить весь этот бред, явно подсмотренный им в каком-то фильме. Увидев в последний момент промелькнувший в чужом взгляде испуг, Брюс второй раз за всё время их знакомства заключил его в объятия, только уже по собственной инициативе. На плечи мужчины тут же обрушились кулаки, но он только сильнее сжал друга в руках, терпеливо выжидая, когда тот успокоится. — Ты!.. Пусти меня, сейчас же пусти! — интонация Джокера, полная обиды, менялась с ужасающей скоростью, но его кулаки уже через пару секунд и нескольких невесомых поглаживаний по спине разжались, а тело задрожало. — Прошу, выслушай меня, — зашептал на ухо Уэйн, — мы не на допросе, а у меня дома. Дома. Ни в какой Аркхем и ни в какую тюрьму ты не попадёшь. Тебя никто не тронет, понимаешь? Потому что я им не дам. Я тебя держу, Джон. — Не Джон. — Джон, — уверенно повторил Брюс, — пожалуйста. — Джокер, — рявкнул он, безуспешно пытаясь вырваться. — Джон Доу, — строго, но одновременно ласково протянул Уэйн, — приятель, я тебя никуда не пущу, пока не поймёшь, что сейчас ты в полной безопасности. Мужчина раздражённо засопел ему в шею, но тело в руках Брюса начало постепенно расслабляться. Ещё чуть позже дрожащие пальцы судорожно вцепились в его рубашку, хватаясь за неё, будто в желании удержаться. Кажется, прошло ещё много времени, прежде чем они переждали этот приступ… — Мы правда у тебя дома? — прозвучало наконец неуверенно и немного приглушённо, так как Джон вжимался лицом ему в грудь. — Да, — с облегчением улыбнулся Брюс, тут же, как и обещал, отпуская его. Доу снова огляделся, недоверчиво щурясь. — Я не понимаю. Бэтмен ведь против убийств! Почему я тогда здесь, а не закован в наручники нашей доблестной полицией? — спросил Джон взволнованно. — Ты же… ты собирался оставить меня там, я видел это тогда, видел по твоему лицу! В груди неприятно кольнуло. Брюс собрался с силами, прежде чем сказать всё то, что накопилось за проведённые в ожидании пробуждения Джона часы: — Ты неправильно понял. Я просто был шокирован, — он пожал плечами, — ты так резко перестал быть собой, что я не успел сообразить. Но, Джон, я хочу, чтобы ты понимал: те убийства — и моя вина тоже. И мне жаль. Прости, что допустил это… Брови взлетели на лоб, рот в неверии приоткрылся, и Доу покачал головой, после чего его глаза сделались совсем испуганными, и он воскликнул: — Ты не можешь так говорить! Это не то, чего я… — Джон, — Брюс прервал друга, положив руки к нему на плечи, — я виноват, потому что изначально всё сделал неправильно. Я не должен был так с тобой поступать. Доу выглядел действительно удивлённым. Он склонил голову, теперь заинтересованно наблюдая за ним исподлобья. Уэйн принялся объяснять: — Я всю жизнь ставил перед собой ограничения. Несколько вариантов действий для какого-либо важного выбора: два, три, четыре… как получалось. И не понимал всё это время, что выбирал лучший разве что среди худших, — Брюс вздохнул. — Да, было проще. Я словно играл в игру и знал, что при любом раскладе пройду дальше, лишь с разными последствиями. Но сегодня на меня снизошло озарение: нельзя вечно следовать выдуманному мной же сценарию. Иначе получается замкнутый круг. — То есть, — протянул Джон, в глубине глаз которого заплясали черти, — если бы это озарение снизошло на тебя раньше — я мог бы убить Уоллер? — Я этого не говорил, — Брюс недовольно нахмурился, — но если бы так случилось, то я попытался бы разрешить наш конфликт как-то иначе. Доу кивнул каким-то своим мыслям. Плечи его опустились, а взгляд потух. Брюс тоже не знал, что стоит сейчас говорить, и потому молчание начало затягиваться. — Сэр, я уже могу забрать вещи мистера Доу? Уэйн мгновенно встрепенулся, ответив негромко: — Да, только подожди ещё минутку, пожалуйста. Брюс ухватил недоумевающего Джона за здоровую руку и постарался удержать её в пальцах, когда тот начал вырываться. — Джон, я знаю, что ты на меня злишься, что думаешь, будто я всё время тебя использовал и намеренно делал с тобой не пойми что, но это не так. Умоляю, поверь мне. В последний раз поверь, и я всё тебе объясню! В глазах самого дорогого ему человека мелькнуло недоверие, и это ранило почти физически. Брюс его прекрасно понимал, но руку, несмотря ни на что, держал крепко… — У нас ничего не получится, — неуверенно проговорил Доу, вцепившись от безысходности в его ладони ногтями. Сначала растерявшись, не совсем понимая, что тот имел в виду, Брюс затем вспомнил его недавние слова и почти идентичные слова Уоллер о том, что он не может быть героем. — Получится. Уже получается, Джон, — выпустив его руку, он переместил обе ладони к нему на щёки, отчего зелёные глаза посмотрели на него с ещё большей растерянностью, — ты — герой. Не такой, каким, я думал, ты должен был стать, но такой, каким ты всегда являлся. Ты мой герой, — подумал он, надеясь, что Доу поймёт хотя бы часть его посыла. Щёлкнул замок, и в комнату зашёл дворецкий. Брюс даже не посмотрел в его сторону, продолжая удерживать лицо Джона в руках и вглядываться в его глаза, ожидая ответа. — Джентльмены, вы уже закончили беседу? Хотелось бы узнать, на скольких человек готовить ужин. Глаза у Джона вдруг подозрительно заблестели, и он поспешно закрыл их, потёршись вместо ответа щекой об одну из удерживающих его рук. Конечно, он останется.