***
В приёмной висела какая-то уж слишком неприятная тишина. Подумать только, шериф Пилтовера и один из самых выдающихся учёных современности вынуждены битый час сидеть в коридоре, как самые последние людишки, в ожидании позволения войти от хозяйки резиденции. Виктор молча положил лоб на рукоять трости, раз за разом прогоняя в голове то, что собирался сказать последней надежде на реализацию их с Кирамман проекта. Увы, убедить эту женщину будет непросто и учёный понимал это, в отличие от Кейтлин. — Нет, ну это уже какое-то издевательство! — взглянув на аккуратные, весьма женственные часы, которые подарила ей Вайолет на день рождения, девушка вскочила на ноги и решительным шагом направилась к запертым дверям. Виктор, успевший изучить шерифа за последний месяц их совместного труда, даже не стал препятствовать или как-то отговаривать её от задуманного. Грохот тяжёлой двери, которую Кейтлин будто-бы вовсе не заметила, раздался на всю резиденцию, но женщина в кресле, чей больной вид выдавал её тяжёлое, практически предсмертное состояние, даже не подняла глаз, сосредоточенных на бумаге, что демонстрировала ей помощница. — Шериф Кирамман, рада встрече, — на удивление ровным, холодным, металлическим голосом произнесла главный агент дома Феррос в Пилтовере, — Однако не помню, чтобы она должна была состояться. — Вы правы, мы без приглашения, ведь добиться аудиенции в доме Феррос сложнее, чем в Совете. Вы явно высокого мнения о себе. — Причем вполне заслуженно. — Вклад вашего клана в становление города сложно переоценить, мисс, однако мы провели в приёмной почти два часа и больше ждать не можем, — неспешно последовав за напарницей, заговорил Виктор. — Мистер Краун, — нараспев протянула женщина, — Я ожидала увидеть в этих дверях кого угодно, но только не вас. Что же заставило вас двоих прийти ко мне? — скрывая интерес за непроницаемым лицом и равнодушным голосом, спросила женщина. — Мисс… — Прошу, называйте меня по имени. Я уверена, то с чем вы пришли, явно носит не публичный и неофициальный характер, — она читала гостей будто открытые книги, получая от этого нескрываемое удовольствие. — Камилла, вы ведь прекрасно осведомлены о том, что происходит на нижних уровнях южного города? — начал Виктор. — Мясорубка, уже стоившая городу около двадцати тысяч молодых, перспективных людей. Мрачное, однако весьма поучительное для Пилтовера и всего мира событие, — заключила агент, не сводя глаз с шерифа. — И пока то недоразумение, что сейчас именуется Советом, медлит, а его члены треплют языками, жертв будет становиться только больше, а волнения наверху продолжат набирать обороты, — подалась вперед Кейтлин, — клан Феррос тоже несёт серьёзные убытки от этой войны. Мы должны что-то сделать. — Я слышу зов бездумной альтруистки, мисс Кирамман, и не намерена на него откликаться. — У меня нет цифр для вас. Но у нас с Виктором есть конкретные предложения по тому, как излечить этот город. — Существует метод тушения лесных пожаров при помощи направленного взрыва. Не стану вдаваться в подробности, так как всего-лишь собираюсь привести аналогию. Мы слишком запустили пожар, разгоревшийся в Зауне. Пламя уже настолько большое, что достает до верхнего города. Митинги, восстания, теракты… Взрыв должен быть не меньше, чтобы перекрыть кислород там, внизу, — поддержал Виктор. — Но эффект будет временным. Потушив пожар, вы не уничтожите идиота, бросившего спичку. Вам известно, кто такие химбароны? Хотите прекратить всё это — избавьтесь от них и весь пыл защитников Зауна растворится в считанные недели. — Этот вопрос стоит обсудить. Тем не менее, мы подготовили проекты некоторых изделий, которые способны упростить обстановку на фронте, однако Совет отказывается запускать их на оставшихся производственных линиях. Клан Феррос обладает необходимыми ресурсами и мощностями для производства всего необходимого. Мы пришли просить у вас помощи, — Виктор наконец-то высказал задуманное и протянул женщине тубус с чертежами. Мастерски скрывая интерес, Камилла молча разглядывала бумагу за бумагой, уже продумывая дальнейший разговор на несколько шагов вперед, чтобы оказаться в выигрыше. И если довольно близкая родственница, о чем Кейтлин предпочитала не особо распространяться, её мало интересовала, то вот Виктор… — Шериф Пилтовера просит меня начать производство огнестрельного оружия втайне от Совета, преступив тем самым закон? Что же, вам удалось меня заинтриговать. Надеюсь вы понимаете, что я не намерена работать в ущерб себе и своему дому. Цена будет высока. — Так назовите её, — произнёс Виктор, и сидящая напротив него агент отложила чертежи. — Знаете в чём мы с вами похожи, мистер Краун? Мы оба умираем. Да-да, не удивляйтесь, в Пилтовере у каждой стены есть уши. Такая вот цена безопасности. И потому я знаю, что вы ведёте работу в области обширного протезирования. К тому же, в отличии от Совета, я осведомлена о способе добычи хекс-кристаллов. Академия не даст аккредитации на подобное, прикрываясь «нормами морали», а вот клан Феррос… — Вы предлагаете мне должность? — поинтересовался Виктор. — Да. Лучшие игрушки, финансирование, процент с каждого проданного изделия. При условии передачи нам патента, разумеется. Всё, что от вас потребуется — результат. Я развяжу вам руки и, возможно, ваш гениальный ум спасёт от смерти не только нас двоих. Что же до тебя, Кейтлин, — внезапно сменив вид обращения, продолжила женщина, — когда-то наши дома были одним целым, пока твоей матушке не вздумалось отколоться. И что же из этого получилось? Всё состояние дома Кирамман крутится вокруг мелких чайных и кондитерских. Не самое благородное занятие для рода оружейников и отличных агентов. Объединение — вот моё условие для тебя, племянница. Все молчали, взвешивая сказанное Камиллой. Что уж говорить, каким бы добродушным и открытым к чужим страданиям не был человек, эгоизм присущ абсолютно всем. Вот и сейчас, разговор о будущем города как-то сам по себе сошёл на нет. Мысли гостей заняли их собственные перспективы работы с домом Феррос, чьё мировое влияние неоспоримо, хоть методы расширения этого влияния — сомнительны. Виктор вспоминал все бесчисленные разы, когда его исследования в области протезирования и аугментации заворачивались ещё на стадии прочтения названия из соображений «гуманности». Ведь так гуманно дать человеку умереть, даже не попытавшись заменить нерабочий орган механизмом, способным служить едва ли не столетиями. При правильном обслуживании, разумеется. Кейтлин же всей душой желала что-то изменить, исправить, она просто устала разгонять один пикет за другим. Она хотела, чтобы её голос хоть что-то значил в этом городе, как когда-то голос её матери. И хоть раньше Кейтлин упорно этого не понимала, ей мешал глупый юношеский максимализм, теперь же глаза открылись. Девушка больше не верила, что можно изменить мир без реальной власти в руках. Клан Феррос мог дать её. Но у всего есть цена. — Что должно входить в наше «объединение»? Покрывательство перед законом? Замалчивание? Лоббирование в пользу вашего клана? — Всё из вышеперечисленного, — без утайки кивнула Камилла, — и для нашего клана, если согласишься. «Всё ради семьи» — таков девиз клана Феррос. А закон написан золотым пером, руками дураков и предназначен для выполнения нужных задач. В этом мире нет места справедливости, дорогуша. Взгляды Кейтлин и Виктора вдруг встретились и мужчина, словно извиняясь, поджал губы и коротко кивнув, озвучил своё согласие. Камилла была честна с ними обоими, отвечая на всё честно, без утайки, однако не более. Как и подобает женщине её положения, она многое недоговаривала и Кейтлин прекрасно это понимала. Однако выбора не было и скрепя сердце пришлось согласиться. Ясный взгляд девушки замер на измученном тяжёлой болезнью, но всё ещё твердом, полном решимости, лице тетки. — Пусть мама и не простила бы мне такого, да и отец не поддержит моего решения, я согласна на объединение моего дома и Клана Феррос, но с сохранением фамильного герба и имени рода. — Ты не можешь принять этого решения без своего отца, — справедливо заметила Камилла. — Могу. Он передал мне все бразды наследницы после гибели мамы, — решительным тоном произнесла Кейтлин, гордо вздёрнув подбородок.***
Темная фигура мелькнула за остовом импровизированного броневика. Машина замерла здесь три дня назад, напоровшись на свою же мину заунского производства. Переднюю ось вырвало, водителя убило, а стрелок, выбравшийся из пулемётной башенки, лежал в трёх шагах от транспорта с тремя дырами от пуль: две в ногах и одна в груди. Это была кровавая, но при этом исключительно аккуратная работа Криса Норта — заунита, снайпера, по одной ему ведомой причине вставшего на сторону Пилтовера, жители которого с ним в одном поле срать бы не сели, если бы заметили слабые следы воздействия «мерцания» на его руках, всегда скрытых за плотными перчатками. Подстрелив того несчастного, он ждал, когда же хоть кто-то решится вытащить истекающего кровью парня с дороги, ведь лежал он всего в каких-то десяти метрах от дома, где оборонялось заунское ополчение. Когда жертва начала затихать, Крисс прострелил и вторую ногу, чтобы вопли тоненького, мальчишеского голоска разлетелись по всей округе. Он надеялся, что это сработает, что жалость возьмет верх над осторожностью и получится убить двоих по цене одного. Но никто так и не решился — третья пуля прервала мучения раненого. В этот раз прицел неуклонно следил за фигурой, определенно, мародера, обиравшего трупы на ничейной земле. Крисс не стрелял, хоть и мог одним движением пальца прикончить ещё одного ненавистного земляка, но слишком уж привлекательна была та хрупкая тишина, что воцарилась над фронтом. Вдруг за спиной раздались два коротких щелчка и снайпер, оставив безобидного незнакомца в покое, медленно сполз с импровизированной лежки, утянув за собой винтовку. — Пошли, горячее притащили. Это был капрал Хейз — человек, которому снайпер был обязан за то, что тот выдернул его из подразделения для заунитов, которых Норт терпеть не мог. История двух людей, которые довольно быстро нашли общий язык, началась довольно банально для этого времени. После очередной атаки первый взвод снова закрепился в здании банка, где до этого, как считалось прежде, погиб весь двадцать восьмой заунский батальон, поражаясь тому, с какой легкостью им это удалось. Только потом, забравшись на верхние этажи они отыскали там едва живого от обезвоживания снайпера, который всё это время прикрывал наступавших, ликвидируя одну огневую точку за другой. Крисс показал капралу и сержанту взвода опустевшие позиции, откуда их намеревались стереть в порошок пулеметными очередями и залпами гранатометов. Итан быстро оценил возможность снизить потери в собственном отделении и во взводе в целом, заимев подобного специалиста под рукой, о чем тут же и сообщил Пирсу, разделившему его точку зрения. Так, после некоторых прений с штабом полка, Норт стал частью первого отделения, с охотой выполняя возложенные на него задачи по прикрытию наступающих сил. Перед каждой атакой он брал патроны, две фляги с водой и молча исчезал в ничейных руинах, чтобы заранее найти и отметить в голове позиции противника. Редкие солдаты видели серую, больше напоминавшую груду пыльного мусора, фигуру снайпера во время наступления, однако эффект был несравненным. Потери значительно сократились, отчего практика выделения подобных «вольных стрелков» стала понемногу, негласно, практиковаться и в других частях. — Неужели? Они ещё помнят про наше существование? — кутаясь в шинель, хриплым голосом съязвил Крисс. Время шло к зиме и температура неумолимо снижалась, а единственной относительно тёплой вещью во всём гардеробе солдат оставалась та самая форменная шинель. — Похоже на то. Пошли, говорю, пока остолопы из четвёртого всё не сожрали. Вот уже две недели, как фронт замер по всем направлениям в паре уровней от токсичного облака, копившегося столетиями. Именно оно формировало так называемое «Серое небо Зауна». Солдатам, разумеется, никто ничего не объяснял. Сказано сидеть — будешь сидеть, пока геморрой не даст о себе знать. Сказано идти вперед — пойдешь, пока не упадешь. Шагая мимо сослуживцев из других, уже полностью сменивших состав из-за чудовищных потерь взводов и отделений, Итан вглядывался в новое, как-то нелепо болтающееся на молодых парнях, снаряжение, никак не подогнанное под владельцев. Сильно урезанное время на обучение не позволяло уделять внимание подобным мелочам, однако из них и складывался общий шанс на выживание каждого конкретного бойца. На капрала и снайпера рядом с ним новоприбывшие смотрели косо, с какой-то помесью страха и уважения, ведь бойцы так называемой «первой волны» с каждым днём становились всё большей редкостью. Однако узнать их в общей массе было несложно: множественные следы от ран на грязных, потерявших изначальный оттенок, потрёпанных шинелях; полинявшие от времени и царапин шлема, на затылках которых стояли неуставные пометки для определения звания; тяжёлый взгляд усталых, скрывавших за собой сотни, тысячи увиденных смертей, глаз. А главное — полное пренебрежение к смерти. Над ней подшучивали, пускали остроты и даже делали ставки, на то кто и когда сгинет. — Нагнали, как рыб в консервную банку. Один снаряд с той стороны и пишите ещё две сотни тел в крематорий, — причитал Крисс. К несчастью, он был прав. В здании не то магазина, не то закусочной, набилось почти пять взводов, так что многим приходилось ночевать буквально на ступенях узких лестничек. Итану и его отделению повезло оказаться тут в числе первых и занять лучшие комнаты в глубине здания, где никто особо не бродил, да и окон не было, чтобы послать в них что-нибудь взрывоопасное. У них даже было пианино, на котором Хейз понемногу вспоминал уроки игры из своего юношества, позволяя солдатам во всём здании ненадолго забыться и отдохнуть от грохота снарядов. — Итан, сюда! — махнул Пирс, завидев своих людей на лестничном пролёте. — Куда полезли! — Захлопнись, зелень! У вас ещё пайки не вышли, а нам жрать нечего! — грубо оборвал недовольного солдата сержант. Гремя котелками на всё отделение, Хейз вклинился в очередь рядом с сержантом, завешанным ничуть не меньше его самого. Это жутко не понравилось тем, чьи шлема ещё блестели от заводской покраски, но никого этот факт абсолютно не трогал, так как перспектива остаться голодными была куда страшнее пары бледнокожих аристократов, ещё не успевших побывать ни в одной атаке. — Он занял. Без обид, — нагло ухмыльнулся Норт. — Сраный заунит… — пробубнил солдат, искренне полагая, что фраза ускользнет от чуткого слуха снайпера. — Чего спизданул? — изготовившись врезать свободной от самодельных котелков рукой, обернулся Крисс, что был на полголовы выше всех присутствующих. — Норт! Угомонись. Он всё равно скоро сдохнет, а тебе на губе больше появляться не стоит. Спокойный и рассудительный большую часть времени, Крисс каждый раз срывался, когда его приписывали к заунитам, особенно в грубой, унизительной форме. Из-за этого он уже несколько раз оказывался под дисциплинарным наказанием в виде самых дрянных работ, лишая отделение снайперской поддержки в наступлении, что могло привести к лишним потерям. За восемь месяцев, проведённых на фронте практически без передышек, от прежнего Итана Хейза не осталось практически ничего. Взгляд наполнился «свинцом», который ощущали все вокруг, из голоса исчезла та дурацкая слабость, присущая несостоявшемуся в жизни юноше, уступив место грубому, громкому командному басу, необходимому, чтобы перекрикивать звуки боя. Руки больше не болели, не тряслись. Старые шрамы стали просто жутковатой декорацией, по своему приятным воспоминанием о мирном времени, когда главной его проблемой были прения с отцом по поводу выбора профессии. Возможно, после войны, если умудрится выжить, Итан всё же решится зайти к нему, поговорить по человечески и, возможно, наконец-то помириться, приняв то, кем они оба являются. — Давай-ка мне котелки и дуй вон туда, — пихнув товарища в плечо, Пирс указал на вторую, непонятно куда ведущую, очередь. — Куда это они выстроились? Кухня в этой забегаловке уже давно не пашет. — Газ привезли. Травить их будем, как крыс. Там новые фильтры выдают. Старые от этой дряни не защитят. Хейз уже слышал о новом химическом оружии — бесцветном газе с характерным кисловатым привкусом, ощутив который можно сразу ложиться и помирать. О прибытии этой дряни свидетельствовали ещё и огромные вентиляторы, призванные направить невидимое облако в сторону врага. Попадая на слизистую глаз, носа, даже в уши, не говоря уж про лёгкие, химикат просто сжирал их в считанные секунды, оставляя ужасающие ожоги, не совместимые с жизнью. И единственным спасением были новые фильтры, состав и способы производства которых были строго засекречены, а старые маски и вовсе не подходили под новые трубки. Но, появление чудовищного и бесчеловечного в своей сути оружия лишь обрадовало Итана, ведь чем больше заунитов прикончит газ, тем меньше своих парней ему придется отправлять в крематорий. Война — не место для морали, а на поле боя никто не вспомнит о гуманности, стараясь убить того, кто по ту сторону, чем угодно: штыком, винтовкой, кулаком, газом — без разницы. Вскоре подошла очередь Итана. — Капрал Итан Хейз. Первое отделение первого взвода. Беру на всё отделение. Двадцать четыре маски и по два фильтра к каждой. — Воу! Тормози капрал! — воскликнул лейтенант из роты снабжения. — С каких пор у нас отделения под двадцать с гаком рыл? — Двенадцать. Запас нужен. — Нет у нас запаса. Одна маска, один фильтр и марш, марш на фарш! — Издеваетесь? Без второго противогаза и даже фильтра?! А если порвётся? А если снабжение не подойдёт? Дышать через повязку из трусов предлагаете? — Слушай, Хейз, я к твоей твердолобости привык уже. Ну нет у меня запаса! Всё посчитано по одной штуке. Или хочешь чьё-то отделение под газ без масок отправить? — Честно? Мне плевать на остальных… — Я всё сказал. Бери, что есть и вали к чёрту! Без тебя геморроя хватает. К вечеру пришёл приказ о наступлении. Ничего необычного на первый взгляд, кроме времени. Атаку запланировали на ночь, а к окнам, что смотрели на ничейную землю, активно подтаскивали приблуды для распыления, сами баллоны и вентиляторы. Расчёт был прост — спящие не так быстро отреагируют и наверняка надышатся. Солдаты Пилтовера лишь иронично подметили лживость заявлений Совета о том, что фронт был остановлен и принялись готовиться к очередному броску. Всего сто метров. Жалких сто метров открытой дороги, которые надо преодолеть, а взять здание это уже дело техники. Пять минут до атаки. Итан раздал последние указания бывалым и наставления «зелёным» в своем отделении. Крисс давно ушёл во тьму, незаметно устроив лёжку неподалеку от середины дороги, но в ночном мраке ни зги не видел. Три минуты. Открыли вентиля, включили вентиляторы и облако пошло в сторону позиций заунитов, стелясь невидимой дланью смерти по ничейной полосе, забираясь в окна, щели в кирпиче и листах металла, в дыры от пуль и амбразуры. Закашлял часовой и тут же схватился за горло в немом крике от невыносимой боли. Глаза, нос, глотка — всё горело адским пламенем. Он не мог издать ни звука из-за мгновенно сгоревшей гортани и связок, а мир вовсе погас, ведь глазные яблоки вытекли вместе со слезами. Всего какая-то пара минут мучений и все, кто был по ту сторону дороги затихли навсегда. Только один плечистый шахтер, что был наслышан про новое оружие «пилтошек» и едва ли не спал в обнимку с промышленным, украденным с производства, противогазом, стоял в импровизированной казарме. Все его друзья, раскрыв рты в беззвучном крике, корчились на полу, на собственных кроватях от боли и страха, в то время как газ медленно убивал их. Снизу доносились шаги солдат в шинелях, что беспрепятственно подошли к зданию, с не меньшим ужасом разглядывая изуродованные конвульсиями, замершие навек трупы. Поняв, что ему в любом случае сегодня помирать, а чьи-то шаги уже подбираются ко входу в комнату, мужчина схватил винтовку и приготовился стрелять. Первая появившаяся в проходе фигура тут же рухнула на стену и сползла с неё, оставляя кровавый шлейф из простреленной шеи. Не думая ни о чём, кроме мести за убитых друзей, заунит бросился из комнаты, и повстречался со здоровенным бойцом, тот мгновенно вскинул ствол дробовика. Грянул выстрел. Картечь впилась в побеленную стену, выбив облако пыли. Мужчина, используя винтовку как дубину, с размаху врезал по голове солдата, заставив того упасть, и сразу же разглядел за поверженным врагом дульный срез оружия его сослуживца, уже готового к стрельбе. — Эд! — раздался приглушённый противогазом крик, следом за глухим ударом упавшего тела заунита. Указав своим проверить комнаты, Итан склонился над телом дергающегося в агонии сержанта. Приклад порвал маску и газ проник к лицу Пирса. Химикат не разбирал кто свой, а кто чужой, принявшись за свою кровавую работу. Уильям, увидевший это из-за плеча капрала, бросил рацию, винтовку и кинулся назад, к закусочной, в надежде добыть новую маску и помочь, но было поздно. Сержант обмяк на руках Хейза. Вокруг них собрались все те, для кого Эдвард был не столько боевым командиром, сколько другом. Итан молча поднял с пола дробовик, которым Пирс активно пользовался, ещё давно отобрав у какого-то заунита. Снял с тела патронташ и прочие вещи, которые могли пригодиться живым, после чего кивнул ещё двум бойцам, дабы утащить тело и передать похоронной бригаде. А на следующий день Итану скажут:«Поздравляем, сержант!»