***
Она молча брела по пересечениям «Линий», не обращая никакого внимания на потерянную где-то по дороге ракетницу, на суматоху, которую вызвал подрыв Совета Пилтовера. Джинкс сделала то, для чего была создана — устроила хаос невиданных масштабов, показав Верхнему городу горькую правду. Достаточно воли одного человека, чтобы нанести им непоправимый удар. Но сделав это, девушка, словно использованный, сломанный инструмент, оказалась без цели, без смысла и без последнего человека, которым когда-либо дорожила, собственноручно застрелив его. Джинкс снова ощущала себя разбитой, потерянной Паудер, бредущей вникуда. Только в этот раз никто её не подобрал, не пригрел, не дал новой цели. Погибшая от собственной гранаты на том злополучном мосту и воскрешённая в роли оружия, она впервые не знала что делать. Впереди уже маячила своей вывеской «Последняя капля», но теперь она казалась надгробием над большим отвратительным могильником — Зауном. Девушка вынула из-за ботинка небольшой нож и принялась методично срезать свои косы, которые растила все те годы, что прошли со смерти Вандера и исчезновения Вай. Синеволосая девушка больше не знала кто она такая, а потому просто развернулась, бросила нож и шагнула в темноту трущоб…***
Ничейная земля — это место, где острее всего ощущается тонкая грань между жизнью и смертью. Узкая полоска асфальта, некогда бывшая дорогой, стала кладбищем техники и тех бедолаг, что уже никогда её не покинут. Раньше такие места встречались только в книгах ужасов и тех дурацких страшилках, что травили дети по ночам, собираясь вокруг костра в трущобах. Теперь, на протяжении долгих месяцев, ночные кошмары стали для Экко реальностью, обыденностью, которую пришлось принять. Сменив комбинезон на плотный плащ, закрывающий всё тело до коленей, сбрив волосы под ноль, он обратился в одну из тысяч невзрачных теней Зауна, снующих по местам недавних сражений. Так Поджигатели стали простыми мародёрами. К счастью, их существование было выгодно обеим сторонам, которым не приходилось отправлять своих солдат на верную смерть ради потерянных на нейтральной территории боеприпасов и оружия. За скромную плату в виде пайков или снаряжения, списанного по тем или иным причинам, сборщики возвращали до семидесяти процентов винтовок, пулемётов и боеприпасов, тем самым покупая себе нейтралитет по обе стороны баррикад. Разумеется, часть находок бесследно пропадала, оседая в спрятанном от лишних глаз поселении. О подобных махинациях догадывались и в штабе армий Пилтовера и в Совете баронов Зауна, но спустя почти год сражений, обе стороны оказались слишком вымотаны, чтобы распыляться на столь незначительных в общем масштабе воришек. — Фух… Ладно… Вперёд… — перед каждой вылазкой у Экко тряслись поджилки. Ему предстояло пройти вдоль улицу, которую не смогли пересечь многие подготовленные солдаты, так и оставшиеся лежать на ней. К виду трупов парень очень быстро привык и уже не замечал чудовищных ран, запаха и прочих атрибутов войны, которые слишком быстро стали чем-то нормальным. Но к ощущению сотен глаз, смотрящих на тебя из пустых окон зданий, подвалов, с груд мусора сквозь прицелы винтовок, привыкнуть оказалось непросто. Несмотря на шаткие договорённости, Экко никогда не поднимался в полный рост. Он старался вовсе не попадаться на глаза кому-либо. Уставшие, озлобленные солдаты зачастую сначала стреляли и только потом интересовались, кто же всё-таки попал им в прицел. К счастью, людская паранойя на фронте уже давно перешла все возможные границы и даже один безобидный выстрел в воздух воспринимался противниками, как прямая угроза, и тогда в сторону стрелявшего летело всё: от пуль до артиллерийских снарядов с верхних уровней. Труп какого-то там мародёришки не стоил развязывания очередного крупного сражения. Несколько дней назад посреди улицы, прямо на ничейной земле, напоровшись на мину, замер броневик заунитов с самым ценным трофеем, что только можно было отыскать — пулемётом в небольшой башенке. В первый раз у Экко было нечем скрутить его с лафета и судя по тому что чёрный ствол в перфорированном кожухе охлаждения всё ещё торчал над машиной, других дураков лазать прямо перед позициями двух армий, которых разделяла лишь узкая улица, не нашлось. Ворочая ключом по практически сорванным гайкам, Экко вновь предался бесполезным раздумьям о смысле всего происходящего. И каждый раз он приходил к одному и тому же выводу — вся эта война была неизбежностью, которая, возможно, наконец-то откроет обеим сторонам глаза. А пока сильные мира сего разбираются, у него есть чем, а точнее кем заняться. — Пау? — полушёпотом произнес Экко. — Ты здесь? Тёмный силуэт возник, казалось, из ниоткуда и замер в противоположном углу помещения, некогда бывшего складом. Парень вскинул винтовку, взведя курок в качестве предупреждения. — Я в своем уме, опусти, — произнесла девушка. — Кажется я просил не выскакивать вот так? — спустив курок «рычажки», шикнул Экко. — А я просила больше не приходить. Уходи. Паудер пришла к нему сразу после взрыва в здании Совета. Разбитая, уничтоженная словно то самое здание, она во всём созналась, но Экко так и не смог выдать её Пилтоверу, тем самым, отчасти, поспособствовав войне. Это была Паудер — та самая девчонка с синими волосами, с которой их связывало общее детство, а не Джинкс, пытавшаяся убить его и себя на том проклятом мосту. — Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду? — с улыбкой на лице произнёс парень, приближаясь к силуэту. Её фиалковые глаза буквально светились в темноте из-за необратимых изменений в организме, что принесла с собой нечеловеческая доза «Мерцания». Немигающие лиловые огоньки безжизненно смотрели на Экко из темноты. — Я кое-что принес, — приблизившись достаточно близко, чтобы разглядеть бледную кожу, спутавшиеся волосы и впалые щеки Паудер, парень снял с плеча рюкзак, — еда, вода и… — Я могу добыть еду. — Но не это, — в руке Экко блеснул флакон, заставивший взгляд девушки на миг ожить, — краска. Для волос. — Зачем? — У тебя девять недель не было никаких изменений в поведении. Я не врач, но по моему это хороший знак. Хватит тебе сидеть в этой развалине. Взяв сосуд, Паудер молча отошла в сторону. Слабый, мягкий свет масляной лампы разлился по помещению, открыв глазам скромный угол, который девушка кое-как оборудовала для жизни. Только сейчас Экко смог разглядеть её грязную одежду, неумело подшитую шинель, снятую с одного из трупов, старую кровать и несколько ящиков, заставленных отнюдь не бомбами, а самыми разными безобидными механизмами от часов до механических игрушек. В правой руке Пау сжимала револьвер. — Твои люди знают кто я. — Знают. И они ненавидят тебя за то, что ты устроила… — Так почему ты всё ещё здесь?! Я подорвала тебя! Развязала войну, чтоб тебя! — воскликнула Паудер, рухнув на кровать. — Так и есть. Ты виновна во многом, но… — взяв в руку будильник со следом от пули в корпусе, теперь бережно залатанном подручными материалами, — в том лишь часть твоей вины. Буду откровенен, у нас к чертям летят двигатели, дающие электричество, фильтрующие установки для воды… Мне нужны твои навыки. И будет лучше, если «пилтошки» не узнают тебя, когда явятся к нам. — В это я могу поверить. И меня не убьют? — Пусть попробуют. Не завидую я этим бедолагам, — усмехнулся Экко, протягивая будильник подруге. — Спасибо. Какой цвет? — снова взглянув на флакон, спросила она. — Понятия не имею. Выменял у пилтоверских трофейщиков на пулемёт. — Дороговато. — Но необходимо. Давай, готовься. Утром будем выдвигаться.***
Смрад — первое, что почувствовала Кейтлин, когда отряд начал движение по канаве, заполненной тысячей разлагающихся тел, плавающих в каше из отходов, грязи и крови. Приходилось буквально извиваться, не смея даже чуть-чуть приподняться. Едва сдерживая подступающую рвоту, когда рука погружалась в гнилую плоть, восемь человек мучительно медленно двигались вперёд. А крысы, выживавшие на линии фронта куда лучше чем люди, настолько привыкли к грохоту винтовок и артиллерийских канонад, что совершенно не стеснялись нежданных гостей, ползущих по их «праздничному столу». Напротив, грызуны даже вылазили из разорванных, вздутых животов, чтобы поглядеть на столь странную картину. Впервые в жизни Кейт ощущала ледяное дыхание смерти так отчётливо. Это была её территория, её сад в который выходцы из Верхнего города влезли без спроса. Вдруг, своеобразная колонна замерла. Шериф оказалась лицом к лицу с трупом молодого парнишки с рыжими волосами. Пуля угодила ему в шею, разорвав ткани и позвоночник, оставив голову болтаться на небольшом куске кожи. Над лицом уже «потрудились» крысы, сожрав веки, один глаз и часть носа. Дыхание сбилось, Кейт чувствовала это, понимала, что сейчас не время для истерик, но тело уже не подчинялось приказам, а разум только усугублял ситуацию, оцепенев в ужасе и отвращении. Группа двинулась дальше, но оказалась вынуждена выбраться из спасительной ложбинки, которую доверху завалило сразу несколькими телами, растолкать которые не получилось. Лязг металлического шлема достиг женских ушей раньше, чем грохот выстрела. Кирамман ещё не знала, что потеряла одного из своих — ведущего всей колонны, так неудачно поднявшего голову над телами. Тут ожила противоположная сторона — армия Пилтовера ответила на один единственный выстрел сразу несколькими пулемётами, десятками винтовок и артиллерийским орудием, выкаченным на самый передний край. Килограммы стали ударили по позициям заунитов, которые не спешили вступать в ночную стычку, экономя боеприпасы. Двигавшийся перед шерифом Антилис начал пятиться, заставив Кейтлин снова оказаться в канаве, где она смогла перевернуться на спину. — Парес убит, — констатировал капитан. — что будем делать, шериф? Кирамман опустила взгляд на копну розовых волос, выбивавшуюся из-под шлема у самых её ног. Вай была крепче во всех смыслах. Она видела больше, чем её подруга могла себе вообразить, но даже в её взгляде Кейтлин видела страх, непонимание, растерянность. Шериф привела этих людей умирать в мир, которого никто из них не понимал, а теперь не могла выдавить и слова от застрявшего в горле кома. — Мы… — сдавленным хрипом вырвалось из забитой глотки, — нужно идти дальше. — Есть, мэм, — тут же отозвался Антилис возобновив движение, пока зауниты опасались поднять головы. Кейтлин мучительно хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть воплощённого ада вокруг. Но не могла. В расширившихся от ужаса зрачках всё отражалось особенно отчётливо. Тело одного из своих ввергло Кейтлин в настоящий ступор. Он лежал в луже крови и каких-то ошмётков, вывалившихся из пробитого шлема. Не сразу до шерифа дошло, что это осколки черепа и шматки мозгов — пуля разворотила всю верхнюю часть головы. Так бы она и лежала, не в силах пошевелиться от сковавшего тело ужаса, но пулемётные трели начали утихать, вновь оставляя людей на дороге, один на один с их судьбой. — Они знают, что мы здесь… — дошло до шерифа и словно в подтверждение этих слов один из домов по левую руку, до этого момента казавшийся абсолютно мертвым, огрызнулся пулемётной очередью, пропахавшей мёртвые тела. Кто-то вскрикнул позади — Кирамман потеряла ещё одного человека, не в силах как-либо этому помешать. Вдруг капитан вскочил на ноги, устремившись к ближайшему переулку лишь бы убраться подальше от проклятой дороги. Остальные последовали за ним, но до намеченной точки добрались лишь пятеро. — Рация? Где рация?! — воскликнул Антилис. Радист так и не поднял головы из канавы, оставшись лежать в ней, скошенный сразу четырьмя пулями. Но возвращаться было нельзя — за частично разрушенными стенами домов уже слышались голоса заунитов, которые шли по души лазутчиков. — Нужно уходить, быстро! Настала очередь Вай вести всех за собой. Заун — её дом, где знаком каждый угол, каждый поворот, но казалось, что даже она потерялась в том, во что превратили Нижний город. Мотаясь по развалинам из стороны в сторону, люди начали выбиваться из сил, несмотря на то, что погони не было. — Твою-то мать… — шикнула Вай. — Что такое? — Это окраина. Теперь я поняла, где мы. Чёрт… — Далеко от спуска? — Это другой конец уровня. — Мэм, — подошёл капитан, — скоро рассвет. Зауниты активизируются. Нам нужно дождаться следующей ночи. — Можно укрыться в крайнем квартале. Далеко от фронта и каких-либо важных мест, в этом гадючнике даже до войны никто искать бы не стал…***
Завернувшись в собственную шинель, Итан вновь встречал мрачное утро Зауна, где никогда не было нормального рассвета. Едва пробиваясь сквозь толщу смога, солнечные лучи просто подсвечивали общую серость местной жизни. Пожалуй единственное, что имело этим утром цвет отличный от серого, были деревянный приклад и цевье дробовика, мирно покоящегося на коленях владельца. Новый день, а проблемы всё те же. Шестнадцать человек, брошенные своими командирами подыхать, всё ещё пытались огрызаться против враждебного мира. Именно так — брошенные. Пока ещё работала рация, сержант вместе с радистами тщетно взывал к помощи, но в ответ получал лишь треск белого шума. Техника была исправна и сигнал наверняка доходил, но по ту сторону предпочитали считать, что первого взвода больше нет, и это было недалеко от правды. Вскоре заряд батарей иссяк, как и надежды солдат на спасение. Итан вновь взглянул на свои руки, почерневшие от грязи и оружейной смазки. Они больше не тряслись, служа своеобразным индикатором состояния сержанта. Умиротворение — всё, что ощущал он спустя неделю в окружении, ведь смерть наконец-то добралась до него, хоть и продолжала заигрывающе смотреть из-за угла, в непонятном ожидании. — Хватит… Выходи, — одними губами произнес Хейз, отложив дробовик в сторону. Холодная рукоять револьвера легла в руку как-то неправильно. Целиться в собственный висок было непривычно, неудобно, но вода подходила к концу. Впрочем, как и всё остальное. У Итана просто не было сил больше бороться с нескончаемым врагом, с голодом и жаждой, со страхом долго подыхать с вывернутыми наружу кишками. «— Уж лучше так…» — решил он для себя и нажал на спуск, не моргнув и глазом, но вместо выстрела раздался лишь глухой удар курка — засорившийся механизм не до конца провернул барабан и боек вдарил мимо капсюля. — Охренеть, — раздался голос Норта, тихо наблюдавшего за происходящим из соседней комнаты, — я два раза нажать пытался, когда живот скручивало до невыносимости, но смелости так и не хватило. — Это не смелость. Всего лишь трусость… Я сломался, Крис… Не могу больше, а она… Она продолжает играть со мной, — Хейз показал подобравшемуся другу так и не выстреливший револьвер. — Ну так взведи ещё раз и дело с концом. Если боишься осуждения — забудь, остальные уже распределились кто-кого застрелит, когда из жрачки останутся только земля и трупы. Мы все здесь останемся, так или иначе. Вращая барабан, камора за каморой, Итан снова и снова вспоминал слова Пирса, которым он следовал всё это время: «Подразделение — это всего лишь отражение командира». И сержант первого взвода был разбит, как и его люди, в полном бессилии что-либо изменить. — Да. Останемся. Нам… — мужчина так и не договорил, прерванный залпами винтовок с той стороны дороги. Инстинктивно вжавшись в стену и всё-таки довернув барабан револьвера, Итан достал небольшое зеркальце, чтобы безопасно осмотреть улицу. Солдаты засуетились, бросились к своим позициям заряжая винтовки и пулемёты в ожидании боя, который наконец отберёт их жизни. Но стреляли вовсе не по обречённому взводу. Внимание заунитов привлёк крошечный, всего в пять касок величиной отряд, что пытался пройти по улице практически в полный рост. Теперь же, прижатые к земле люди, не могли поднять голов. — Они в нашей форме… — на выдохе произнес Итан, — Муронто, Освальда, Ганна, Бревера — ко мне бегом! Для остальных сигнал — красный дым! Пошёл! — С возвращением, — улыбнулся снайпер вновь ожившему сержанту и тут же сорвался с места. Собрав группу, Хейз, искренне веря, что те пятеро на дороге лишь часть большой эвакуационной команды или же отколовшийся авангард наступления, воспользовался моментом пока зауниты отвлечены и пересек узкий переулок между двумя зданиями незамеченным. Загнанные в ловушку солдаты оказались прямо перед ним. Прижимаясь к пологой обочине всем телом, Кейтлин словно провалилась в какое-то забвение. Пока пули свистели в сантиметрах от её головы, мир вокруг замедлился. Шериф наблюдала, как не в силах сдержать крик, Вай пыталась совладать с незнакомой ей винтовкой, которая просто заклинила. Простая для любого солдата неисправность поставила девушку в тупик, а жизнь под угрозу. Тело ещё одного пилтоверца покатилось вниз по склону обочины с простреленной грудью, но Кирамман даже не пошевелилась. Она наконец поняла какую ошибку допустила. Фатальную ошибку. Она просто закрыла глаза в ожидании неизбежного. — Дым! — вдруг раздался чей-то голос из-за спины. Несколько красных дымовых шашек перемахнули через головы осаждённых, дав сигнал выжившему взводу. До этого момента молчавшие здания разразились ответным огнём, прикрывая миротворцев, — сюда! В окне первого этаже появился силуэт бойца в серой шинели и глубоком шлеме. Кейтлин не могла разобрать, был ли это бред её сдавшегося сознания или же реальность, но твёрдая рука Вайолет, ухватившая её за ворот, точно была настоящей. Вай буквально внесла подругу внутрь здания, прочь от резни. — Кейт! Кейт! — оказавшись внутри, девушка попыталась встряхнуть шерифа, смотрящего сквозь неё вникуда, — Ну же, приди в себя! — В сторону. Отойди я сказал! — грубо отпихнув заунитку в сторону, мужчина, с чудом сохранившимися сержантскими нашивками на потрёпанной шинели, с приличного замаха отвесил Кирамман пощёчину, сбившую пыль с лица и волос. — Смотри на меня. На меня! — схватив её лицо так, чтобы максимально перекрыть угол обзора, повторял Итан. Жгучая боль в правой щеке и ровный, непоколебимый бас, быстро вернули девушку в реальность. Блуждающие в небытии голубые глаза наконец-то встретились с темно-карим взглядом сержанта, который медленно убрал руки, отпустив её, и приятно улыбнулся, окончательно убедившись, что перед ним представительница верхнего города, а не очередной мародер. — Отлично. Молодец. Помоги ей, — бросил Хейз странной розоволосой девушке. — Муронто, Ганн — задымите переулок. Мы уходим!