Не место для бабочек III: Клинок доблести

— Как же ты вовремя, Ками! — тифлинг бежит чуть впереди, и Камелия очень старается не отставать. От пережитого так колотится сердце, что свист ветра и вопли оставшейся позади клыкастой твари едва доносятся до слуха сквозь грохот крови. Камелия вертит головой, старается прислушаться — но не может разобрать никаких звуков, которые бы можно было взять за ориентир. Где Мерисиэль? Она ведь жрица, она умеет сражаться с нежитью?.. Перед глазами встает картина прибитой к земле узкой белой ладони, и Камелия еле удерживается, чтобы не выругаться — если командор и жива, колдовать она явно не сможет. Если она вообще когда-нибудь сможет шевелить пальцами, это уже будет огромное достижение для Ратимуса! В общем, до возвращения в ставку об излечении можно и не мечтать. Это при условии, что сбрендивший рогатый не прострелил ей башку за это время. Возможно, им на помощь пришли Сиила со слабоумной бродяжкой, но… их крики стихли еще раньше. Толку тешить себя глупой надеждой — Камелия только надеялась, что они бегут все-таки спасать горе-командора, а не паладинку с немощной подружкой. Спросить не вышло бы — дыхание сбилось, в глазах до сих пор стояла влага. Мысли о том, что не так давно желала всей команде скорой смерти, благополучно улетучились; планы, так сказать, поменялись. И даже алиби внезапно бежит впереди, размахивая блестящими волшебными ножичками. Нужно просто сказать, что сразу побежала за Вольжифом, когда они разделились. А так долго бежала… немного заплутала под конец. Но все равно нашла его первой, и поэтому не попала под заклинания безумия (или что там еще было). Вот и вся сказка! А Лима столкнула в воду, потому что вообще-то у них было свидание, а тут вдруг вампир пришел. И зачаровал бедолагу Лима. Камелия запаниковала и столкнула их обоих в кислотную реку и сбежала, и придумала от испуга некрасивую сказку про злобный культ. Так себе отмазка, зато сработает, что бы они ни нашли. Хоть бы и живого Лима — ему Камелия собиралась сказать ровно то же самое. В конце концов, он аазимар — если его помыть и побрить, даже постель делить будет не совсем противно, тем более, с благими целями. В памяти мелькнули слова Ланна, обращенные к жрице — он ведь видел ее, Камелию! В состоянии полного безумия на месте своей любимой Ри он видел именно ее! Говорил об их поцелуе — значит, помнит. Правда, еще стрелял — но это уже безумие виновато. Он на самом деле просто боится к ней подступиться! Наверное, считает ее слишком красивой, и поэтому тратит время с дурочкой Ри… А теперь они с большой вероятностью совсем поссорятся. В конце концов, Ланн мало того что выболтал про поцелуй, так еще и руку своей ненаглядной прострелил. Она никогда его не простит, ни-ког-да! Неизвестно каким образом, но Вольжиф умудрился вывести их к остальной команде — ладони Мерисиэль перемотаны тряпками, обе, Сиила тащит на плече бессознательного Ланна, Уголек, всхлипывая, бросается им навстречу, бормоча как рада она их видеть. Удивительно, но Камелия машинально обнимает бродяжку в ответ; ловит себя на мысли, что сама готова разрыдаться от облегчения. Вместе они от чего угодно отобьются. Но сначала нужно вылечить руки командора. Камелия бросается к ней, тянет тряпки с ладоней. — Там вампир, женщина. У нее погиб сын, ищет виноватых, — под тряпицами оказываются жутковатые раны. Кровь не течет — должно быть, у Мерисиэль хватило сил ее остановить. — Поймала Вольжифа, подчинила. Я побежала за ним, немного заблудилась, но пришла. — Мы этой клыкастой так наподдали! — радостно восклицает тифлинг. И грустно заканчивает, — что живыми она нас теперь точно не отпустит… — А у нас Ланн крышей поехал, — отзывается Сиила. — Пробил командору руки, орал какую-то чушь, душить пытался. Еле оттащили — пришлось отключить. — Он был под заклинанием безумия, — бесцветно отвечает Мерисиль, глядя, как под пальцами Камелии пляшут искры целительного заклинания, а израненная кожа затягивается. — Он бы никогда не причинил мне вреда. — Но чуть тебя не убил, милая. Как в себя придет — разберемся, насколько он этого хотел, — голос Сиилы звучит бодро, но как-то злобно. — Может, приревновал к кому — вот и повел себя как скотина. — В такой момент? Ланн не дурак, чтобы закатывать истерики посреди леса, — отозвалась Камелия. Мерисиэль сжала и разжала кулак, проверяя подвижность вылеченной ладони и позволяя Камелии заняться второй. — Скотина, но не дурак. Сиила хмыкает. — Это было просто заклинание безумия, — холодно произносит Мерисиэль, будто это все, что она может сказать. — Сиила, подойди ко мне. Паладин подтаскивает Ланна, и Мерисиэль едва залеченными ладонями будто с нежностью проходится по его волосам, по чешуйчато-лысой части затылка. В этом движении нет ничего интимного — скорей, ближе к материнской ласке, невинной и целительной. Светлые лучи касаются волос, кожи, чешуи, и не замеченная Камелией сразу рана на затылке монгрела быстро затягивается. Кажется, оглушала его Сиила самым простым и действенным способом — ударом эфесом меж ушей… ухом и слуховым отверстием. — Давай, просыпайся, — шепчет Мерисиэль, и в этом шепоте больше эмоций, чем в любом слове за последние несколько минут. — У нас еще есть дела. Пожалуйста, проснись, Ланн… Она бормочет очередную молитву, напитывая монгрела странноватой мерцающей энергией, не похожей на заклинания лечения или благословения. Будто маленькая снежная буря срывается с ее пальцев, кружит у висков Ланна, но он не приходит в себя. — Кто-то бежит сюда! — кричит Уголек. Сиила усаживает Ланна под раскидистым деревом; в каждом ее движении больше ненависти, чем заботы. Мерисиэль выходит вперед, оттесняя перепуганную ведьму за свою спину, та дрожащей рукой касается плеча Камелии, и ей кажется, будто под кольчужной рубашкой открылось кровотечение — но всего на секунду. Она обнажает рапиру. Если эта битва станет для них последней — что же, она будет приятнее, чем медленная смерть в лапах разозленной вампирессы. *** Первыми на поляну врываются призраки — поток светлой энергии рассеивает их, не оставив следа. Потом из мертвой чащи показываются животные — и Ри отходит за спины товарищей, позволяя Сииле, Вольжифу и Камелии отбиваться от тварей в ближнем бою. Уголек плетет огненные заклинания сосредоточенно и ловко; Ри поглядывает в сторону Ланна, мысленно умоляя его прийти в себя. Но он по-прежнему полулежит неподвижно. Звери не иссякают, и постепенно Ри понимает причину этого — убитые животные не продолжают лежать на земле, а со временем рассыпаются искрами призыва. Где-то там, в чаще, призыватель! Им не победить, если кто-то не избавится от источника опасности. Оставив Уголька лечить и оберегать, Ри выпивает единственное зелье невидимости и обходит поле боя по окружности, прислушиваясь к шорохам и шепоткам. Она неслышно ступает по хрустким сучкам — по крайней мере, сама не слышит своих шагов. Чувствительный слух улавливает едва заметную вибрацию воздуха — и ни звука. Кажется, призыватель использует палочку, а не читает заклинания. И бездна знает, сколько там у него этих палочек. Она движется на звук, перебирая все оставшиеся атакующие заклинания, вспоминая все свитки и палочки, которые она взяла с собой. Все еще работает темновидение, и вскоре взгляд замечает фигуру в темном плаще, притаившуюся среди черных стволов. Волшебная палочка вычерчивает в воздухе незнакомый символ, и в сторону друзей уносится очередной волк или пара огромных барсуков. Ри понимает, что действовать нужно сейчас, и закрывает глаза, вспоминая момент мощи там, наверху серого гарнизона. И вытягивает вперед открытую ладонь, мысленно обращаясь к Богине, прося у нее помощи — она должна победить призывателя. Любой ценой. Иначе все, кто остался в обороне, погибнут. Сначала ничего не происходит, ладонь лишь чуть заметно покалывает — едва восстановленная кожа натягивается от напряжения, грозит лопнуть. Раздробленные под кожей кости ощущаются забытыми в ране наточенными резаками, но Ри молчит, не издает ни единого стона — она слишком много кричала сегодня. Перед глазами снова перекошенное от ярости лицо Ланна, медленно-медленно летит к ее руке стрела, и собственный голос звенит в ушах. «За что? Что я сделала ему? Безумие использует ненависть, которая уже есть, так за что он меня ненавидит, если даже решил напасть?» Она вспоминает его руки на своей шее и шумно сглатывает, открывает глаза — там, по ту сторону век, все-таки страшнее. Сердце грохочет в груди; призыватель продолжает заваливать бьющихся в отдалении друзей планарными хищниками, и Ри вытягивает вторую ладонь. Зовет ослепительно-белый луч, который помог ей справиться с Минаго. Так то — Минаго! А это какой-то лесной колдун. Возможно, вообще нежить, о которой говорили Камелия и Вольжиф. И что, она позволит ей убить друзей?.. Поток света срывается с ладоней длинным широким лучом; он ярче и сильнее, чем тогда, в сером гарнизоне. Короткий хриплый вскрик призывателя обрывается, едва начавшись, в полной тишине Ри изливает будто бы солнечные лучи туда, где только что стоял враг. Боль в ладонях будто бы отступает, осколки костей невероятным образом занимают свои места, разорванные сосуды и мышцы восстанавливаются. Ри собирается убрать луч, опускает ладони, но теперь, кажется, свет бьет прямо сквозь нее. Мощь. Сила. Бесстрашие. Мерисиэль заливисто смеется, отпуская все, что случилось с ней за последние дни. Что там было? Кто-то кого-то предал? Ерунда какая, житейские мелочи. Любимый пытался убить? Да это же было заклинание безумия! Иначе бы никогда не решился. Там, на поляне, сражаются друзья? Пфф, там с ними пара барсуков, а их призыватель уродливым куском обугленного мяса воняет в нескольких метрах от Мерисиэль. Разве это не здорово, разве это не весело?.. Как и в прошлый раз, ощущение всемогущества быстро отступает, оставляя легкое послевкусие и смертельную усталость. Ри медленно бредет к остальным, видит, как навстречу несется перепуганный Ланн; почти тянется к висящему на поясе кристаллическому ножу (тому самому, что не стал ключом к страж-камню), но не видит в лице монгрела прежней ярости. Даже заставляет себя улыбнуться ему. И бессильно падает на влажную редкую траву, едва успев закрыть руками лицо. Мир затихает в последнем испуганном возгласе: — Ри!..