Не место для бабочек III: Клинок доблести

В повозке тесно и непривычно; деревянный коробок с парой дверей подпрыгивает на кочках, заставляя Ри почувствовать каждый камушек на старой дороге. Едут они быстро, кажется, даже слишком — будто там, в поместье, куда еще рано утром удалился граф Арендей, их очень ждут, и даже никак не могут без них начать сомнительное веселье. Ри отдала приказ прочесать и патрулировать окрестности особняка — в конце концов, помимо крестоносных гостей, там будет также много гражданских, не державших в своих руках ни топора, ни кинжала. В лагере за главных остались Ирабет и Аневия — на утреннем совете все вчерашние прошения проработаны, и теперь до следующего утра требуется только разбираться с поступающими пожеланиями. Всего-то складировать их в ящик, из которого накануне вечером была извлечена мохнатая демоническая голова. Головы имеют свойство гнить, как и любые другие части мертвецов. Но в шатре Ри с самого утра пахло чистотой, дождем и чем-то сладким — как она не напрягала чувства, в неожиданной свежести не удалось найти никаких признаков гнилостной вони. Либо головы гипотетических жертв попросту отсутствуют в командорском шатре, либо их спрятали куда лучше, замаскировав росисто-грозовыми духами, едва заметно казавшимися Ри знакомыми. Приятный, в общем-то, запах, на ее вкус был слишком сладким и навязчивым. Учитывая особенно начало кутоны, который вообще никак не располагает к росам и сладким цветочным ароматам. Неужели уставшее воображение играет с ней дурную шутку, и теперь помимо постоянного ожидания предательства от кого угодно она должна опасаться неизвестной поклонницы с сомнительным вкусом в парфюмерии?.. Повозка не предназначена была для перевозки важных гостей, как следствие обитых бархатом сидений и прохладительных напитков в ней никогда не было. Но была деревянная коробка с колесами, вместо потолка над которой натянута толстая зачарованная кожа, еще пахнущая кислой квашеной выделкой. К полу наспех, но намертво прибиты подобия лавок, на которых и разместились немногие приглашенные из тех, кто обитает в крестоносном лагере. Королевы Голфри среди присутствующих, конечно, нет, зато весь командорский отряд в сборе, с ними несколько крепких мужчин и женщин в парадных латах, среди них — инквизитор Летр. Удивительно, как легко разрушилась легенда Камелии о больших чувствах с Иламином. Они сидят друг напротив друга, у противоположных стенок повозки, и Иламин сверлит взглядом Камелию, не отворачиваясь ни на секунду. Она же напротив, с абсолютно независимым и вполне миролюбивым видом читает какую-то потертую книженцию и, кажется, даже чуть улыбается, периодически шелестя страницами. Все выглядит так, как если бы Камелия пыталась убить Иламина, и он об этом знает, но сама девушка будто не придает этому никакого значения. Ну толкнула в кислотную реку, ну выплыл, ну и что? Какие, право, мелочи! Доверять подруге, как и раньше, не выходило не только из-за поведения Иламина, но и из-за слов Ланна о ее якобы на него притязаниях. Ри ждала, поглядывая на Камелию, какого-то знака, какого-то подтверждения сказанному о ней, но видела только то же, что и раньше — чуть вздорную, но все-таки добрую девушку. Подругу. Которая, к тому же, так умилительно погрузилась в чтение, что позволяет себе мягко, почти нежно улыбаться страницам, пока предположительный объект порочной страсти сидит в этой же повозке и, почти не мигая, в оба глаза смотрит на другую женщину. На нее, на Ри. Она со вздохом прикрывает глаза и трет виски пальцами — головная боль пока не вернулась, но уже напоминает о скором приходе едва ощутимым гудением где-то в правой стороне черепа, под тщательно уложенными волосами и капюшоном парадного, напрочь лишенного защитных чар плаща, отороченного мехом какой-то пушной зверушки. Свежее платье, отправленное и ей, и Угольку, и даже Ненио этим утром сидит удобно и не вызывает дискомфорта — почему-то Ри казалось, что на званые обеды обязательно нужно наряжаться как минимум откровенно и броско, а как максимум — еще и максимально некомфортно и не по погоде. А тут — на тебе, целых три платья вполне в мендевской моде. Ненио свое платье, кстати, надевать отказалась, и теперь единственная ехала в своих фирменных темно-синих шароварах. Благо, хоть удалось заставить ее надеть на безрукавку приличную телогрейку из армейских запасов — пришлось отмазываться тем, что физиологические проблемы светилу науки уж точно ни к чему. Ри подавила горестный вздох — с Ненио ведь тоже нужно разобраться! «Какие-то руины» ждут своего исследователя, и совсем скоро придется туда спуститься. Или подняться? Они на земле, под землей или над землей, что там вообще может их ждать, в этих руинах? Учитывая древность — вряд ли что-то действительно опасное, но также и маловероятно, что что-нибудь интересное. Ри чувствует мягкое теплое прикосновение к своим пальцам. Ей не нужно открывать глаза, чтобы знать, кто позволил себе такое грубое нарушение субординации — конечно же, тот единственный, кому это разрешено. Приходится поймать настороженный взгляд и выжать из себя усталую улыбку; Ланн улыбается в ответ, но у него это, кажется, получается еще менее убедительно. Может, из-за того что улыбается только половина его губ, а может, потому что уголок губы будто бы совсем не изгибается вверх, как ему положено. Или дело в обеспокоенном взгляде? Ри перехватывает его пальцы, успокаивающе гладит ладонь подушечкой большого. Все в порядке. Она разберется и справится, она ведь избранная, командор и взрослая женщина. Что бы там не твердили мутные воспоминания. Может, это вообще был не последний ее день рождения?.. *** Иламин ждал чего угодно — извинений, попыток закончить начатое, оправдаться… но точно не того, что увидел на самом деле. Камелия делала вид, что все… абсолютно нормально. Все происходящее, от возвращения к жизни ее несостоявшейся жертвы до присутствия поблизости сурового Деренге, который, кажется, пугал своим присутствием всю крестоносную братию. Камелия в лагере не занималась ничем подозрительным, никого не выслеживала и вообще много времени проводила в своем шатре, пока Иламин как полный придурок слонялся поблизости, ожидая, когда же колыхнется полог, выпуская к ничего не подозревающим людям дикую беспринципную хищницу, способную безо всякой причины убить двоих разумных за один день и даже не мучиться совестью по этому поводу. Но хищница не выходила — только задумчивая юная леди. То с книгой подмышкой, то с охапкой лечебных зелий, то и вовсе — с бинтами, направляясь в расположение бойцов. Она лечила раны, скромно опускала ресницы в ответ на благодарности, и вдохновляла своим спектаклем всех, даже пожилых, умудренных многими боями воинов. И всегда неуловимо-изящно садилась, поднималась и шагала, притягивая взгляды и мужчин, и женщин плавными, отработанными изгибами искусственных движений. Само совершенство. Иламин, возможно, и сам бы повелся на ее игру, если бы не помнил сернистый вкус водички в местной реке. И ощущение полной беззащитности перед течением, несущим в неизвестном направлении два парализованных тела. Сначала Иламин хотел рассказать свою версию событий и поставить девочку-лапочку перед фактом: он понял ее грязную суть, он способен убрать ее так далеко, как никто и никогда. Уже собирался прийти в командорский шатер или поймать возле тренировочного полигона хотя бы параликтора, но понимал, что говорить… придется слишком долго. А этого он себе пока позволить не может. Дурацкая привычка смеяться — или хотя бы усмехаться — по поводу и без тут сыграла бы с ним злую шутку. Кто поверит смеющемуся, мало кому понятному чужаку, если он говорит гадости о прелюбимейшей всеми юной деве? Никто. Уж точно не командор. И не параликтор — лучшее, что он мог бы на это ответить: «Разбирайтесь сами, Санхаммер. Это ваше личное дело». Замкнутый круг. Иламин не может поймать Камелию, и не может никому рассказать, как и за что ее нужно ловить. Что же теперь, сдаться? Пустить все на самотек, отключить бдительность, вопящую об исходящей от Камелии непредсказуемой опасности? Нет. Только… наверное, сделать вид? Продолжить слежку, держась на расстоянии от нее? Однажды она ведь должна проколоться? Решение провести вечеринку в заброшенном поместье, да еще и посреди войны, Иламин воспринял крайне негативно, но отправиться со всеми вместе не отказался. В конце концов, Камелия же отправляется туда? Значит, может что-нибудь выкинуть, оставшись без надзора. А этого допустить нельзя. Иламин уже не понимал, чего в его желании поймать девушку «на горячем» больше: стремления защитить себя, обезопасить окружающих или отомстить? Постепенно это превращалось для него в смысл существования — почти такой же важный, как истребление демонов. Возможно, станет легче, когда он хотя бы поймет ее мотивы. Если их вообще можно понять, и у Камелии нет весомых проблем с головой. Говорят, есть какие-то болезни, при которых люди начинают вести себя странно, а потом ничегошеньки об этом не помнят. Иногда на проверку это оказываются происки демонов-вселенцев, но бывает, что обходится и без них. И человек просто… не в себе. Может ли Камелия быть из таких людей? Может, она и правда не виновата ни в чем, и сама является заложницей своей болезни? Иламин обнаруживает себя сидящим в углу полупустого праздничного зала: редкие гости, не слушающие вдохновенную речь хозяина вечеринки в саду, расселись за столом и принялись поглощать еду и напитки. Иламину не лезет в горло кусок; он украдкой следит за Камелией, которая так же, как и он, в одиночестве сидит за отдельным крошечным столиком, теребя ножку винного бокала. Она то и дело боязливо оглядывается, будто чувствует слежку, но по-прежнему и взглядом не выдает, что обнаружила ее источник. На ней платье, как и в тот день, когда они праздновали победу в «Сердце защитника», но на этот раз наряд выглядит куда свободнее: в противовес строгому, застегнутому на все пуговицы, это имеет весьма солидный вырез на груди, затянуто корсетом на тонкой талии и спадает аквамариновыми складками мягко и выразительно, но не стесняя движений. Привычных, отработанных — но на этот раз будто чуть скованных и испуганных. Камелия снова оборачивается, подхватывает со столика бокал и, тряхнув мягкими темными локонами, направляется к одному из боковых коридоров в максимальной спешке, какую можно позволить себе с длинным подолом. Иламин осторожно, на приличном расстоянии следует за ней, избегая света свечей в кованых подсвечниках. Шаг, другой; он слышит скрип открывающейся двери и заглядывает в коридор, надеясь выхватить тонкую полоску закатного света, врывающегося в окно выбранной Камелии комнаты. И спешит следом — почему-то чувствует, что должен быть с ней, внутри. Он следует по коридору, не оставляя следов, не издавая не единого звука; нужная дверь открывается без единого скрипа, мягко, и легко впускает его внутрь. В следующий миг он чувствует холодное лезвие у своей шеи; Камелия за его спиной мягко закрывает путь к отступлению и щелкает замком. — Ты хотел поговорить? — ее голос вкрадчив и тих. Знакомое магическое вмешательство покалывает мышцы неудавшимся параличом. На этот раз Иламин был к нему готов, но не собирается показывать это раньше времени. — Если нет, то зачем следишь за мной весь вечер? — продолжает она, склонившись к самому его уху.