Не место для бабочек III: Клинок доблести

Часть бумаг удалось отправить с опустевшим обозом, доставившим продовольствие. Еще часть — собственно поступившую с этим самым обозом — Ри сложила в опустевший ящик, ожидать своего часа. Очередная депеша от королевского совета, очередные требования очередного торговца (офицерский чин за десять мешков муки! Надо же додуматься), снова письмо от королевы из другой части крестоносного лагеря — и, собственно, больше ничего. Ни единой полезной бумаги. Ри отложила перо и потянулась; теперь-то можно наконец поспать. Бумажная работа здорово забивает голову, выбрасывает дурацкие мысли, очищенный посвежевший воздух больше не отдает приторно-грозовыми нотами. Вескаворы больше не угроза — пока. Однако то, что их приманило, все еще на свободе. Возможно, это была Нура Дендивар, а возможно, среди культистов у командора крестового похода есть и другие недоброжелатели. В конце концов, не одна же она там за все отвечает? — Ри, я могу войти? — голос Камелии заставил Ри подобраться, будто потягивание было чем-то недостойным командорского звания. Она сконфуженно кашлянула и подняла глаза на застывшую на пороге подругу. Камелия выглядела чуть испуганно; поймав ее взгляд, тут же принялась рассматривать носки своих сапожек и теребить край изящного мехового тулупчика. На рассыпанных по плечам темных волосах все еще лежали сероватые снежные хлопья. — Да, проходи, — Ри покосилась на плошку с остывшей едой. Какие-то корешки с крупными кусочками мяса. — Есть хочешь? Камелия коротко кивнула, не поднимая взгляда, и медленно приблизилась. Потянула к командорскому столу табурет, придвинула тарелку ближе, едва не задев зеленую фигурку пехотинца, исследующую нарисованные пустоши к востоку от Дрезена. Последние донесения от передовой армии крестоносцев вселяли надежду, что враг все еще не готов к приходу голарионцев. Возле Дрезена «расквартированы» — считай, рассыпаны — несколько разрозненных, хоть и немаленьких, демонических отрядов, и с каждым днем, приближающим осаду захваченного города, красных фигурок на карте становилось только меньше. На западе, там, где старую карту расчерчивали серые шрамы, обстановка оставалась неизвестной. Ри старалась не смотреть на самый край карты, туда, где значился город Из — по всему выходило, что после захвата Дрезена походу под ее командованием предстоит двинуться именно туда. Камелия стучала ложкой по быстро пустеющей тарелке и ела с таким аппетитом, что Ри едва не решила выложить остатки рагу из котелка, оставленного Ланном на печке. Но все же не стала: нужно сначала выяснить, о чем хотела поговорить Камелия, а потом поспать. Утром — вернее, к полудню, когда Ри проснется — можно будет найти время и желание на еду, но точно не сейчас. После того, что случилось в «Улыбке прокаженного», кусок отказывался лезть в горло. — О чем ты хотела поговорить? — спросила Ри, придвигая Камелии непочатую кружку с чаем. — Это что-то срочное? Камелия хлюпнула носом и неловко обняла бок кружки изящными пальчиками. Ровные ухоженные ноготки выглядели по-походному грязными, как если бы аристократка последние несколько часов расчесывала раны, оставленные вескаворами. Ри оглядела ее, потянула руку к длинным волосам, закрывшим шею, но аристократка неожиданно уклонилась от ее движения. — То, что было в каньоне… — тихо начала Камелия. — Я так испугалась, Ри! — Мы все испугались, в этом нет ничего страшного, — спокойно ответила командор. — Все позади. Ты ведь уже поспала? Камелия покачала головой. — Тогда немедленно допивай чай и иди спать. Хорошо? А утром, если захочешь, поговорим обо всем, что случилось. — Там умирали люди. Наши люди, те, с кем мы… кого я лечила накануне, с кем мы ели из одного котла, — Камелия снова негромко всхлипнула и наконец подняла покрасневшие глаза. — Я так боялась, что и меня тоже… и тебя!.. Сбилась, закусила губу. В глазах страх и горечь. Ри качает головой, поджимает губы и нехотя вспоминает, что эта же самая девушка, подруга, за ее спиной плела сети, в которые пыталась заманить Ланна. Что она же, возможно, могла помешать ему той ночью, не дать выстрелить в ее, Ри, ладони, но просто убежала, скрытая невидимостью. И самое главное — что любимого по ее словам Лима столкнула в кислотную реку, якобы то ли приревновав, то ли испугавшись вампира. Который на деле оказался даже не совсем вампиром. А теперь — сидит, плачет. Боится. Чему верить-то? Голова снова начала трещать. Ри поморщилась и потерла виски. — Давай больше не будем ссориться? — с надеждой спрашивает Камелия. — Я обещаю, что буду хорошей! У меня никогда не было такой подруги, как ты. Вообще никогда не было подруги! Ты ведь знаешь, папа… он так боялся, что я кому-то расскажу о нем, что запрещал мне выходить из комнаты. Всегда, с самого детства, запирал в ней, будто смертельно больную. Я боюсь снова остаться одна, Ри! — Ты не останешься одна. Мы все будем рядом, Камелия. У тебя много друзей… — Нет! — жарко запротестовала Камелия. По фарфоровой коже покатилась первая хрустальная слезинка. «Умеют же некоторые красиво плакать! Не то что я: нос распух, глаза красные, губа нижняя надулась и уши длинные из белой пакли торчат…» — Нет, они все… хорошие, — чуть мягче продолжила Камелия. — Но я никому, кроме тебя, доверять не могу. Ты моя единственная подруга! Аристократка изящно поднялась с табурета, обогнула стол и крепко обняла Ри — раньше, чем она успела понять, что происходит. Задрожала, громко всхлипнула, обжигая плечо влагой даже сквозь плотную ткань платья. — Прости за Ланна, я ведь… я просто… ты ведь понимаешь, да? Он ведь такой хороший, добрый… у меня ведь никогда… никогда не было никого рядом, а он… Ри почувствовала себя законченной эгоисткой: теперь ей казалось, что это не Камелия вбивала клинья между ними с Ланном, а с точностью до наоборот. Она провела рукой по меховому тулупчику на спине подруги, забормотала что-то успокаивающее, испытывая желание то ли умереть немедленно, на месте, от головной боли, то ли все-таки помучиться в наказание за испорченное настроение и без того настрадавшейся девочки. Стоило наконец-то успокоить Камелию, даже заставить ее улыбнуться на прощание и почти разрешить себе отойти ко сну, как в командорский шатер вошла Сиила. Серьезная, с насупленными бровями, в широком капюшоне форменного крестоносного зимнего плаща. И с бочонком крепкого эля подмышкой. И предмертвецки пьяная. Оказывается, это все-таки возможно. Интересно, какой по счету этот бочонок? — Командор, — паладин дала себе честь ударить в грудь кулаком свободной от ноши руки. Металлический звон кольчужной перчатки о латный нагрудник ударил по ушам так, будто и латами, и кольчугой избили непосредственно саму Ри. Прямо по больной голове. — Нужно срочно обсудить настроения в войсках. Паладин выставила на стол бочонок, сдвинув в сторону пустую плошку и полупустую кружку с чаем. Понюхала чай, в пару глотков осушила кружку и выставила рядом вторую аналогичную, раскрутила ключ краника. От запаха крепкого напитка в горле Ри ощутимо заскребло, а желудок сжался болезненным спазмом. — У нас процветают неуставные отношения, командор, — серьезно сообщила Сиила, наполняя вторую кружку. — И с этом обязательно нужно что-то делать. — З-зачем? — Ри сощурилась и отвела взгляд от паладина. Свеча, отражавшаяся от начищенных лат, слепила глаза. — Какие… отношения? — Ты видела девчонок? Ходят с лентами в волосах, как сельские красотки на выданье! А если их демоны за эти ленты переловят? «Какие, в бездну, ленты?» — Ри приняла из рук паладина кружку с элем, предусмотрительно задержав дыхание и, дождавшись, пока Сиила прикроет глаза, отпивая из своей, отставила напиток на дальний край стола. — А думаешь, зачем они это? Да затем что и парни ничем не лучше! Не крестоносное войско, а деревенские танцы! — Так чего ты хочешь-то? — смотреть на Сиилу становилось все сложнее. Ри бросила попытки сфокусировать взгляд на ее лице и сделала вид, что увлеченно рассматривает собственные коротко остриженные ногти. — Запрети всю эту романтическую дребедень, командор! Неужели не ясно, что все наши беды от нее? «Разумеется. И вескаворы, и демоны, и культисты просто не любят, когда крестоносцы заплетают в волосы цветные ленточки». — Это война, Сиила. И пока я не вижу на этой войне ничего такого, что зависело бы от лент в волосах наших воинов, вне зависимости от их пола. — Ты что, не понимаешь? «Нет, ничего я не понимаю. Я хочу спать, хочу немедленно закрыть глаза и не видеть ни тебя, ни твоих блестящих лат, ни этого бочонка с вонючей дрянью, которую ты вливаешь в себя, будто воду!» — Это подрывает наш боевой дух! Девчонки и парни крутятся друг перед другом вместо тренировок. А если кто из девок понесет? Мы так половину войска в тыл с животами отправим, если ничего не предпринять! «И что мне, оскопить мужскую половину войска, чтобы тебе спокойнее было?» — А еще, командор… это ведь не самое страшное, — заговорщицки продолжила Сиила, не замечая, кажется, никаких изменений в лице командора. Ри тем временем пыталась скрипеть зубами потише и хотя бы сделать вид, что может рассмотреть лицо собеседницы. — Они же письма из тыла получают! У них же там жены и мужья, у кого-то даже… — она понизила голос до трагического шепота. — Дети! «Удивительно, люди иногда рождаются. Какая неожиданность. Может, провести тебе лекцию про пестики и тычинки, Сиила? Или просто пояснить, что без детей не появляется взрослых ни в одном из народов Голариона?» — Они не могут сосредоточиться на своем главном деле — на войне за спасение Саркориса от демонов! Они слишком много думают о близких… ик!.. А не о долге! Это непозволительно, ты должна немедленно отправить всех, кто не соответствует званию кре… ик! …стоносца обратно в деревня и селы, и как можно скорее! — Селы и деревня, да. Так и запишем, — бормочет Ри себе под нос, прикрывая глаза. Сжимает в руке перо, чтобы не вцепиться ногтями в собственные ладони или случайно не налететь на Сиилу с кулаками. Заранее провальная затея, лишенная всякого логического смысла. Но как хочется! — Если мы избавим войско от возмутителей спокойствия, то продвижение ускорит…ик!.. ся. И мы в два счета отобьем Дрезен! — В двадцать человек, — бормочет Ри, представляя, как отправляет по домам всех вчерашних фермеров, торговцев, кузнецов и ремесленников. И стоят такие два десятка рыцарей, переглядываются и пожимают плечами. Дергают друг друга за ленточки в косах и бородах и, взявшись за руки, вальсируют в сторону Кенабреса. И стоит одна Сиила в чистом поле. Зато довольная. — Ты только представь мощь настоящего светлого воинства! Мы же… мы… о, Ланн! Вот, я еще с вами про Камелию с алхимиком не поговорила. Вы видели, что… — Мы все видели, Сиила. И нюх у нас тоже отличный. И он говорит, что тебе давно пора спать, — негромко, слава Богине, почти шепотом произносит Ланн. Открыть глаза и посмотреть на него нет сил, но Ри ощущает волны теплой благодарности и обещает себе обязательно облечь их в слова при первой же возможности. Но потом. — Это срочное дело! — Сиила бьет кружкой по столу. Ри вздрагивает; резкий стук рассыпается острыми осколками где-то под черепом. — Нужно пер... при... пирнять срочные меры! — Конечно, конечно… — Ланн подталкивает паладина к выходу, говорит что-то еще, но так тихо, что Ри даже не пытается вслушиваться. Он почти сразу возвращается, уже в одиночестве, и молча помогает подняться на ноги. Отводит в «спальню», за ширму, подальше от оставшихся на столе кружек с темным элем, помогает стянуть платье и укладывает обмягшее непослушное тело под тяжелое одеяло, снова пахнущее травами и цветами. Гасит свечу, дарит уставшим глазам блаженную темноту и садится рядом, поглаживает по волосам. Молча. «Спасибо, Ланн. Ты такой классный, Ланн!»