Не место для бабочек III: Клинок доблести

Зацикленный кошмар о неспасенном отступил после пятого (или пятидесятого?) круга, сменившись уже знакомым видением Элизиума. Ри шагнула в мягкую зелень полюбившегося сада, села на качель, оттолкнулась ногами от земли в ожидании привычной волны спокойствия. Место силы — скорее всего, не существующее нигде, кроме ее воображения — было дано, возможно, самой Дезной. Чтобы командор крестового похода не сошла с ума от всего, что ей приходится видеть на войне. А может, сама Ри придумала для себя эту качель в ту ночь в «Сердце защитника», когда этот поход не успел еще даже начаться? Было ли это видение действительно знамением Элизиума, знаком благосклонности Богини, или олицетворенным желанием самой Ри оказаться в итоге «хорошей жрицей»? Ответа не было; Дезна вообще не слыла любительницей прямо отвечать на поставленные вопросы, вступать с преданной паствой в мысленные диалоги и однозначно выражать свою волю. Дезна никого не принуждает, нет: Дезна позволяет жить так, как хочет сам последователь, кем бы он ни был. Разумеется, если его побуждения и стремления продиктованы добром и свободой. Но в этот раз даже шершавые лианы качели под пальцами, даже далекий смех иллюзорных азат и стрекот множества невидимых, но будто бы почти настоящих птиц не принесли желанного облегчения. Нет, оказаться подальше от гула вескаворского роя хотя бы в собственном сне было безусловно приятно, но тягостные мысли никуда не делись. Ри оттолкнулась ногами от земли снова, но качель, лениво качнувшись, вернулась к своему прежнему положению. Все было как прежде, но чего-то определенно не хватало. Наверное, для обретения спокойствия Ри нужно было что-то еще? Или… кто-то? Осознать себя спящей было для Ри не ново — она вдруг почувствовала, что частенько создавала внутри собственного воображения иной, спокойный мир, даже в самые ужасные моменты своей жизни. Бледными мороками мимо пронеслись призрачные фигуры знакомых, но забытых девочек из приюта. Ри рассмотрела их внимательнее — девочки выглядели ее ровесницами. Сегодняшней ее! Это были эльфийки, вечноюные эльфийские девушки в длинных мантиях, похожих на расшитые символами Иомедай закрытые ночные рубашки. Они улыбались Ри, каждая следующая махнула рукой и чуть склонила голову в приветствии. В памяти пронеслись имена, но исчезли раньше, чем Ри успела их разобрать. Но одно ощущение не оставило ее, протянулось красной нитью сквозь мысли, вспыхнуло фейрверком — это ее подруги. Почти сестры. Самые близкие из живущих. Следом за эльфийками пронеслись другие видения — улыбчивые люди всех возрастов, от маленьких детей до глубоких стариков. Кто-то из них вежливо кланялся, кто-то тянул к ней руки будто бы в ожидании благословения. Но все улыбались, каждый! И в памяти снова мелькнули, не дав себя разобрать, искорки знакомых, но забытых имен. Сколько здесь было людей! Иные оставались детьми или появлялись сразу взрослыми, другие же менялись на ее глазах, вырастали и старились, но продолжали улыбаться ей как хорошей знакомой. Нет, как подруге, почти родной! Люди, ей, эльфийской девчонке! Этот хоровод укрепил Ри в мысли, что когда-то — возможно, совсем недавно — она была хорошей жрицей. Плохой так не улыбаются, к плохой не тянут доверчивых рук. Возможно, она не была лучшей — но точно достаточно доброй, чтобы помочь всем этим людям. Она ведь была сельской священницей, так? Может, даже не послушницей! Видение Элизиума дрогнуло, отступило, оставляя Ри в крохотной деревянной комнатке. Там, за маленьким мутным окошком, слышен детский смех, там светит солнце, глядящееся в голубые воды небольшого пруда. Ри осмотрелась и увидела узкую кровать, скромный, но ухоженный алтарь Дезны, украшенный тоненькой серебристой бабочкой, изящной, свитой будто из лучей утреннего света. Она осмотрела свои руки — такие же, как и там, в крестовом походе — но полускрытые рукавами дезнитской мантии. У одной из стен притаилось трюмо, сработанное тонкой резьбой, украшенное широким гладким зеркалом. Повинуясь порыву, Ри поднялась с табурета — крепкого, но совершенно обычного — и шагнула к зеркалу. Из него на Ри смотрела Ри. Такая же, как и всегда, но будто бы более счастливая. На бледных щеках горит румянец, глаза блестят, волосы — неожиданно пышные, пушистые — убраны в чуть растрепанную некрепкую косу. На шее сияет крупный амулет в виде бабочки, и несложно заметить слабую магическую ауру, согревающую кожу под тонкой мантией. Эта Ри, живущая среди людей, была куда более настоящей, чем командор крестового похода, и куда более счастливой. Сколько лет она жила в этой комнате? Почему решила ее покинуть, зачем двинулась в Кенабрес?.. Что случилось — то должно было произойти. Эта мысль ударила гонгом, вспугнула легкий морок прошлого, унесла прочь от спокойной кельи, слишком нескромной для монашеской, забрала с собой и окно, и спрятавшийся в легкой занавеске детский смех, и пение совершенно обычных, не элизиумских птиц, и даже блеск солнца в крошечном теплом пруду. Ри ощутила, как мир вокруг нее меняется, как меняется и она сама — будто бы становится меньше, легче. Вместо кельи вокруг нее уже подвал, недавно еще бывший обиталищем плутифлингов, а рядом — друзья. Тихий привал, крошечный островок спокойствия среди пылающего ада, необходимая передышка. Она сидит за столом и поднимает глаза, чтобы поймать взгляд Ланна — совершенно странный, еще более дикий, чем само существование островка спокойствия во все еще захваченном демонами Кенабресе. Слишком мягкий для приятеля, слишком теплый для друга. Неужели… все началось для него еще тогда? Ри протянула руку, чтобы коснуться Ланна, чтобы успокоить его — у них все обязательно будет хорошо. Вместе они со всем справятся — нужно только чуть-чуть подождать этого «вместе». Совсем немного. Призрачная рука отделилась от настоящей, оставшейся в прошлом, и коснулась изумрудной чешуи, шершавой в реальности, но призрачной, неосязаемой в видении. Рядом сидят Сиила и Вольжиф, Камелия поглядывает на Ланна с какой-то тревогой; Богиня, она уже тогда… раньше, чем сама Ри, разглядела его! К щекам бы сейчас прилил жар, но Ри здесь и сейчас не имела ни щек, ни крови. Она оставалась видением в тепле плутифлингского подвала, наполненного потрескиванием печи, ароматом похлебки и звоном бутылочек с трофейными напитками. Кажется, здесь было то, чего нет в крестовом походе. Кажется, тогда, несмотря на бездну, кипевшую над головами, они смогли найти время побыть живыми, не дали себе сойти с ума. Может… это и есть ответ, который хочет дать Богиня? Это и есть дарованное ею спасение?! Новый водоворот образов закружил Ри, и она засмеялась, когда в сознании отмытой утренним дождем галькой закружились знакомые имена и лица: Ирабет, Аневия, Камелия, Сиила… ее спутники, ее соратники. Камелия, Вольжиф, даже Иламин —друзья. Солнечная, улыбчивая, мудрая в своей простоте Уголек. Строгий Регилл, мягкий Зосиэль промелькнули друг за другом. Ри почувствовала прикосновение к своей руке и, еще не обернувшись, уже знала, чей образ оказался самым теплым и близким. Ланн. Сон взорвался звуками — смехом, песнями, молитвами… вот, за что они бьются. Вот, для чего нужна эта война; чтобы где-то там, очень далеко, оставался живой реальный мир, где нет демонов, кровавых дождей и постоянной опасности. Но кто они в этом мире, только ли праведная светоносная сила? Или… Или часть этого мира, ударная сила света, добра и свободы? Каждый из них — друзья, соратники, незнакомые лично командору солдаты и офицеры — каждый в первую очередь живой. Каждый предпочел бы смеяться, петь, молиться как можно дальше от фронта, но они здесь, рядом с командором. Здесь, где страшно, где больно и опасно — чтобы где-то там было светло и мирно. Ри проснулась, уже точно зная, что нужно делать, чтобы не сойти с ума самой и не дать остальным свалиться в пучину отчаяния. Нужно напомнить всем в этом лагере, что жизнь продолжается. Приготовления длились не так уж долго, наверное, все решилось за пару часов. Разумеется, нельзя было просто лишить лагерь защиты — но по согласованию с Ирабет удалось собрать в нескольких шатрах тех новобранцев, что столкнулись с вескаворами лицом к лицу, точнее, кожей к жвалам; среди них оказался и мальчишка, которому Ри обещала помочь с праздником. По кружке меда каждому, нет, даже по две! Ирабет нахмурилась, но согласилась; дело оставалось за малым — организовать кусочек мирной жизни для тех, кто помогал самой Ри все это время. Для друзей и соратников, для командорской боевой группы. Отправить за напитками именно Вольжифа было, наверное, одной из лучших идей вечера. Ланн, Камелия и Лим занялись едой — простой ужин с помощью нескольких пряных трав и пары бутылок вина из запасов Дейрана пах совершенно по-особенному. За Сиилой, ушедшей патрулировать окрестности лагеря, Ри попросила отправить кого-нибудь из внутренних патрульных. Регилл ожидаемо присутствовать отказался, но и к ставке рыцарей преисподней был доставлен бочонок медовухи. Зосиэль предпочел провести время с воинами, и Ри, услышав это, с улыбкой кивнула; жрец выглядел надломленным и, наверное, больше, чем все они нуждался в маленьком празднике. Ему будет полезно побыть среди тех, кто обязан ему самой жизнью. В командорском шатре к позднему вечеру стало по-домашнему тесно и тепло. Они разместились прямо на полу, разложили нехитрую снедь по тарелкам, пропустили мрачную Сиилу и как драгоценную гостью приняли Айлу Ваэрис, разведчицу, первой увидевшую вескаворов. Вернувшуюся к войску живой, чтобы предостеречь и тем самым спасти множество жизней. Ри подняла кружку, доверху наполненную медом и в наступившей тишине произнесла, звонко и отчетливо: — Мы не забудем тех, кто отдал жизни этой войне. Мы не допустим, чтобы их жертва была напрасной. Дрезен уже рядом; мы отобьем его у демонов, вышвырнем их прочь с Голариона, чтобы никогда больше не пришлось собирать крестовый поход. Пусть этот станет последним! Взметнувшиеся в ответ кружки разбили тишину стуком глиняных и деревянных боков. Ри зажмурилась и с трудом, но в один раз осушила свою. И позволила сладковатому напитку, пролившемуся внутри жидким солнечным светом, забрать сомнения и тревоги. Они обязаны победить, иначе быть не может. И тонко сверкнула на границе сознания молитва — не сказанная вслух, отличная от записанной в священных текстах. И самая искренняя, пропитанная благодарностью Дезне за ценный урок. Война не вечна. Там, за ней, есть мир — и за это стоит сражаться.