God said when you die Your life will pass before your eyes If you wanna feel it right now Just do it, do it, do it! © Gackt, «JESUS»
Это было похоже на смутный бредовый сон: все увиденное когда-либо пролетело перед глазами сплошным калейдоскопом, на языке перекатились незабытые имена далеких родственников и близких друзей. Вкусы, запахи, очертания… кончики пальцев ощутили касание холодной грязи, горячего песка, гладкого стекла и шелковых волос прекрасной женщины. Все перемешалось, перекрутилось, завязалось миллионом узелков и застыло хрустальной паутиной Прожитого. Лим ощущал себя стоящим перед весами — росой с переплетенных нитей его жизни стекали светлые и темные капли, касаясь то одной, то другой чаши. Весы кренились в одну, в другую сторону, бесстрастное каменное лицо Наблюдателя глядело из темноты внимательно и холодно. Лим нашел себя идущим по длинной дороге среди вереницы молчаливых нечетких фигур — он был одной из них. Картинка весов оставалась где-то высоко — каждый его шаг по дороге мертвецов отдавался слетающей в одну из чаш каплей. Светлой? Темной? «Чего во мне больше?» В этой мысли не было живого любопытства, волнения, страха или предвкушения. Лишь холодный, ленивый интерес. Все уже сделано — осталось пожинать плоды. Калейдоскоп воспоминаний закручивался, подбрасывая все новые видения и ощущения, слуха касалось имя — Иламин Санхаммер. Кто этот Иламин, каким он был? Лим не помнил. Он узнавал заново, будто все глубже погружаясь в сюжет давно знакомой, но полустертой из памяти старинной книги. Лица, голоса, снова лица… Из спокойного забвения его вытянул резкий рывок — будто прямо под ногами открылся блуждающий портал, невесть как оказавшийся там, где голарионцы постигают посмертие. Пропали мрачные фигуры мертвецов, рассыпалось искрами видение весов, померкла паутина Прожитого — все вокруг залил нестерпимо яркий свет. Впереди замаячила фигура — тонкая и прямая, она принадлежала гуманоиду, но о его виде, размере и поле судить было невозможно. Лим попытался закрыть руками глаза, но не смог — никаких рук у него больше не было. Весь он превратился в сжигаемый истовым светом комочек первозданной тьмы, грязной, недостойной, бессмысленной… «Время не пришло», — прозвучало в голове. Голоса не было, как не было здесь ничего обычного и понятного, но Лим понял, что говорила та самая величественная фигура, то ли источающая, то ли родная обжигающе-белому свету вокруг. «Ты должен сделать выбор…» Какой выбор?.. Лим завертел бы головой, задал бы свои вопросы вслух, но мог только молча парить, каждое мгновение растворяясь в сиянии неизвестного божества. Он никогда не был религиозен — игры высших сущностей не казались ему чем-то достойным поклонения. Но теперь вдруг ощутил странное благоговение, свойственное, как ему казалось, лишь фанатичным жрецам, налитым святыми гимнами и религиозной чепухой под самую макушку. Свет начал меркнуть, затухать — фигура божества, и без того не четкая, расплылась непознаваемым пятном. Иламин пытается закричать, но вместо этого слышит чей-то приглушенный плач. Кто-то зовет его по имени, несуществующие руки чувствуют чужое живое тепло. Плечо, которого больше нет, отзывается глухой болью и покалыванием сакрального лечения. Сияющая фигура шепчет на прощание: — Следующая твоя смерть станет последней. Не дай ей случиться слишком рано. Снова вереница образов, обрывки снов или минувшей яви, сонм чужих голосов сливается в сплошной гул. Лим беззвучно кричит, когда то, что от него осталось, преодолевает сопротивление границы между мирами живых и мертвых — это дается с болью, упругая пелена никак не хочет расставаться с заблудшей душой. Сквозь гомон голосов доносится пение — поет мужчина, до странности знакомым голосом, будто перекрикивая взбесившиеся воспоминания, заставляя их стать тише, опуститься до шепота. Последним в веренице образов мелькает лицо женщины — темноволосая, со знакомыми лазурно-зелеными глазами. На пухлых губах, приоткрытых будто в удивлении, замерли ярко-красные капельки крови. — Камелия? — он беззвучно пошевелил губами, едва приходя в себя. Теплое, дрожащее от всхлипов тело шаманки прижалось к нему в какой-то странной, испуганной ласке. Не требовалось открывать глаза, чтобы убедиться, что это была именно она. И в видении тоже. Произошедшее укладывалось в голове медленно, лениво раскидывало по полкам сознания варианты случившегося. Из сбивчивых слов плачущей Камелии Лим, вроде бы, понял, что убила его именно она, испугавшись, что он превратится в гулля. Конечно, откуда бы ей знать, что вероятность этого стремилась к нулю… сказать-то он не успел. Шаманка бормотала извинения и шарила руками по свежим шрамам, едва затянувшимся под действием сакральной магии, ее прикосновения были легкими и теплыми, без капли угрозы. Это сбивало с толку — как и не прикрытая высокомерием, не налитая ядом радость спутников от его пробуждения. Арендей, бледный, как сама смерть, стоял чуть в отдалении, напряженные глаза высокородного аазимара сухо и неожиданно серьезно оглядывали шею алхимика. Он неосознанно коснулся ее кончиками пальцев — под подбородком бугрился незнакомый шрам. Тонкий, ровный, он явно не был оставлен гулльими когтями. Решено было двигаться в путь; магичка-кицуне то и дело оглядывалась на остающуюся за их спинами пещеру, но вслух желание вернуться и осмотреть ее внимательнее больше не озвучивала. Особенно мрачный Ланн коротко бросил ей какую-то фразу, смысл которой от алхимика ускользнул, и больше Ненио не подавала голоса. В глазах плыло, но Иламин упрямо отказывался от помощи и помогал Сииле нести Камелию, ноги которой все еще были слишком слабы. Сжимал зубы. Мотал головой, отгоняя слабость и дурноту. И упрямо шел вперед, глядя только себе под ноги. Место для привала выбирал Ланн — он несколько раз осмотрел окрестности, провел пальцами по взрытой недавним ливнем земле и задумчиво растер комочек между пальцами. После чего кивнул. Сиила с облегчением потянула Камелию к излизанному ветрами крупному валуну, помогла усадить ее и отправилась устанавливать палатку. Лим упрямо поплелся за ней, игнорируя пожелания подождать и не мучить себя. Ему нужно было дело. Занятие. Любое, способное хоть ненадолго отбросить мысли о недавней встрече на границе жизни и смерти. Кем была эта фигура? Божеством? Светлым лордом? Может, игрой воспаленного воображения?.. Он коротко взглянул на Камелию, потом, спустя всего пару минут, поймал себя на новом взгляде. Девушка улыбнулась в ответ — уже сдержанно, почти холодно, но лазурно-зеленые глаза едва заметно сверкнули. Чуть ярче, чем он привык. Будто бы улыбка была искренней. Он поджал губы и отвернулся, возвращаясь к установке палатки — колышек упрямо выскальзывал из пальцев, но со временем все-таки поддался. Решить… что такой, как Лим, может решить? Что хотело ему сказать божество — или морок, или что это еще могло быть… Слишком много вопросов. Слишком сложно для того, кто старался держаться от божественных дел как можно дальше. Лим хмыкнул, осознав, что Сиила с улыбкой протягивает ему плошку горячей похлебки — время пролетело незаметно. Он покончил с едой и зашуршал своими припасами — в рюкзаке нашлись помятые, но относительно целые стебельки и бутоны, нужные для ставшего привычным, когда-то экспериментального состава, дарящего спокойствие и целительный сон. Через четверть часа алхимик уже крепко спал. К счастью, без сновидений.***
Командор добралась до недавно разбитого лагеря только к полудню следующего дня. Регилл удержал при себе комментарий относительно ее безалаберности. Последние события показали, что иметь дела с Мерисиэль — меньшее из крестоносных зол. Неопытная, но задатки приличные. При должном усердии из нее однажды может получиться весьма сносный лидер… если она, конечно, ответственнее подойдет к выбору заместителей и самой роли предводителя. Выждав добрые полчаса, параликтор направился к командорскому шатру, но уже на подходе к нему понял, что несколько припозднился — очевидно, никакого понятия о субординации вспыльчивый жрец Шелин не имел. Его голос отдавался в ставке яростной, хоть и малоразборчивой тирадой. Регилл приготовился отрапортовать, как и собирался, и быстро вернуться в ставку Рыцарей Преисподней. В конце концов, Мерисиэль не может оказаться настолько же безумной идеалисткой, как и Винис. — …едва не угробил парня! — разобрал Регилл, заходя в шатер. Мерисиэль, еще не избавленная от походной грязи, вымотанная, смотрела на Зосиэля со странной нечитаемой эмоцией на тоненьком личике. Сейчас она походила на своих высокородных собратьев больше, чем когда-либо за время их с параликтором недолгого знакомства. Он отметил это почти с одобрением — такой командор ему нравился куда больше, чем эмоционально неустойчивая юная девочка, с которой ему периодически приходилось иметь дело. На громкий выпад Зосиэля она отреагировала поморщившись, как от надоедливой головной боли: — Не думаю, что параликтор сознательно лишал одного из рыцарей лекарской помощи. В любом случае… — Ратимус вычистил из раны парня здоровенный шматок гнили и паразитов! Еще бы пара дней — и спасти его было бы уже невозможно! Ты должна немедленно изгнать Деренге из ставки, он не достоин… — Параликтор, — Мерисиэль кивком поприветствовала вошедшего, холодным, тяжелым, но негромким голосом заставив жреца замолчать. Зосиэль обернулся. Он тяжело дышал, его ноздри раздувались широко и часто. Пальцы крепко сжаты — кажется, он в шаге от того, чтобы снова начать размахивать кулаками. — Командор, — параликтор коротко склонил голову. — Я здесь, чтобы доложить о недопустимом поведении одного из ваших советников. — Зосиэль утверждает, что вы намеренно лишаете своих бойцов помощи лекарей. Это заявление кажется мне спорным и бессмысленным, но рыцарь Эмри действительно находится в лазарете. Она ничего не спросила, просто перечислила факты. Параликтор снова обернулся к Зосиэлю; к его щекам прилила кровь, он сделал сдержанный шаг навстречу Региллу, но остановился. Сдержался, отвел глаза, медленно выдохнул. «Славно. У меня все равно нет на это времени…» — Вы рассудили верно. Рыцари Преисподней располагают достаточным штатом сигниферов-лекарей, чтобы не обращаться за лекарской помощью к союзникам. Мальчишка-жрец гневно обернулся к Мерисиэль. — Ты слышала его? Он просто не хочет их лечить! У него достаточно лекарей, но они занимаются неизвестно чем! — Оруженосец Эмри будет наказан за утаение серьезного ранения от лекарей. Это дело Рыцарей Преисподней, и впредь я бы попросил вас, командор… — Оруженосец? На нем черные доспехи, разве они полагаются оруженосцам? Не важно, это дело человечности! Милосердия! — воскликнул Зосиэль, снова развернулся и сделал несколько шагов к Региллу. Руки, все еще сжатые в кулаки, он плотно прижимал к бокам, будто бы опасаясь нанести удар. «Что это с ним? Вчера совсем не стеснялся…» — …провести с Мастером Винисом как минимум воспитательную беседу, — невозмутимо закончил параликтор. — Будьте любезны, поясните ему, что вмешиваться в дела союзников недопустимо. Более того… — Это и мое дело, старик! Я давал клятву… — …я бы хотел, чтобы он не раздражал моих воинов сомнительными проповедями, сводящимися к призывам к дезертирству в пользу иных военных орденов. Разумеется, я уверен в лояльности каждого из них, однако… — Однако боишься! Ты боишься, что они перестанут перед тобой пресмыкаться!.. — …это может помешать тренировкам и отдыху. Зосиэль в поисках поддержки обернулся к командору, но она параликтора не разочаровала. Можно сказать, ее сдержанный кивок и решительный, уверенный взгляд укрепили в Регилле надежду, что из девчонки все-таки может выйти толк. — Что?.. Ты просто спустишь ему это с рук?! — Зосиэль подорвался к тяжелому столу, ударил кулаком по расстеленной карте, заставив фигурки всадника и пехотинцев пасть на твердь тщательно выписанной художником Мировой Язвы. Параликтор нашел это символичным. — Зосиэль, — Мерисиэль устало улыбнулась. — Мы поговорим позже. Параликтор, — она кивнула Деренге, сигнализируя, что аудиенция окончена. И он незамедлительно покинул командорский шатер. Здесь ему больше нечего делать. Дальнейшее полностью в руках командора — в конце концов, на северо-западе есть давненько пустующий старый форт. Было бы неплохим решением восстановить его и использовать как плацдарм для подготовки атак на демоническую орду. В союзе с крестоносцами или нет, Рыцари Преисподней не перестанут быть Рыцарями Преисподней. К тому же, вопрос с оруженосцем Эмри все еще не решен. Откладывать его и дальше теперь не имеет никакого смысла.