Не место для бабочек III: Клинок доблести

Оказаться вдали от рыцарей в черных доспехах Зосиэлю всегда казалось хорошей идеей. Всегда, но не сейчас; и теперь, когда он пришел в себя в разбитом зале старой часовни, ему сразу захотелось, чтобы Регилл и его бойцы были где-нибудь поблизости. Вокруг лежали, полулежали и сидели в основном крестоносцы — человек десять. Большинство тратило время на молитву, кто-то еще не успел прийти в себя. Их, подобно дикому зверью, посадили в подобие клетки, всего на метр отстававшей от стен побитого временем зала. Когда-то здесь, очевидно, находилась заалтарная комната: к службам готовились жрецы прошлого, которых, скорее всего, давно уже нет в живых. Зосиэль невовремя подумал, что этому месту все же больше бы пошло запустение, чем наглые полумертвые морды, стащившие в кучу последователей добрых богов и явно не для общей молитвы Иомедай. Где-то в соседнем помещении раздался жуткий вой. С ужасом Зосиэль понял, что воет человек; что же нужно сделать с разумным, чтобы он кричал так отчаянно?.. — Скоро вас ждет то же самое, — усмехнулся один из гуллей, выстроившихся по периметру клетки, спиной к самой стене. — Вы станете лучше. Сильнее. Остальные гулли одобрительно забулькали. Одеты они были в неузнаваемое тряпье: за прошедшую ночь доспехи пятого похода не могли бы так износиться, а значит, гулли обитают здесь достаточно давно. Или пришли откуда-то вместе с крылатыми господами. Жрец одернул себя, когда попытался все же найти знакомые черты в искаженных посмертием лицах: нет, здесь нет никого из тех, кого бы он знал. Не может быть. В голове отозвалась мысль: лишь бы не командор, которую Эмри назвал мертвой. В правдивость полученной от культистов информации Зосиэль, конечно же, не верил; в конце концов, он видел Мерисиэль незадолго до того как покинул лагерь. Зосиэль припомнил ее бледное, будто без кровинки, лицо. Вспомнил, как она морщилась, когда он повышал голос. Тогда пелена праведного (праведного ли?) гнева застилала его глаза, и он мог не заметить очевидного. Где-то внутри билось осознание: командор на стороне Регила в этом вопросе, а значит, ей нельзя доверять. Он ведь действительно в тот момент посчитал ее врагом! Богиня, эти мысли отвратительно воняли отчаянием, и тогда Зосиэль старательно прогнал их от себя. Командор милосердна, она добра — иначе и быть не может. Она дезнитка, а Дезне противна сама идея рыцарей преисподней. В них нет ничего ни от дружбы, ни от свободы, только холодный расчет, в котором люди — лишь цифры в графах «убыло» и «прибыло». Получая черный доспех, воин уже знает, что подчинится любому приказу — совсем любому, даже если их начальство сочтет хорошей идеей угнать в рабство жителей спасенной от демонов деревни, или вовсе решит их перебить, чтобы избежать случайного освобождения кого-то из культистов. Фанатики, погрязшие в планах и жестоких правилах, вот они кто! Так почему Мерисиэль закрыла глаза на очевидную несправедливость?! Вот оно: командор просто была не в порядке! Ее контролировало заклинание, и Регил об этом, конечно же, знал. В конце концов, зачем иначе он оставлял на свободе… культиста? Думать так об Эмри все еще было больно, но Зосиэль не хотел отрицать очевидной — к тому же признанной — вины. Эмри запутался, демоны просто совратили невинную душу, как делали всегда. Но факт есть факт: Регил вполне мог… хотеть избавиться от той, кто ведет «дурацкий» поход! Он-то, конечно, «лучше» справился бы с этой обязанностью. Может ли быть дело в зависти?.. Зосиэль поднялся; при падении из лап гаргульи он не только отключился, но и здорово расшиб голову. Но травма не была серьезной: в глазах плыло совсем чуть-чуть, а значит, свои силы жрец может потратить на тех, кому лечение сейчас нужнее. Тем более, покуда он, видимо, единственный жрец в этой клетке. Рядом на полу корчился от боли молоденький крестоносец, почти мальчишка — неизвестно, что для него было больнее, разодранные когтями плечи или безнадежность нынешнего положения. Несколько светлых искр сорвались с пальцев жреца — мягко, едва ощутимо кольнули кожу, резонируя о его собственные ссадины. Крестоносец поднял на лекаря глаза — и Зосиэль увидел в них слабую, едва теплящуюся надежду. Ссадины легко затянулись. Все-таки дело было все же в безнадежности… Жрец мягко улыбнулся: — Мы выберемся, — шепнул он. — Обязательно… Мальчишка не ответил, но трястись почти перестал. Зосиэль обернулся к следующему раненому — на этот раз им оказался ветеран, невидящим взглядом уставившийся на одного из гуллей-охранников. По щеке, расщепленной старым шрамом, медленно сбегала единственная слеза. Зосиэль подошел ближе, положил руку на плечо крестоносца; он вздрогнул и медленно повернул голову. — Мы должны бороться, — шепнул жрец. Ветеран мазанул по гуллю взглядом и сурово кивнул. Тонкий поток золотистого света пробился под погнутый наплеч, напитывая измученный дух спокойствием. Зосиэль почувствовал, как ему и самому становится значительно легче: темные мысли о смерти или предательстве кого-то из соратников отступили на задний план. Регил терпеть не может культистов, и точно бы не стал вступать с ними в сговор. Командор выживала и в худших передрягах. А значит, нужно прорываться теми силами, что есть, и искать их. Должно быть, за ними уже идут — почему бы не пойти навстречу? — Жрец, подсоби, — послышалось рядом. Зосиэль улыбнулся и обернулся на зов. Перед ним стояла женщина в черном доспехе — похоже, единственная представительница отряда Регила, попавшая с ним в одну комнату. Она протянула руку; пальцы добела сжимали рукоять меча, несмотря на то что предплечье было искромсано гаргульими когтями. С клинка еще не счищена темно-бурая кровь; состояние рыцаря преисподней должно быть критическим, чтобы он не очистил свое оружие сразу после боя. Зосиэль с готовностью потянул навстречу незнакомке светлую магию, золотистые ленты обвили предплечье, потянулись к рассадненному горлу, обняли лишенный шлема и, очевидно, тоже разбитый затылок, лизнули слипшиеся от крови волосы. — Спасибо, — она улыбнулась. В этой улыбке была жесткость и нежность. Она смотрела на Зосиэля так, будто пыталась вспомнить, где видела его раньше; увы, ее лицо жрецу было незнакомо. Он хотел заговорить об этом, но раздался неожиданный грохот. Что-то хлопнуло, вспыхнуло — и небольшая группа еще недавно полубессознательных крестоносцев пришла в движение. С потолка посыпалась каменная крошка, пламя полыхнуло снова; женщина в черном доспехе подняла щит и ринулась вперед, туда, где в клетке образовался достаточно широкий оплавленный зазор. Там, по ту сторону, мелькали короткие ножи и слышался знакомый смех; алхимик! Это он! К нему уже неслась воительница в черном; удар странной клешни, заменявшей одному из гуллей руку, она приняла щитом. Зосиэль собирался броситься вперед, вместе с остальными пленниками почувствовав вкус скорой свободы, возможной победы — и замер, разглядев знакомый рисунок на щите. «Тревер? Но… почему? Как?..» И снова заставил себя шагать, двигаться, выбрасывать руки в магических пассах, шевелить губами в очередной молитве Шелин. С незнакомкой можно будет поговорить позже, а сейчас им всем понадобится чудо, чтобы выбраться из западни. Отвлеченные чем-то гули не спешили набегать толпой, гаргульи в разрушенном зале не появились вовсе. А значит, есть шанс. Упускать его было бы жуткой глупостью. *** — Еще остались люди, — упрямо повторил Лим. Незнакомка в черном доспехе, зачем-то взявшая на себя обязанности командира спасенных им пленников, упрямо поджала губы. Плохой знак. Уперлась, и бабау лысого передумает. — С нами тоже люди. И бойцы из них… — она цикнула и сплюнула в сторону. — Лучше спасти некоторых, чем никого. — Там тоже люди. — Иламин… Иламин, верно? — из-за плеча женщины появился Зосиэль Винис собственной персоной. Выглядел он неважно, но двигался бодро. — Я уверен, что командор уже отправилась за нами. Скоро здесь будут те, кто готов биться. И мы к ним обязательно примкнем, как только эти люди окажутся в безопасности. Они все еще стояли в закопченом полуразрушенном зале. И никто даже не потрудился сказать Иламину «спасибо». Спасибо, алхимик, что рисковал своей жизнью и шансом на свободу, спасибо, что вернулся за тем, что называли «мясом»! Спасибо, что догадался смешать какие-то склянки, найденные в забытом всеми сундуке, опознал в смеси аналог алхимического огня и пожертвовал ценными реагентами, спасая наши ценные шкурки! Спасибо! Не было никаких «спасиб». Были только претензии и предложения немедленно бежать прочь. Вот и спасай после этого кого попало. — Ты ищешь кого-то… определенного? — догадалась женщина в черном. «Браво, ваша логика беспрецедентна. Разумеется, я ищу кого-то определенного, настолько определенного, что твоя в общем-то логичная логика мне абсолютно не поможет». — Тогда иди и займись этим сам, — неожиданно сурово отрезала собеседница. — И дай нам спасти тех, кто не может о себе позаботиться. «Потрясающий профессионализм крестоносной силы. Из всей дюжины спасенных в бою полезен только сопливый жрец и надменная тетка, к крестовому походу вообще имеющая весьма приблизительное отношение». Лица собеседницы Иламин не знал — должно быть, в прошлую встречу на ней был глухой шлем. Или она вообще из другого ордена, и просто случайно попала в заварушку. Кто ее знает? Но причин доверять не особенно много — пожалуй, только одна. «Своего» гулли бы вряд ли сунули в клетку к пленникам, да и дралась незнакомка так, как и положено настоящему рыцарю преисподней. И голос у нее уж больно командирский. Явно не последний чин имеет. Иламин вздохнул. — Через зал не ходите. Проверил. Опасно. На кладбище низкая ограда, но падать высоко. Дверь там, — он махнул рукой в сторону. — Спасетесь или перебьетесь. Зато не гулли. Лицо собеседницы чуть смягчилось. Жрец протянул к Лиму руку, затягивая ссадины, еще не тронутые регенерацией. Это было кстати: все силы организма алхимика сейчас брошены на противостояние гулльей заразе; хорошо еще, что укусы он предусмотрительно замотал тряпками, а то кинулись бы как одна полуэльфийка сразу с ножами, не разбираясь, есть у него иммунитет или нет. И были бы правы, наверное… хорошо, что этот выбор спасенным делать не пришлось. Иламин благодарно кивнул. Зосиэль в очередной раз доказал, что отправить его в крестовый поход было хорошей идеей — и не так важно, в чью голову она пришла. В конце концов, это могла быть целая Голфри… а мог — какой-нибудь чинуша из ее совета. Так или иначе, они не ошиблись — Иламин думал об этом, глядя, как за дверью на кладбище скрывается процессия из дюжины голарионцев, обязанных ему жизнью. Смотрел им в спины и думал: «Если бы я был демоном, куда бы я положил хорошенькую пленницу?» О том, что «сортировкой» пленников могли заниматься гулли, которым на внешние данные жертв глубочайше без разницы, Иламин старался не думать. Как и о том, что Камелии может вообще уже не быть среди живых.