Не место для бабочек III: Клинок доблести

Грустная, очень грустная история об одной наивной юной дурочке и одном низкорослом старом психе. Должно быть, ее переплет был бы захватан тонкими девчачьими пальчиками, перепачканными сладким сливочным кремом, на некоторых страницах — самых «ой», «ах» и «огого» — краснели бы алые винные пятна. От нее бы пахло сладкими духами и немного жасминовым чаем. Она лежала бы под чьей-нибудь пухлой подушкой в розовой-розовой комнате огромного дома, спрятанного за крепкими городскими стенами. Возможно, это был бы Кенабрес, дом Гверма и уютная комнатка на втором этаже. Сквозь решетки на окнах просматривались бы воздушные занавески и краешек огромной розовой кровати, утопающей в покрывалах и мягких игрушках. Да, Камелия почитала бы эту книгу, и концовка ее была бы вполне под стать всем тем, что занимали место под ее подушкой. Наивная юная дурочка, окрыленная неизвестно какими чувствами, врывается в разрушенную галерею, с чего-то решив, что старый псих сидит и ждет ее прямо там. И — о чудо! — видит его свернувшуюся калачиком тушку. Пугается, думает, что он мертв, и бросается к тельцу возлюбленного (ха! Обязательно это был ее возлюбленный, иначе это неправильный любовный роман!), проверяет пульс и… конец. Большими витыми буквами прямо по центру страницы. На деле же все было совсем не так мило и романтично. Не успев приблизиться к Иламину, Камелия попала в расставленную демонами ловушку. В глазах потемнело, ноги потеряли опору — и лишь на самом краешке сознания прозвучало: «Стоят друг друга. Идиоты». Значит ли это, что Иламин минутами — или часами — ранее увидел в приманке ее, Камелии, бездыханное тело? Может ли это значить, что он уже… готов? Готов быть убитым так, как надо, готов быть преданным достаточно больно и сладко, чтобы сделать свою смерть шедевром? Или демон понял все неверно, или вовсе говорил о чем-то другом… где бы разыскать ответы?.. Наверное, стоило бы остаться с алхимиком наедине и исподволь, на языке тела, одним воздухом на двоих почувствовать, насколько сильно он изменился и изменился ли вообще… Но неугомонной командору, да славятся ее живые еще останки, понадобилось исследовать подножие горы, с которой они едва успели слезть. Было бы уместно пожаловаться на слабость или серьезные ранения, но — славьтесь, командорьи кожа-да-кости! — после очередного выплеска неизвестного происхождения силы все они, включая Камелию и Иламина, оказались буквально до отказа накачаны невозможной бодростью. Вот так, потеряв сознание едва живой от усталости, Камелия проснулась через несколько десятков минут, под самый рассвет, уже полностью отдохнувшей. Разумеется, все это почувствовали; соврать про усталость не получилось бы. И теперь приходилось, отплевываясь ленивыми остротами, буравить спину алхимика намекающим на скорую беседу взглядом. Кажется, взгляд выходил достаточно осязаемым — как бы Иламин ни избегал смотреть Камелии в глаза, он то и дело почесывал спину или затылок как раз в том месте, куда она смотрела в этот самый момент. «Так ему и надо». Волновали ли Камелию более насущные проблемы? Нет, конечно. Они должны волновать того, кто должен потом их решать. Например, великолепную командора, мир ее теплеющему праху, или ее ручную подземную жабу. Может, даже дерганного до жути Арендея, растерявшего за время их долгой вылазки весь пафос и державшегося, кажется, уже на одной только надменности. Силы-силами, бодрость-бодростью, а тепличному мальчику из большого шикарного дома, залитого выпивкой под самую крышу, в походе приходилось очень непросто. То, что он до сих пор не начал ныть, заставляло Камелию и саму помалкивать про добрую половину испытываемых ею неудобств. Сейчас же граф и вовсе выглядел особенно жалко: помятый, взъерошенный, он походил на нормального аазимара еще меньше, чем заросший щетиной и перепачканный неизвестно в чем старый псих. И даже нимб у него блестел едва-едва, и глаза были почти человечьего цвета, без потустороннего блеска и сияния высших сфер. В пещере, куда их принесла нелегкая, было ну уж слишком много какого-то хлама — и никого живых. По крайней мере, никто на них не кинулся, едва вся компания, включая громыхающую латами Сиилу, оказалась в уютной полутьме. Полутьме — на стенах то тут, то там чадили факелы, кем-то любезно развешанные, очевидно, не так уж давно. Факелы самые обычные, ничем не зачарованные — значит, живые, да еще и без темновидения, были здесь не более нескольких часов назад. — И откуда ты выполз? — почти вежливо поинтересовался Ланн, обернувшись к Арендею. Граф проигнорировал его. Командор хмыкнула и двинулась вперед, будто она, а никакая не Сиила, была зашита в листы холодного железа по самый подбородок. Шаг, еще шаг — процессия великого добра молчит, ожидая атаки в любой момент; факельный свет пляшет на влажных стенах пещеры, из темноты проступают очертания наваленных скопом «сокровищ» — каких-то замшелых сундуков, полусгнивших книжек и странных предметов неясного назначения. Кое-где нашлись и монеты; Камелия подумала, что сейчас Вольжиф обязательно ринется распихивать их по карманам, и только потом вспомнила, что тифлинг беззастенчиво сбежал. Туда ему и дорога! Все равно от мелкого воришки не было никакого толку, а вот с его привычкой совать нос куда не надо могли возникнуть проблемы. — Тут тоже никого, — Ланн появился откуда-то из-за спины, хотя Камелии казалось, что он совершенно в другом месте. Кажется, за размышлениями она пропустила все исследование; теребя в руках странную, удивительно хорошо сохранившуюся книжку с бабочкой на обложке, шаманка бездумно переворачивала страницы, по большей части абсолютно пустые. Странное сокровище. Зачем гаргульям вообще понадобились книжки?.. Вдруг вскрикнула командор; Камелия обернулась и заметила на стене пещеры странные выступы, которые приняла сначала за сталактиты. Но нет; каменно-серое нечто оказалось пригвожженным к стене трупом гаргульи. Обезглавленным. — Это же Нура рубила головы? — прошептала Мерисиэль, обводя изуродованного демона факелом. Отблески выхватили еще одно тело — в том же положении. — Думаешь, она была здесь? — отозвался Ланн. — Думаете, только одной полурослице в мире могла прийти мысль оторвать кому-нибудь голову? — хмыкнул Арендей, подходя ближе. — Демоны что-то не поделили между собой. Или, может, покарали моих соглядатаев, когда поняли, что я сбежал. — Хорошее предположение, — Сиила провела рукой по уродливой демонической ступне, свисавшей со стены на уровне ее груди. — Холодная. Это случилось несколько часов назад. — Они всегда холодные, разве нет? — Ланн ткнул когтистым камнем в окоченевшую демоническую конечность. — Каменная шкура, или что там у них. — Не настолько. Я буквально чувствую, что в этих существах давно не осталось ни следа жизни. — Это ведь хорошо? Значит, то, что их убило, уже далеко от нас? — Камелия обернулась к Иламину, ища поддержки. Он крутил в руках какой-то предмет, состоящий из бронзовых палочек, винтиков… или трубок? В общем, какой-то мусор. Но с таким интересом, будто он куда важнее трупа гаргульи, распятого на стене. Безголового трупа гаргульи… — А где головы? — вдруг подал голос Ланн. — Я не нашел ни одной. — А они очень тебе нужны? Могу я спросить, зачем? — Арендей ехидно усмехнулся, сложив руки на груди. Камелии показалось, что тон его стал еще чуть более нервным. Кажется, тепличный мальчик очень хочет назад в свой шатер с ванной, транспортировать одну которую было тяжелее, чем весь командорский шатер. — Подумывал подарить тебе на новогодье, — машинально отбился Ланн. В его голосе не было ни намека на веселье. — Может, демоны их съели? — предположила Мерисиэль. — А что? Может, у них какой-нибудь ритуал связан с поеданием… — Головы гаргульи? Командор, ты представляешь их головы? Не рассмтрела за день, что они почти целиком состоят из костяных наростов? — Камелия приблизилась. Твари, распятые на стене, не выглядели живыми — будто и не были никогда. Засохшие бурые потеки на обрубках шей, плечах и груди были уж слишком тонкими для последствий обезглавливания. Она огляделась: здесь должна быть целая лужа крови, просто огромная, но на камне видны были только несколько капель. Шаманка склонилась, призывая магического светляка. Все верно; пол пещеры был землисто-серым, замшелым, без багровых оттенков совсем. — Их убили не здесь? — предположил Ланн, угадав ход ее мыслей. — Но зачем притащили сюда, зачем на стену повесили? — Может, находят настенные трупы эстетически привлекательными?.. Нам пора вернуться к остальным, разбить нормальный лагерь и хорошенько отдохнуть перед осадой. Проверить, опять же, готовность войск. Говорю как советник, командор, мы зря тратим драгоценное время, — голос Арендея был насмешливым и твердым. Но Камелии снова чудились нервозные нотки. Он что-то знает, но не хочет говорить?.. — А если то, что сделало это, пойдет по нашим следам? — предположила Мерисиэль. — Ну, мы вряд ли будет просто стоять и ждать, когда оно нападет. Ты снова засветишься, я выпущу пару стрел, Иламин, вон, опять что-нибудь подожжет… — Будем готовы, — подтвердил алхимик. Он приблизился к командору, вертя в руках свою находку, все еще смахивающую на кое-как спаянную кучу бронзового лома. Сложную, аккуратную, завинченную на симпатичные болтики, но совершенно бесполезную. Командор неожиданно протянула к лому руку, забрала его из рук Лима и принялась крутить в руках с какой-то странной сосредоточенностью. — Где ты его взял? Лим кивнул в сторону мусорной кучи. Камелия с улыбкой протянула командору книгу с бабочкой — все равно бестолковая, так хоть с «подругой» получится улучшить отношения. На книге бабочка, дезниты их любят. Мерисиэль подхватила книгу и с удовенным рвением бросилась к куче лома. Мертвые гаргульи оказались напрочь забыты. Лим и Камелия переглянулись — наконец-то он поймал ее взгляд. Но было уже не до сантиментов — что бы ни придумала командор, добрейших ей кошмаров, это точно скажется на всей их горе-компании.