***
— Что ты здесь делаешь? — врывается в учебную комнату Намджун и останавливается в пяти шагах от парты, на которой сидит Эмир. Младший сын президента Хенджун сидит за партой и усердно что-то пишет в тетрадке. Супруг президента Милан поливает цветы в горшочках на подоконнике и удивленно смотрит на явно нервничающего мужа. — Зашел повидаться с племянником, — ерошит волосы ребенка Эмир и спрыгивает с парты. — Я все время в делах, в последнее время не могу никак ответить на приглашение Милана и поужинать с вами. — Думаю, еще успеешь, — прокашливается немного успокоившийся Намджун и, подойдя ближе, целует сына в затылок. — Тоже так думаю, — цокает языком Эмир и, прихватив висящий на стуле пиджак, двигается к двери. — Проводи меня. Альфы выходят наружу, минуют длинный коридор и оказываются во дворе. — Ты знаешь, как я отношусь к внезапным визитам, — цедит сквозь зубы Намджун, как только они останавливаются у автомобиля. — А ты знаешь, как я отношусь к нарушению договоренностей, — становится вплотную Эмир. — Ты дорожишь своей семьей, я это понимаю, но ты напал на мою. Я обожаю твоих сынишек, и я не могу сделать тебе больно через них, детки — мое слабое место. Милана я трогать не буду, вряд ли ты будешь долго страдать. Так что это бессмысленная трата моих ресурсов. Но я всегда наказываю за проступки, Намджун. Всегда. — Не смей, — шипит Намджун, схватив альфу за ворот пиджака. Эмир только скалится. — Я тебе его подарил, и я его у тебя заберу. Пришлю тебе на память его голову, — сбрасывает с себя руки мужчины Эмир. — Ты сдохнешь без него, Намджун, я это точно знаю. Поэтому в следующий раз, открывая коридор и закрывая глаза на деяния ублюдка Исома, подумай, кого ты можешь лишиться. — Я сделал это для тебя, — не дает Эмиру открыть дверцу брабуса президент. — Я услышал, что он хочет обратиться за помощью. Ты знаешь, к кому он пойдет. Эмир, я хотел уберечь тебя. Этот омега ведет тебя в никуда. Или верни его, или убей, чтобы все закончилось. Тебе не нужна новая война с Тигром. — Благодарю за заботу, но не переживай, я ему не уступаю, и, если он по глупости в это вмешается, я верну его домой в закрытом гробу. Думай о себе, — хлопает друга по плечу альфа. — Ты или со мной, или против меня. — Я всегда с тобой. Мы вместе начинали и, если потонем, то вместе, — твердо говорит Намджун. — Поцелуй от меня супруга, я даже нормально не попрощался, — садится за руль Эмир. — Я все-таки зайду скоро на ужин, и передавай привет моему ангелочку Чимин-и.***
Человек ко всему привыкает, видимо, поэтому и Юнги в этот раз отходит быстрее, чем тогда, когда впервые услышал выстрелы. Он с момента знакомства с Эмиром жаждал смерти, был готов наложить на себя руки, а днем в автомобиле Кристиана молил Бога спасти его. Омега убежден, что Бог его услышал, не знает, что вмешался сам Дьявол. Юнги сидит на полу напротив камина и следит за тем, как пламя пожирает подбрасываемые им листы альбома, на которых не обладающий талантом художника омега рисует полосы. В книге Стивена Кинга «Лангольеры» главный герой на нервах рвал бумагу. Юнги, когда нервничает, рисует полоски. Нервничает он не из-за неудавшегося покушения, а из-за того, что на дворе ночь и ее хозяин скоро пожалует. Юнги не видел его с того вечера, когда Эмир оставил его в ресторане и уехал первым, и предпочел бы век не видеть. Эмир одним присутствием меняет в нем местами все органы, доводит до внутренней паники, которая еще долго после ухода альфы не отпускает. Сердце омеги екает, стоит услышать звук поднимающихся ворот, он прижимает колени к груди и, положив на них подбородок, продолжает всматриваться в огонь. — Огонь любуется огнем, — доносится до Юнги голос остановившегося позади Эмира. Он вошел в дом минут пять назад. Юнги, даже не смотря на него, по шагам будто бы четко видел, как он подошел, как остановился позади, и даже может представить себе его пронзительный взгляд, пачкающий его шею, скользящий по позвоночнику вниз. — Я люблю огонь, вот бы тебя в нем спалить, — тихо говорит омега, прекрасно зная, что Эмир слышит. — Я не против сгореть, если сгорю в тебе, — ухмыляется альфа и, обойдя парня, опускается в кресло рядом с камином. На Эмире узкие черные брюки в серую полоску, черная рубашка, на шее поблескивает цепочка, кулон которой спрятался за тканью. Его волосы влажные — то ли он только после душа, то ли застал дождь. На лице Эмира прямо сейчас безмятежность, жаль, Юнги ею похвастаться не может. — Испугался? — Чего мне бояться каких-то пуль, если я живу под одной крышей с монстром? — смотрит на него Юнги, разглядывает татуировки на обнаженных из-за закатанных рукавов рубашки запястьях. — Хочешь, я покажу тебе вечный огонь? — подается вперед альфа, омега вздрагивает. — С каких пор тебя интересуют мои желания? — отползает в сторону Юнги, не желая находиться ближе, чем на три метра. — Ты абсолютно прав, — резко поднимается на ноги Эмир и подзывает стоящую у дверей охрану. — Пусть приготовят самолет, мы летим смотреть «Врата ада». — Летим? Куда? — хлопает ресницами шокированный омега, смотря на возвышающегося над ним мужчину. — На тебя напали, у тебя был плохой день, а это путешествие поможет отвлечься, более того, я покажу тебе то, что очень сильно меня впечатлило, ты ведь любишь огонь, — Эмир, нагнувшись, убирает со лба омеги прядь волос, задерживается, Юнги руку скидывает. — Человек, который сломал мне психику, заботится о моем душевном состоянии, — кривит рот Юнги. — Апогей лицемерия. Рыжий омега прав. Эмир сам не знает, откуда в нем внезапно появилось желание отвлечь его, отвезти его туда, куда до этого ездил только он сам, и поделиться с ним местом, которое успокаивает. Эмир осознает, что с каждым следующим днем, да что там, с каждой минутой, его интерес к омеге только возрастает, чем больше он узнает его, проводит с ним время, тем больше оттаивает, и не сказать, что ему это нравится. Его раздражает собственная реакция на мелкого паренька, из-за которого порой его разум совсем затуманивается. Одно его имя, и в альфе все клетки пробуждаются. Эмир теперь вечно голодный. Он жаждет его внимания, взгляда, голоса, его мимолетного присутствия рядом, но или сам держит расстояние, или в ответ получает самое искреннее «сдохни», срывающееся с губ, которым построил бы алтарь. Все, кто напал на Юнги, понесут за это наказание, Эмир щепетилен во всем, что касается того, кто ему важен. Ему плевать, как это будет называться, какую реакцию вызовет, он должен показать этому городу, надо будет, всему миру, что трогать Мин Юнги запрещено. Эмир им не насытился. — Оденься теплее, там, куда мы полетим, холоднее, чем у нас, — говорит Эмир и, вновь опустившись в кресло, достает из кармана телефон.***
Юнги соврал Эмиру, конечно, он все еще не отошел от покушения. Как бы человек ни твердил себе и остальным, что готов к смерти, более того, что жаждет ее, посмотрев ей в глаза — руку протягивать не хочется. Он все еще чувствует страх, свист пуль в ушах никуда не пропал, только страх от нападения сейчас приумножился в присутствии того, кто вселяет его самый сильный сорт. Юнги не хочет никуда лететь, не хочет проводить с ним время в дороге, потому что самые тяжелые моменты с альфой именно в тесном салоне автомобиля. Он совсем не хочет смотреть на какие-то врата, но он не будет возмущаться, на сегодня ему хватило. Юнги спускается вниз в укороченных белых брючках, нежно-розовом свитере и тонком бежевом пальто — все эти вещи он скупил сегодня под чутким контролем Кристиана. — Тебе не идет, — нахмурившись, рассматривает его Эмир. — Изображаешь принцессу, только единорога не хватает. — Твое мнение о моем внешнем виде мне неинтересно, — огрызается Юнги. — Подари мне лучше единорога, чем тащить черт знает куда. Ты же всемогущий Эмир Си, даже сказочное животное достанешь. — Осторожнее со своими желаниями, — становится вплотную Эмир, мигом выбивает из омеги всю спесь. — Я ведь могу подарить тебе единорога, просверлю коню голову и вставлю рог, тем более прецеденты были. Все для моей принцесски, — зарывается пальцами в волосы омеги и резко тянет вниз, утопает в полных испуга и отвращения глазах. Чем больше в Юнги нетерпимости, тем больше в Эмире огонь безумия, опаляющий его внутренности. Он бы связал ему руки своим ремнем, запихал бы в рот смоченную в его же гордости тряпку и со всей силы отхлестал манящие прикоснуться ягодицы. Юнги бы вспоминал это наказание каждый раз, как хотел присесть. Но желание причинить ему боль, наказать за сопротивление, отходит на второй план, стоит ему к нему прикоснуться, остановиться вот так вот близко, чтобы можно было посчитать реснички. Сейчас ему хочется раздеть его догола, поставить на эти острые колени, которые точно сотрутся и покроются красными пятнами, и иметь в рот — жестко, размашисто, до самых гланд, чтобы задыхался, чтобы умолял прекратить, чтобы этот чертов огонь непринятия уже окончательно погас в лисьих глазах. Потом Эмир бы поцеловал каждую ранку. Обязательно. — Все-таки ты чудовище, — выпаливает Юнги, который явно прочитал в его взгляде меняющиеся со скоростью света желания. — Для тебя могу быть кем угодно, лишь бы все твои желания реализовывались, — усмехается альфа и, отпустив омегу, первым идет к двери. Юнги покорно следует за ним. До аэропорта Эмир ведет сам, Юнги сидит рядом с ним в ненавистном брабусе, слушает шум дождя, бьющего по крыше, и не отрывает глаз от мокрого блестящего асфальта перед глазами. Снова он непозволительно близко, и, если двинется, Юнги упрется в дверцу, которую даже открыть не может. В салоне автомобиля Эмира слишком много, его запах заменяет все остальные, не дает концентрироваться на себе, на войне, на чем угодно, лишь бы не на нем. Альфа молчит, и хотя Юнги разрывает от любопытства, куда именно они едут, он рот не открывает. Юнги знает, что Эмир богат, но все равно не может скрыть вздох удивления, когда брабус подъезжает к Boeing 747-400. Юнги тоже из богатой семьи, но его отец вряд ли бы смог позволить себе такой роскошный частный самолет. — Лететь долго, поэтому ты можешь расположиться во второй спальне, — говорит Эмир, когда они проходят на борт. — Пока не поужинаем, не ляжешь, поэтому возвращайся потом сюда. Не люблю ужинать в одиночестве, — опускается на мягкий бежевый диван из кожи ручной работы альфа и тянется к поставленному перед ним стакану виски. Юнги ничего не отвечает, идет за симпатичным омегой, который провожает его к спальне, и опускается на двухместную кровать. Интерьер самолета отделан в белых и бежевых тонах. Потолок украшен светодиодами для того, чтобы воссоздать звездное небо. Юнги буквально утопает в мягких подушках и сладко потягивается. Самолет готовится к вылету, омега откидывается назад и, раскинув руки, смотрит на потолок. Они еще не начали путешествие, а Юнги уже устал, хотя это все результат пережитого тяжелого дня. Его неумолимо клонит в сон, и омега ему с удовольствием сдается. Лучше спать, чем находиться в реальности, которая делает больно. В следующий раз, когда Юнги открывает глаза, он слышит гул и понимает, что они летят. Омега бросается к часам на тумбе и с удивлением обнаруживает, что проспал пять часов. Он не понимает, почему его не разбудили, но даже рад, что ужинать с Эмиром не пришлось. Только вот бурчащий желудок, в который он последний раз закидывал тост с сыром и помидором, просит еды, и Юнги понимает, что лучше сдаться. Да и неведение действует на нервы посильнее, чем альфа за стеной. Он убирает пальто в шкаф, умывается холодной водой и осторожно выходит наружу. Все-таки странно, что Эмир его не разбудил, учитывая, что грозился совместным ужином. Вряд ли альфа заботился о его сне, скорее всего, просто забыл. Было бы замечательно, если бы он вообще больше никогда о нем не вспоминал, а Юнги вернулся бы к нормальной жизни, но пора уже перестать мечтать. В зоне отдыха, где Юнги последний раз видел Эмира, ничего не изменилось. Альфа, закинув одну ногу на другую, читает, перед ним лежат планшет и папка с файлами. В пепельнице дымится сигара, вместо виски чашка кофе. — Доброе утро, огненная бестия, — убирает в сторону книгу Эмир, не дает омеге рассмотреть обложку. Альфа, видимо, успел и душ принять, и отдохнуть, он в серых спортивных штанах, белой футболке, которая плотно обтягивает накаченные мышцы. Его волосы не зачесаны назад как обычно, и нет этого уничтожающего высокомерного взгляда, которым Эмир обожает одаривать собеседников. Он какой-то домашний и, судя по глазам, сильно уставший. Будто бы это Юнги просил его лететь на край света, чтобы смотреть какие-то врата. — Долго еще лететь? — опускается в кресло Юнги и, собрав под себя ноги, сразу тянется за бананом, но Эмир резко отодвигает блюдо в сторону. Омега с обиженным видом смотрит на него, но не успевает он возмутиться, как Эмир приказывает бортпроводнику накрыть стол. — Ты и так был худым, а у меня вообще ничего толком не ешь. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день ты испарился, — демонстративно разглядывает его альфа. — Какая тебе разница? — облизывается омега, наблюдая за тем, как на столик водружают блюда с дымящимся омлетом и выпечкой. — Ты мне очень интересен, боюсь, как бы с голоду не подох, — тянется за кофе Эмир. — Раз уж поужинать вместе мы не смогли, значит, позавтракаем. — Умираю с голоду, поэтому не буду реагировать, — пожимает плечами Юнги и сразу тянется к круассану. Юнги с удовольствием завтракает, запивает еду свежевыжатым апельсиновым соком и, удобно расположившись, снова дремлет. Эмир пьет только кофе, вновь возвращается к бумагам, и, если не думать о том, кто они друг другу на самом деле и через что омега прошел из-за него, то они напоминают отправляющуюся в совместное путешествие пару. Юнги не по себе от этой мысли. Он меняет позу, кутается в плед и старается занять мысли чем-нибудь другим. Омега безуспешно пытается представить, будто бы Эмира нет в самолете, будто он не сидит напротив и не продолжает, как и весь завтрак, пожирать его глазами. Альфа с ним не разговаривает, но Юнги очень хорошо чувствует этот царапающий его кожу взгляд, и сирены в его голове не умолкают. — Хочешь что-нибудь сладкое? — спрашивает альфа, вырвав омегу из дремы. — По идее, я вообще не должен ни к чему притрагиваться с твоего стола, а я, как видишь, съел все, в отличие от тебя, так что, если в список твоих пыток не входит откормить меня до смерти, обойдусь, — кривит рот омега. — Зачем бросаться на то, что на столе, если единственное, что я бы с удовольствием съел — это ты. Но я пока только нагоняю аппетит, так будет вкуснее, — клацает зубами альфа, и Юнги инстинктивно вжимается в кресло. — Какие цветы ты любишь? — внезапно меняет тему. — Еще на свидание меня позови, — огрызается Юнги. — Отвечай, не порть мне настроение, — лениво тянет слова Эмир, разминая шею. — Никакие, я не думал об этом. — Тебе же точно дарили цветы — розы, тюльпаны, полевые. Какие тебе нравятся больше? — не отступает альфа. — Мне не дарили цветы. — А что тебе дарили? — нахмурившись, смотрит на него Эмир. — Что могло бы быть достойным твоей красоты? — Я не намерен говорить с тобой, изображать нормальный диалог, и комплименты свои прибереги для других, — зло отвечает омега. — Красноволосая язва, — без злости говорит альфа и тянется к телефону. До того, как самолет приземляется, они больше не разговаривают. Юнги терпеливо ждет, пока люди Эмира решают вопросы в аэропорту, а потом, спустившись с трапа, сразу садится в один из трех бронированных внедорожников. Эмир к нему не присоединяется, и следующие три часа в дороге омега проводит наедине со своими мыслями. Сумерки, за окном, будто бы бесконечность, растягивается пустыня, Юнги снова клонит в сон, и он злится, что никак не выспится. Наконец-то автомобиль останавливается, и омега, выйдя из него, разминается. Он видит остановившегося впереди альфу и сам идет к нему. — Может, уже наконец-то скажешь, куда ты меня везешь и сколько нам туда ехать? — раздраженно спрашивает Юнги. — Смотри, — кивает Эмир вперед, и Юнги, обойдя его, замирает на месте. — Что это? — шокированно спрашивает омега, уставившись вниз, и делает первый неуверенный шаг. — Врата ада, — подходит Эмир и, обняв со спины дернувшегося омегу, заставляет его сделать еще пару шагов. — Не бойся, я же обещал, что никому тебя не отдам, а огню тем более, — играет с его волосами альфа. Они стоят в нескольких шагах от глубокого кратера диаметром метров шестьдесят, из которого валит огонь, и Юнги не может оторвать от него глаз. — Около пятидесяти лет назад здесь искали газ, грунт провалился, и образовался кратер, — рассказывает Эмир. — Чтобы избавиться от газа, кратер подожгли, надеясь, что он выгорит и никому не навредит, но, как видишь, он продолжает гореть, и погасить его невозможно. Вот уже почти полвека земля низвергает огонь, обагряет его светом небо. Его прозвали вратами ада. Рядом есть еще два кратера, я покажу тебе один из них, там вода, но она бирюзового цвета, и это очень красиво. — Это правда красиво, — выдыхает Юнги, гипнотизирующий взглядом пламя. — Но зачем ты привез меня сюда? Скинешь в огонь? — поворачивается к нему. — Глупый маленький лисенок, — так и не отпускает его альфа. — Я хотел показать тебе значение слова «вечность». А еще мне показалось, ты любишь огонь, ты красишь волосы в его цвет, ты горяч настолько, что твоим температурам вулканическая лава позавидует. Считай, я привез тебя домой. — Самый странный комплимент, который мне делали, — слабо улыбается растерявшийся омега, и Эмир с трудом давит дикое желание его поцеловать. — Поужинаем и вернемся обратно. Не бойся покушений, не бойся ничего, пока ты со мной, тебе не навредят, — ведет его ко второму кратеру Эмир, омега послушно следует за ним. — Бояться только тебя? Ты даже мой страх ревнуешь? — еле поспевает за ним Юнги. — Ревную, — пробует на языке слово Эмир. — Я ревную все, что касается тебя. Юнги уже дальше не продолжает, боится услышать то, что ему точно не понравится и вряд ли поможет избавиться от этого чудовища. Сразу после прогулки у кратеров они возвращаются в самолет. Юнги до прилета на родину из спальни не выходит, и даже еду ему приносят туда.***
Утро встречает Юнги лучами солнца, пробившимися через стекло. Омега сладко потягивается в постели, обнимает подушку, чтобы поспать еще немного, но вместо этого предается думам о прошлом. Юнги пятнадцать лет, он, проснувшись, бежит к двери и, открыв ее, сразу забирает многочисленные подарки от отца и брата. Пока он, не умывшись и не почистив зубы, распаковывает подарки, ему приносят еще пакеты от друзей и знакомых. Ворвавшийся в комнату Авель вновь язвит по поводу того, что омегу осыпают подарками. Юнги только заканчивает примерять подаренные отцом бриллиантовые сережки, как в спальню входит Джиен с большим малиновым тортом, на котором горят свечи. Юнги загадывает желание, которое до этого года было неизменным — встретить самого сильного, успешного и красивого альфу, сделать блестящую карьеру и обрести счастье. Сегодня Юнги исполняется девятнадцать, и его единственное желание, которое он уже загадал ночью — сбежать от Эмира Си и никогда больше его не встречать. В жизни каждого человека, видимо, наступает момент, когда все былые ценности теряют свою значимость и их место занимает нечто другое. Сейчас Юнги обменял бы свободу на все богатства мира, и с каждым новым днем, прожитым в этом доме, он понимает, что она ему не по карману. Закончив с утренними процедурами, Юнги надевает джинсы и футболку и идет вниз выпить кофе. Он только подходит к лестнице, как, не сумев скрыть вздох удивления, прикрывает ладонями рот. Вся гостиная уставлена цветами. Вся. Прислуга, которая вносит очередной букет, не может найти место для прохода и перешагивает через цветы. У Юнги под ногами разноцветное море, тут и лилии, и тюльпаны, и розы, и пионы, и гортензии, весь коридор — поле для ромашек. У омеги глаза разбегаются от красоты. Он, держась за перила, спускается вниз, тонет в море цветов, нагнувшись, нюхает каждый и не может скрыть восторга. — Это вам, — протягивает омеге сложенную бумагу на подносе еле пробравшаяся сквозь цветы прислуга. — Можно остальные цветы поднять на второй этаж, иначе они останутся во дворе. — Еще есть? — взяв конверт, смотрит на парня Юнги, и тот кивает. — Поднимайте, я буду на кухне, — двигается по стенке омега, на ходу развернув бумагу: «Ты не ответил насчет цветов. С днем рождения». — Психопат, — опускается на табурет Юнги и тянется к кофейнику. Эмир его с ума сводит. К чему это внимание, фальшивая забота и интерес к его персоне, если они всего лишь похититель и заложник. Чего Эмир добивается? Во что он играет? Юнги окончательно запутался, и с каждым следующим действием альфы он все больше застревает в умело расставленной им паутине. Самое страшное в этом всем, что у Эмира получается, что вчера у кратера Юнги на мгновенье и правда забыл, кто он на самом деле, и даже был благодарен за неожиданную экскурсию к вечному огню. И вот снова. Юнги вроде четко осознает, зачем это все делается, как искусно альфа заставляет его терять себя, но омега в нем все равно успел радостно пискнуть, только ступив на ковер из цветов, который был соткан именно для него. Юнги понимает, что Эмир строит для него золотую клетку, только он не знает, что дверцу альфа в итоге оставит открытой. Новая тактика Эмира с подарками и ухаживаниями явно направлена на то, чтобы сломать его волю, но омега и понятия не имеет, что на самом деле замышляет альфа. Юнги еще не успел толком пожить и набраться опыта, иначе бы он понимал, что цель Эмира не в том, чтобы любыми путями не дать ему сбежать. Цель Эмира в том, чтобы Юнги сбегать и не захотел. Из-за постоянных мыслей, вертящихся вокруг одного конкретного человека, уже болит голова. Он не пьет кофе, нервно меряет кухню шагами и бормочет ругательства себе под нос. Юнги подходит к стеклянному шкафу, долго смотрит на свое отражение и уговаривает себя не давать слабину, не поддаваться тому, кто дергает нужные ниточки, превращая его в марионетку. Эмир — классический пример альфы, от которого надо бежать. Он вырезает на нем раны, а потом сам же зашивает их, дует на порезы и даже целует. Он играет с его психикой, пытается заставить его запутаться в чувствах, и пока Юнги это осознает, у него есть шанс разорвать эти путы. В пять часов Юнги докладывают, что Эмир приедет за ним к восьми и к этому времени необходимо быть готовым. Первое желание — огрызнуться, но омега знает, чем обычно заканчивается открытый протест, поэтому молча идет к себе собираться. Юнги не ждет, когда его позовут, и, услышав рев мотора со двора, сам спускается вниз. Эмира в гостиной нет, омега выходит во двор и видит альфу, который разговаривает у брабуса со своим телохранителем. Заметив парня, Эмир, не скрывая удовлетворенной улыбки, его разглядывает, а потом сам открывает для него дверцу автомобиля. На сидение лежат завернутые в бумагу пылающие маки. — Думаешь, ты прислал мало цветов? — все равно берет в руки букет омега, рассматривает цветы. — Думаю, я нашел идеальные для тебя цветы. Они так же ярко горят в поле и так же дурманят, — не отпускает дверцу альфа, ждет, когда омега сядет. — Все это очень мило, и я бы бился в экстазе из-за такого внимания, если бы столько красоты подарил мне мой любимый человек, а не ты, — цедит сквозь зубы Юнги и швыряет в него букет. Он снова это делает. Эмир Си пытается затуманить его разум, но Юнги ему не позволит. — Ты мне никто, и подарки твои направлены на то, чтобы привлечь меня на свою сторону. Хотя «никто» — это комплимент, ты мой враг, а мне цветы от врагов не нужны! — переходит на крик омега. Эмир, кажется, не слушает гневную тираду парня, он следит за лепестками, рассыпавшимися на каменном покрытии двора, и все больше мрачнеет. — Никто никогда не будет дарить тебе цветы, кроме меня, — поднимает темный взгляд на омегу Эмир, — а если посмеет, то подаренный им букет я положу ему на могилу, поэтому подними цветы и садись в автомобиль. Юнги наступает обувью на головки уцелевших маков и демонстративно их топчет. — Вот поэтому я не балую людей своей добротой, они этого не ценят, — разминает шею альфа и, подавшись вперед, резко вжимает не успевшего пискнуть омегу в автомобиль. Эмир достает из-за пояса пистолет, проводит дулом по его щеке, опускается к губам, перед которыми маки блекнут. — Думаешь, что мои инстинкты остановят меня от желания размазать твои мозги по новому салону? Юнги хрипит из-за пальцев, сомкнувшихся на его глотке, ужас в его глазах затапливает радужную оболочку. — Не боишься будить во мне зверя, так насладись им, посмотри, на что он способен, — дуло спускается ниже, упирается в бок. — Я не убью тебя, потому что ты рассматриваешь смерть как избавление. Но я тебя накажу. Видишь будку слева? — кивает в сторону альфа. — Ты такой крохотный, поместишься. Я посажу тебя на цепь, как сучку, коей ты являешься, будешь жрать из железной миски и облизывать мою обувь, пока не научишься выполнять приказы, — отпускает его Эмир и подзывает охранника. — Джас посидит в другой будке, в эту я посажу эту суку. Джас — питбуль и единственный пес Эмира. Первые дни Юнги не знал, что у альфы есть собака, хотя большую будку в правой части двора сразу заметил. Как рассказал омеге шофер, Джаса хозяин забрал у организаторов собачьих боев сразу после рождения. Когда на улице тепло, Джас спит в будке, в остальное время он живет в прилегающей к гаражу комнате. Юнги никогда не видел пса в доме, но первую встречу с ним хорошо помнит. Омега в тот день собирался на прогулку по саду, он только сошел со ступенек, чтобы пройти по тропинке в сад, как сперва услышал звон цепей, а потом рык, из-за которого у него кровь в жилах заледенела. В трех шагах от него стоял удерживаемый на месте из-за цепи свирепый пес, из пасти которого капала слюна. Джас — коричневый питбуль среднего размера с очень мощным мускулистым телосложением, широкой грудью и широкими челюстями. Юнги уверен, что он при желании спокойно может откусить ему голову, и не понимает, как Эмир может держать у себя такого зверя. — Я соберу, — глотает раздирающую глотку обиду Юнги, сжимая кулаки, которые чуть позже разобьет о кафель в ванной. — Я соберу цветы, — пошатываясь, опускается на колени и сквозь заполнившие глаза слезы соскребает с камня маки. Лучше проглотить сказанные слова, самолично потушить огонь борьбы на сегодня, чем сидеть в собачьей будке, ведь Эмир угрозы всегда выполняет. Юнги сам не особо понимает, чем отличается его нынешнее унижение, когда он ползает на коленях перед альфой, собирая цветы, от того, которое ждало бы его, если бы его посадили на цепь, но в будку не хочет. Сейчас они хотя бы вдвоем, не считая отвернувшегося охранника, Юнги это переживет, но одна мысль о том, что он будет сидеть в собачьей будке перед всем персоналом особняка и есть из собачьей миски, выбивает из него всю спесь покруче, чем сверлящий его затылок взглядом альфа. Эмир не помогает, он стоит, прислонившись к капоту брабуса, руки в карманах, явно наслаждается видом ползающего по двору омеги. Макияж размазался, ладони в грязи, как и колени брюк, но Юнги не останавливается. Он собирает все лепестки до последнего в бумагу и, прижав сверток к груди, поднимается на ноги. — Ужин все равно будет, поэтому иди наверх, переоденься, я подожду, раз уж ты хороший мальчик, — цокает языком альфа. Из-за застилающих глаза слез Юнги не видит весь путь до своей спальни. Он ревет в голос в ванной от унижения, потом натягивает первый попавшийся костюм белого цвета и на ватных ногах двигается к двери, но не успевает ее открыть. Дверь распахивается прямо перед его носом, и в проеме стоит альфа. — Я устал ждать… — Эмир не договаривает, смотрит на его вид и мрачнеет. — Переоденься. — Хватит издеваться надо мной, — еле слышно просит Юнги, у которого еще немного и сдадут нервы. — Сними этот чертов костюм и не смей никогда надевать белое при мне, если не хочешь, чтобы я окрасил его в красный, — альфа выходит прочь, дверь чуть с петель не слетает. У Юнги нет сил думать о странной реакции Эмира на цвет, поэтому он вновь возвращается в гардеробную. Через сорок минут они сидят в закрытом для остальных посетителей ресторане на последнем этаже расположившейся на берегу высотки, и если альфа любуется Юнги, то тот — черным морем и кораблями. На Юнги бордовая блузка, заправленная в черные брюки, никакого макияжа — предыдущий смыли слезы, на новый он не нашел никаких сил. Юнги бы вообще не уделял внимание своей внешности, но приходится, потому что Эмир щепетилен во всем, что касается омеги, и давать ему повод для очередных придирок не хочется. — Загадай желание, — подносит к губам стакан виски Эмир, пока к ним несут огромный торт, украшенный ягодами. — Чтобы ты сдох, — бесцветно произносит омега. — Произнесенные вслух желания не сбываются, — усмехается Эмир. Юнги задувает свечи, лишь бы официанты отошли, не стали свидетелями очередного унижения, и вновь опускается в кресло. Он не отрывает глаза от кораблей, мечтая оказаться на одном из них подальше от этого маньяка. — Почему тебя разозлил белый костюм? — продолжает смотреть сквозь стекло омега, будто бы сам с собой разговаривает. — Тебя жених у алтаря бросил? Я его не осуждаю. — У тебя носик-кнопка, но ты везде его суешь, — улыбается Эмир и протягивает ему ложку. — Ты не притронулся к еде, но пьешь четвертый бокал вина, съешь хотя бы торт, иначе тебе плохо станет, — игнорирует его слова альфа. — Откуда во мне будет желание есть, если после тебя и желания жить не остается? — наконец-то смотрит на него омега. — Как можно так себя вести с людьми? — Не драматизируй, — убирает в сторону салфетку альфа. — Не будем омрачать такой прекрасный вечер. Это день рождения моего вечного огня, моей дикой розы, колоться о шипы которой одно удовольствие. Кстати, главный подарок впереди, ты же не думал, что я обойдусь цветами? — Ничего от тебя не хочу, оставь его себе, — тянется к бокалу Юнги, все пытается заглушить душевную рану алкоголем. — Поздно решать, подарок еще немного и будет доставлен. Вставай, — Эмир поднимается, протягивает руку, Юнги нехотя вкладывает в его ладонь свою и идет с ним к окнам на всю стену. — Море прекрасно, недаром ты весь вечер глаз от него не отрывал. Я ревную, — обхватывает его за плечи остановившийся позади альфа, пальцы скользят к локтям, вновь поднимаются наверх, — посмотри на корабли и яхты, на которых мирно отдыхают наши достопочтенные граждане. Юнги чуть ли не липнет к стеклу, во-первых, из-за алкоголя, который, пока он сидел, не чувствовал и который ударил по ногам. Во-вторых, из-за того, как сильно прижимается к нему альфа, заставляя омегу мечтать слиться со стеклом. — Полюбуйся огнем, — обнимает его со спины альфа, и Юнги сперва слышит хлопок, из-за которого дрожат стены и звенят стекла, потом видит вспышку на одном из кораблей, и через секунду его охватывает пламя. — Он взорвался! Там что-то взорвалось! — кричит омега, пытаясь разглядеть происходящее внизу. К охваченному огнем кораблю устремляются моторные лодки, дым накрывает небо, и только альфа за ним, кажется, не выражает никаких эмоций. — Мой подарок самому красивому омеге, родившемуся в этом веке, — Эмир обхватывает его талию руками и касается легонько губами уха окаменевшего омеги. — Зачем? Зачем ты это сделал? Там же люди… — Юнги из-за шока сложно подобрать слова. — Я не понимаю смысла подарков, — разворачивает его лицом к себе Эмир и цепляет пальцами подбородок. — Не понимаю, каким образом колье в несколько миллионов может выразить мои чувства. Я понимаю только одно, то, что тебе дорого — надо защищать, даже если тот, кого ты хочешь защитить, доводит тебя до бешенства. Люди, которые были на корабле, стреляли в моих людей в тот день. Они стреляли в моего лисенка. Я такое не прощаю. — Мне нужна защита от тебя! — отшатывается назад омега, пытается выпутаться из нежелательных объятий. — Что бы ты ни делал, я не чувствую себя в безопасности, потому что главная угроза — это ты, — выпаливает Юнги и толкает его в грудь. — Я тебе не наврежу, — Эмир снова наступает, накрывает своей тенью, под которой сразу дышать нечем. — Но в собачью будку посадишь. — Посажу в воспитательных целях. Любуйся огнем и перестань дрожать, — вновь поворачивает его к окну Эмир, надавив на плечи, удерживает на месте. — Не заставляй меня смотреть на твое безумие, — голос Юнги надрывается, внизу все так же полыхает корабль. — Я говорил тебе, здоровых людей нет, есть те, кто душит свои порывы.***
Юнги лежит в постели, свернувшись калачиком, и бесцветным взглядом смотрит на стену. Из него будто бы выкачали все силы. Он не смотрел новости, не интересовался, боится, что это только ухудшит его состояние. Боится увидеть хоть одно лицо из списка жертв, ведь он его запомнит, и он точно знает, что люди, погибшие на корабле, попрощались с жизнью из-за него. Эмир Си не повелитель смерти, он и есть смерть, потому что там, где он проходит, остаются горы трупов и разбившиеся надежды. И самое чудовищное, что он полностью оправдывает себя, он не ведает, что творит, и раздает приговоры, исходя из своего личного кодекса, который обычному человеку не понять. Главное, чтобы верил в свою правоту только он сам, чтобы не убедил и остальных, что он за правое дело, и поступать надо именно так. Когда Юнги просыпается, он понимает, что он в постели не один. Эмир лежит рядом на спине, он снял только пиджак и, судя по ровному дыханию, спит. Юнги не двигается, боится разбудить, наблюдает за ним и думает о том, насколько альфа беззащитен во сне. Этот мужчина способен стереть с лица земли целый город — у него есть для этого все средства, а разрешения он спрашивает только у себя, но прямо сейчас он один в этой комнате и он спит. Омегу манит торчащий из-за пояса альфы его любимый глок, и даже его вера в Бога меркнет на фоне желания избавить человечество от монстра. Видимо, алкоголь в нем все еще правит балом, ведь Юнги уверен, что все грехи обнулятся, если он убьет душегуба, и готов даже принять смерть как последствие своего деяния. Эмир точно уставший, и оружие у него всегда заряжено, Юнги может сделать один выстрел, это ведь не сложно, главное, не мешкать и не думать, что стрелять он будет в живого человека. Один выстрел, который спасет еще десяток людей, пусть Юнги уже не спасти. Пальцы уже касаются оружия, он пока не обхватывает его, проверяет по лицу альфы, не просыпается ли тот. Юнги почти у цели, осталось потянуть оружие наверх, но на запястье раскаленными наручниками сжимаются пальцы Эмира, и, как бы ни хотелось встречаться с неизбежным, омега поднимает глаза. — Не туда тянешься. Юнги кажется, он сломает его запястье. Эмир тянет его ладонь вниз, накрывает ею свой пах и давит на него, смотря ему в глаза. Юнги пытается отодрать руку, но безуспешно. Он чувствует член альфы сквозь ткань, чувствует, как тот твердеет, и заливается красным, непонятно: от смущения или от злости. — Отпусти, — шипит омега, отчаянно пытаясь вырваться. — Ты же хотел погладить мой ствол, так действуй, — скалится Эмир, продолжает вдавливать его ладонь в свой пах, крошит пальцы, которыми водит по члену. Прикосновение через силу, у Эмира от экстаза конечности судорогой сводит. Он нашел омегу, чей один взгляд поднимает в нем бурю желаний, и уверен, что реальный физический контакт один из них не выдержит. Юнги тоже так думает, только он в этом убежден из-за размера члена, который прямо сейчас обжигает его ладонь. Омега никогда не видел член альфы, не считая порнофильмов, которые постоянно любил крутить Авель, и сейчас думает, что, если его подозрения подтвердятся и Эмир и правда когда-нибудь захочет его трахнуть — Юнги умрет. — Ты был с альфой? — спрашивает Эмир, словно бы читая его мысли. Он прикусывает нижнюю губу в ожидании ответа, и Юнги по его острому взгляду четко понимает, что лучше сказать правду, но доставлять ему удовольствие не хочется, и он молчит. — Знаю, что не был, — усмехается Эмир и расслабляет захват, — и не будешь. — Ты больной ублюдок, — резко подается назад Юнги, но сразу оказывается вдавленным в постель весом альфы. — Думал, достанешь пушку, пристрелишь меня во сне и спасешься? Они бы убили тебя, и я бы себе этого не простил, — водит носом по его щеке Эмир, второй рукой поглаживает его бок. — Перестань вести себя так, будто бы между нами что-то есть! Будто бы тебя вообще заботит мое состояние, — кричит Юнги, продолжая молотить его по спине. — Отпусти меня, прекрати это все! Я тебе никто, ты мне никто, у нас ничего никогда не будет. — Твоя кровь — моя кровь, так что прости, никто — это не про нас, — нажимает большим пальцем на его нижнюю губу Эмир. — Какая кровь? О чем ты вообще говоришь? Умоляю, — уже рвано выдыхает Юнги. — Просто дай мне уйти, я больше так не могу. — Вернуть им того, кто принадлежит мне? Думаю, ты бы уже мог понять, что я очень жаден, — взглядом скользит от губ к ключицам, там, где прошелся, оставляет кровавый след. — Ты ведь мечтал о моей смерти, — уже тише говорит Юнги, все надеется вывести его на диалог. — Ты заказал меня. Я столько месяцев прятался от тебя. В чем твоя цель? Что поменялось? — Я увидел тебя. — Ты с ума меня сводишь, — истерически смеется омега, продолжая сжимать пальцами его плечи. Эмир молча ждет, пока парень притихнет. — Тут мы квиты, — отпускает его альфа и присаживается на постели. Юнги так и лежит, впечатанный в матрас, следит за мощной спиной, обтянутой черной тканью, боится даже двинуться. — Я хочу домой, — набирается смелости омега. — Хочу вернуться в свою спальню, — тихо продолжает и, приподнявшись, подползает ближе. — Хочу увидеть отца и брата. Я очень хочу домой, — касается пальцами его запястья, альфа так и смотрит в окно. — Дом там, где тебя могут защитить, — наконец-то поворачивается к нему Эмир. — Они не смогли защитить тебя от меня, — подняв руку, убирает за ухо прядь волос. — Они не могут забрать тебя у меня. Тебе не нужна такая семья. Будь моим, и я подарю тебе весь мир. Никто из живых не посмеет даже посмотреть в твою сторону, если ты сам этого не пожелаешь. — Мы никогда не договоримся, — гаснет в глазах омеги огонек надежды. — Но знаешь, что меня успокаивает? Бог тебя не простит за все, что ты сделал, за сегодняшнее. Ты сдохнешь в муках, — выплевывает пропитанные ядом слова в его лицо омега. — Ты все еще веришь в своего бога? — смеется ему в лицо альфа и, подавшись вперед, снова вдавливает его в кровать своим весом. Он поглаживает его грудь, легонько сжимает ее в ладони, дуреет от воспоминаний о его сосках, к которым хочется припасть до скончания веков, но не раздевает, данное себе обещание сдерживает. Он видит его голым даже сквозь одежду, касается выступающих через ткань бугорков сосков, которые хочется обхватить губами. Этот омега — один сплошной фетиш, и жажда вылизать его с головы до ног сводит Эмира с ума. С ночи аварии у него даже секса не было, весь город внезапно остался без омег в глазах Эмира, потому что рыжий паренек с розовыми губами и сосками, такого же цвета локтями и пятками держит поводок его зверя в своих тонких пальчиках, которыми насильно ласкал его член. Знал бы он, какую власть имеет над ним, и Эмир бы проиграл, поэтому повода в этом убедиться он ему больше никогда не даст. — Пойми уже, что нет никакого бога, что ходи в церковь, давай деньги на благотворительность, не нарушай заповеди — все это только попытки казаться лучше, чем есть, ведь если веришь в бога, ты априори хороший человек. Так тебя учили в школе, в вашей церкви? — задерживает ладонь на его бедре Эмир, не отпускает. — Тебя никто не услышит, тебе никто не поможет. Бог предпочитает закрывать глаза на тех, кто в отчаянии, я проверял его наличие своей кожей и костями. У тебя есть только ты. Был. Теперь у тебя есть я. Попроси меня о чем угодно — я исполню. Буду твоим богом и дьяволом, но не проси отпустить. — Я тебя не приму. Это невозможно, ты сам это понимаешь, — растерянно смотрит на него Юнги. — Что бы ни делал и как бы ни вел себя — у тебя не хватит на меня ни силы, ни средств. — Главное, что я могу тебя себе позволить, — усмехается альфа, облокачивается на руки, вновь приближается к губам. — Ты уже принял, что я тебя не отпущу. Потом и меня примешь, а пока за попытку убийства ты наказан. — Отправишь меня в будку? — сверкает глазами омега. — Будешь спать со мной. — Что? — хлопает ресницами Юнги, явно не ожидающий такой ответ. — Отныне только так, — приподнимается Эмир, разряжает пистолет и кладет голову на его грудь. — Я буду высыпаться, только чувствуя тебя в своих руках. Будешь первым омегой, с которым я сплю без того, чтобы его трахать. — Я сам пойду в будку и привяжу себя к ней цепью, — шипит Юнги и пытается выползти из-под него. — Не утруждайся, — резко отпускает его Эмир и поднимается на ноги. Он идет к двери, вызывает охрану, которая появляется через минуту и, молча схватив растерявшегося омегу под обе руки, волочит его к двери. — Не смейте меня трогать! — выкрикивает Юнги, пока собирающего под собой ковер омегу пытаются вывести в коридор. — Джаса привяжите рядом, не меняйте будку, пусть спят вдвоем, — приказывает Эмир своим парням, Юнги в лице меняется. — Если через час ты не поднимешься обратно в спальню, не ляжешь в эту постель ко мне, то следующие ночи будешь проводить там же, — Эмир подходит к омеге, которого держат за руки. — Предупреждаю, Джас любит сучек, но нежным не будет, — криво усмехается. — Жаль, что ты родился и вырос с тем ублюдком, мне приходится воспитывать тебя с нуля, — поглаживает скулу мотающего головой парня, которому очень хочется снова плюнуть ему в лицо. — Ты бы обожал меня и сам бы лез в мою постель погреться, но у сучки длинный язык и собственное мнение, построенное на лжи. Я переубеждать тебя не буду. Пусть твой отец расскажет, пусть посмотрит в твои глаза, в которых его авторитет погаснет, — отступает альфа и приказывает его увести. — Причем здесь мой отец? Что он мне расскажет? — кричит уже из коридора Юнги, но никто ему отвечать не собирается. Эмир снимает с себя рубашку, обувь и ложится на половину Юнги. Он притягивает к себе подушку, которая пахнет лисой, и уже знает, что будет спать самым сладким сном. Джас омегу не тронет, зверь не покусится на добычу другого зверя. Джас лучше всех людей, окружающих Эмира, знает его мощь, считает его альфой-доминантом и полностью ему подчиняется. Джас сразу понял, что маленький пугливый омега, обходящий его будку, принадлежит зверю Эмира. Самому сильному и отчаянному из всех.