Больше жизни

      POV Джаспер       Я смотрел на нее и не понимал, чего хочу больше: придушить ее или пригвоздить к дереву и жестко трахнуть.       Чертовы старые привычки кричали о втором.       Стоило мне только услышать ее властный тон, пренебрежение в голосе, как что-то внутри меня щелкнуло. Я так давно не ощущал этого, что едва ли смог скрыть ту лавину возбуждения, что начала сжигать меня изнутри.       Никто и никогда не разговаривал со мной в таком тоне, никто… кроме Марии.       Чертова мексиканская женщина!       Даже в Марте я видел сейчас ее.       Иногда я мысленно возвращался к ней. Тайно грезил о ее дьявольском молочном теле и длинных цепких пальцах, смоляных вьющихся волосах, за которые можно было ухватиться, намотав их на кулак, и пухлых губах, на которых всегда оставался мой запах. Я ненавидел это позорное желание, оно должно было за столько лет исчезнуть, но нет.       Я всегда презирал себя за то, что не мог контролировать себя, когда был рядом с ней. Она порождала во мне ненасытного демона, делала из меня чертова грешника, что за сотни жизней не расплатится за то, что сделал. Но мне уже поздно было думать о каком-то искуплении. Я не Карлайл и не Эдвард. Даже не Роуз.       Чтобы не сойти с ума из-за вины я давно принял все, что натворил. Демоны меня не пугали, пугало лишь то, как тело реагировало на один лишь тон. Чертов тон, который пробирал до каждой мертвой клетки моего тела, лишал меня рассудка. И…       Я попытался успокоиться, не думать о них обеих, хотя прекрасно знал, что это в любом случае провальная идея: мне еще ни разу не удавалось слезть с этого крючка. Какие бы картины я мысленно ни представлял, чтобы отвлечься, тело и мозг все равно жили своей жизнью. Каждый раз ощущал, словно все мое существо предает меня, и в итоге сдавался, не видя света в конце самой мрачной на свете тьмы. Она была бездонной и всепоглощающей черной дырой, что засасывала меня каждый раз в свою пропасть, а когда выплевывала обратно, я бесился. И еще больше срывался на Марии за то, что она творила со мной, и из этого порочного круга нельзя было вырваться, не было никакого конца. Я думал, что наказываю ее, но наказывал лишь себя, еще больше привязывая себя к ней. Но даже со всем этим я чувствовал себя более живым, чем с Элис и Калленами. Мне не нужно было притворяться, становится лучше, я был собой, и она меня принимала.       Но все же мне это претило.       Сейчас вдали от нее я понимал, что могу с этим бороться. Я больше не был ее марионеткой, хотя власть ее все еще была сильна. Из-за ее влияния я каждый раз позволял мыслям о ней всплывать в моей голове, в такие минуты я часто сравнивал ее с Элис. Они были полюсами одного магнита, вот почему я не смог найти равновесие в жизни: просто изначально выбрал не совсем верную тактику, заменив дьявола на ангела. А в итоге обменял одну клетку на другую. С одной становился грешником, с другой замаливал грехи, а мне хотелось просто жить. Я грезил о золотой середине.       Я не сразу заметил, как возбуждение начало отступать, пока я застрял в собственных мыслях. Пришел в себя лишь тогда, когда меня начала мучить ярость и презрение к себе. Вся эта ситуация душила так, что стало тошно от самого себя. И к этому я был не против вернуться? Это так меня манило? Я ощущал себя порой чертовой собакой Павлова, вот только у меня не было дыры в животе, Мария действовала куда хитрее. И даже спустя столько лет я думал, что мне всего этого не хватало, мысли о прежней жизни не отпускали, но сейчас… Стоило мне только услышать этот тон и понять, что я могу сопротивляться, как больше не было этих оков. Почему только сейчас я почувствовал настолько сильное отвращение, что мысль о возможном возвращении к Марии вызывала лишь непреодолимую ярость? Неужели мое пятидесятилетнее воздержание в розовых объятиях Элис и избегание Марии дали свои плоды?       Я наконец мог спокойно сфокусироваться на реальности. Марта снова что-то говорила своим мерзким тоном, но я чувствовал лишь пустоту. Спасительную пустоту, о которой я втайне молился каждый раз, когда оставался с ней наедине. Теперь же это спасение далось мне так легко, что я боялся обмануться…       Вместе с этой пустотой я понял, чего хочу. Я хотел первое: оторвать ей голову или схватить, затрясти как тряпичную куклу и заставить заткнуться. Показать, что я мужчина и что она не смеет говорить со мной в таком тоне. Я не позволю ей делать то же самое и вить из меня веревки. Только я решаю, что мне делать в своей жизни, и если она захотела поиграть в эту игру, то пусть готовится к тому, что кое-кто выловит ее из адского котла, в котором она сгорает от своего возбуждения, и доставит прямиком на землю, где ветер остудит ее пыл.       — Скажи мне, что я не права в своих суждениях, Джаспер!       Очередная пощечина из ее требовательных слов пролетает мимо. О чем она там говорила? О вселенском заговоре против нее? Уж увольте, ерунда полная. Решить это все можно за одну секунду. Пусть проведет с каждым допрос и перестанет искать связь там, где ее нет.       — Скажи мне, что это не Карлайл украл кровь, что это не твоя семья распустила слухи!       Как же мне было не до нее сейчас. В этот момент я очень пожалел, что у меня не было дара останавливать время. Хотелось бы нажать на паузу и вернуться к своим проблемам.       Я должен со всем этим до конца разобраться. Сделать то, на что у меня не хватало духу все это время. Только одно позволило бы мне жить дальше спокойно — знание, что она больше никогда меня не потревожит. Питер давно хотел убить ее, может стоило ему позволить сделать это и самому присоединиться?       Никогда не понимал, как можно одновременно кого-то любить и так яро ненавидеть, но с ней я вечно был на грани.       Я хотел избавить мир и себя от нее навсегда.       Блять. Неужели я серьезно об этом думаю? То, что я не поплыл от слов Марты не значит, что справлюсь с той, что не сравнится ни с кем по силе своей искусной лжи и соблазнительности. Стоит мне увидеть ее, чувствую, что вся выдержка разлетится по швам. Нет, я был не готов встретиться с ней лицом к лицу, а тем более убить. Пока что…       — Разубеди меня, — Марта снова выдергивает меня из собственных мыслей, и мое желание оторвать ей голову становится еще сильнее.       Фокусирую на ней свой презрительный взгляд, отмечая, что она раздражена до предела, и вся горит в нетерпении.       Мне кажется, что она сейчас начнет визжать и топать ногой как маленькая девочка. Да что с ней вообще не так? Какой демон в нее вселился?       Так, стоп.       Я тряхнул головой.       Собственные чувства настолько сильно затуманили мне глаза, что я не сразу понял, что с Мартой было что-то действительно не так. Ее взгляд изменился, походка и движения тела стали хищными, голос и манера речи были совсем не ее. Что-то внутри нее так вызывающе кричало, заставляя меня задуматься, а могла ли эта ее проблема с волчицей усугубиться? И вместо горящего во мне насилия по отношению к ее голове я начал присматриваться, отмечать каждую деталь в ее поведении.       Она вызывающе тонко соблазняла меня, но от ее касаний мне было противно. Вместо ее смуглой руки я видел молочную тонкую изящную руку Марии. Ее длинные пальцы… Вот только ее здесь не было, но у меня было такое ощущение, что Марта и есть она, по крайней мере самая худшая ее часть.       Я не стал слишком сильно грубить, поэтому вряд ли мое предупреждение о том, чтобы она держала свои руки от меня подальше, вообще возымело хоть какой-то эффект.       Будь я самим собой до конца, то пригрозил бы, что она останется без рук, если продолжит в том же духе. Но у меня язык не поворачивался сказать ей такое. Одно дело оторвать руки вампиру, а другое дело — оборотню. Хоть я мысленно представлял эти картины, они даже могли бы доставить мне удовольствие, но я никогда бы не воплотил их в жизнь.       Любому вампиру приклеить обратно оторванную плоть не составило бы труда, да и лишиться ее было не так больно. В лагере Марии это была повседневная рутина оторвать кому-то что-то, обычные будни. На тренировках не было ни дня, чтобы кто-то не лишился руки. Даже после моего присоединения к Калленам в спаррингах с Эмметтом мы иногда настолько заигрывались, что могли покалечить друг друга. У нас у всех было совсем другое отношение к нашей телесной ценности. Марта же… Боюсь новая рука не вырастет у нее за минуту и боль от ее потери будет жуткой. Чем больше я себе представлял последствия всего этого, тем меньше мне вообще хотелось ее трогать. С ней нужно быть осторожным и аккуратным. Эта мера была не для нее, и мне придется избавляться от старых привычек, если я не хочу ее случайно покалечить.       У меня было довольно много времени, чтобы размышлять обо всем этом, пока мы ждали Карлайла и ее брата у больницы. Я был так чертовски рад, когда она начала грубить Адриану, что даже получил от Карлайла гневный взгляд на мою ухмылку. Он что, думает, что это я на нее так плохо влияю? Ну-ну…       Окончательно моя догадка о том, что это была не Марта, а волчица, подтвердилась, когда она резвилась словно ребенок, вытворяя глупые сальто. Помня, как девчонка всего побаивалась, это казалось единственным нормальным объяснением ее поведения. Но все же оставалась вероятность, что я не прав. Небольшая, но… я чувствовал, что это не она. А уж что, но интуиция меня редко подводила.       Она все еще пыталась получить свой лакомый кусочек в виде меня, когда мы вернулись обратно к моему дому. Ее тело так и источало свои феромоны, кружа мне голову, но я вдруг понял, что желание скорее дремлет и смотрит на нее, приоткрыв один глаз. Мне было ни жарко, ни холодно. Я смотрел на ее приторно игривый вид, томный взгляд, снова был окутан ее требовательным и томным голосом. Но от этого всего не екало в груди, ни капли. Екало от ее вечно испуганного взгляда, от глаз, что смотрели на меня как два чертовых блюдца, от напускной бравады, острого языка и от того, как ее губы обхватывали фильтр сигареты, как вытягивались в трубочку, выдыхая дым… В тот раз я набросился на ее губы уж точно не из-за ее командирского тона, ластящегося тела, их и в помине не было. Просто она и вправду тогда волновала меня. А сейчас от этого всего маскарада мне было противно. Это была не она.       И тогда я подумал, что может зря я посмеивался над ее проблемой. Видно было, что теперь это не просто вспыхнувшее возбуждение, это уже полный контроль над ее разумом и телом. Волчица так сильно пыталась соблазнить меня, что это напоминало мне о том, как во мне самом вспыхивало желание каждый раз, когда я видел Марию. Даже если я не хотел, даже если со временем я начал ее ненавидеть, страсть и дикое желание неизменно захватывали меня целиком. Из-за ненависти к ней я порой мог долго не кончать и тогда это просто превращалось в пытки. Тело изнывало в ожидании разрядки, а мозг не позволял мне почувствовать спасительное блаженство. Мария в такие дни раздражалась так сильно, что могла не выпускать меня из своей палатки днями в назидание, заставляя ее трахать без остановки. Ей не нравилось, что я не хотел ее так, как она меня. От всего этого мне было противно, но я все равно не мог оставить ее. Больше ни к кому я не чувствовал ничего подобного, и таких сильных чувств с тех пор я так ни разу больше не ощущал. Я действительно любил ее, в самом начале уж точно, однако любовь ушла, а я все равно думал, что это новая, неизведанная ранее ступень любви, которая характерна только вампирам.       А теперь вся эта хваленая бравада и мерзкий соблазнительный шарм истончала и Марта.       — Ты совсем другая, — я не мог смолчать. Хотелось вывести ее на чистую воду, окунуть с головой в правду, заставляя ее смыть с себя все маски и будоражащие запахи.       Она явно удивилась, что я затронул эту тему, а еще больше тому, что она мне такой не особо нравилась. Так и хотелось рассмеяться ей в лицо. Неужели она была уверена, что я на это куплюсь? Видимо да, раз она снова распустила свои руки и коснулась моих губ своим дыханием. Ее глаза прикрылись, в ожидании поцелуя, а я смотрел, как трепетали ее ресницы, как в уголке глаза собралась едва заметная слеза.       Я сглотнул, отходя на шаг.       Одна ее рука дрожала вопреки той уверенности, что секунду назад окрашивала ее взгляд. Она завела ее за спину, пытаясь сжать в кулак, но мне хватило этого. Теперь ее глаза смотрели на меня враждебно.       Если настоящая Марта боролась, пытаясь вернуться, то мог ли я взять и сделать то, что она бы не одобрила? У меня даже мыслей не возникло воспользоваться ситуацией, я просто хотел все это закончить и расставить все точки над «и». Я сам бы хотел, чтобы Питер с Шарлоттой вернулись раньше в наш лагерь и за шкирку вытянули меня из цепких пальцев Марии, вот только я прогнал их в тот раз, когда они поведали о том, что жизнь на севере лучше. Разозлился от того, что мексиканка так сильно запудрила мне мозги, что я не мог ее оставить. Даже зная правду о том, что жить в вечном насилии не обязательно, я не смог сразу уйти. И они больше не возвращались.       Я и их стал в тайне ненавидеть за то, что они не предприняли вторую попытку. Я поостыл в своих суждениях на следующий день, но запах друзей заставил Марию смотреть в оба, и я потерял возможность на побег, который начал всерьез рассматривать. Она не выпускали меня из своих объятий две недели, а мое желание ни на миг не утихало, доставляя жуткий дискомфорт. Она просто выбила из моей головы все мысли об уходе и стала вновь ласковой и покладистой. Я давно ее такой не видел…       Мексиканская стерва.       Мария была гангреной, а волчица Марты — чертовым паразитом. Об этом я ей и сказал, хотя, наверное, не стоило, ведь кто знает, заточит ли на меня теперь зуб это странное создание. В любом случае, главное не пересекаться с ней в полнолуние, в остальное время у меня всегда было перед ней преимущество.       И все же приятно было высказать ей все, что я думаю. Стало впервые за много лет легко. Я прекрасно знал, что передо мной стояла лишь Марта, но ощущал эту победу так, словно наконец сказал свои самые потаенные мысли той, что отравляла мою душу годами. Той, что сделала из меня монстра. Ненасытного и противного самому себе.       Я был рад уйти, словно ставил наконец точку. Запрыгнул к себе на дерево и улегся на пол, доставая сигареты. И как я раньше без них жил? Запах был отвратительным, но эта горечь и едкий дым приносили какое-то садистское удовольствие, помогая отвлечься.

***

      На следующий день чертовы уроки, чертова жизнь в этом чертовом городе тянулись мучительно медленно. У меня не было общих уроков ни с кем из семьи кроме Элис. Из принципа не хотел наблюдать, как Роуз и Эмметт даже на уроках могли пускать в ход свои шаловливые руки. И если глупые школьники ничего не замечали, то мне было все прекрасно слышно, поэтому я всегда брал отличные от них предметы. С Эдвардом лучше вообще лишний раз не пересекаться, поэтому порой скрашивала мои скучные часы только Элис. На первом уроке она была слишком притихшей, и мы даже не перебросились парой слов. На втором я был один и ушел в свои мысли, затерявшись во времени. Наконец прозвенел звонок на третий урок, который был моим менее ненавистным из всех. Элис бы назвала это словом «любимый».       Я вошел в класс испанского, ожидая увидеть Марту и увериться, что с ней все в порядке после вчерашнего, но ее еще не было. И со звонком она не появилась, и позже тоже. Я не смог заставить себя написать ей сообщение, но вопрос остро осел на языке, желая узнать, все ли с ней в порядке. Я надеялся, что она не избегает меня после вчерашнего.       На ланче я как обычно присоединился к Калленам. Каждый из них был отражением меня самого, кроме Элис. Пустота, скука, пренебрежение… Кто там считает из школьников нас прекрасными созданиями? Неужели они не видят ожесточившиеся черты лица и обреченность во взгляде? Мы не вампиры, а мученики, вот только я в отличие от остальных Калленов не смирился с этой участью. Я хотел вырваться из этого адского круга постоянных школьных будней.       — Марты сегодня нет, — произнесла Элис, грустно поджав губы. Я напрягся, прислушиваясь. Это и так все знали, значит ей известно большее. — Карлайл вчера сказал, что она упала в обморок и Адриан нашел ее вечером на лестнице, как только вернулся со смены.       — Разве оборотни падают в обморок? — поинтересовался Эмметт за всех нас. Это и вправду было странно. — Джас, надеюсь это не ты довел ее вчера своим могучим членом до полуобморочного состояния? — забасил брат, привлекая к себе внимание соседних столиков.       Если бы…       Элис как-то странно на меня посмотрела, а затем пожала плечами.       — У нее была разбита голова, может это был не обморок, а, — она прикусила губу и сглотнула, почувствовав вину.       — Я и пальцем ее не тронул, — и так было понятно, к чему она клонит. — Кончайте уже обвинять меня во всех смертных грехах! — в конец не выдержал я и встал из-за стола, решая уйти.       Реально достало. Сколько можно было на меня косо смотреть? И это Элис, с которой мы были близки столько лет. Новая истинная любовь похоже делает из нее дурочку, или она просто хочет выслужиться перед новым парнем. Вот только не за мой счет, пожалуйста. Эмметт тоже не лучше, любой начнет хотеть девушку, если его постоянно в это тыкать носом. Кажется, пора намекнуть Розали, чтобы она ублажала его лучше в постели. Кстати, о ней.       Роуз нагнала меня через несколько секунд, как только я вышел из столовой, и увязалась следом.       — Я подслушала вчера их разговор по телефону. Карлайл ездил к ним осмотреть ее и сказал, что она была обессиленной. Синие губы как у мертвеца, — она поежилась. — Ее противный братец купил ей три килограмма мяса, и все наладилось. Она и вправду сказала, что упала в обморок, но никто ей, как ты понял, не поверил.       Эта паразитка выела из нее все соки? Вполне логичное объяснение. Вчера у нее были едва различимые синяки под глазами, да и вид в целом не особо светился здоровьем. Кто-то явно плохо питался или не спал.       — Мне это не интересно, Роуз, — бросаю я. Но совесть за вранье меня не съедает. Начинает подбешивать то, что сестра ведет себя как пресмыкающееся. — Имей хоть каплю самоуважения. Я тебя не узнаю. Бегаешь хвостиком за Мартой и пытаешься угодить.       — Разве плохо, что я могу обрести подругу, близкую мне по духу?       Розали тут же остановилась, отставая, и принялась бомбардировать мои чувства обидой. Я начал спиной ощущать ее колючий взгляд. Какие мы нежные, будто я не знал, чего она на самом деле хочет.       — Да тебе никто кроме Эмметта не нужен, — разворачиваюсь на каблуках и подхожу ближе, чтобы редкие студенты в коридоре не подслушали наш разговор.       — Вот тут ты ошибаешься. Я не какая-то пустышка, что не видит свою жизнь без парня, — прошипела она, тыкая в меня своим наманикюренным пальцем. — У меня была подруга, Джаспер, когда я была человеком. Она была замечательной, в отличие от меня. В ответ я была не особо хорошей подругой и во многом завидовала ей, но я знаю, что такое дружба, — она поджала губы, пожалев, что позволила себе сказать эти слова, но я послал ей волну уверенности. Если хочет что-то сказать, то пусть ранит меня до конца, потому что я, кажется, и вправду заслужил. Кто же знал, что она всерьез решит подружиться с кем-то? — Я поняла это, когда было уже слишком поздно. И если бы все можно было переиграть, то я бы дорожила каждой минутой, проведенной в доме Веры, и наслаждалась бы каждой нашей встречей. Так что это ты перестань быть мудаком и хватит делать вид, что тебе нет ни до кого дела. Я тоже не слепая и вижу, как ты на нее смотришь. Вот поэтому и бесишься.       Роуз гордо подняла голову и ушла, оставляя после себя шлейф из горечи. Она и вправду была обижена моей реакцией, но не особо злилась, скорее всего прекрасно понимала, что любой на моем месте отреагировал бы так на ее беспокойства о Марте. Все знают, что Розали делает все только в угоду себе и своим эгоистичным желаниям.       Но ее последние слова громко повисли в воздухе. Может и вправду есть что-то еще, чего она так отчаянно желала, но никогда не показывала этого?       До этого момента я не думал, что Роуз нужен кто-то в качестве подруги. Они с Элис не плохо ладили, пока Розали была покладистой и ходила с ней по магазинам. Все остальное время они не больно пересекались и общались. Хотелось ли ей более плотной дружбы с кем-то? Даже если и да, то на это явно не было подходящих людей в нашей семье. Но появилась Марта, и Розали ею заинтересовалась.       За эти две недели я совсем перестал концентрироваться на чужих чувствах, поэтому мне было трудно понять, что происходило с сестрой все это время. Я думал о ней как обычно плохо, поэтому не сразу понял, что действительно ранил ее своими словами. Так сильно ушел в себя, что совсем забыл о нашем клане.       Из-за того, что мой дар был просто пустышкой рядом с оборотнями и былого преимущества у меня не было, я, наоборот, старался прислушиваться к себе, своим чувствам и инстинктам, забывая про остальных. У меня уходило слишком много времени на анализ личностей, не поддающихся моему дару. Поэтому, чтобы загладить вину (что мне было совсем не свойственно), я решил, что выделю время на откровенный разговор с Роуз. Я знал, что она любит рассказывать мне свои потаенные секреты, потому что мне было все равно насколько они странные и порой аморальные. К тому же я мог бы действительно ей помочь. Мне не особо хотелось лезть в женские разборки, но если Марта не может до конца доверять моей семье, то я мог бы хотя бы помочь ей решить одну проблему в лице своей сестры. Если мотивы Розали и вправду более чистые, то у Марты было бы на одну проблему меньше: она бы перестала видеть в Роуз врага, что мог растрепать ее секрет всей школе.       Да, определенно стоило вмешаться.       Я просидел оставшиеся уроки, обдумывая слова сестры, чтобы чем-то занять голову. Так и дотянул до последнего.       На физкультуру мы с Эмметом и Роуз никогда не ходили. Зная, как некоторые из нас могли быстро набирать обороты, было опасно пускать нас в спортивный зал. Карлайлу было жалко обычных людей, поэтому у нашей тройки были освобождения, в отличие от Эдварда и Элис. Поэтому я сразу пошел к себе, прямо через парковку в лес. Еще три минуты, и я был у кромки поляны. Вот только не один.       — Привет, — Марта тут же встала с насиженного камня и улыбнулась. Живая и здоровая, даже и не скажешь, что кое-кто падал в обморок.       — Хоть день я могу от тебя отдохнуть, черт возьми? — бурчу и прохожу мимо.       На самом деле я был рад ее видеть, хоть какое-то развлечение. У меня даже настроение поднялось, но показывать виду я не собирался.       — Знаешь, мне тоже не особо хочется видеть твою вечно недовольную, обделенную счастьем рожу, — раздраженно бросила она и направилась к лесу.       Узнаю прежнюю Марту.       — Ладно, чего пришла-то? Соскучилась или уже жить без меня не можешь? — и усмехаюсь. Не одной же ей язвить, у меня тоже появилось настроение на словесные перепалки. Сегодня она была сама собой, и это была отличная новость.       Она остановилась и не сразу повернулась, а когда наконец это сделала, то ее глаза оскорбленно испепеляли меня взглядом, пока ее ладони сжимались в кулаки. Я рассмеялся, оглядывая ее с ног до головы. И тут я заметил, что Марта была одета в спортивный костюм и кроссовки, волосы перевязаны на затылке в хвост, а у камня лежал рюкзак с огромной бутылкой воды. Понятно теперь, что она здесь делает.       — Если ты и вправду хотела уйти, — я киваю на рюкзак подбородком, насмешливо приподнимая бровь, — то нужно было взять все свои вещи, а не делать вид, что уходишь. Я ведь останавливать не стану.       — Знаешь, у меня очень чешется рука…       —… заехать мне, знаю, — заканчиваю за нее. — Но побереги лучше силы, — отворачиваюсь и медленно иду к шалашу, продолжая говорить, — если ты пришла просить об услуге потренировать тебя прямо сейчас, то я предоставлю тебе возможность оставить след от твоих пальцев на моей щеке. Вот только сможешь ли ты это сделать? — кривая насмешка растягивается на моем лице. Марта этого не видит, но наверняка слышит по моему тону. — Очень в этом сомневаюсь.       В мгновение запрыгиваю на дерево и только затем оборачиваюсь к ней.       — Подожди минуту, мне нужно переодеться в более подходящую одежду.       Она закатывает глаза и складывает руки на груди.       — Не торопись, вдруг в твоем гардеробе нет ничего кроме снобских рубашек, тогда тебе придется долго выбирать, какую из них не жалко испортить, — фыркает под конец.       Что она вообще имеет против моих рубашек?       — В таком случае я буду с обнаженным торсом, — кидаю ей в ответ и скрываюсь в доме. — Надеюсь ты в обморок не упадешь от такого вида?