Орден, который построит Джинн

      Джинн       (суббота)       – И всё равно мне кажется, что это не очень правильно, – сказала Барбара, протягивая Джинн бумаги с длинным перечнем имён и дат. В них подробно указывалось, когда и с какой тяжестью ранений Искатели приключений приходили в Собор за последний год: в борьбе с гильдией это могло стать одним из решающих факторов.       – Но?.. – уточнила Джинн.       – Но законно, – Барбара тяжело вздохнула. – Я просмотрела устав города, и там есть пункт, что магистр может запрашивать любую информацию касаемо благополучия и здоровья граждан, если это официальные записи. Сёстры тоже одобрили – мы все потихоньку жалеем этих ребят, когда они приходят к нам, травмированные.       – Не волнуйся, – Джинн протянула руку и погладила Барбару по волосам. – Закон, который я так тороплюсь принять, пойдёт только на благо гильдии. Мы ведь не собираемся запрещать или ограничивать их деятельность, лишь ввести дополнительные меры безопасности. Статистика несчастных случаев и летальных исходов на Драконьем Хребте становится всё хуже из года в год, это не лучшая тенденция.       Барбара встала на цыпочки и прижалась на секунду щекой к ладони Джинн, улыбнувшись.       – Я знаю. Ты всегда поступаешь так, как правильнее.       Она, несмотря на то, что рассвет только-только начинал раскрашивать небо, и воздух ещё отдавал ночной прохладой, была уже одета и причёсана для утренней молитвы. Джинн попросила Барбару о встрече у Собора так рано только потому, что знала: сестра встаёт задолго до того, как просыпается весь город. Сейчас, когда площадь была ещё тиха и пустынна, они могли себе позволить редкие минуты сестринской нежности. На людях Барбара ни за что бы не показала, насколько они близки.       Её сестра всегда росла нежной и доброй девочкой, но со стальным стержнем внутри – наследной чертой семьи Гуннхильдр. Да, возможно, они с Джинн не делили одну фамилию на двоих, но были похожи куда сильнее, чем считала сама Барбара.       Типичная ситуация, когда на младшего ребёнка в семье примеряют успехи старшего. Джинн с печалью наблюдала за тем, как младшая сестра возводит её в абсолют и стремится если не превзойти, то хотя бы догнать: в росте, в работе на благо города, в любви окружающих. Отчасти здесь была и родительская вина: Джинн никогда не ставила это в укор ни матери, ни отцу, но…       Семья, в которой сразу двух детей одарили своим вниманием Архонты – поистине удивительный случай. В Мондштадте в нынешнем поколении из таких были ещё только Рагнвиндры, но их ситуация всё же отличалась. Но госпожа Фредерика Гуннхильдр приняла благословение Архонтов как данность: у её детей и не могло быть другой судьбы. И если Джинн, на которую возлагали куда большие надежды, чётко видела свой жизненный путь и своё служение городу, то Барбаре пришлось, конечно, тяжелее.       Джинн очень любила младшую сестру – своё счастье, свою маленькую звёздочку, которую в детстве она поднимала в воздух и кружила, пока та не начинала радостно смеяться. Но сестру отняли у неё слишком рано: родители разошлись, когда Джинн было всего десять, и именно тогда начались её суровые тренировки для подготовки к рыцарству. Барбара же росла в церкви, так близко, но так далеко одновременно.       Может быть, именно поэтому сейчас Джинн всей душой прикипела к Кли: не как магистр, но как старшая сестра, которую в своё время лишили этого простого человеческого счастья.              ***       Джинн хорошо помнила тот день, когда Алиса со своим мужем покинула Мондштадт.       Они ушли утром, не делая из этого тайны и рассказав обо всём заранее. Сайрус, непрошибаемый романтик, всё заявлял, что эти двое просто отправляются в долгую-долгую экспедицию, чтобы потом вернуться домой и рассказывать о своих приключениях товарищам. Алиса поддакивала ему, но остальные понимали, что та просто слишком долго засиделась на одном месте. В Мондштадте она провела несколько лет только из-за Кли, и теперь, когда дочь оказалась в надёжных руках, ветер странствий позвал Алису дальше.       В конце концов, эти мать с дочерью не были ограничены жалким огрызком времени, отмеренным обыкновенным людям. Они могли позволить себе любые остановки и любые путешествия, как бы долго они ни продлились.       В день прощания Альбедо с Кли, конечно же, пошли провожать путешественников. Улучив минутку, магистр Варка отправил Джинн вслед за ними – просто на всякий случай, присмотреть. Так они и шли до самой винокурни, где Алиса, посмеиваясь, своровала с лоз пару виноградинок, пожелала Джинн скорейшего продвижения по службе, от души обняла обоих своих детей – а Альбедо она упорно продолжала звать сыном, чем изрядно смущала, – и вместе с мужем исчезла за отвесными скалами.       Разумеется, Кли настояла на том, чтобы махать родителям, пока они не достигнут границы с Лиюэ, и Альбедо поднял её на своём элементальном цветке на высокие скалы Вольфендома, откуда хорошо просматривались окрестности.       Джинн же осталась у виноградников в одиночестве.       Пахло сухой травой и терпкими перезревшими ягодами. На высоте одной ладони от стройных рядов винограда вились кристальные анемо-бабочки; они порхали с одной лозы на другую, оставляя за собой в воздухе еле заметный серебрящийся свет. Как-то в детстве Кэйя с Дилюком, проводившие всё лето на винокурне, наловили целую коробку этих бабочек и тем же вечером в сумерках внезапно открыли прямо перед Джинн, настаивая, что это была проверка на храбрость для настоящего рыцаря. Но она-то знала, что эти двое просто хотели порадовать и развеселить её. Вид стайки мерцающих серебряных звёздочек, улетающих к небесам, запомнился ей навсегда: это мирное, радостное лето, где все ещё юные и счастливые, и никакие трагедии и беды не омрачают их жизни.       Джинн вытянула руку, и одна из бабочек приземлилась ей на палец, щекотно перебирая лапками. Она позволила себе на секунду предаться воспоминаниям, увлечься благостью и спокойствием винокурни – и потому не услышала шагов за спиной.       – Капитан Гуннхильдр, – окликнули её.       Джинн резко повернулась; бабочка, напуганная резким движением, взмыла вертикально вверх, осыпая волосы пыльцой. Вот тебе и рыцарь: расслабилась, проворонила всё на свете!       Позади, с корзиной в руках, стояла Аделинда, старшая горничная особняка Рагнвиндров, а теперь и винокурни. Раньше Джинн частенько виделась с ней, но после того, как особняк опустел, любой повод для его посещения отпал. А после Дилюк и вовсе принял решение о продаже родового гнезда.       Теперь они встречались разве что по выходным в Соборе, но заводить личные разговоры при всех было неловко, да и Аделинда после службы, не задерживаясь, шла на кладбище сменить цветы на могиле мастера Крепуса.       Нельзя сказать, что Аделинда постарела или как-то изменилась внешне. Она была ещё далеко не в том возрасте, когда каждый прожитый год всё глубже накладывает печать времени на облик человека. Но недавние события сильно подкосили её: даже не столько смерть Крепуса Рагнвиндра – хотя все работники семьи до сих пор сильно скорбели по нему – сколько то, что последовало за этим. Аделинда, пусть и через приказы молодого хозяина, теперь управляла всем имуществом Рагнвиндров и не давала славе их рода померкнуть ни на день. Даже одежда её всё меньше напоминала форму горничной и всё больше – благородной дамы в трауре.       – Здравствуйте, Аделинда, – Джинн отдала честь как подобает рыцарю, а не аристократу. – Надеюсь, ваши дни проходят мирно.       – На винокурне всё хорошо, слава Барбатосу, – вежливо склонила голову Аделинда. – И мастер Дилюк тоже в порядке – он присылает нам иногда письма.       – Храни его Архонты, – криво улыбнулась Джинн.       О, мастер Дилюк не был в порядке, она знала это как никто другой, хотя ей писем никто не присылал. Как-то раз, после того, как Кэйя целый день раз за разом совершал ужасно глупые и опасные ошибки в работе, ей удалось подловить его, разговорить – и он показал почти потухший пиро Глаз Бога.       Они отпросились в патруль, но сами пошли к дубу Венессы, помолиться всем Архонтам, какие только смотрели в тот миг в сторону Дилюка. Между собой почти не разговаривали; только потом уже, на пути в город, Джинн спросила: ты же не любишь напоказ молиться, тебя это не успокаивает так сильно, как меня – так почему?       Кэйя запрокинул голову к небу, туда, где, выше облаков, должна была парить Селестия, и ответил: а разве мне остаётся что-то другое?       Дилюк выжил, и только звёздам известно, какой ценой. Глаз Бога снова заиграл красками, а Кэйя шутил, что полночи крутился перед зеркалом и искал у себя в волосах седые пряди.       Он мог шутить даже после такого, и Джинн иногда страшно завидовала ему.       – Аделинда, – Джинн дотронулась до плеча старшей горничной Рагнвиндров – или теперь её уже стоило звать управляющей? – Знайте, что вы всегда можете обратиться в Ордо Фавониус с любыми проблемами. Но если я в силах чем-то помочь лично, не как капитан ордена или старшая дочь клана Гуннхильдр, а как давний друг вашей семьи... Пожалуйста, приходите сразу ко мне. Сделаю всё возможное.       Аделинда тепло улыбнулась. Не нужно быть пророком, чтобы догадаться: самый первый приказ, который Дилюк отдал всему поместью после смерти отца – ни при каких условиях не приближаться к Ордо Фавониус, и уж тем более не просить помощи у магистрата. Конечно, налоги оставались неотъемлемой частью жизни, но на этом люди Рагнвиндров действительно ограничили свои взаимодействия с рыцарями. Может быть, если Джинн отбросит в сторону капитанское звание, Аделинда рискнёт обратиться к ней в случае неприятностей.       – У вас доброе и справедливое сердце, капитан Гуннхильдр. Никогда не сомневалась, что вы трое станете великими людьми, – сказала она как будто сама себе и сменила тему. – Вы здесь одна? Пришли к нам по делу?       – А, нет, – Джинн вспомнила виноград, украденный с лозы Алисой, и смутилась. – Просто сопровождала двоих Искателей приключений. Я жду их маленькую дочь, Кли; они с лейтенантом Альбедо ушли чуть дальше. Простите, не хотела вас беспокоить.       Аделинда понимающе кивнула и вдруг всучила в руки Джинн свою корзинку, которая оказалась доверху набита спелым, иссиня-чёрным виноградом.       – Детей, – сказала она категоричным тоном умудрённой жизнью женщины, – надо хорошо кормить. Примите, пожалуйста, и я не хочу слышать никакие возражения.       Почему-то Джинн показалось, что речь вовсе не про Кли – тем более, если учесть, что корзину эту Аделинда несла с самой винокурни.       Сверху окрестности огласил восторженный вопль: Альбедо пикировал вниз на планере, а на шее у него болталась Кли. Грубейшее нарушение техники безопасности, но этих двоих наверняка подстраховывали элементальные цветы, да и, к тому же, Кли явно нуждалась сегодня в любого рода развлечениях.       Аделинда, наскоро попрощавшись, исчезла среди виноградных лоз.       – Кто это был? Что она тебе дала? – деловито спросила Кли, как только они приземлились, и Альбедо ссадил её с шеи на землю. Как она успела сверху рассмотреть всё, что происходило внизу, оставалось загадкой.       – Главная горничная винокурни Рагнвиндров, – Джинн присела на корточки, поставила корзину на землю и поправила платье Кли, которое всё растрепалось от полётов. – Помнишь капитана Дилюка? Это его виноградники.       – М-м, – Кли потрясла головой. – Не помню. Но братец Кэйя иногда о нём говорит всякие смешные вещи. А почему ты зовёшь его капитаном? Он сейчас на задании?       – Ох, старая привычка. Мастер Дилюк – брат нашего капитана Кэйи, он... покинул Ордо Фавониус по личным причинам. Однажды он вернётся в Мондштадт, и вы с ним обязательно познакомитесь, – пообещала Джинн. На её слова Альбедо дёрнул уголком губ; возможно, он знал всю эту историю немного под другим углом; смотря что и как рассказал ему Кэйя.       Между Кэйей и Альбедо быстро завязалась странная дружба. Да, Кэйя с Джинн знали друг друга с детства, выросли бок о бок, долгие годы служили вместе, не раз прикрывали друг друга в бою... Но свои тайны Кэйя делил вовсе не с ней, если вообще теперь делил хоть с кем-то. И что общего было у него с гениальным алхимиком, который в Мондштадте-то поселился без году неделя, не знал в городе никто, а сам капитан не рассказал бы, даже если спросить.       – Возвращаемся? – уточнил Альбедо. – Магистр Варка отпустил нас только до обеда.       – Возвращаемся, – Джинн посмотрела на винокурню в последний раз и, подхватив с земли корзинку, подтолкнула Кли вперёд.       Остаток дня прошёл спокойно. Джинн успела составить расписание патрулей на следующую неделю, отправить несколько писем владельцам лавок с просьбой явиться в орден, выслушать доклад о зачистке лагеря хиличурлов неподалёку от Спрингвейла. Магистр Варка ясно дал понять, что именно её он хочет видеть в будущем на месте своей правой руки. По мнению самой Джинн, времени ещё у них было предостаточно – к чему так спешно вводить её в курс всей административной работы ордена?.. Но магистр только посмеивался, и всё большее количество бумажных дел обзаводились подписью Джинн.       А ещё она по-честному разделила виноград между «детьми»: часть отдала горничным, наказав хорошенько вымыть для Кли и накормить после обеда, часть всучила отнекивающемуся Альбедо, часть оставила себе, а остальное вместе с корзинкой отдала Кэйе. Тот посмотрел странно, но ничего не сказал. И корзинку тоже унёс.       Орден готовился к ночи: сменился караул, отправился отдыхать отдел снабжения, затихли разговоры в коридорах. Джинн достала последнюю на сегодня стопку бумаг, как вдруг тишину ордена прорезал детский горький плач.       Мигом Джинн выскочила из кабинета. Заскрипели двери: те, кто ещё не ушёл со службы, тоже выглянули посмотреть, в чём дело.       Посреди коридора стоял до ужаса растерянный Альбедо, а на руках у него заходилась плачем Кли.       – А-а-а! – рыдала она. – Хочу к маме! Мама-а-а!       Наверное, за все недолгое время, которое Альбедо успел пробыть в ордене, да и вообще в Мондштадте, это был первый раз, когда Джинн видела его в таком смятении. Сразу вспомнилось, что гениальный алхимик не такой уж и взрослый, и «старшим братом» он стал совсем недавно – лишь после того, как поселился у Алисы. Едва ли его опыт по воспитанию детей выходил за рамки времени, проведённого вместе с Кли...       Громкие крики уже переполошили весь орден и дальше только продолжили бы мешать работе, поэтому Джинн метнулась вперёд и протянула руки к Кли. Альбедо посмотрел на неё неуверенно, будто сомневаясь, можно ли доверить плачущего ребёнка кому-то другому.       – Давай, – шепнула ему Джинн. – Не нужно беспокоить никого в ордене, я знаю, что делать.       Она расцепила ручки Кли на шее у Альбедо и, подхватив её, перетянула на себя. Кли с готовностью вцепилась в плечи, уткнулась мокрым лицом куда-то в шею и зарыдала ещё горше.       Глазами Джинн показала Альбедо направление. Тот, быстро поняв, что от него просят, распахнул дверь архива и придержал её, разгоняя коридорным светом тьму, пока Джинн, удерживая ребёнка одной рукой, второй кое-как зажгла лампу на столе.       Потом дверь захлопнулась, отрезая их с Кли от всего остального ордена. Архив был, возможно, единственным местом, где шум не вызывал раздражения у окружающих; старинная дверь практически не пропускала никаких звуков.       – Ну всё, всё, – зашептала Джинн, целуя Кли в светлые волосы. У её сестры в детстве были точно такие же. – Всё будет хорошо. Мама Алиса тебя очень любит, она скоро вернётся. А пока она путешествует, мы все будем с тобой – и я, и брат Альбедо, и остальные рыцари ордена, ладно? Только не плачь, маленькая, не плачь. А я пока расскажу тебе сказку. Много лет назад, когда Мондштадт был ещё молодым-молодым, на крохотной улочке, что вела от ворот города к центральной площади, жил один мальчик. Он очень хотел стать великим воином, но его семья была бедной и не могла купить ему меч или щит, и уж тем более не могла нанять учителя. Но мальчик не унывал. Каждый день он уходил за город, в лес…       Вот так, при свете одной-единственной лампы, Джинн до поздней ночи ходила меж архивных полок с Кли на руках. Девочка то затихала, вслушиваясь в ласковый голос Джинн, когда очередная сказка захватывала её воображение, то снова начинала плакать, вспомнив маму.       Наконец её сморила усталость. Кли, наплакавшись вдоволь, начала клевать носом, её дыхание стало более ровным и глубоким, и Джинн устало присела на стул, уложив Кли к себе на колени. Не такой уж девочка была и тяжёлой, но определённо тяжелее меча – руки уже устали настолько, что начали неметь и покалывать. Невольно захотелось поблагодарить старого капитана, тренировавшего их много лет назад. Он строил новобранцев в шеренгу, заставлял согнуть колени и выставить руки вперёд – и вот так, раскорячившись, они стояли на солнцепёке до тех пор, пока каждая мышца в теле не наливалась свинцовой усталостью. После подобных упражнений иногда аж жить не хотелось, зато через годы всё окупилось сторицей.       Тихонько мерцала лампа, огонёк в ней горел ровно. Джинн долго смотрела на живое пламя, пока не заслезились глаза. Тогда она прикрыла их на минутку и подумала, что сейчас встанет, отнесёт Кли в свою комнату в казармах – ах, как же далеко идти, а руки уже еле поднимаются… А потом вернётся, наведёт порядок на рабочем столе, закончит с документами, и… и…              Следующее, что увидела Джинн, когда распахнула глаза – знакомый потолок кабинета Кэйи и яркий утренний свет. Она лежала на мягком, удобном диване, укутанная пледом по самый подбородок; распущенные волосы легко щекотали лицо.       Джинн мысленно застонала. Дважды за день расслабиться настолько, чтобы забыть о своих обязанностях? Какой же позор.       Добротный диван даже не скрипнул, когда Джинн пошевелилась: он был совсем новенький, и запах свежего дерева ещё не выветрился из него до конца. Всего год назад не стояло в этом кабинете никакого дивана, да и хозяин здесь был совсем иной. Дилюк Рагнвиндр получил звание капитана в четырнадцать лет не за красивые глаза; каждый его шаг вёл на самую вершину. Однако же целый кабинет ему отписали совершенно точно не за боевые заслуги и не за должность, а, скорее, за отца. Детям Крепуса Рагнвиндра, самого влиятельного аристократа Мондштадта, уж точно не пристало делить рабочее пространство с толпой рыцарей! Разумеется, нашлись люди, кто высказывался против такого решения магистра, но Дилюк работал добросовестно, кабинетом пользовался по делу – исключительно складировал бумажки и перерабатывал в тишине сверхурочно. А в бесплодной почве и слухам не прорасти.       И когда спустя годы юный мастер Рагнвиндр покинул Мондштадт, осиротела не только винокурня, но и этот кабинет, а вместе с ним – должность капитана кавалерии. У магистра Варки всегда было своё видение относительно того, кто должен управлять орденом, а потому официально назначать человека на эту должность он не торопился. Ордену требовалась равноценная замена – кто-то такой же благородный, ответственный, имеющий связи с аристократией.       Кэйя Альберих отлично умел понимать намёки.       Целых три месяца он на правах правой руки бывшего капитана кавалерии смиренно выполнял все обязанности Дилюка, при этом не обладая ни властью, ни статусом, ни даже кабинетом, который сразу же отдали под чужие нужды. Кэйя был таким покорным, таким терпеливым и самоотверженным!.. И после очередного успешно завершённого задания магистр Варка повысил его в звании, чем буквально заткнул образовавшуюся дыру.       Тогда уже люди заговорили куда злее. Брат за братом донашивает то, что негоже: и китель, и должность, и кабинет, и даже стол. Кэйя с ними не спорил и не обижался: улыбался по обыкновению, кивал и смеялся, будто услышал самую смешную шутку в мире.       Не учли эти люди только одного: всю свою напускную покорность новоиспечённый капитан Кэйя отодвинул в сторону, как только в ней отпала необходимость.       Первым делом он избавился от стола в своём кабинете – того самого, за которым раньше сидел сам, будучи верным помощником и соратником Дилюка – и заменил его шикарным раскладным диваном. Джинн прекрасно знала, что ближайший от двери шкаф был забит не бумагами, а постельными принадлежностями: Кэйя терпеть не мог ночевать в казармах с остальными рыцарями и, прикрываясь переработками, оставался спать где угодно, но только не там.       Вторым делом Кэйя избавился от капитана Эроха и заменил его более лояльным человеком, третьим – кардинально сменил круг должностных обязанностей, оставив слово «кавалерия» в своём звании чисто номинально, но это уже совсем другая история.       Сейчас пресловутый диван был разложен, с другого бока небрежно валялось второе одеяло с подушкой: это означало, что хозяин кабинета сегодняшнюю ночь провёл здесь же. Не впервые им доводилось спать вместе, прошедший год выдался непростым, и случалось всякое – хотя, наверное, узнай о подобном госпожа Гуннхильдр, читала бы своей дочери нотации до посинения.       Джинн, привлечённая смутным движением, повернула голову. Кэйя сидел за своим рабочим столом, Кли устроилась у него под боком, и эти двое в полнейшей тишине уминали шоколадные конфеты. Фантики они не выбрасывали; Кэйя тщательно их разглаживал, сворачивал блестящими колечками и нанизывал Кли на пальцы. Судя по тому, что украшена она уже была как праздничное дерево на Луди Гарпастум, конфеты у них уже из ушей должны лезть.       – О, – сказал Кэйя, подняв голову. – Проснулась? Доброе утро.       – Надо было вчера разбудить меня, – голос Джинн немного охрип со сна, – а не нести сюда. Кэйя, я же тяжёлая! Зачем?       Статная фигура, высокий для девушки рост, широкие бёдра – не то чтобы Джинн всё виделось недостатками, но одно она знала точно: это тебе не тонких нежных девиц поднимать. Разумеется, капитана Кэйю нельзя было назвать слабым, но…       – А я не один нёс, – невозмутимо ответил Кэйя. – Не переживай, я позвал Альбедо, и мы дотащили тебя за руки и за ноги. Совсем не тяжело. Ноги выбрал я, к слову, хочешь, покажу отпечаток твоего сапога на накидке? Или можешь спросить Альбедо, он подтвердит.       Джинн покачала головой. Кэйя, разумеется, шутил, потому что прекрасно знал: к Альбедо она не пойдёт, постесняется задавать подобные вопросы. Как минимум потому, что звучали они совершенно глупо.       Она приподнялась на кровати, и в ту же секунду корсет буквально соскользнул вниз, оставляя грудь под рубашкой совсем голой. Джинн схватилась за него руками, и уши её вспыхнули.       – Эй, не надо так смотреть на меня! – переполошился Кэйя, очень точно угадав причину её замешательства. – Я просто расшнуровал его, и сапоги с тебя снял, чтобы было удобнее. Даже не смотрел, с закрытым глазом всё делал. Кли свидетель, мы спали на этом диване втроём! Она посередине!       – Откуда ты вообще знаешь, как снимать корсеты, да ещё не глядя – беспомощно выдохнула Джинн, поворачиваясь к столу спиной и быстро застёгивая крючки на нижнем белье обратно.       – Ну, милая моя, – хмыкнул Кэйя, который, сообразив, что ругать его не будут, тут же откинул ложное раскаяние в сторону. – Кем бы я был, если б к своим годам не научился в совершенстве раздевать людей, а?       Действительно, с иронией подумала Джинн, кем? Уж точно не главой информационной сети Мондштадта.       Кли, спрыгнув со стула, бодро заползла на диван и протянула ладошку. На ней лежали две шоколадные конфетки в разноцветных обёртках.       – Есть сладкое перед завтраком плохо, Кли, – машинально попеняла ей Джинн, всё-таки приняв конфеты. – Капитан Кэйя учит тебя только плохому, как я погляжу. А брат Альбедо и того хуже: чем он занимается вместо того, чтобы накормить ребёнка?       – Лечит спину, – совершенно серьёзно сообщил Кэйя со своего места, хотя глаз целиком и полностью выдавал его бессовестность. – А ты как думала? Это я привычный, а он чуть не надорвался тебя тащить.       Джинн тайком показала ему кулак.       – Не ругайся, – попросила Кли. – Я честное-пречестное слово съем суп. Но братец Кэйя сказал, что сегодня у нас праздник. День, когда Кли обещает больше не плакать и не грустить! И ты тоже не грусти и не злись, хорошо? А Кли подарит тебе красивое колечко.       Действительно, в ответ на такое признание ругаться и воспитывать даже перехотелось. Кли долго и очень придирчиво искала среди своих колец самое лучшее; наконец, выбрав одно, она попыталась надеть его на палец Джинн, но то, конечно, не налезло. Пришлось немного ослабить края, чтобы оно проскользнуло на мизинец.       – Ну, вот, другое дело! – с энтузиазмом воскликнула Кли. – Мы с тобой теперь прямо как сестрёнки! Сходи с Кли погулять к озеру, когда будет время, ладно? Давай обнимемся, сестрёнка Джинн, и пообещаем друг другу больше не грустить!       Джинн с удовольствием подставила шею, и Кли повисла на ней, радостно смеясь на ухо. Вчерашнюю тёмную ночь – пугающую и безлюдную – она давно уже позабыла. Как хорошо быть ребёнком, когда даже самое страшное и давящее чувство одиночества можно стереть солнечным светом и вкусной едой.       Лучи били прямиком в незашторенное окно, чётко подсвечивая фигуру капитана Кэйи. Он лениво крутил в пальцах конфету словно монетку, подкидывал и снова ловил. Рот в уголке у него был перепачкан; Джинн сперва подумала, что шоколадом, но, присмотревшись, поняла: соком чёрного винограда.       Поймав её взгляд, Кэйя улыбнулся.       И всё-таки мы справимся, подумала Джинн, крепче обнимая Кли. Сколько всего уже сделано, и сколько ещё предстоит сделать! Люди врываются в нашу жизнь и так же внезапно уходят из неё разными путями и направлениями – как Дилюк, как старший мастер Рагнвиндр, как Алиса, как покинула меня сестра, в конце концов. Но мы обязательно справимся. Заедим свою боль шоколадом, виноградом, зальём вином или кофе – и пойдём дальше, потому что смысл жизни не в том, что мы потеряли, а в том, что мы ещё можем приобрести.       ***              Джинн не сдержалась и всё-таки зевнула, прикрыв рот рукой и со всей силы постаравшись свести челюсть. Ни к чему хорошему это не привело – только мышцы заныли, а зевнуть захотелось снова.       – Ты достаточно спишь? Не забываешь поесть? – обеспокоенно спросила Барбара, заглядывая ей в глаза. – Я знаю, как ты занята, но всё-таки постарайся заботиться и о себе тоже. Нам всем очень нужен магистр, сестрёнка.       – Не волнуйся, – Джинн улыбнулась. – За мной в ордене приглядывает целая толпа: Лиза, Ноэлль и даже Кэйя.       – Нет, – Барбара подняла указательный палец и строго им погрозила. – Капитану Кэйе доверия нет, знаю я его. Сам не прочь просидеть за бумажками всю ночь, а вместо ужина выпить в таверне. Или получить ранение, но обойти лекарей по дуге, потому что дела себя сами не переделают. Ты на него не равняйся.       Джинн хотела было ей ответить, но вдруг увидела сбоку от Собора знакомую красную повязку, вызывающе торчащую из-за кустов. Скаут Эмбер тайком кралась к стене города, и это выглядело крайне необычно. Джинн метнулась вбок, вспомнила про бумаги в руках, растерянно замерла, пытаясь сообразить, куда же их сунуть.       – Ох, – тяжело вздохнула Барбара и забрала бумаги назад. – Давай я просто отнесу их в орден? У меня ещё есть минут двадцать до утренней молитвы, как раз успею.       – Но я же специально за ними пришла… – запротестовала Джинн, на что сестра просто развернула её и ласково подтолкнула в спину.       – Беги-беги, – сказала она. – Иногда можно позволить себе, чужую заботу, хорошо?       Джинн подарила ей благодарный взгляд и устремилась в том направлении, где в последний раз видела приметную красную одёжку. Эмбер она успела поймать как раз в тот момент, когда та собиралась прыгать с городской стены вниз.       – Стоять! – скомандовала Джинн, хватаясь рукой за чужую курточку. – Скаут Эмбер, куда это вы собираетесь? Мне казалось, на сегодня капитан Кэйя поручил вам задание в стенах города. Или я ошибаюсь?       Эмбер обернулась, застигнутая врасплох: казалось, ещё секунда и, даже свои «ушки»-бантики на голове подожмёт как нашкодившая кошка.       – Ма… магистр, – пробормотала она. – У меня появились важные дела! Очень-очень важные. Я до обеда управлюсь, заодно и местность разведаю, а после обеда вернусь в город и всё сделаю. Да. Капитан не ждёт отчёта раньше завтрашнего утра, он сам так сказал!       – Вот как? – Джинн не торопилась её отпускать. – И какие же важные дела у вас возникли в шесть утра, что вы так поспешно сбегаете через городскую стену вместо ворот?       – Я не сбегаю! – возмутилась Эмбер. – Так просто ближе всего добраться до Сада Сесилии… Ой.       На самом деле Эмбер была далеко не глупа и действительно умела хранить важные секреты. Но жила в ней какая-то наивность маленькой, счастливой девочки, которую дедушка много лет назад впервые привёл за руку в орден. Она слишком безоглядно доверяла всем рыцарям и верила в исключительность и непогрешимость Ордо Фавониус. Едва ли у посторонних получилось бы так легко выведать у неё какую-то информацию, но перед магистром она мигом сдавала свои позиции.       Вот и сейчас, стоило только подойти на шаг и нависнуть сверху, как она зажмурилась и выпалила на одном дыхании:       – Эулавернуласьвмондштадт!       – Что? – переспросила Джинн, сомневаясь, верно ли она услышала, но Эмбер было уже не остановить.       – Я тоже не знала, честное слово! – протараторила она. – Но сегодня утром капитан Эула отправила мне своего сокола – он так стучал в окно, я думала, стекло расшибёт! Так вот, Эула прислала записку, что она в город не пойдёт, но будет ждать меня у Сада Сесилии. И вообще-то просила не нагонять панику вокруг её визита и не тревожить вас, но, кажется, этот пункт я уже провалила. Магистр Джинн, мы ведь ужасно давно с ней не виделись, я очень соскучилась и решила… решила… Магистр Джинн, ну пожалуйста, я всего на пару часиков! Можно?       Отказать Эмбер и впрямь было бы как-то бесчеловечно, так умоляюще она смотрела. К тому же, Кэйя поручил ей накануне всего лишь узнать больше об украденных вёдрах – едва ли это дело настолько срочное и неотложное.       – Можно, – кивнула она, и Эмбер вскинула к небу кулачок от радости. – Но с одним условием: я пойду с вами. Думаю, я могу задать капитану Эуле пару вопросов.       – Ну… ладно, – кажется, Эмбер действительно было всё равно – лишь бы выбраться из города. – Раз так, магистр… Вы случайно не захватили с собой планер?              К Сидровому озеру пришлось спускаться пешком, потому что планер Джинн, конечно же, не взяла: она вышла-то до Собора и обратно, на десять минут. Осталось только понадеяться, что Барбара догадается шепнуть кому-нибудь о важных делах магистра, и её не кинутся искать всем миром.       На самом берегу озера покачивалась лодочка, привязанная к столбу. Эмбер ловко развязала канат и сделала пригласительный жест.       – Залезайте, – велела она. – Вы садитесь на корму, а я на вёсла. Доплывём быстро, тут совсем не далеко!       Она придержала лодку, пока Джинн перешагивала через бортик, а потом зашвырнула канат и легко перескочила сама, оттолкнувшись ногой от земли. Лодка пошатнулась и отчалила от берега.       – Вы не волнуйтесь, – Эмбер ловко подхватила вёсла. – Я хорошо управляюсь с лодкой, не хуже, чем с планером.       – Мы с тобой вдвоём посреди озера, – указала ей Джинн. – Никто не узнает, если ты оставишь формальности, Эмбер.       – Фух! – та звонко рассмеялась. – Спасибо! А то я уже совсем забыла, когда вот так запросто общалась с тобой. Наверное, лет сто назад! С возрастом приходит ответственность, а с ответственностью – обязанности, да?       – Ну, как минимум мы свободно общались на мой день рождения, – напомнила Джинн. – Это когда вы чуть не разорили бедного мастера Рагнвиндра, соблазнившись выпивкой за его счёт. Я даже не буду вспоминать, как плачевно все выглядели утром! Альбедо пришлось выдать последние запасы зелий от головной боли, после чего он прочитал Сахарозе целую лекцию о вреде алкоголя. А Кли очень обиделась, что мы не позвали её с собой, и в обед всем орденом пришлось устраивать чаепитие специально для неё.       – Ой, не будь занудой, – Эмбер потыкала её мыском туфельки. – Здорово же посидели, всем очень понравилось. И тебе тоже, даже не отрицай! Эх, ещё бы Эулу туда… Но она совсем редко стала в последнее время приезжать в город. Я знаю, что её долг – служить на границе, но всё-таки с Лиюэ у нас сейчас такие мирные дипломатические отношения, лучше, чем с остальными странами.       – В политике иногда не знаешь, что принесёт завтрашний день. Конечно, я надеюсь, что мир ничем не нарушится, но донесения Эулы с границы очень ценны. Не думай, что у Лиюэ нет никаких шпионов в Мондштадте.       – Ты права, конечно, – кивнула Эмбер. – Но, как по мне, всё-таки Эула слишком себя загоняет, ты так не думаешь? Специально не возвращается подолгу в Мондштадт, чтобы меньше напоминать людям о своей фамилии – хотя сейчас к ней стали относиться гораздо, гораздо лучше! У неё совсем не бывает выходных… в отличие от некоторых.       Конечно же, Эмбер просто не могла не пройтись по Кэйе и его регулярному праздному шатанию по городу.       – Работа капитана Кэйи куда сложнее, чем ты думаешь, Эмбер, – покачала головой Джинн. – Ты была ещё маленькой, когда он только поступил на службу в Ордо Фавониус, но уже тогда он заслуживал похвалу от старших. А после… после ухода из Мондштадта мастера Дилюка капитан Кэйя и вовсе работал на износ. Я говорю это, потому что была рядом с ним всё время. Поверь, лучше бы нам никогда не узнать, что случится в тот день, когда капитан не справится со своими обязанностями.       – Мой дедушка про таких говорил: трава на гребне стены растёт, – буркнула Эмбер.       – Трава?..       – Ну да. Трава на гребне стены растёт – в обе стороны её ветром гнёт, – Эмбер, спасибо её деду, знала много странных лиюэских пословиц. – Как флюгер, в общем.       В чём-то она была права, приспосабливаться и делать вид, что не имеет твёрдой гражданской позиции, Кэйя умел как никто другой. Но за этой маской жил каменный фасад: на деле капитан скорее мягко согнул бы остальных туда, куда ему надо, а несгибаемых просто переломил пополам.       Джинн вытянула руку, призвала ветер – и лодка, ведомая им, заскользила по воде ещё быстрее и уже через несколько минут уткнулась носом в противоположный берег. Эмбер выскочила легко, прямо как зайка; Джинн же с непривычки чуть было не зачерпнула воды сапогом, в последний момент всё-таки приземлившись обеими ногами на твёрдую землю.       – Где Эула ждёт тебя, в руинах? – спросила она.       – Не-не, – Эмбер в одиночку затащила лодку подальше на берег и обвязала канат вокруг ближайшего к воде дерева. – Просто рядом. Уже почти время, поторопимся!       Они углубились в лес совсем немного и почти сразу же наткнулись на Эулу Лоуренс. Та, изящно подогнув ноги, сидела на траве, поверх которой расстелила большой розовый платок. Дорожная сумка стояла поодаль, из неё Эула как раз вытаскивала какие-то свёртки – видимо, с едой, – и раскладывала перед собой.       – О! – воскликнула она, на деле ничуть не удивлённая – наверняка услышала их шаги ещё на подходе. – Эмбер, ты всё-таки не удержалась и привела за собой магистра. Понимаю, ей сложно отказать. Или, возможно, я арестована? Мне уже можно начинать свою оправдательную речь?       – И тебе доброе утро, Эула, – поздоровалась в ответ Джинн. – Во всём виновато лишь моё любопытство, но никак не Эмбер. И, кажется, арестовывать тебя пока не за что... если только ты не приторговываешь на границе государственными тайнами, конечно.       Эула закончила сервировать свой импровизированный стол и поманила Эмбер к себе поближе.       – Как раз собиралась завтракать, – объяснила она. – Что ж, раз я пока вне подозрений, позвольте пригласить вас присоединиться к трапезе. Не переживайте, этот платок из настоящего лиюэского шёлка – одежду землёй точно не запачкаете. Была бы моя воля, принесла бы для благородных дам стулья, но...       Эмбер, счастливо воскликнув, буквально упала на колени и повисла у Эулы на шее. Та состроила непроницаемую гримасу, но по её смеющимся глазам было заметно, что она очень рада видеть свою неугомонную подружку.       Присаживаясь на край платка, Джинн подумала, что Эула бы точно разочаровалась, увидь она, как Джинн пару дней назад обтирала своими белоснежными штанами поваленное дерево вместе с Кэйей.       Всё-таки аристократическое воспитание ничем из человека выбить нельзя, а Эула так и вовсе не хотела. Она, несмотря на всю свою нелюбовь к роду Лоуренсов, никогда не скрывала ни происхождение, ни манеры, ни величие. В каждом её жесте, в каждом слове сквозило изящество и грация, и было видно, как она гордится примерным воспитанием. Однако, несмотря на всё это, Эула никогда не относилась пренебрежительно к людям, у которых образования за плечами, помимо воскресной школы, не было никакого. В этом она не походила на остальную свою семью, и именно благодаря твёрдому мнению Эулы, что аристократия нужна, чтобы поддерживать благополучие народа, а не наоборот, магистр Варка несколько лет назад собственноручно принял у неё экзамен на вступление в Ордо Фавониус.       Никогда до этого Джинн с Эулой не дружили, несмотря на то, что были почти что ровесницами.       Вообще-то госпожа Фредерика Гуннхильдр не ограничивала свою дочь в общении: она придерживалась мнения, что хороший управляющий должен знать все стороны жизни, уметь построить разговор и с аристократами, и с торговцами, и с простыми людьми. Так что были у Джинн знакомые из самых разных слоёв общества. Разве что времени на дружбу и развлечения не оставалось, поэтому общение ограничивалось крайне редкими встречами. Дилюк и Кэйя – исключения, но их дружбу можно считать особой.       Единственное, что запрещалось со всей строгостью – контактировать с семьёй Лоуренс. Джинн всегда вбивали в голову, какой вред принесли Лоуренсы Мондштадту, и как до сих пор не усмирили свои амбиции. Не было ни единого шанса, что Джинн бы перекинулась хоть словечком в детстве с Эулой.       Уже после того, как Эула стала рыцарем, Джинн подняла этот вопрос на семейном чаепитии.       – Джинн, – развела руками матушка, – ты уже большая девочка и можешь сама рассудить, кто тебе друг, а кто враг. Довольна ли я, что эта девица из Лоуренсов стала частью Ордо Фавониус? Нет. Собираюсь ли я портить отношения с магистром Варкой и обжаловать его решение? Снова нет. Я даже вижу пользу от подобного: всё же, аристократия – важная часть Мондштадта, его защитник и судья. Но Эуле Лоуренс придётся очень постараться, чтобы заслужить доверие людей.       – Она… неплохая, матушка, – пробормотала Джинн.       – Я знаю, – госпожа Гуннхильдр тонко улыбнулась. – Именно поэтому я запрещала тебе общаться с ней в детстве. Клан Лоуренс довольно своеобразен в своих представлениях о роли аристократии в жизни страны, и мне бы не хотелось, чтобы твои личные предпочтения помешали критичности восприятия.       Когда Джинн попыталась в первый раз заговорить с Эулой, та оглядела её с головы до пят и изогнула тонкую бровь.       – Джинн Гуннхильдр, – с непонятным удовольствием проговорила она. – Пожалуй, тебе я отомщу даже просто за твою фамилию. Да. Но в моём списке ты пока ещё не первая.       – В каком списке? – не поняла Джинн.       – В списке тех, кому я непременно отомщу за все обиды и оскорбления, – загадочно пояснила Эула. – Надеюсь, ты с твоим стремлением к совершенству не расстроишься, что пока его не возглавляешь. Старайся лучше, молодая госпожа Гуннхильдр!       Сказать, что такое знакомство обернулось крепкой дружбой, было бы глупо. Но Эула оказалась девушкой способной, талантливой и крайне терпеливой. Во всяком случае, насмешки и нелюбовь она переносила стоически: или делая вид, что её это не касается, или весело и заодно обещая отомстить и выдавая всем порядковые номерки в своём воображаемом списке.       Когда встал вопрос о назначении заместителя капитана внешней разведки, Джинн думала недолго и уверенно дала свои рекомендации магистру Варке.       Худой мир лучше доброй ссоры. С годами непримиримые отношения двух наследниц кланов перетекли во что-то иное. Они обе повзрослели, научились воспринимать мир по-другому и набрали на себя ворох крайне важных обязанностей.       С Эулой было хорошо. В редких разговорах за чашечкой чая в кабинете магистра они обсуждали те вещи, о которых Джинн совершенно не с кем больше поговорить. Конечно, она никогда не чувствовала себя одинокой, но никто из девушек ордена, включая даже мудрую Лизу, не обладал тем же жизненным опытом, что и сама Джинн. И уж тем более она не стала бы обсуждать некоторые вещи с мальчишками – теперь уже взрослыми мужчинами, конечно же – будь они хоть сто раз из аристократического рода.       При этом хорошо чувствовалось, что Эуле недоставало того же самого. У неё была Эмбер – милая, добрая, хорошая девочка, верный друг и надёжный соратник. Но любому человеку иногда хочется хоть ненадолго попасть в компанию людей, разделяющих твой образ жизни до мелочей.       Иногда Джинн думала, что они с Эулой отчасти нашли спасение и облегчение друг в друге. Меньше чем хорошие друзья, больше чем начальник и подчинённый – обеих прекрасно это устраивало.              – Что ж, – Эула сервировала стол с таким видом, будто организовывала приём на высочайшем уровне, и даже одноразовых тарелок и приборов положила три комплекта, словно появление Эмбер не в одиночестве было само собой разумеющимся. – Здесь мясной пирог, приготовленный по моему личному рецепту, и десерт из Лиюэ. Я понимаю, что у магистра Джинн много вопросов, но раз на завтрак пригласила вас я, то правило…       – Никаких разговоров о работе, пока не выпита половина чашки чая, – хором закончили Джинн и Эмбер, переглянулись и рассмеялись.       Да уж, Эула могла привить правила хорошего тона кому угодно. Джинн с Кэйей часто сетовали друг другу на недостаток манер у Эмбер, но всё же общение с Эулой сказывалось на ней самым лучшим образом.       – Ну, если вы настаиваете, – чопорно произнесла Эула и тоже засмеялась. – Но я хотела сказать, что раз времени у нас мало, то можно в этот раз поступиться правилом самую малость. Я расскажу о том, что привело меня в Мондштадт, когда будет пуста половина моей чашки. А вы можете наслаждаться десертами так долго, как пожелаете.       Если Эула предполагала, что под её новости Джинн всё ещё сможет чем-то наслаждаться, значит, известия и в самом деле были не такими тревожными. Но всё-таки не сорвалась бы капитан разведки в Мондштадт так срочно и без предупреждения, если бы её ничего не волновало.       Мясной пирог пах просто умопомрачительно, да и на вкус оказался восхитительным. Эула, даже будучи человеком командировок, очень щепетильно подходила к собственному рациону и старалась не пропускать полноценный приём пищи. Смешно, но Лиза всегда ставила её Джинн в пример, когда объясняла, как важно заботиться о своём здоровье. Матушка определённо не обрадовалась бы узнать, что кто-то советует Джинн поучиться жизни у наследницы Лоуренсов.       – Я не собиралась в Мондштадт так скоро, – Эула ненавязчиво подложила Джинн кусочек десерта; видимо, желание подкармливать магистра было общим у всех её подчинённых. – Цисин сменили стиль руководства после падения гео Архонта, приходится прикладывать определённые усилия, чтобы следовать за ходом мысли госпожи Нин Гуан. Ты знаешь, я собиралась посетить гавань Лиюэ с дипломатической миссией на следующей неделе, чтобы пересмотреть условия договора с Цисин о поставке руды. В наших планах было проследовать вдоль границы с Драконьим Хребтом, и уже оттуда направиться в столицу, но…       – Ну что, что? – нетерпеливо заёрзала Эмбер, и Эула по-дружески щёлкнула её по носу.       – Но я почувствовала элементальный след, ведущий в сторону Мондштадта. Или наоборот, ведущий из Мондштадта, это мне пока неизвестно.       – Разве это необычно? – пожала плечами Эмбер. – На побережье за винокурней живут слаймы, элементальные следы могли остаться от них. Или ты заметила что-то странное?       Последний элементальный след, который всполошил всех носителей Глаза Бога, оставил за собой дракон Двалин. Эуле в сражении с драконом принять участие не довелось, Джинн строго-настрого запретила ей покидать границы, хотя капитан рвалась на защиту города. Во-первых, угроза чудищ нависла над ними в тот раз острее, чем обычно, и если бы вся эта нечисть полезла от них через границу Лиюэ, Цисин затаили бы обиду на всю жизнь – о выгодных контрактах пришлось бы позабыть раз и навсегда. Во-вторых, с потрясающей практичностью и цинизмом Джинн составила документ, по которому при её досрочной и бесславной кончине в пасти дракона место действующего магистра ордена перешло бы к Эуле Лоуренс. Жителям Мондштадта не осталось бы другого выбора кроме как смириться – хотя бы из уважения к светлой памяти магистра Джинн.       Эула запомнила и обиделась: место Джинн в её расстрельном списке тут же скакнуло на несколько позиций вверх, о чём та не стеснялась периодически напоминать.       – Именно, – Эула вытянула вперёд руку и загнула первый палец. – Во-первых, этот след, хотя и был очень, очень слабым, – но стабильным, раз я дошла по нему аж до Сада Сесилии. Элементальные следы, которые остаются от слаймов, развеиваются за считаные минуты. Стойкими бывают только аномалии, вы сами это знаете. А во-вторых, я не смогла определить его стихию.       Это стоило тщательной проверки, определённо.       – Не похоже на какое-то чудище, – пробормотала Джинн. – Их энергию ни с чем не спутаешь, и тем более они, как правило, имеют очень ярко выраженную стихию.       – Не все, – тут же возразила Эула. – Геовишапы из Лиюэ тяготеют к элементу гео, но при желании могут поглотить силу артерий земли и напитаться любым другим. Однако природу поглощённого ими элемента всё равно легко различить.       – Может быть, это след артерий земли? – предположила Эмбер. – Стоит спросить у Лизы или Альбедо, они должны разбираться в таких вещах. Или, например, феи – элементальный след большинства из них не имеет ярко выраженного элемента.       – Следы от фей исчезают через минуты, что уж говорить о часах или днях, – покачала головой Джинн. – Но ты верно говоришь, с этим вопросом лучше обратиться к знающим людям. Я велю Альбедо проверить элементальный след, если он, конечно, всё ещё останется к тому моменту.       – Мы бы определённо не пропустили ещё одного дракона, – с уверенностью сказала Эмбер, залпом выпив свой чай. – И, пока вы все вместе здесь, пойдёмте проверим руины! Вдруг найдём какую-то подсказку. С другой стороны, если то, что оставило этот след, где-то внутри…       – Нас троих вполне достаточно, чтобы провести предварительную разведку, – кивнула Эула. – Честно говоря, я сомневаюсь, что след ведёт именно внутрь – он ослабел и почти исчез на подходе, так что к Саду Сесилии я вышла, лишь ориентируясь на примерное направление. Но осторожность не помешает. Вопрос в другом, должна ли я задать прямой вопрос Миллелитам или Цисин?..       – Нет, – в этом Джинн была категорична. – Для начала постараемся выяснить сами, ещё не хватало, чтобы нас потом же и обвинили. Пусть твои ребята продолжают собирать информацию обо всём, что происходит в Лиюэ – любые слухи, любые зацепки. Вполне может быть, что мы разводим панику на пустом месте.       – Тейват – край загадок и невиданных чудес, – философски заметила Эула и потянулась завернуть крышку опустевшего термоса. – Я бы не удивилась ничему.       Лиюэский термос, сохраняющий жидкость горячей долгие часы, платок из восхитительного тончайшего шёлка, который Эула отряхнула от налипшей листвы и свернула в сумку, пряный чай из лучших чайных листьев – всё, что окружало Эулу, было превосходным; она притягивала взгляды людей и очаровывала. Со стороны могло показаться, что каждое её действие легко и непринуждённо, но Джинн точно знала, сколько труда, упорства и тренировок вложены в этот образ.       – Идём, – позвала Эмбер. Она вскочила самой первой, и теперь осторожно вглядывалась в темноту руин. – Я не слышу ни единого звука оттуда, кроме привычных сквозняков, и никакой странной элементальной энергии тоже не чувствую.       – Зайдём глубже, – решила Эула. – Эмбер, ты первая, я замыкаю. Будь осторожна.       Джинн могла бы возмутиться, но не стала. Эула поднаторела в различного рода миссиях достаточно, чтобы командовать самим магистром, каждый день протирающим штаны в кабинете. Даже самый умелый боец и командир рано или поздно начнёт сдавать, если посадить его исключительно за бумажную работу.        Так они и вошли, бесшумно пересекая первый зал руин. Внутри никого не было, и даже интуиция не кричала об опасности. Эмбер начала забирать вправо, но вдруг ойкнула, пошатнувшись вперёд, замерла, и Джинн на всякий случай поймала её за плечо.       – Что такое? – шепнула она.       – Здесь пол обвалился!       И действительно, под ногами Эмбер разверзлась тьма. Часть каменного пола была разрушена, посреди зала зияла приличных размеров дыра, ведущая куда-то на нижние этажи руин.       Эула обогнула их обеих, присела и провела рукой в перчатке по краю.       – Осторожней, – предупредила Джинн. – Смотри, чтобы он не провалился ещё дальше.       – Значит, всё-таки обвал случился, – хмыкнула Эмбер. – Ну, это и к лучшему, я уже устала обновлять таблички!       О том, что центральная часть вот-вот обрушится, знал абсолютно каждый в Мондштадте, так давно эти руины были в плачевном состоянии. Сперва опасное место огораживали, а у входа вешали предупреждающие таблички. Со временем таблички эти стирались, ломались, портились, их сбивали чудища, проходящие мимо – в общем, в итоге их обновляли от случая к случаю, и сейчас у входа опять красовались одни только щепки без надписи. Впрочем, все местные были в курсе и всегда обходили опасный участок по краю, как собиралась только что пройти и Эмбер.       Но, кажется, неумолимое время всё же сделало своё дело.       – Все обломки внизу, – Эула закончила инспекцию и поднялась. – Наверху нет ни каменной крошки, ни расколотых плит – значит, сломали пол не изнутри.       Джинн тут же поняла, чего опасалась Эула. Если вдруг непонятная элементальная энергия всё-таки исходила из Мондштадта, нельзя было исключать возможность, что что-то пробудилось в его глубинах и вырвалось наружу. Например, из-под пола древних руин. Но, к счастью, это не их случай.       – Надо спуститься и проверить, вдруг это не самопроизвольное обрушение, и кто-то пострадал,– Джинн, в отличие от Эулы, ум которой был заточен под политические интриги и расследования, в первую очередь всегда заботилась о защите и благополучии людей Монда.       – Давайте я! Я самая лёгкая, – вызвалась Эмбер. Она призвала огонь, чтобы осветить себе пространство внизу, внимательно изучила край на прочность и наличие выступов и легко скользнула вниз, раскрыв планер, благо широта провала беспрепятственно позволяла это сделать. – Пока всё чисто. К счастью, следующий уровень руин совсем близко, высота здесь не такая большая.       Нельзя было ослаблять бдительность, хотя чудищ рядом и не видать. Джинн с Эулой в напряжении замерли у края, пока Эмбер оценивала ущерб от разрушения.       – Всё нормально! – наконец, подала голос она. – Внизу никого нет. Отсюда можно подняться даже по лестнице, если что.       – Лучше не будем разделяться, – решила Джинн и призвала ветер. Эмбер легко вспорхнула наверх в потоке воздуха, и Эула помогла ей выбраться, подав руку у края.       – И всё-таки интересно, – пробормотала Эмбер, – как оно обрушилось? Может, кто-то из чудищ наступил?       – Едва ли, – пожала плечами Эула. – Они чувствуют вибрацию почвы и пустоты гораздо лучше, чем мы. За столько лет никто из них ни разу не прошёлся по опасному участку, иначе здесь бы уже давно всё обломилось.       – Теперь, конечно, придётся обновлять таблички, – вздохнула Джинн. – Иначе кто-нибудь точно в потёмках свалится. Я сообщу гильдии, как только вернусь в Мондштадт. Ну, что, пройдёмся немного вглубь?       Они вернулись к прежнему построению и пересекли ещё несколько залов, потом поднялись наверх. Руины оставались тихими, насколько это возможно, и Эула в конце концов признала, что здесь элементальной энергии, привлёкшей её внимание, не было вовсе.       – Ложный след, – объявила она. – Думаю, можно не тратить больше время и выбираться отсюда.       Но когда они уже собирались спускаться по лестнице на нижний уровень, Эула вдруг замерла, махнула рукой, привлекая внимание, и присела возле перил.       Джинн тоже пригнулась и осторожно посмотрела вниз. Одинокий митачурл топтался на месте, принюхиваясь.       – Пришёл по нашим следам, – одними губами произнесла Эула. – Видимо, снаружи.       Они переглянулись, и Джинн прочла в чужих глазах то же самое, что крутилось в её собственных мыслях. Одинокий митачурл – не такая уж серьёзная угроза для троих тренированных рыцарей, а уж для носителей Глаза Бога – и вовсе. Кто первый успел, тот сегодня и развлечётся, а остальным придётся остаться без добычи.       – Я магистр, – шепнула Джинн, у которой руки чесались впервые за долгое время наконец-то призвать меч. – И приказываю мне уступить.       – Простите, магистр, – так же шёпотом ответила Эмбер. – Моя обязанность – защищать вас от любой опасности. Как я могу позволить вам вступить в бой вместо меня?       – Нет-нет, – возразила Эула. – Эмбер, ты можешь поддерживать меня выстрелами сверху, но как боец ближнего боя, спуститься к нему должна я.       Они, совершенно недостойно своих титулов и должностей, завозились, пихая друг друга локтями и пытаясь повалить и задержать на полу. Митачурл, видимо, уловив их возню, задрал голову, и Эула отреагировала первой: одним движением выскочила из-за перил, оттолкнулась от них, в полёте призывая меч. Джинн опоздала на долю секунды, прыгнув следом и ощущая, как приятно ложится в руку до боли знакомая рукоять. Обмануто завопив, Эмбер рванула за ними.       У митачурла не было ни шанса.              Перед тем, как вернуться в город, Джинн долго отмывала и себя, и Эмбер на берегу Сидрового озера. Они знатно извалялись в пыли, когда возились друг с другом на полу руин, и даже педантичной Эуле здорово досталось. Но Эула распрощалась с ними, стоило только выйти из руин: ей предстоял путь к отмели Яогуан через подножие Драконьего Хребта, а оттуда вместе со своим отрядом в гавань Лиюэ. Она пообещала держать в курсе ситуации и присылать письма по мере возможности, и Эмбер, конечно же, немного сникла. Поэтому Джинн в свою очередь пообещала, что если Эула не будет почаще возвращаться в Мондштадт, то следующим ей придёт официальный вызов от магистра.       – Освежает! – Эмбер вытерла мокрое лицо рукавом и заново подвязала свой бантик, предварительно хорошенько его отряхнув. – Повернись, я посмотрю, всё ли чисто.       Возвращаться в город в неопрятном виде было нельзя. Магистр – гарант спокойствия, и если она посреди дня появится в воротах непричёсанная и перемазанная в грязи, все здорово переполошатся, поползут самые нелепые слухи. А если кто-то застанет её перелезающей через стену – так и вовсе; такой трюк можно провернуть или рано утром, или поздно ночью.       – Никому не рассказывай, что мы услышали от Эулы, – наказала Джинн, поворачиваясь спиной и тоже поправляя волосы. – Гильдии об обвале в руинах я сообщу сама, а дело с элементальным следом передам Альбедо. А тебя, если я не ошибаюсь, ждут вёдра.       Эмбер застонала.       – Вот так всегда, – пожаловалась она. – Самые дурацкие и бесполезные задания – для Эмбер! Шучу, шучу. Всё чисто, пойдёмте, магистр?       Стража на воротах спокойно их поприветствовала, из чего Джинн сделала вывод, что Барбара всё-таки предупредила орден о её отлучке. Конечно, не вернись она к вечеру, Кэйя наверняка бы организовал поисковый отряд из пары доверенных и не болтливых людей. Он сильно пёкся о неприкосновенности магистра – иногда ненавязчиво, иногда весьма настойчиво. Водились у Джинн подозрения, что к дракону он отпустил её только потому, что предварительно угрозами и увещеваниями вынес мозг Дилюку и Путешественнику. Но и пытаться разоблачить капитана Кэйю было бесполезно.       К слову о Дилюке. Когда Джинн, распрощавшись с Эмбер в городе, наконец добралась до штаба, первое, что она увидела – злого мастера Дилюка в дверях, который вылетел на улицу так стремительно, будто за ним гнался пресловутый дракон. Одно только это было необычно, не говоря уже о его нелюбви посещать Ордо Фавониус без крайней на то необходимости.       – Мастер Дилюк? – позвала его Джинн. – Что-то… случилось?       – Нет, – буркнул он. – Добрый день, магистр. Просто заходил в библиотеку по делам. Хорошего дня.       Дилюк, очевидно, заставил себя замедлиться, чтобы его уход не выглядел позорным бегством. Мгновение – и во всей его фигуре уже ничего не выдавало тот взрыв эмоций, который Джинн наблюдала только что. Давненько она не видела его таким! Пожалуй, Джинн могла назвать только одного человека во всём штабе Ордо Фавониус, который способен довести Дилюка до подобного состояния.       К счастью, искать капитана Кэйю долго не пришлось. Тот с ужасно, отвратительно искренней ухмылкой от уха до уха как раз выходил из библиотеки.       – Что ты с ним сделал? – шёпотом спросила Джинн, зажав Кэйю в углу.       – Оставил на пять минут с ребёнком, – ответил Кэйя, который, судя по тону, пребывал в небывалой эйфории. – Ах, как чудесно, как чудесно! Мне нужно идти, я определённо должен купить Кли за это каких-нибудь сладостей!       Он вывернулся из хватки Джинн и, напевая себе что-то под нос, испарился. В этот момент дверь библиотеки снова распахнулась, и оттуда выглянул Альбедо.       – Капитан Кэйя уже убежал? – спросил он. – Ни стыда, ни совести. Испортил нам сегодняшнее занятие целиком и полностью своими… продуманными аферами. Добрый день, магистр.       – Да что, в конце концов, произошло? – совершенно запуталась Джинн.       Альбедо посмотрел на неё со вселенской тоской во взгляде.       – Оказывается, семья, – сказал он, – это так сложно. Если бы я мог вам объяснить, что произошло, то я бы это сделал. Но, увы, я всего лишь учёный, и человеческие эмоции вне моей компетенции.