Орден, который построит Джинн

      Дилюк (восстанавливаем события прошлых дней с другой точки зрения – с того момента, как Кэйю пытались подпоить в таверне)              Бездна бы побрала этого Кэйю Альбериха.       Когда Дилюк, мокрый насквозь и продрогший, вернулся в таверну с вечернего забега по Мондштадту, посетителей в ней уже поубавилось. Чтобы не распугать своим видом оставшихся, пришлось пробираться с чёрного входа, осматриваясь по сторонам – как вору какому-то. Мимоходом Дилюк поймал за рукав одну из работниц и велел ей подменить Чарльза на пару минут.       – Ой, – сказала девица – кажется, та самая Тесса, которая на прошлой неделе чуть не разбила бутылку, – так я же не умею напитки смешивать.       – Не надо смешивать, – Дилюк подтолкнул её к главному залу. – Просто присмотришь за стойкой, чтобы никто ничего не украл и не сломал. Мне нужно поговорить с Чарльзом, пара слов – и он вернётся.       За время ожидания с одежды Дилюка на пол успела натечь целая лужа воды, и из подсобного помещения на него с нетерпением посматривали работники, держа швабру наготове. Хорошо ещё, догадался плащ захватить, когда второпях выскочил наружу – хотя бы волосы под капюшоном только лишь отсырели да завились сильнее.       – Вернулись, мастер? – Чарльз, вытирая руки полотенцем, подошёл к нему. – Как обстановка?       – Если ты имеешь в виду Кэйю, то он вроде как благополучно добрался до штаба ордена. Не имею ни малейшего понятия, что с ним всё-таки случилось – но по дороге я встретил капитана Альбедо и сообщил ему всё, что знал. Дальше уже не моя проблема.       Взгляд Чарльза, немного насмешливый, как будто говорил: ну да, ну да, конечно же, не ваша. Именно поэтому вы вылетели под дождь, перепугав всех завсегдатаев, и ещё с полчаса не возвращались; носились по подворотням, шугая голубей и случайных прохожих.       – Надо бы ордену всё-таки найти того торговца из Фонтейна и допросить, – заметил Чарльз. – В первую очередь, проверить отель Гёте, в котором он остановился.       – Не волнуйся, найдётся, кому этим заняться, – туманно ответил Дилюк. – Закроешь сегодня таверну сам? Я переоденусь и уйду. Надо вернуться на винокурню.       Может, если бы Чарльз не знал о личности Полуночного Героя, он бы принялся спорить: куда вы, мастер, в дождь, да ещё ночью, пойдёте-то. Но он знал и прекрасно понимал, что мастер сейчас наденет маску, надвинет поглубже капюшон и прямо из окна на третьем этаже таверны отправится на свою ночную охоту.       – Будьте осторожны, – кивнул он и поспешил обратно за стойку.       Поднявшись наверх, Дилюк первым делом переоделся в чистое и невзрачное, а потом принялся подсушивать волосы с помощью пиро. Подумать только, раньше бы он наверняка не сдержался и случайно спалил половину прядей. Теперь же, даже спустя годы вдалеке от Глаза Бога, сила слушалась его беспрекословно, и он мог управлять ею с ювелирной точностью. По затратам энергии, правда, сушка волос была куда сложнее зачистки лагеря хиличурлов… но попробовав использовать пиро в быту один раз, отказаться от удобства уже не сможешь.       Время близилось к полуночи. Дилюк стоял посреди небольшой мансарды, распутывал непослушные пряди и, прокручивая в голове все события этого вечера, чувствовал себя редкостным дураком.              В таверну Кэйя заявился пару часов назад – в таком виде, словно весь рабочий день полировал своей накидкой мостовую на главной площади Мондштадта. Совсем недолго пробыл у трактирной стойки, с бутылкой вина нырнул куда-то в весёлую толпу посетителей, и на весь остаток смены Дилюк постарался выкинуть его из мыслей.       Он не спеша перебирал вина за стойкой, краем уха прислушиваясь к городским сплетням; Чарльз смешивал напитки, стараясь поддержать любой разговор. Вечер тёк так плавно и так неспешно, что Дилюк уже понадеялся на спокойное его завершение – без инцидентов, пьяных драк и неоплаченных счетов, как иногда случалось. Но стоило оценивающе окинуть взглядом таверну, как тут же он заметил Кэйю, воровато пробирающегося к выходу. Ноги держали его нетвёрдо, и капитана периодически заносило в разные стороны.       Опять разыгрывает своё традиционное пьяное шоу, с раздражением подумал Дилюк. Что дальше, пойдёт раздетым на улицу, под ливень?       Как оказалось, именно это Кэйя и намеревался сделать. На самом пороге он обернулся, и Дилюк уже было открыл рот, чтобы спросить: ничего забрать не забыл? Но Кэйя вместо того, чтобы подойти поближе или хотя бы выслушать, вдруг шарахнулся в сторону с каким-то затравленным выражением лица, врезался в стену и торопливо выскользнул наружу, странно прижимая к себе руку и постоянно поворачиваясь к трактирной стойке боком.       – С кем сидел капитан Альберих? – спросил Дилюк у Чарльза.       Тот внимательно осмотрел столики и с уверенностью махнул рукой.       – Вон с тем полноватым мужчиной, справа от лестницы. Какой-то торговец из Фонтейна.       Торговец невозмутимо перекатывал вино в бокале, как будто только что не от него собеседник удрал. Дилюк пожал плечами – не его дело, что там Кэйя в очередной раз устроил. Он вновь отвлёкся на инвентаризацию бутылок, а когда поднял голову, торговца за столиком уже не было. Тот подошёл к трактирной стойке, бросил монеты со словами «сдачи не надо» и быстро вылетел из таверны наружу, так и не расставшись со своей бутылкой.       Если бы Дилюк не знал, что его вино всегда превосходно и безупречно, он бы подумал, что посетители сегодня бегут прочь, недовольные качеством напитков. Но, вероятно, происходящее было каким-то планом Кэйи – и, как бы Дилюка ни раздражало, что площадкой для экспериментов тот зачастую выбирает именно «Долю ангелов», поделать с этим тоже ничего не мог.       – Накидку оставил, а стакан забрал, – пробормотал Чарльз, глядя на то, как работница собирает пустую посуду со столов.       – Что? – не понял его Дилюк.       – Я говорю, – повторил Чарльз уже громче, – капитан Кэйя унёс с собой наш стакан.       Наверное, только в этот момент в голове у Дилюка щёлкнуло, и картинка из разрозненных кусочков сложилась во что-то целое. Кэйя шатался вовсе не как пьяный, а как человек, которому резко стало нехорошо.       Дилюк выскочил на улицу, разрываясь между желанием найти и горе-капитана, и этого самого торговца. Осмотр окрестностей таверны ничего не дал, Дилюк устремился дальше по улице, высматривая бездыханную тушку Кэйи, пока не налетел вдруг на алхимика Ордо Фавониус.       – Вы не видели капитана Альбериха? – Дилюк тут же схватил его за плечо. Альбедо с удивлением покосился на чужую руку, и он, опомнившись, счёл за благо отпустить.       – В последний раз видел утром, – вежливо ответил алхимик, и Дилюк цыкнул сквозь зубы. – Вас что-то беспокоит?       – Да! – рявкнул он. – Этого придурка, кажется, чем-то подпоили в таверне, а он вместо того, чтобы попросить о помощи, потащился один на улицу незнамо куда!.. Если он свалился и издох в какой-нибудь канаве, то так ему и надо, видит Бездна, даже жалеть не буду!       Снизу послышался сдавленный всхлип, и Дилюк понял, что алхимик не один. Тот держал за руку Кли, а Кли держала маленький красный зонтик, который не заметить было очень сложно, но Дилюк всё-таки справился с этой задачей.       – Что с братцем Кэйей? – испуганно спросила девочка, даже не пытаясь сдерживать рыдания. – Что с ним?!       – Я думаю, что с ним всё в порядке, Кли, просто мастер Рагнвиндр немного преувеличивает проблему, – сказал Альбедо, присев перед ней и поправив капюшон. – Но лучше мы всё-таки немного поищем Кэйю, да?       И они втроём отправились искать.       С каждой новой подворотней слёзы Кли становились всё неудержимей, Дилюк всё больше злился, и только алхимик оставался таким же равнодушным и спокойным – но после того, как услышал версию Дилюка о произошедшем в таверне, всё же согласился, что выводы относительно отравления, возможно, верны.       – Он же не мог отправиться за пределы Мондштадта преследовать того торговца? – нервно спросил Дилюк, посматривая на острые зубцы стен.       – Вряд ли, – пожал плечами Альбедо. – Вы сказали, что капитан Альберих унёс стакан – наверняка для того, чтобы отдать нам в алхимическую лабораторию. Так что, скорее всего, он направился к ордену или Собору. Мог и не дойти, конечно, но теперь, когда мы проверили все вероятные дороги, этот вариант почти исключён. Постойте-ка минуту с Кли.       И без лишних объяснений свернул из проулка на другую улицу.       Может, Дилюк и хотел бы поговорить с Кли; в конце концов, доводить ребёнка до слёз он действительно не собирался, и стоило бы извиниться перед ней за неприятные слова. Но Кли пряталась от него под своим зонтиком и разговаривать желанием не горела – тем более, алхимик вернулся довольно быстро.       – Я нашёл патрульных, – объяснил он своё отсутствие. – Один из рыцарей видел, как капитан Альберих поднимался по ступенькам к ордену; думаю, он всё-таки до места назначения добрался. Что ж, в таком случае не переживайте, капитану окажут своевременную помощь, я за этим прослежу. Благодарю за проявленную бдительность и гражданскую сознательность.       – Это мой долг, – машинально ответил Дилюк не менее стандартной фразой.       Алхимик взял Кли за руку и без лишних прощаний потянул её за собой. Как бы ни хотелось Дилюку узнать подробности, в штаб ордена его уж точно никто звать бы не стал. Он стряхнул воду с капюшона и ниже натянул рукава плаща в бесполезной попытке не замочить манжеты ещё сильнее: дождь то усиливался, то ослабевал, и очень неприятно бил в лицо, стоило только встать против ветра.       – Ах, да, мастер Дилюк, – Альбедо вдруг замер и обернулся через плечо. – Вообще-то это не по уставу ордена, но для вас я сделаю исключение. Если найдётся пара десятков свободных минут, приходите в штаб Ордо Фавониус в мою лабораторию, и я лично постараюсь подобрать вам правильную рецептуру.       – Рецептуру чего? – Дилюку на миг показалось, что он пропустил здоровый кусок в их диалоге, и теперь не может уловить чужую мысль.       Алхимик посмотрел на него эдаким изучающим, тяжёлым взглядом.       – Успокоительного, – сказал он уничижительно, и они с Кли всё-таки ушли, оставив Дилюка стоять посреди улицы под дождём и обтекать во всех смыслах этого слова.              В тепле и одиночестве Дилюк быстро сумел привести сумбурные мысли в порядок. Неизвестно, в каком состоянии сейчас Кэйя и сумеет ли он отправить кого-нибудь задержать торговца. Вряд ли это поручение достанется кому-нибудь из ордена: формально никакого преступления не произошло, да и не найдут рыцари ночью, в непогоду, человека, который хочет скрыться.       Значит, стоит попытаться догнать его самому и как можно скорее.       Но какой же Кэйя всё-таки балбес! Да, разумеется, накануне они поругались, и Дилюк не горел желанием лишний раз видеть это наглое лживое лицо; во всяком случае, до тех пор, пока праведное негодование не выйдет целиком. Но ни за что, ни при каких обстоятельствах Дилюк не желал ему увечий или, не приведи Архонты, смерти – ни Кэйе, ни, в общем-то, кому-либо другому из Мондштадта. Один знак, и Дилюк бы придумал, как задержать торговца, а потом помог Кэйе добраться до ордена или Собора, если тому было действительно плохо.       Но Кэйя на этот раз или попросту не воспользовался своей умной головой, или же принципиально решил не обременять Дилюка, и в итоге получилось то, что получилось.       Дилюк цыкнул сквозь зубы, развесил мокрую одежду на спинке кровати и достал из потайного ящика чёрную маску.              ***       Если бы отец узнал, как они умудрились всего за один день разрушить абсолютно все в собственных жизнях, то точно бы наказал обоих от души. Дилюк, сказал бы он, Кэйя, разве я так вас воспитывал? Разве мои дети могут так поступать?       Отец, который всегда умел видеть самую суть вещей, не одобрил бы поступки ни одного, ни второго; к тому же, наверняка глубоко бы разочаровался, узнай, что всё это они сделали ради него самого – ради его памяти и доброго имени, во имя мести и так называемой справедливости.       Но Крепуса Рагнвиндра уже не было, а значит, их обоюдная глупость так и осталась по сей день безнаказанной.              День смерти отца Дилюк прекрасно помнил до сих пор и вряд ли когда-нибудь смог бы позабыть.       После всего, когда горничные особняка его отмыли от отцовой крови и переодели в чистое, он не знал, куда себя деть. На часах было за полночь, а значит, с момента трагедии прошло лишь несколько часов. Тело отца забрали люди из церкви, чтобы подготовить к похоронам; кажется, они просили не беспокоиться и заверяли, что организуют все формальности – ещё бы, глава аристократического рода обычно жертвовал немало денег на благотворительность. Удивительно, откажи в этом кардинал церкви.       Нужно было заставить себя лечь спать; наутро Дилюку предстояло пойти в орден – как капитану, как рыцарю, как свидетелю преступления – и пролить свет на произошедшее. Собрать отряд, выполнять приказы магистра, обеспечивать безопасность города. Нужно было заставить себя, уйти в спальню, но Дилюк не мог. Он просто ходил кругами по кабинету отца, бесцельно трогая вещи, и в голове его царила лишь пустота. Ни боли, ни сожаления, ни осознания – ничего.       Пару раз заглядывала Аделинда. Её глаза были опухшими, а губы – багряно-красными, но, помимо этого, она никак не выдавала своё горе, выражая лишь заботу о Дилюке. Тот не выдержал и в последний раз отослал её прочь на весь остаток ночи.       Но дверь кабинета вновь приоткрылась.       – Аделинда, я же просил… – начал Дилюк, но это была вовсе не главная горничная. Это был Кэйя, которого Дилюк не видел с того момента в лесу, когда держал на руках мёртвого отца. Кажется, Кэйя приказывал рыцарям грузить тело в повозку, искать улики и прочёсывать лес. Кажется, потом он отправился в штаб, передав Дилюка в руки сёстрам церкви.       Всё было такое нечёткое, нереальное, как будто происходило не здесь и не сейчас. И уж тем более не с ним.       Кэйя провёл рукой по волосам, стряхивая на пол воду. Только сейчас Дилюк понял, что он весь мокрый – на улице дождь лил стеной, гулким шумом отзываясь внутри особняка. Рыцарская форма Кэйи местами заляпалась грязью и тоже подмокла, хотя поверх он наверняка надевал плащ.       – Что там, в ордене? – спросил Дилюк.       Кэйя мотнул головой.       – Ничего, – сказал он. – Пока разбираются. Завтра… всё завтра. Дилюк, ты… ты как?       Голос его звучал очень непривычно: потеряно и почти что выжато. Дилюк подошёл поближе, бессмысленно рассматривая блестящие пуговицы на чужой рубашке, а потом качнулся вперёд и уткнулся лбом в плечо Кэйи.       – Плохо, – сказал он.       – Я мокрый весь и грязный, – шепнул Кэйя. – Не надо так, ты ведь уже переоделся в домашнее.       Но, вопреки своим словам, он поднял руки, положил их на спину Дилюка и притянул к себе. Это было не очень-то похоже на успокаивающие дружеские объятия – скорее, на какой-то отчаянный жест, когда они оба пытались найти, за что ухватиться.       – Что мне делать, Кэйя? – спросил Дилюк. – Что теперь мне делать? Ты ведь тоже это видел. У отца была тайна – почему он никогда не рассказывал об этом мне? Нам? Как же я ненавижу ложь, секреты, всю эту скрытность! Почему он не мог рассказать об этой штуке… о Глазе Порчи раньше? Может, я бы знал, как поступить, я бы поступил по-другому, я бы ни за что не дал ему воспользоваться проклятой силой! Ненавижу!       Руки Кэйи заскользили вдоль позвоночника вверх и вниз, сжались крепче; тёплое дыхание обдало ухо, когда он придвинулся ещё ближе. Дилюк прижался к влажной рубашке лицом, ртом, носом, давя судорожные прерывистые вздохи – он понимал, что, наверное, должен заплакать, но слёз всё никак не было, даже сейчас.       – Да, – сказал Кэйя. – Ты прав, тайны ни к чему хорошему не приводят.       И когда Дилюк хотел уже отстраниться, Кэйя ему не позволил.       – Подожди, – попросил он. – Ещё минуту, хорошо?       Наверное, ему тоже приходилось нелегко, и он искал поддержки в близком человеке. Дилюк замер; хватка чужих рук, казалось, становилась всё крепче, а потом вдруг в один миг ослабла. Кэйя прижался напоследок щекой к виску, провёл кончиками пальцев по плечам и отошёл на шаг назад – и в этом, вкупе с его взглядом, было что-то неправильное.       – Послушай, Дилюк, – на губах Кэйи появилась слабая улыбка. – На самом деле у меня тоже есть тайна. Я всегда так боялся, и одновременно так желал рассказать о ней мастеру Крепусу – и, как видишь, опоздал. Сперва я подумал, что теперь, когда он умер, мне станет легче, но всё оказалось совсем не так. Поэтому я хочу доверить свою тайну хотя бы тебе.       – Что за чушь… – начал Дилюк, но Кэйя прервал его взмахом руки.       – Помнишь, – сказал он, – как много лет назад вы нашли меня на улице, под дождём? Я говорил, что мой отец – биологический отец, то есть – ушёл за виноградным соком и не вернулся. Говорил, что не помню почти ничего о своей семье. В общем, я лгал. Мой отец оставил меня в Монде нарочно, и моя родина – Каэнрия.       – Что, – тупо проговорил Дилюк.       – Я из Каэнрии, – повторил Кэйя. – Из того самого народа, о котором в Тейвате рассказывают ужасные сказки. Знаешь, кажется, отправить меня жить в Монд было частью какого-то плана, который свершится в будущем, и если бы я знал, то, может, рассказал бы тебе сейчас о нём тоже, но я не знаю. Я был ребёнком, в конце концов. Такая вот моя страшная тайна.       – Погоди, – Дилюк прикрыл глаза, пытаясь уложить в голове то, что он только что услышал. В Кэйе течёт кровь людей из Каэнрии. Кэйя из погибшей проклятой Каэнрии, неведомой страны, сошедшей со страниц исторических книг. Есть план, который однажды затронет Мондштадт. Это всё звучало как полный бред, но Кэйя стоял напротив и говорил так уверенно, словно действительно только что раскрыл страшную правду. Правду, которую боялся раскрыть отцу, пока тот был жив…       – И ты решил, – спросил Дилюк, – что я отнесусь к этой твоей правде лояльно. Ты столько лет врал и боялся рассказать нашему… моему отцу, потому как полагал, что он вышвырнет тебя вон или отведёт к рыцарям. Но теперь отец умер, и наказывать тебя некому – а я должен сейчас пожалеть и простить за многолетнюю ложь. За ложь, которая, кажется, однажды могла стоить жизни нашей семье и всему Мондштадту. Или же наоборот, ты рассказал, чтобы получить от меня какое-то наказание и очистить свою совесть? Что из этого, Кэйя?       Кэйя молчал, не отводя взгляда. Впервые за много лет Дилюк вновь подмечал в нём детали, с которыми давно уже свыкся: цвет кожи, повязка на глазу, интересной формы зрачок…       – Бери меч, – сказал Дилюк, – и выходи на улицу. Если ты так хочешь наказания – я не откажу.       Он не собирался проверять, послушается ли Кэйя его приказа, и первым бросился к лестнице на первый этаж. Все слуги уже давно разошлись – это и к лучшему, подумал Дилюк, не нужно им ни слышать, ни видеть того, что последует дальше. А что последует дальше? Он пока не знал, но чувствовал, как вся его пустота, образовавшаяся внутри со смертью отца, потихоньку заполняется чувствами, которым раньше в его голову хода не было. Точно слова Кэйи прорвали плотину, которую он воздвиг несколькими часами ранее: нахлынули страх, обида, ненависть к себе и к убийцам, а ещё – всепоглощающее отчаяние.       Ему хотелось сделать кому-нибудь так же больно, как и себе, и Кэйя только что дал ему замечательный повод.       Дилюк остановился на крыльце поместья, а потом решительно вышел под дождь. В такой поздний час, да ещё и в непогоду на улице ни души. Конечно, патруль Ордо Фавониус обходил город каждую ночь без исключения, но сейчас поблизости не было и их. Дилюк отвёл руку в сторону и призвал оружие.       Кэйя появился на пороге, сжимая в руках меч ордена, с которым обычно ходил на задания. Дилюк жестом пригласил подойти поближе, и Кэйя тут же спустился к нему, под дождь, и встал в стойку. Его движения были замедленными, нежеланными, но всё-таки твёрдыми.       Что ж, если этот искусный лжец и притворщик так жаждал получить наказание, что не вытерпел со своими признаниями даже до утра… то он его получит.       Дилюк атаковал первым, и Кэйя тут же блокировал удар. Они принялись кружить друг против друга, шлёпая ногами по лужам и совсем не замечая этого. Всё походило на какой-то сюрреалистичный спарринг, один из тех, что они устраивали на тренировках в ордене или дома, иногда даже – чтобы выпустить пар и недовольство друг другом. Только вот впервые это недовольство достигло подобных масштабов.       Даже если Кэйя и желал наказания, то принимал бой на полном серьёзе, не поддаваясь и не уступая. Он, может, был не столь силён физически, но компенсировал это ловкостью и проворством. Даже сейчас, вступив в навязанное сражение, он не забывал маневрировать, блокировать и пытаться разоружить противника при каждом удобном случае.       В какой-то момент удары Дилюка стали ожесточённее. Ему хотелось выбить меч из рук Кэйи, прижать его к земле и спросить: этого ты добивался? Чтобы я сделал тебе больно, сделал больно себе? Собрался выставить себя жертвой вместо того, чтобы смело принять последствия собственной лжи?       Дилюк надавил сильнее, и Кэйя, не в силах противостоять такому грубому натиску, заскользил ботинками назад по лужам. В его единственном глазу сквозило не то отчаяние, не то смирение, и это стало последней каплей. Глаз Бога отозвался на слепую ярость хозяина: вспыхнул, привычно окрашивая лезвие в алый цвет.       Потерять контроль над своей стихией было непростительной ошибкой. Неизвестно, что случилось бы раньше – Дилюк обуздал и отозвал назад пиро, или же огонь перекинулся бы на руки Кэйи – но по воле случая произошло совершенно иное.       На стыке мечей вспыхнуло ослепительно-белым, и пламя резко начало поглощать лёд. И Кэйя, и Дилюк тупо смотрели на то, как борются две стихии. Обжигающий, болезненный холод очень быстро добрался по лезвиям меча до рукоятей, и Кэйя, не привыкший к подобному, чуть свой не выпустил. Но тут же во второй его руке появился круглый, голубоватый предмет – крио Глаз Бога.       Считалось, что получить Глаз Бога в раннем возрасте довольно опасно: дети ещё не умеют контролировать собственные эмоции и желания, и их новоприобретённая сила может стать причиной катастрофы. Но правда в том, что подобное случается и со взрослыми: человек, который никогда в жизни не управлял стихией, ещё не умеет придавать энергии нужную форму, и она сочится бесконтрольно, заполняя все вокруг собой.       Лёд расползался от пальцев Кэйи всё дальше: на его руки и одежду, на руки Дилюка, замораживал капли дождя вокруг и полз тонкой змейкой по земле. Ещё немного – и всё пространство вокруг превратилось бы в невиданной красоты сад ледяных скульптур, главными экспонатами которого стали бы сами Кэйя и Дилюк.       – Разожми пальцы! – рявкнул Дилюк, который в своё время тоже проходил через подобное. – Отпусти его, ну! Сейчас же!       Его эмоции до сих пор били через край, и повторно использовать только-только усмирённое льдом пиро было бы глупо: вместо одной элементальной катастрофы они бы получили сразу две. Но выбирая между вероятностью обжечься и застынуть ледышкой…       Кэйя сделал над собой явное усилие, расслабил руки, и Глаз Бога выскользнул из его пальцев. Меч тоже полетел вниз, со звоном столкнулся со льдом и выбил лезвием снежную крошку. В тот же миг ледовое нашествие прекратилось. Нелепая скульптура из потоков дождя, застывшая в воздухе, рухнула под собственной тяжестью и разлетелась мелкими осколками между Дилюком и Кэйей.       Они молча уставились друг на друга, пытаясь осознать, что только что произошло.       – Ха… – Дилюк усмехнулся, убирая собственный меч. Вся их возня показалась вдруг такой глупой и лишённой смысла. – Похоже, это твоя награда за смелость. Что ж, поздравляю, Кэйя. Этот бой выиграл ты – кто я такой, чтобы спорить с божественной волей.       Кэйя присел на нижнюю ступеньку особняка и осторожно подобрал Глаз Бога, но ничего не произошло. Его сила, казалось, временно исчерпала себя. Дождь, льющийся с неба, потихоньку заставлял лёд подтаивать – к утру точно не останется никаких свидетельств драки. Это хорошо, незачем всему городу знать о произошедшем.       – Дилюк… – начал Кэйя, потянувшись вперёд, но тот прервал его взмахом руки.       – Не сейчас, – сказал он. – Пожалуйста, Кэйя, уходи. Я не хочу… я не могу.       – Ладно, – Кэйя с усилием растёр лицо рукой, сгорбившись, а потом резко поднялся и принялся бездумно, бесполезно отряхивать штаны, теперь точно мокрые насквозь и доверху изгвазданные весенней грязью. – Я... да. Пойду. Поговорим завтра, Дилюк.       Он развернулся и ушёл в ночь, осторожно скользя по обледенелой дорожке. Дилюк тоже отвернулся, потому что смотреть на это было выше его сил.       – Мастер Дилюк! – стоило только переступить порог особняка, как к нему тут же кинулась Аделинда: в ночной рубашке и неаккуратно накинутой поперёк плеч шалью, со свечой в руке. – Мастер Дилюк, да что вы такое устроили? Где мастер Кэйя, куда он ушёл в такую погоду? Нужно немедленно догнать его!       – Не нужно, – холодно ответил Дилюк, снимая вымокшие насквозь ботинки. – Пусть погуляет, остудит голову.       Аделинда вдруг подскочила ближе, вытянулась на носках, крепко ухватилась свободной рукой за плечо Дилюка и потрясла.       – Сейчас же догоните его и верните домой! – потребовала она. – Слышите? Немедленно!       – Я сказал нет, Аделинда! – рявкнул Дилюк, отбрасывая её руку в сторону. – Этот… может сегодня катиться куда ему вздумается, но подальше от меня! И ты не смей ходить за ним, слышишь? Это приказ. Всё, оставь меня в покое. Почему вы все не можете наконец-то оставить меня в покое?!       Он взбежал вверх по лестнице, в свою спальню, громко хлопнул дверью – и почти сразу же все силы покинули его. Дилюк медленно опустился на пол и закрыл лицо руками.       События сегодняшнего дня и сегодняшней ночи рваными отрывками крутились у него в голове, никак не складываясь в цельную картину. Отец, его кровь повсюду – на руках, на одежде, на лице. Кэйя, который молча смотрит сверху вниз и не подходит ближе. Кэйя, который шевелит губами, и из них вылетают дикие, непонятные признания. Кэйя, который сжимает в руке крио Глаз Бога. Тело отца грузят в повозку…       Наконец-то всё пережитое ударило по Дилюку в полной мере, и сейчас, в тишине своей комнаты, он вдруг понял, что остался совершенно один. Слёзы прорвались наружу, и он зарыдал взахлёб, скорчившись на полу и прижав голову к коленям.       Он провёл всё время до рассвета в судорожных метаниях: то ему хотелось, чтобы Кэйя вернулся, сел рядом, прижался ближе и помог разделить эту боль на двоих. То он вспоминал, что для Кэйи, может, и не было никакой боли, лишь только притворство – и надеялся, что тот не посмеет показаться ему на глаза долгое время.       К утру же Дилюк принял твёрдое решение найти Кэйю и поговорить ещё раз. Тоска придавливала к земле, но у него всё ещё оставался долг перед Мондштадтом, и хотя бы ради города нужно узнать от Кэйи больше про Каэнрию. И всё-таки выслушать его оправдания. Каким бы умелым лжецом Кэйя ни был, вряд ли он смог бы так хорошо притворяться, будучи напуганным брошенным ребёнком. Мокрый, сжимающий в руке Глаз Бога, скорчившийся на ступенях особняка Кэйя до боли напомнил того мальчика из прошлого.       В конце концов, сейчас они всё равно одна семья.       Вместо Аделинды провожать Дилюка вышла младшая горничная. Она призналась, что Аделинда, кажется, нехорошо себя чувствовала с утра, и её отправили отдыхать. Дилюка кольнуло чувством вины: значит, всё-таки не послушалась и ночью отправилась искать Кэйю. За это нужно будет отдельно извиниться перед ней – хотя, Дилюк ведь просил!..       Утро не уменьшило горе, хоть и немного прояснило разум, но ровно до того момента, пока его не вызвал к себе в кабинет инспектор Эрох.       Дилюк понимал, что речь пойдёт не только о смерти отца, но и о преступниках, стоящих за трагедией, вот только не ожидал, в каком ключе инспектор решит преподнести случившееся общественности. Опорочить имя Крепуса Рагнвиндра перед всем городом и отнять у него последнюю, посмертную заслугу? Отменить расследование и признать инцидент с драконом несчастным случаем во имя репутации Ордо Фавониус? Нельзя сеять панику в городе, нельзя портить отношения с другими странами, нельзя выдвигать беспочвенные обвинения, нельзя, нельзя, нельзя…       – То есть, вы хотите сказать, – отстранённо уточнил Дилюк, – что убийцы моего отца останутся безнаказанными, потому что вы отказываетесь их искать?       – Мне не нравится такая формулировка, – поморщился Эрох. – Скажем, есть основание предполагать, что расследование этого происшествия принесёт Монду и лично Ордо Фавониус больше неприятностей, чем выгоды. Бывают ситуации, когда лучше закрыть рот и сидеть тихо – и это как раз наш случай. А вот героическая борьба рыцарей с драконом ордену как раз кстати. Мы объявим, что победил в этой схватке ты… нет, лучше не ты, а твой брат Кэйя. Поверь мне, ему сейчас не помешает немного общественного одобрения, чтобы продвинуться вверх по карьерной лестнице.       – И это всё, что заслужил мой отец? Человек, который отдал ради города свою жизнь, который мечтал защищать его, который был верен идеалам до самого конца? И вы хотите, чтобы я молчал?       Эрох сделал шаг, выбросил руку вперёд и жёсткими пальцами ухватился за подбородок Дилюка, сжав его челюсть и губы.       – Точно, – сказал он. – И ты будешь молчать. Иначе – даже не представляешь, что я с тобой сделаю. Прости, конечно, но твой отец был наивным дураком, и Ордо Фавониус с радостью примет его жертву. Однажды ты вырастешь и поймёшь, на чём держится этот мир, а пока, будь добр, просто следуй приказам тех, кто умнее.       Из кабинета Дилюк вышел уже без рыцарского знака отличия и без Глаза Бога. На краткий миг, швыряя бесполезные побрякушки под ноги Эроху и глядя в его изумлённые глаза, он испытал мрачное удовлетворение, которое тут же сменилось вновь разрастающейся пустотой.       За дверью кабинета же Дилюк почти сразу наткнулся на Кэйю. Тот был одет в форму ордена – немного измятую, но уже сухую и без пятен грязи. Может быть, ночь он провёл и не дома, но с утра явился на работу как ни в чём не бывало.       – Ты всё слышал, – сказал Дилюк, отходя к окну – так, чтобы ни до кого их разговор не долетел.       – Слышал, – кивнул Кэйя. – Ты правда отказался от капитанского чина и… Глаза Бога? Дилюк, ты с ума сошёл? Вернись за ним немедленно, или давай схожу я; не думаю, что Эрох станет противиться или держать его при себе…       – Это единственное, что тебя сейчас волнует? – Дилюк схватил Кэйю за руку и дёрнул на себя. – Что, или ты согласен с ним? Неужели собираешься и дальше торчать в этом прогнившем ордене, который ценит репутацию превыше правды и человеческой жизни?!       И вдруг по глазам Кэйи понял, что да – собирается. Даже после всего услышанного Кэйе в голову не пришла мысль расстаться с должностью рыцаря и попытаться, вопреки желанию Эроха, расследовать смерть отца самостоятельно, не будучи скованным законом и рыцарскими обязательствами.       – Ты... – растерянно сказал Дилюк и отпустил его. – Тебя что, это и правда устраивает?       – Дилюк, послушай, – Кэйя тяжело вздохнул. – Я узнал мнение Эроха ещё с самого утра, раньше тебя, и успел уже всё обдумать. Я не имею права уйти из ордена, тем более после твоей выходки в кабинете. Если я это сделаю, то уже никогда не смогу подобраться…       Кровь прилила к лицу Дилюка, и он почти что захлебнулся в собственной ярости.       – Ах, да, – сказал он. – Припоминаю, что Эрох говорил про твоё продвижение по службе. Так вот оно как. Собираешься использовать смерть моего отца, чтобы объявить себя героем, победителем дракона, поднять престиж ордена и проложить дорожку к светлому будущему? Так-то ты решил отплатить нашей семье за всё, что мы для тебя сделали?       – Да подумай же… – начал Кэйя вновь, но Дилюк оборвал его злым смешком.       – Что ж, – сказал он. – Я тебя услышал. Хорошо, будь по-твоему. Пожалуй, после всего, что я узнал о тебе, мне не стоит удивляться такому решению. Всего хорошего, Кэйя Альберих.       То, что ещё утром Дилюк хотел поговорить с Кэйей и выяснить всю правду, мгновенно вылетело из его головы. Да и вообще, по мере того, как он отходил от штаба Ордо Фавониус, мыслей в голове роилось всё меньше и меньше, будто они наконец-то улеглись, упорядочились и рассортировались по степени значимости.       Месть за отца – вот что сейчас было самым главным. Все лишние чувства будто отсекло: осталась только безбрежная скорбь, желание добиться истины и слепая ярость. Винокурня, Мондштадт, Ордо Фавониус, Кэйя – всё начинало казаться таким мелким и незначительным. Какое ему, Дилюку, дело до этого? Люди, которые лишь притворялись совестливыми, но без зазрения совести предали род Рагнвиндров, больше не имели никакого права ждать чего-то от Дилюка. Кэйя из Каэнрии? Ха! Стоит оставить этого лжеца в Ордо Фавониус и, конечно же, никому не сообщать о его происхождении. Будет забавно посмотреть, кто из них кого сожрёт в итоге!       Дилюк задержался в Мондштадте только до похорон, где они с Кэйей видели друг друга в последний раз, а после них, подписав пару бумаг и буквально передарив винокурню Аделинде с Эльзером, собрался в путь. Он не знал, куда именно следует направиться, но здесь его точно больше ничего не держало. Перед глазами теперь целыми днями как будто стояла завеса, и он потихоньку начинал забывать: а что вообще его раньше связывало с этим городом, с этими людьми?       Теперь значение имела только месть, и больше ничего.       Аделинда за пару дней снова встала на ноги, но с ней Дилюк старался сталкиваться до своего отбытия как можно реже. Причина проста: стоило им только увидеться, и Аделинда продолжала повторять про остекленевший взгляд Дилюка, про то, что так быть не должно – и все её глупости и причитания слушать было тошно.       И вскоре Дилюк покинул Мондштадт, прихватив с собой лишь одну дорожную сумку да Глаз Порчи.       Уже потом, в своих странствиях, он узнал, что случается с людьми, которые отказываются от Глаза Бога. Узнал – и ужаснулся тому, как сумел остаться в своём сознании. Да, воспоминания о жизни в Мондштадте были немного размытые, но всё-таки не ушли до конца. А после того раза, как он чуть не умер, в голове и вовсе прояснилось, и он взялся за расследование смерти отца куда более осмысленно. Начал наконец-то проявлять интерес к новостям из Мондштадта; с помощью новых знакомых из организации, торгующей информацией, узнал о состоянии дел на винокурне и в городе.       В своих поисках он провёл три года и однажды с кристальной ясностью понял, что пора возвращаться домой.       Мондштадтская жизнь быстро подхватила его и закружила в водовороте событий, да так, что оглядываться некогда. А после того, как Глаз Бога вернулся к законному владельцу, ушли из головы и сердца и остатки тумана, и теперь он способен был думать о прошлом без напускных чувств.       И даже так понять Кэйю до конца не смог.       В ту ночь, три года назад, Кэйя просто взял – и переложил часть ответственности за своё прошлое на Дилюка, настойчиво требуя, чтобы он стал судьёй и палачом. Но это их отношения рано или поздно бы пережили. Дело было в ином: Кэйя в тот момент выбрал для себя не правду Дилюка – отказ играть по правилам других, поиск справедливости и чести – а свою собственную, построенную на обмане и хитрости. Он не отказался открыто от тех, кто отвернулся от их семьи, а остался в ордене исполнять роль прилежного, усердного ученика и защитника.       Да, в итоге Кэйя добился результатов, так же как и Дилюк, и даже смог отомстить. Но способ, который он выбрал и продолжал выбирать, всё ещё был чужд Дилюку. Почти всё в Кэйе теперь было чужим, включая крио Глаз Бога, капитанскую выправку, нерушимую связь с Джинн, покровительственное отношение к горожанам и нескончаемую ложь.       Дилюк смотрел – и иногда отчётливо видел за Кэйей тень Эроха: в его делах, поступках и отношении. А может, он лишь выдумал это сходство, не желая признавать, что за три года практически разучился понимать того, кто однажды был ближе и роднее всех.       ***              Дилюк успел только минуть городской мост, когда уловил за спиной быстрые шаги – может, и не услышал бы, если бы в облике Полуночного Героя не оставался всегда настороже. Шаги были невозможно тихие, почти кошачьи, словно их хозяин привык ходить совершенно бесшумно, но сейчас не ставил такой цели, да и вообще, торопился.       Дилюк пошевелил пальцами, готовясь призвать меч, если что-то пойдёт не так, но вздрогнул, когда за спиной раздался негромкий и совершенно неожиданный оклик:       – Лучик!       Он резко развернулся. Со стороны города его догоняла Вэл, её легко было узнать даже под плащом; оказавшись в паре шагов, она вдруг согнулась, опершись руками на колени, и шумно выдохнула, будто бежала за ним без остановки добрую пару километров.       – Ой, – сказала она, подняв голову, – ну не смотри на меня так, пожалуйста. Я знаю, ты не любишь, когда я зову тебя лучиком, но, во-первых, даже у травы бывают ушки на макушке – не стоит кормить её чужими именами. А во-вторых, ты всё-таки остановился, и я наконец-то смогла тебя поймать. Пройдёмся немного?       Вэл бесцеремонно подхватила его под руку и не спеша направилась вдоль тропинки. Дилюк позволил ей это; в конце концов, осведомитель впервые сама заговорила с ним с того памятного раза, когда он расстался с Глазом Порчи ради спокойствия Мондштадта.       – Почему вообще «лучик»? – спросил Дилюк. Тайна прозвища занимала его ум уже долгое время, и, раз обстоятельства сложились подходящим образом, странно бы было не воспользоваться случаем. – Это он меня так при тебе называл?       – Нет, ну что ты, – помахала рукой Вэл. – Мы с начальником не в тех отношениях, чтобы всерьёз обсуждать личную жизнь. Но ведь твоё имя переводится со старого языка магов как «рассвет», я не ошибаюсь? Ну… вот, поэтому и лучик. Не дуйся, впредь буду звать тебя мастером, как и положено. Во всяком случае, на людях – так уж точно.       На мгновение Дилюку стало неловко: не перед Вэл, конечно же, а перед самим собой. С чего он вообще взял, что Кэйя теперь, спустя столько лет, будет в ребяческой манере отзываться о нём иначе, кроме как «мастер Дилюк»?       – Так о чём ты хотела со мной поговорить? – спросил он. То, что Вэл прекрасно в курсе, кто кроется под маской Полуночного Героя, ещё не означало, что Дилюк готов позволить сопровождать его весь путь, вмешиваться в дела или просто задерживать надолго.       – Ни одной идеи на ум не приходит, правда? – нарочито фальшиво протянула Вэл. – Что за странные вопросы. Конечно же, я хочу из первых уст узнать, что случилось сегодня в таверне. Мне нужна последовательность событий в деталях: любой жест, любое слово. Я могла бы порасспрашивать завсегдатаев, но кто в питейном заведении замечает больше, чем человек за стойкой? Дорогой Чарльз без твоего позволения мне ни словечка не скажет, поэтому я решила упростить задачу и сразу найти тебя.       – И почему ты думаешь, что я послушно выложу всё на блюдечке? – поинтересовался Дилюк, выдёргивая руку из чужой цепкой хватки. – Добывать информацию – твоя работа, и не моя вина, что не все в этом городе без оглядки тебе доверяют. Откуда мне знать, как ты решишь воспользоваться знаниями – может, вразрез моим планам.       – Так я ведь не для себя узнаю! – Вэл всплеснула руками. – Мой дорогой начальник, как ты уже наверняка знаешь, попался в руки к алхимикам ордена и сейчас немножечко не в состоянии раздавать приказы, поэтому о толстой сбежавшей мыши, подливающей честным людям в вино всякую гадость, придётся позаботиться мне. Думаю, тут наши планы идут одной дорожкой: поймать, допросить и доложить мозговому центру, когда тот вновь заработает.       Кэйя всё-таки у алхимиков – и это хорошо. Конечно, ум Альбедо и его ассистентов работал по каким-то извращённым, лишённым человеческой базовой эмпатии схемам… но всё же Дилюк верил, что, грози жизни капитана ордена реальная опасность, те бы не стали распиливать его тело ради опытов, а передали в милосердные руки церкви Фавония.       – Он спит, – подтвердила его мысли Вэл. – Всё в порядке, это даже не отравление, а что-то вроде аллергии на компоненты зелья, но история всё равно выходит мутная. Я успела узнать о нашей мышке только имя, а вот мышка времени не теряла: забрала вещички из отеля Гёте – да и удрала из города. Рыцари, конечно, выпустили без проблем, с чего бы им задерживать законопослушного торговца из другой страны? И вот какая незадача, у торговца этого, в отличие от меня, была лошадь, так что догонялки могут немного затянуться. Однако рано или поздно они закончатся, а мне нужно знать, какие вопросы задавать и какие ответы с него требовать. Поэтому – прошу тебя очень-очень – поделись информацией, мастер. Ради всеобщего блага.       – Лошадь есть у меня, – упрямо ответил Дилюк. Он терпеть не мог, когда кто-то пытался оспорить уже принятое им решение или отобрать право действовать согласно своим планам. – Я поймаю этого торговца и допрошу. Думаю, вам с… начальником и без того будет чем заняться.       – Тц-тц-тц! – Вэл погрозила пальцем. – Каждый должен делать свою работу, луч-ч-ч… мастер! А как же разграбленные хиличурлами повозки в ущелье Пьяницы, которые нужно срочно спасать? Я была уверена, что ты именно туда так бодро бежишь! Или теперь предлагаешь мне пойти и в одиночку махаться с чудищами? Я, вообще-то, беззащитная девица без Глаза Бога, и даже не рыцарь.       Уж на кого Вэл точно не походила, так это на беззащитную девицу. Дилюк был уверен, что уж она-то наверняка перерезала горло не одному человеку. Да, меча в руках, может, и не держала, но подлым, скрывающимся в тенях людям меч обычно только помеха.       С другой стороны, сражаться с толпой монстров за телеги, гружёные товаром, ей в одиночку точно несподручно.       – Ничего с этими повозками не случится, – нахмурился Дилюк. – Всё равно утром туда отправится магистр Джинн с отрядом рыцарей…       – Джинн? – изумилась Вэл, на этот раз совершенно непритворно. – Да ты чего. Время сейчас неспокойное, кто вообще в здравом уме отпустит магистра сражаться? Наш – то есть, мой, конечно, никак не твой – начальник собственной персоной с утра поползёт. Первым делом, как только придёт в себя. Так что если действительно хочешь помочь ему, займись ущельем Пьяницы, а шпионскую работу оставь мне.       А, то есть Кэйя в своей истории немного подменил действующие лица. Очередной обман – пора бы к этому привыкнуть, конечно. Но Дилюк и сам хорош; мог бы догадаться, что капитан ни за что не станет вот так, на всю таверну, в полный голос рассказывать о запланированных операциях ордена, и тем более – о перемещениях магистра по Монду. Обижаться не было смысла никакого, эта ложь как раз из тех, что шиты белыми нитками, присмотрись – и сразу всё заметно. Просто голову Дилюка в тот момент занимали совершенно иные мысли.       А вот сдаваться перед Вэл не хотелось совершенно. Тем более, когда тон она выбрала такой покровительственный и снисходительный.       – Я три года, – сказал Дилюк, – на чужой земле искал, выслеживал и допрашивал. Думаешь, теперь не справлюсь? За кого вы все меня держите, Бездна вас подери?!       – Не в этом дело, – голос Вэл, как и её мимика, неуловимо смягчились. – Как бы объяснить попроще… Дело вовсе не в том, что ты не способен, и уж тем более не в том, что я тебя недооцениваю. Просто есть люди, такие, как ты – хищники. Дикие животные. Вы вынюхиваете свою добычу, преследуете до последнего, пока не вонзите клыки в её шею, не перегрызёте глотку; это единственная цель. Ваша охота никогда не бывает только ради удовольствия или развлечения. А есть такие люди как начальник – или, может быть, даже я. Мы – охотники. Сперва собираем информацию, подбираем наживку и снаряжение, подходящее время и подходящее место. Решаем, на кого стоит открыть охоту сейчас, а кому ещё нужно дать время подрасти, окрепнуть и набрать мясца на костях. И только потом выслеживаем – долго, терпеливо, не шевелясь – и наносим один точный финальный удар. Понимаешь, о чём я? Тебе – одна добыча, нам – совершенно другая.       Ну же, говорили её глаза. Сдавайся уже, мастер Рагнвиндр, время уходит, пока я тебе прописные истины объясняю и уговариваю как ребёнка.       Дилюк вздохнул и сдался.       Он торопливо рассказал ей в подробностях, как прошёл сегодняшний вечер – от момента, когда фонтейнский торговец пришёл в «Долю Ангелов», и до момента, когда Альбедо, ухватив Кли за руку, целенаправленно зашагал в сторону ордена. Дилюк не знал, какие именно детали важны для Вэл и что она будет с ними делать, но осведомитель, кажется, осталась довольной.       – От всей души спасибо, – она постучала себя кулаком по груди. – Родина тебя не забудет, мастер. Я, конечно, знаю, что ты меня терпеть не можешь, и даже прекрасно понимаю, за что именно – но, увы, своё и твоё прошлое изменить не могу, как ни старайся. Раз мы уж оба вроде как радеем за благо Монда, давай как-нибудь сосуществовать более мирно, а? Я же не прошу никаких секретиков, связанных с твоей разлюбезной тайной организацией…       – Погоди, – Дилюк зацепился в её словах за важное. – За какое такое прошлое я должен тебя не любить?       Вэл осеклась и, немного сдвинув капюшон назад, с изумлением заглянула в его глаза.       – Ой, – сказала она. – Погоди-ка. Так ты не знаешь. Я-то думала, меня за дело презирают, а ты, оказывается, не любишь меня просто так?       Если после этих слов Дилюку должно было стать стыдно… то да, отчасти ему стало. Но самую малость, потому что такие люди как Вэл в излишней щепетильности уж точно не нуждались.       – Тогда больше ни словечка, – Вэл демонстративно сделала жест, будто застёгивает свой рот на пуговки. – Даже не спрашивай меня о том, о чём наверняка уже решил спросить. Во-первых, это не только мой секрет – не мне и рассказывать. А во-вторых, в прошлый раз ты мне голыми руками чуть шею не свернул, так теперь, когда ты с Глазом Бога и мечом, я испытывать судьбу тем более не стану.       Конечно, Дилюк быстро сообразил, чей это секрет, если не Вэл – вернее, если не только её одной. И настаивать дальше не стал, потому что просчёт здесь действительно был только его собственный. Если бы за этот год он соизволил хоть раз поинтересоваться у Кэйи подробностями его работы или жизни, тот наверняка бы не отказал. Да, утаил бы добрую часть, в чём-то слукавил, но долю правды Дилюк бы так или иначе получил.       – Я тебя понял, – Дилюк отступил на шаг, поправив капюшон. – Что ж, если на этом всё, то предлагаю разойтись. Я… не буду настаивать на поимке торговца. Это ваше дело. Если тебе нужна лошадь, то можешь на время взять одну на винокурне – но только на этот раз.       – Я не расплачусь потом с тобой, – засмеялась Вэл, копируя его жест и тоже надвигая капюшон на макушку. – Ничего, не переживай – найду, у кого позаимствовать. Ты только, пожалуйста, расскажи потом начальнику, что я обо всём позабочусь. Я бы передала через алхимиков, но, видит Бездна, не очень-то мне хочется подходить к капитану Альбедо. Ты смотрел когда-нибудь ему в глаза? Помяни моё слово, страшный он человек; уж сколько я всего в этой жизни повидала, а с ним бы ни за что лишний раз не хотела связываться. Но начальник почему-то за него ручается – уж и не знаю, что у них там за отношения.       Дилюк не настолько хорошо знал алхимика Ордо Фавониус, чтобы делать подобные выводы, но в чём-то с Вэл соглашался. Прочитать того было совершенно невозможно: ни по жестам, ни по взгляду, ни по поведению. Для осведомителей, шпионов и информаторов подобные люди становились камнем преткновения: как знать, куда повернутся в следующий миг.       – А, и ещё, – Вэл, которая уже собиралась уходить, вдруг резко провернулась на пятках и посмотрела в упор – сегодня как будто все сговорились добивать Дилюка напоследок. – Постарайся больше не калечить моих ребяток, а? Они, как и я, люди подневольные: сказано приглядывать за тобой – вот и приглядываем, зарабатываем на жизнь как умеем. Все претензии направляй напрямую к начальству. Тем более, высматриваем мы больше не тебя самого, а твоё окружение: не затаил ли кто дурные мысли.       – Только за мной? – торопливо спросил Дилюк. – Вам приказано приглядывать только за мной и винокурней?       – Нет, – засмеялась Вэл. – Не только. Ревнуй-не ревнуй, лучик, а у начальника в сердце ты всё-таки не единственный.       Её серый плащ взметнулся в воздух, и Вэл, не прощаясь, нырнула в темноту ночи. Видимо, любовь оставлять за собой последнее слово они с Кэйей делили поровну.       Лишившись выбора, Дилюк всё-таки направился к ущелью Пьяницы. Это была не самая безопасная дорога, чтобы добраться до «Рассвета», но периодически он выбирал именно её, чтобы заодно провести зачистку: хиличурлы очень уж любили устраивать за скалами засады и нападать на путников и аэростаты. Сколько раз Ордо Фавониус ни устраивали бы облавы, хиличурлы неизменно возвращались назад.       Почти разорённые телеги мондштадтских торговцев Дилюк нашёл быстро, но заставил себя не торопиться и спрятался за большим камнем, оценивая обстановку. Терпение, мать его, и контроль – одна лишняя искра, и с товаром можно попрощаться раз и навсегда. Рыцари, которые не в восторге от Полуночного Героя, не упустят возможности пустить слух, что от народного мстителя иногда одни убытки. Да и потом, явные следы от пиро тоже оставлять нельзя.       Он глубоко вдохнул, выдохнул, постарался выкинуть из головы все лишние мысли – и бросился вперёд, всерьёз сожалея о том, что даже пар нормально выпустить не может себе позволить.              Дилюка, который пришёл домой только под утро, грязный, промокший и раздражённый, хватило лишь на то, чтобы быстро сполоснуться и приказать прислуге не будить его утром. Он даже не помнил, как дошёл до кровати — упал на перину и провалился в глубокий сон.       И если он надеялся, что следующий день будет поспокойнее, то всерьёз ошибся.       Сперва произошло нашествие пиро слаймов на винокурню, что само по себе событие неординарное. Работники вовремя заметили приближающуюся к виноградникам рыжеватую массу, и Дилюк успел выскочить на улицу и дать им отпор. А дальше последовало нашествие на винокурню Кэйи Альбериха с его тайнами и загадками, и уж он-то был точно разрушительней и масштабней простых безобидных слаймов.       Кэйя, как водится, опутал всех паутиной интриг, назначил назавтра встречу и удрал, а Дилюку пришлось целый вечер иметь дело с рыцарскими патрулями, прочёсывающими округу в поисках бешеных слаймов. Помощь он предлагать не стал, всё равно бы отказались. Да и лезть в личине Полуночного Героя – только подставляться лишний раз. Пришлось на ночь выставить гораздо больше охраны и пообещать работникам надбавку за сорванный выходной. Дилюк не доверял равно как слаймам, так и рыцарям: неважно, кто ночью в потёмках наткнётся на виноградные лозы и переломает их; ущерб есть ущерб.       Ночью, поняв, что беззаботно уснуть всё равно не получится, он потратил пару часов на то, чтобы самому обойти винокурню по периметру. Днём размышлять о личном было некогда, но оказавшись в одиночестве в своей постели он тут же начал вспоминать разговор с Кэйей в ванной. Плюсом шло то, что худо-бедно помириться им удалось; минусом – что они в очередной раз доказали свою несостоятельность побеседовать по душам, честно и откровенно. Возможно, дело было в том, что они пока оба не готовы простить друг друга до конца и принять чужую точку зрения. Сложно, когда нельзя чётко поделиться на обидчика и обиженного…       После знатного ливня лужи местами ещё не успели просохнуть; в очередной раз вляпавшись в грязь, Дилюк подостыл, и рвение наматывать круги вокруг виноградников поутихло. Ночь текла мирно и спокойно, никто не торопился нарушать границы частной собственности с новыми бедами, и в конце концов Дилюк тоже угомонился и отправился спать.              На следующее утро после завтрака он собирался быстро закончить с бумагами, которые с вечера оставила Аделинда, и выдвигаться на запланированную встречу с Кэйей. То, что касалось ведения хозяйства – денежные выплаты прислуге и работникам, расходы на содержание дома и состояние дел – он просматривал обычно поверхностно, лишь для того, чтобы быть в курсе. Обо всём важном, выходящим за привычные рамки, Аделинда незамедлительно сообщала ему, а с остальным прекрасно управлялась и самостоятельно.       Но надежды покинуть винокурню спозаранку разрушил Эльзер. Он вежливо постучался, дождался хозяйского одобрения и зашёл в кабинет с решительным выражением лица, не предвещающим ничего хорошего.       – Мастер Дилюк, вы не заняты? – спросил он.       – Занят, – ответил Дилюк, демонстративно переставляя чернильницу с одного места на другое.       – Очень жаль, – ответил Эльзер, подходя ближе и придвигая второй стул для себя, – потому что нам с вами всё равно придётся решить некоторые вопросы.       Преимущество самостоятельных, умелых и ответственных помощников в том, что они снимают с плеч владельца большую часть нагрузки. Недостаток же – в том, что они всегда прекрасно знают, насколько свободен их хозяин.       Что ж, ладно. Дилюк освободил часть стола для Эльзера и вновь переставил чернильницу – но уже поближе к нему, показывая, что готов внимать и вносить коррективы, но лишь устно, не позволяя завалить себя бумажной работой на весь день.       Эльзер намёку внял.       – Во-первых, нам всё-таки придётся что-то решить по поводу экскурсий на винокурню, – он положил перед собой первый лист из своей папки и перевернул его так, чтобы Дилюк мог прочитать. – У нас есть запросы из Фонтейна, Сумеру и даже Лиюэ.       – Мне казалось, с этим вопросом мы уже покончили, – поднял брови Дилюк. – Всем, кто рассматривает «Рассвет» как будущих партнёров по бизнесу…       – Нет, нет, – Эльзер настойчиво указал пальцем в бумагу. – Партнёрам по бизнесу мы отвечаем незамедлительно. А это – запросы от состоятельных людей, которые так или иначе собираются посетить Мондштадт с целью туризма. Самый популярный промежуток времени, конечно же, праздник Ветряных цветов, но есть и те, кто просто собираются приехать в благоприятный сезон. Они хотели узнать заранее, возможно ли посетить «Рассвет».       – Винокурня всегда открыта для тех, кто хочет купить нашу продукцию, – пожал плечами Дилюк. – То, что теперь я проживаю здесь на постоянной основе, никак не должно отразиться на бизнесе. Просто ответь им как обычно.       – Они просят устроить им экскурсию, мастер Дилюк, – повторил Эльзер терпеливо и даже глаза не закатил. – То есть, эти люди хотят, чтобы их провели по рабочим помещениям винокурни, показали процесс приготовления вина, рассказали историю появления «Рассвета» и рода Рагнвиндров, предложили им дегустацию продукции – и за всё это готовы заплатить хорошие деньги.       Ах, вот о чём речь.       Отец пару раз устраивал нечто подобное для гостей, и в целом в организации экскурсии по винокурне ничего сложного. Тот же Эльзер с лёгкостью бы справился с ролью гида: он был приятен в общении, хорош собой и как никто другой разбирался в виноделии и истории Рагнвиндров. Людям бы понравилось его слушать. Но с другой стороны, пускать посторонних внутрь означало поставить под вопрос безопасность и привычный распорядок жизни всех, кто трудился на винокурне. К тому же, не исключена кража технологии производства вина – у них не было никаких «секретных комнат», все нововведения и эксперименты проводились в тех же самых помещениях. Возможно, потребуются некоторые перестановки… Но и отказаться от всех просьб и писем с большой вероятностью означало потерять состоятельных клиентов.       Эльзер, явно довольный, что сумел привлечь внимание к проблеме, откинулся на стуле, настраиваясь на долгий разговор, но Дилюк поступил умнее.       – Надо сперва поговорить с Аделиндой, – решил он. – Всё-таки, винокурня – это не просто производство, но и дом, справедливо будет уточнить её мнение. Потом мы обязательно продолжим нашу беседу. Что у тебя дальше?       – Слухи о скорой отмене указа Сакоку и открытии Инадзумы, – вздохнул Эльзер. – Нам во что бы то ни стало нужно первыми связаться с инадзумскими предпринимателями и наладить торговлю. Я подготовил контакты наших прошлых партнёров – вы займётесь этим вопросом? Я думаю, у вас гораздо больше возможностей узнать об открытии границ раньше меня.       Это верно: осведомители Дилюка готовы были предоставить ему информацию не только про Фатуи. Он сделал пометку в своём ежедневнике и махнул рукой, призывая продолжать.       – Уже составлены предположительные объёмы урожая, которые мы сможем получить в этом году, – ещё одна бумага легла поверх стола. – Прошу вас обратить особое внимание на урожайность новых сортов и сравнить с теми объёмами, на которые мы рассчитывали при закупке.       В эти таблицы Дилюк вчитался уже куда внимательнее. От урожайности винограда зависело, какие сорта целесообразно будет закупать на следующий год в большем объёме, а какие не прижились на мондштадтской почве и для ведения бизнеса бесполезны.       – Ты прав, это нужно изучить как следует, – пробормотал он и, видя, как оживился Эльзер, припечатал, – завтра. Сегодня у меня назначена важная встреча.       – Да? – уточнил Эльзер.       – Да, – отрезал Дилюк.       – Что ж, тогда буду ждать, – Эльзер поднялся со своего места, сделал шаг назад и поклонился с грацией дворецкого, а не управляющего винным бизнесом. А потом вдруг усмехнулся и постарался усмешку свою спрятать, но безуспешно.       – Простите, – сказал он. – Я просто вспомнил, как в юности вы сбегали, когда господин Крепус просил собирать виноград или ухаживать за лозами… Делали такое серьёзное лицо, сообщали, что в Ордо Фавониус внезапно появились важные дела, – и сбегали как непоседливый мальчишка.       – Ты не настолько старше, Эльзер, чтобы звать меня мальчишкой, – недовольно сказал Дилюк, потому что ничего другого он сказать и не мог. Эльзер нарочно не упомянул Кэйю, но правда была в том, что сбегали они вместе – о, ещё как! Летом или осенью, получив увольнительную на службе, они частенько приезжали на винокурню к отцу, чтобы провести с ним как можно больше времени. Но как только тот пытался привлечь Дилюка и Кэйю к садоводству, тут же подхватывали в руки мечи и поводья и, прикрываясь работой, мчались куда-нибудь к реке или в долину. Им было всего-то по тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет – и никакой чин не мог перебить в них ребячливости, озорства и жажды приключений.       – Но я всегда оставался окучивать виноградные лозы вместе с остальными работниками, – невинно заметил Эльзер, и Дилюк порадовался, что не успел сказать, с кем именно сегодня у него запланирована встреча – иначе ухмылка Эльзера стала бы ещё шире.       Он бескомпромиссно указал рукой на дверь, и управляющий, поклонившись ещё раз, послушно удалился.       Дилюк вздохнул. В целом, хоть его и не слишком интересовал винный бизнес, свои обязательства как владельца он искренне старался выполнять. В конце концов, это дело его отца, дело рода Рагнвиндров – было бы обидно потерять всё по собственной глупости. Ну и тот факт, что Мондштадту нужнее исправно работающее производство, обеспечивающее город налогами, рабочими местами и международными связями, нежели очередной полуночный защитник, отрицать нельзя.       Его дни обычно проходили отнюдь не в праздности. Помимо управления «Рассветом», таверной и ночных вылазок весь этот год Дилюк продолжал борьбу с Фатуи – иногда явную, иногда скрытую. Каждый день отовсюду к нему стекались потоки информации, проходили через его руки и шли дальше к нужным людям. Дилюк, в отличие от многих других людей в их тайной организации, обладал реальной властью и большими деньгами, и не скупился использовать всё это ради конечной цели.       Но сейчас, когда интерес Снежной сместился в сторону Инадзумы, жить стало гораздо спокойнее; да и в самом Мондштадте Фатуи притихли, задавленные агрессивной по отношению к ним политикой Джинн. Со временем Дилюк обнаружил, что у него появляется всё больше и больше свободного времени, и он совершенно не знает, как правильно им распорядиться.       В любом случае виноград мог подождать до завтра. А Кэйя с его интригами и угрозами Мондштадту – нет.       – Аделинда! – крикнул Дилюк, покидая кабинет.       Она появилась почти тут же, в переднике и с ведром. Сколько раз Дилюк ей говорил, что для простых заданий в доме есть другие слуги – Аделинда всё равно любую свободную минуту бралась за наведение порядка своими руками.       – Пусть мне подготовят лошадь через полчаса, – велел он. – Может, вернусь к вечеру, а может, заночую в городе.       – Конечно, – кивнула Аделинда. – Пообедаете здесь, в таверне, или вам собрать с собой?       – С собой, – он замялся на секунду, но продолжил. – На двоих.       Аделинда, если и удивилась, то виду не подала, но глаза её разом подобрели. Вот так и не рассказывай никому, куда собрался – а всё равно догадаются, – мысленно посетовал Дилюк. Но его, признаться, вчерашние стоны Кэйи над едой задели за живое. Конечно, он помнил ещё, как по юности они, занятые делами ордена, не успевали иногда перекусить, только перехватывали какие-то куски по дороге. Но даже тогда находились люди – прислуга особняка, старшие рыцари или даже сам магистр Варка – которые вовремя напоминали им о необходимости правильно питаться.       Что ж, один раз можно и проявить сочувствие к сверхзанятому капитану.              Уже где-то на середине пути Дилюк понял, что Кэйя накануне если не слукавил, то как минимум умолчал о важном. При взгляде на карту могло показаться, что дуб Венессы находится где-то на пересечении дорог между городом и винокурней. На деле же из-за особенностей рельефа, чтобы добраться до него на лошади, нужно было делать большой крюк через Спрингвейл, потом по тропинке до мондштадтского моста, и дальше уже вверх, в холмы.       Это означало только одно: Кэйя вовсе не предлагал встретиться на полдороге. Ему зачем-то нужно было попасть именно в Долину Ветров, и этот момент в разговоре он ловко обошёл.       Иногда казалось, что без запудривания чужих мозгов он ни дня спокойно прожить не может.       Дилюк пребывал в твёрдой уверенности, что опоздает к назначенному времени, но когда спешился неподалёку от статуи Барбатоса, солнце уже повисло на самой высокой точке неба, а Кэйи поблизости всё ещё не наблюдалось.       Конь недовольно всхрапнул. Он любил пастись в непривычных местах, подальше от набившей ему оскомины винокурни. Дилюк не стал мучить животное: отстегнул сумку, расседлал и, стукнув по крупу, отпустил гулять. За коня можно было не опасаться: здесь, возле дуба Венессы, обычно царил мир и покой. Где-то чуть поодаль из травы, привлечённые топотом копыт, выскочили два гидро слайма, но, стоило замахнуться на них рукой с пиро, тут же ускакали прочь.       Спасаясь от полуденного жара, Дилюк подошёл ближе к дереву и встал в его тени. Провёл рукой по шершавой, крепкой коре.       Больше всего Долину Ветров любила раньше Джинн. Всякий раз, проходя или проезжая мимо, она подходила на минуту, уважительно кланялась дубу и возносила короткую молитву статуе Барбатоса. Именно сюда она прибегала, когда на душе становилось тяжело, или когда ноша ответственности ощущалась совсем уж неподъёмной.       Кэйя с Дилюком, хоть росли на тех же историях, сказках и героических балладах, похожего трепета к дубу не испытывали. Впрочем, каждому своё укромное место, где можно отдохнуть сердцем и душой.       Интересно, до сих пор ли Джинн любит приходить сюда? Или кресло магистра не даёт ей такой возможности?              ***       Мысли о Джинн были болезненные; потерять её дружбу оказалось тяжелее, чем думалось раньше. Полгода назад, когда на Мондштадт напал Ужас Бури, Дилюк обратился к Джинн за помощью, поняв, что в одиночку все вопросы не решить. Уговаривать её долго не пришлось: ради города Джинн была готова на всё, даже пожертвовать статусом магистра и выступить против дракона от имени наследницы клана Гуннхильдр.       – Давно хотела сказать кое-что. Знаешь, Ордо Фавониус сильно задолжал тебе и твоей семье, – сказала она, когда всё закончилось, и они возвращались вдвоём к городу, а Дилюк резко высказался по поводу бесполезности рыцарей перед лицом реальной опасности. – Вина лежит на ордене, а значит, теперь и на мне, как на магистре. Как я хочу однажды снять этот долг с города! Поверь, Дилюк, я обязательно смогу. Имя твоего отца никогда не будет забыто, как не будет забыто имя любого, кто сражается во имя Монда.       Она была такой светлой, чистой и сильной, когда говорила это, и солнце подсвечивало её фигуру на фоне Мондштадта – разорённого, но выстоявшего. Рыцари суетились, убирая заграждения, растаскивая обломки камней и зданий, помогая приводить в порядок лавки у ворот города.       Дилюк протянул к ней руку, хотя сам точно не знал, зачем: поддержать и подбодрить? Спросить, чем помочь ей здесь и сейчас, в восстановлении города? Но Джинн вдруг сжала руку в кулак и добавила:       – И когда это произойдёт, никто не сможет больше глядеть на Ордо Фавониус сверху вниз. Даже ты.       И Дилюку вдруг стало ясно, что случай с драконом стал лишь исключением. Джинн могла испытывать вину перед семьёй Рагнвиндров, искать пути восстановить справедливость, нянчить осиротевший без Варки город в своих ладонях – но делать она собиралась это сама. Джинн Гуннхильдр ведала, что такое гордость, и ей не нужна помощь тех, кто от неё отвернулся, и тех, кто не собирался вставать на одну с ней ступень и смиренно склонять голову.       Именно такой вырастила её госпожа Фредерика.       Нужно было что-то сказать, извиниться, может – сейчас момент казался самым подходящим. Но Джинн окликнули: со стороны города торопливо приближался Кэйя, и Джинн невольно развернулась всем корпусом и подалась к нему.       – Цела? – спросил Кэйя, проводя руками по воздуху вдоль тела Джинн и быстро осматривая её на предмет ран, а потом покосился на Дилюка. – Все целы?       – Да, – ответила Джинн. – Хвала Барбатосу, мы справились. Как город? Насколько серьёзным было нападение, какие потери? Ты возглавлял оборону?       Кэйя тут же расслабился, по губам скользнула фривольная улыбочка, совершенно недостойная правой руки магистра ордена.       – О, с обороной города прекрасно справилась наша скаут Эмбер! – сообщил он. – Ну, конечно же, не без чужой помощи, но всё же. Я даже успел почувствовать себя лишним. Можете совершенно не волноваться, магистр, даже в наше с вами отсутствие город остаётся в очень умелых и надёжных руках. Но то, что происходило снаружи не так интересно как то, что происходило внутри…       Они с Джинн переглянулись – долго и молча, будто общались невербально, одними только взглядами.       – Поняла, – кивнула Джинн. – Идём, это не терпит отлагательств. Мастер Дилюк, ещё раз благодарю вас за помощь. Сегодня Мондштадт выстоял в том числе благодаря вашему героизму.       – Не стоит, – машинально ответил Дилюк. – Это мой долг.       И, глядя на то, как Джинн и Кэйя удаляются прочь по мондштадтскому мосту, склонившись друг к другу и, видимо, выясняя все обстоятельства прямо на ходу, он понял важную вещь. Если бы всё сложилось по-другому, если бы один бард, наделённый божественной силой, не решил укрыться на время в его таверне, а потом – доверить ему свою историю, то и самому Дилюку не нашлось бы места в обороне Монда. Девушка по имени Джинн готова как в старые добрые времена сражаться с ним плечом к плечу, но магистр Джинн, проведя единожды черту, не собиралась пускать за неё Дилюка больше никогда.       И это было точно так же справедливо, как и её желание вернуть Крепусу Рагнвиндру право называться героем Мондштадта, а после этого раз и навсегда вычеркнуть Дилюка из истории Ордо Фавониус и своего сердца.       ***              Кэйя явился где-то через полчаса: Дилюк успел передумать в своей беспокойной голове сотню различных мыслей, разогнать слаймов у ручья, взвесить все плюсы и минусы экскурсий на винокурню, о которых говорил Эльзер – и только потом заметил капитана, почти что бегом приближающегося по мондштадтской дороге.       – Прости, прости! – он поднял руку в приветственном жесте. – Нет мне оправдания. Спасибо, что дождался. Не думал, что утренние дела затянутся так надолго. Сперва пришлось выслушивать доклады рыцарей, которые вернулись из патрулей, а потом от всей души критиковать план эвакуации города. Оказалось, это дело небыстрое.       – План эвакуации города? – поднял брови Дилюк. – Всё настолько плохо? Вчера мне показалось, что ты настроен довольно оптимистично.       – Не совсем плохо, – Кэйя присел на корень дуба, вытянул ноги и растёр правую лодыжку. – Я надеюсь… точнее, я предполагаю, что никакая эвакуация нам на этот раз не понадобится. Но очень уж неспокойно стало в Тейвате в последнее время. Взгляни на наших ближайших соседей: что ни день, то возвращение древнего чудища. Каждый регион страдает от своих проблем, как внешних, так и внутренних, и развитие событий предсказывать становится всё труднее. Мондштадт не один десяток лет наслаждался мирной, спокойной жизнью, и теперь оказался совершенно не готов к любого рода неприятностям. Пусть уж лучше мы воспользуемся случаем и начнём тренироваться сейчас, чем в будущем сильно пожалеем о своей непредусмотрительности.       Дилюк кивнул, полностью согласный с тем, что меры предосторожности излишними не будут.       – Всё-таки, думаю, если вы начнёте проводить учения в городе, то это посеет ненужную панику, – добавил он.       – Смотря как подать… – Кэйя изобразил пальцами в воздухе непонятную фигуру. – Но вообще главная проблема заключается не в реализации, а в том, что разработать план не так-то просто. Сам посуди: значительная часть территории Монда омывается морем, с севера путь перегораживает Хребет… Путей отступления не слишком-то много. А случись что по-настоящему серьёзное – отстоять город нам не хватит военной мощи. Именно поэтому мы сейчас должны цепляться за дружбу с Лиюэ всеми силами – это я намекаю, чтобы ты не забывал укреплять товарищеские связи с торговыми партнёрами. Эх, жили б лет на двести раньше – можно было бы для верности заключить какой-нибудь выгодный брак… А сейчас что? Главная кандидатура на роль невесты заняла должность действующего магистра, да и у соседей молодые люди у власти не стоят. Не тебя же отдавать «взамуж» за Волю Небес, в самом деле.       – «Взамуж»? – с сарказмом уточнил Дилюк.       – Ты её видел вообще, госпожу Нин Гуан? «Взамуж», и никак иначе. Едва ли на этом свете есть мужчина, который посмеет «взять её в жёны».       Это было верно. Нынешняя Воля Небес напоминала больше благородную аристократку или коронованную особу, нежели просто управляющую.       – Я бы сделал ставку на вино, – хмыкнул Дилюк. – Что-то мне подсказывает, что выгоду в торговых отношениях госпожа Нин Гуан ценит больше, чем непонятные родственные связи.       – Вино, – лицо Кэйи на мгновение дрогнуло, отчётливо промелькнула мрачная тень – но тут же всё разгладилось вновь. – Вернёмся к плану эвакуации – момент с вином я тоже хотел прояснить заранее. Почти уверен, что переживания напрасны, но если вдруг – подчёркиваю, вдруг! – нам действительно понадобится обороняться от неизвестной угрозы с юго-запада, то первую линию обороны придётся выстраивать перед винокурней. А ты как законопослушный гражданин будешь старательно эвакуировать всё своё производство вглубь Монда. Это единственный выход, который мне и прочим светлым умам ордена видится, Дилюк.       – Допустим, – Дилюк тоже поморщился. Логику он прекрасно понимал: беды приходят и уходят, а средства на дальнейшее выживание и восстановление территории всё равно нужны. – Но что дальше? Ты же сам сказал, что с другой стороны Монд граничит с морем. Регулярного флота нет, а от единственного доступного порта нас тоже очень легко отрезать. Последняя линия обороны – это сам Мондштадт.       – Ты знаешь, я лично испытываю сугубо отрицательные чувства к разрушенным до основания городам, замкам и цивилизациям, – пожал плечами Кэйя, – но если мы сейчас обговариваем самый худший сценарий, который только может случиться… я предпочёл бы, чтобы жители Мондштадта подзабыли своё героическое прошлое и выбрали бегство. Ах, нет. Эвакуацию, будем называть это так. По правде говоря, уповаю на то, что нам удастся построить добрые отношения не только с Лиюэ, но и с Южным Крестом – Бездна подери, это самый крупный флот Тейвата в настоящий момент, а Монд – не такое большое государство, чтобы они не смогли помочь беженцам пересечь море. Как думаешь, мы с капитаном Бэйдоу найдём общий язык?       – Если только ты будешь рассказывать ей про своего деда-пирата крайне достоверно, – ответил Дилюк. Ему показалось, что Кэйя в своих предположениях доходит до каких-то уж невероятных крайностей, будто в мыслях держит вовсе не возможное «рождение неизвестного монстра или божества», как он объяснил накануне, а что-то другое. Например, беспощадную войну, затрагивающую весь Тейват.       С одной стороны, Дилюк тоже был не чужд аналогичных мыслей. Нарастающая мощь Снежной, неизвестный план Царицы – любой, кто раскапывал это дело чуть глубже поверхности, понимал, что Тейвату грозят большие перемены, а к лучшему или нет – покажет только время. С другой же стороны, сегодня они собирались обсуждать не мировые катастрофы: дело, которое началось с украденных вёдер, просто не имело право на подобные масштабы.       Поэтому Дилюк, желая сменить тему, со вздохом вынул из сумки свёрток, осторожно подогрел его снизу и перебросил в руки Кэйе, заставляя того отвлечься от своих невесёлых мыслей.       – Это что? – изумился он, машинально поймав подачку.       – Это еда, – сказал Дилюк. – Не ты ли вчера жаловался, что не успеваешь поесть? Аделинда бы мне не простила, если бы я захватил обед на свою долю, но не на твою. Хватит тратить моё время на пустые рассуждения, которые всё равно сейчас ни к чему не приведут. Ешь, а потом объясняй, зачем я тебе понадобился, и почему именно у дуба Венессы.       Кэйя провёл рукой по бумажной обёртке, поднял взгляд и посмотрел с такой бесконечной нежностью, которую даже во времена юности получить от него можно было нечасто.       – Вот и что мне с тобой делать? – спросил он. – В ордене обо мне заботится Ноэлль, лучшая наша девочка. Я доплачиваю ей за все работы по дому, но иногда, помимо этого, дарю милые безделушки – она заслуживает всеобщей любви, знаешь. А как мне показывать свою благодарность к тебе? Давай-ка подумаем вместе?       Дилюк представил, как Кэйя дарит ему какую-то «безделушку» на глазах у всей таверны – без зрителей он бы ни за что не стал проворачивать подобное – и поёжился, когда по спине вверх пробежали мурашки.       – Пореже устраивай при мне свои выходки, – посоветовал он. – Это будет лучшая благодарность.       – Как так, – ахнул Кэйя. – Смилуйся, я же тогда потеряю всю свою индивидуальность! Может, всё-таки сойдёмся на брошках?       Он засмеялся, довольный этой шуткой, и Дилюк, не удержавшись, тоже фыркнул и потянулся за своей порцией еды. Если Кэйя предпочитает молоть языком, а не наслаждаться обедом, то это исключительно его проблемы.       – А ещё, – спросил Дилюк, когда с основными блюдами было покончено, – хотел спросить. Почему ты каждый раз называешь всех их… ну, Ноэлль, например, Эмбер, Беннета – детьми? Эмбер достаточно взрослая, чтобы даже вино в таверне пить, да и остальные уже не маленькие. У вас же разница в возрасте всего лишь несколько лет.       – А почему Кли тебя дядей называет? – ввернул шпильку Кэйя. – Правильно, потому что она так видит! Вот и я тоже… так вижу. Как-то вышло, что у них всех жизнь непростая, многие растут без семьи, даже если и не сироты. Они смотрят на рыцарей и видят в них своих кумиров и наставников. Вот я и привык как-то заботиться, помогать чем получается. Само собой, они для меня детишки, за которыми нужно присматривать.       О, Дилюк прекрасно понимал, откуда у Кэйи стремление сделать так, чтобы каждый ребёнок был пристроен в добрые руки и окружён заботой.       – И что они, не обижаются, что ты их не считаешь за взрослых и самостоятельных?       – Эмбер иногда, – признался Кэйя. – Но с ней всё чуть проще, потому что я числюсь её начальником. Имею полное право командовать, так что пусть ворчит сколько угодно – она такая импульсивная, лишний раз придержать на месте не помешает. А от остальных жалоб не слышал ни разу. А вот я тоже хотел тебя спросить. Уже подготовился к приёму у госпожи Гуннхильдр на следующей неделе? Морально, я имею в виду.       Кэйя смотрел в самый корень проблемы. Фредерика Гуннхильдр была хорошей подругой Крепуса, но к Дилюку после его возвращения явно не питала таких же тёплых чувств. Хотя, разумеется, она никогда не высказывалась прямо и не провоцировала никакие конфликты, но трёхлетнее отсутствие Дилюка в Мондштадте горячо не одобряла. Её тоже можно было понять, после смерти Крепуса все дела, которыми заведовала аристократия, отошли ей – и даже теперь никто не спешил разделять с ней эту ношу.       «Я ушёл ради своего отца», – однажды сказал ей Дилюк в ответ на какую-то сдержанную колкость. Госпожа Гуннхильдр смерила его строгим взглядом, но улыбнулась очень снисходительно. «Ушёл ты, Дилюк Рагнвиндр, ради себя. А ради отца – вернулся», – загадочно ответила она, и больше эту тему в их разговорах не поднимала.       – Да к ней разве подготовишься. То есть… – вскинулся Дилюк, когда Кэйя от души расхохотался, – я не это имел в виду! На себя посмотри, капитан кавалерии Ордо Фавониус, а в особняк семьи Гуннхильдр даже на порог не пустили.       – Да, моё унижение поболе твоего будет, – признал Кэйя. – А очень жаль, потому что мне подобные вечера пропускать ну никак нельзя. Сам понимаешь, отправить туда кого-то из моих людей – задача крайне сложная, потому как приглашения рассылает сама госпожа Фредерика. Конечно, мы будем проверять всех, кто прибывает в Мондштадт, и отель Гёте уже почти готов к правильному приёму гостей, но всякое случается! Торговца из Фонтейна, который мне в вино подлил зелье, вызывающее быстрое опьянение, мы тоже проверили, знаешь ли…       – Ты что, – ушам своим не поверил Дилюк, – намекаешь сейчас, чтобы я для тебя на этом приёме шпионил?! А не многого ли ты хочешь, а, Кэйя Альберих?       – Попытаться стоило, – Кэйя аккуратно сложил столовые приборы, вернул опустевшую коробку в сумку, а потом плюхнулся на траву и растянулся во весь рост. – В любом случае, спасибо тебе огромное и человеческое за еду. Хорошо-то как… Но давай уже непосредственно к делу. Вчера ночью я набросал небольшую табличку по нашей проблеме. Посмотри.       Он пошарил рукой во внутреннем кармане и извлёк на свет мятую бумажку. Дилюк задумчиво провёл рукой по брюкам и, решив не рисковать, сперва подложил на землю кусок ткани, в которую Аделинда оборачивала коробки с едой, а потом всё-таки присел, взял лист и развернул. Там мелким, убористым почерком Кэйя заполнил таблицу; по горизонтали шли события, о большинстве из которых Дилюк уже знал: предсказание магов Бездны, разбежавшиеся кабаны, вчерашнее нападение слаймов и даже, мать их, украденные вёдра. По вертикали же были вписаны люди, которых Кэйя уже успел опросить относительно происходящего: «магистр», «охотники», «алхимики», «дети», «работники винокурни», «скаут», «разведка»…       – Ты спрашивал совета даже у Ковена? – Дилюк дошёл почти до конца списка и с интересом отследил пересечение строк. Выходило, что ведьмы категорически отрицали возможность пробуждения в Монде непонятного, нового чудища или божества.       – У Моны Мегистус, – уточнил Кэйя. – Ну, знаешь, астролог, которая не так давно поселилась в Мондштадте. Она даёт на удивление верные предсказания, и я не гнушаюсь пользоваться её услугами. В частном порядке, конечно: астрологический прогноз к расследованию не подошьёшь, а жаль. А то, что она по совместительству одна из ведьм Ковена, просто приятный бонус, и вчера он мне очень пригодился.       Дилюк кивнул и продолжил чтение: таблица хоть и была краткой, но здорово восполняла все его пробелы в знаниях. Самым загадочным оставался столбик с вёдрами: если кражу элементальных цветов как-то прокомментировали «алхимики» и «зельевары», то вёдра везде были отмечены крупными знаками вопроса.       Из событий, которые Кэйя решил добавить к этому делу, новым для Дилюка стало «обрушение пола в руинах Сада Сесилий».       – Это к чему? – спросил он, показывая пальцем. – Почти никаких комментариев нет по этому поводу, только от «скаута»: обрушение произошло с верхнего этажа на нижний, присутствия монстров не замечено, в окрестностях обнаружен след необъяснимой элементальной энергии… Землетрясение?       Кэйя покачал головой.       – Землетрясение бы затронуло более обширную территорию, и его наверняка бы заметили как минимум патрули рыцарей. Не смотри так скептически; ты, конечно, считаешь их бесполезными, но трясущуюся под ногами землю они почувствовать в состоянии, уж поверь. Дыру увидели Эмбер и Джинн, когда несколько дней назад встречались с капитаном Лоуренс. Эула вышла к руинам по элементальному следу, который совершенно точно имеет отношение к нашему делу. А обрушение пола в руинах… Считай это моей интуицией. Если что – можно будет просто вычеркнуть.       Интуиция у Кэйи работала отлично. Скорее даже, это была не совсем интуиция, а умение на подсознательном уровне замечать детали, обрабатывать информацию, и уже сознательно делать неожиданные выводы – не вдаваясь в подробности, на чём они основаны.       Две последние строчки в таблице пустовали.       – «Взгляд со стороны», – зачитал Дилюк. – Это, должно быть, я. А кто «Историки и фольклористы»?       – Историки и фольклористы, очевидно, – хмыкнул Кэйя. – Равно как и написано. Я собираюсь собрать абсолютно все точки зрения, какие смогу, иначе эту задачку не решить.       Он согнул ноги в коленях и закинул одну на другую, покачав ботинком в воздухе.       – Если ты заедешь мне мыском по голове… – грозно предупредил его Дилюк. Кэйя покосился, но угрозе внял и ногу опустил назад, взамен подложив руки под голову.       – В общем, – сказал он, – все данные у тебя. Я хочу, чтобы ты подумал и сказал: нет ли на твой взгляд в этой таблице лишнего, или, может, наоборот, чего-то не хватает – вдруг я упустил какой-то пункт. А потом нужно сделать общий вывод, если, конечно, таковой будет.       – Ты добавил того торговца, который хотел тебя отравить, – подметил Дилюк. – Предполагаешь, это тоже связано?       – Больно уж удачно время совпало, – протянул Кэйя. – И он не собирался меня травить, он собирался напоить кого-нибудь из Ордо Фавониус до беспамятства и узнать расписание патрулей. По поводу этого пункта гадать не надо: вернётся Вэл и скажет, что к чему. Только вот мне кажется, что ниточка эта никуда не приведёт. Скорее всего, торговца того просто попросили это сделать, и он наверняка не видел лица заказчика. Хорошо, если я ошибаюсь, но…       Он замолчал, давая Дилюку возможность обдумать всё в тишине.       Ветер в долине не утихал почти никогда, даже у самой земли. Чёлка Кэйи постоянно взлетала в воздух, пряди елозили туда-сюда по щёкам, губам и глазу, и он каждые пару минут морщился и сдувал их вбок.       Дилюк, когда ему надоело смотреть на эти мучения, протянул руку, собрал волосы с его лица и аккуратно завёл за ухо; потом поправил повязку, которая провисла и оттого немного скособочилась. В ответ на его неловкую помощь Кэйя шумно выдохнул носом, благодарно потёрся виском о чужую кисть и улыбнулся.       Раньше, в детстве, Кэйя никому не позволял притрагиваться к своей повязке и совершенно очевидно терпел через силу, когда трогали его самого. Тем удивительнее было для маленького Дилюка, когда по ночам Кэйя повадился прибегать в его комнату, под его одеяло.       Сперва он был уверен, что Кэйе снятся кошмары, и тот просто не хочет быть один – и узнал правду очень, очень нескоро; только когда они подросли и стали более смело обсуждать личные темы. Кошмарные сны действительно имели место, но при этом являлись следствием, а не причиной. Кэйя не мог спокойно спать в одиночку, потому что боялся, что ночью кто-то нападёт со спины – на него или на людей из поместья. Всегда ложился на самый край, спиной к Дилюку: один следит за дверью, второй – за окном. Две раздельные кровати, но в одной комнате, решили эту проблему целиком и полностью.       Сейчас, зная всю правду, Дилюк задумывался: его отец, умный, образованный и начитанный человек, просто не мог не догадываться, откуда взялся такой необычный ребёнок у их порога. Кэйя обладал нетипичной внешностью, странными установками и привычками, удивлялся совершенно обыденным вещам и опасался Архонтов и любого проявления божественной силы.       Но отец выбрал молчание, которое в итоге дорого обошлось всем.       Впрочем, возможно, не стоило так драматизировать. События прошлого сильно на них повлияли, но даже теперь иногда между Кэйей и Дилюком разгоралось то самое тепло, какое было раньше – а ненависти или зла друг на друга они тем более не держали. Даже ссорились не так уж часто, как им приписывала это молва; скорее, предпочитали сохранять вежливый нейтралитет.       Дилюк вспыхивал только когда Кэйя проворачивал очередную чересчур сомнительную авантюру, начинал намеренно давить на больное, или же открыто лгал без какой-либо конкретной цели. Сам Кэйя же сильнее всего начинал раздражаться, если в их разговорах так или иначе всплывала критика рыцарей, ордена или лично Джинн. Ну, или же когда Дилюк неосторожным, случайным образом пытался отнять у него право на какие-либо воспоминания о совместном детстве – как, например, вышло с проданным поместьем.       Их отношения были ровно такие, какие бывают между очень близкими, родными людьми, которые из-за своих личных убеждений расстались на долгое время, успели обрасти новыми привычками, знакомствами и привязанностями, и теперь просто не знают, что друг с другом делать. И вообще – имеют ли они на это право после стольких лет.       – Дилюк, – позвал Кэйя и подёргал за рукав. – Ты совершенно точно сейчас думаешь не о деле, а обо мне. Я, конечно, польщён, но сосредоточься, пожалуйста, на проблеме.       – Ужасное самомнение, – буркнул Дилюк, застигнутый врасплох. – Просто отвратительное. Как ты только таким вырос?       – Признаюсь, грешен, – Кэйя засмеялся. – Но это всё равно не меняет того факта, что ты думал обо мне – я по глазам твоим увидел. Сам виноват, что подкармливаешь моё самолюбие. Давай, давай, делись мыслями по делу.       – Джинн, кстати, знает, что ты мне рассказываешь конфиденциальную информацию? – спросил Дилюк.       Кэйя сразу поскучнел.       – Нет, – покаялся он. – И если узнает, то, конечно, очень не обрадуется. Вообще между нами есть соглашение: я могу делать с информацией что пожелаю, если сочту, что это пойдёт на пользу. Но ты… случай особый. Поэтому, пожалуйста, воздержись от раскрытия Джинн нашей маленькой тайны, хорошо?       Причины принципа «кому угодно, только не ему» Дилюк понимал, но тем сомнительнее виделись ему мотивы самого Кэйи.       – Знаю, что ты хочешь сказать, – Кэйя опередил его на доли секунды. – Но я ведь уже упоминал, что с тобой хорошо и привычно думается? Ну, это правда. К тому же, ты имеешь право знать, если вдруг винокурня окажется на линии огня. И ещё… от лишней помощи, когда она возможна, я отказываться не собираюсь. Мне всегда не хватает рабочих рук, а твои очень даже умелые.       Он похабно подмигнул, видимо, в надежде, что Дилюк или вспыхнет, или возмутится, но тот не собирался доставлять шутнику подобного удовольствия и просто молча вернулся к таблице. Однако как следует поразмыслить так и не успел.       – О, а вон и она, – Кэйя приподнялся на локтях и кивком головы указал в сторону мондштадтской дороги. Дилюк прищурился; по направлению к ним двигалась фигурка, но из-за яркого солнца было сложно разглядеть, кто именно.       – Ты её ждал? – спросил Дилюк.       Кэйя бодро вскочил с земли, подал руку Дилюку, предлагая тоже подняться, а потом начал вертеться ужом в попытках отряхнуть брюки.       – Ага, – пропыхтел он, вывернув шею назад и разглядывая поясницу. – Это доктор Эдит Маск, историк и фольклорист. Её отец преподаёт в сумерской академии, и она тоже к ним причислена. Занимается научной деятельностью, читает лекции. То приезжает в Мондштадт, то уезжает. Очень удачно, что она как раз недавно вернулась в город – ещё нужно поискать человека, который лучше неё разбирается в истории Тейвата с сугубо научной точки зрения. Не поможешь, а?       Последнее, конечно, относилось уже к запачканной одежде. Дилюк вздохнул, развернул Кэйю спиной к себе и стряхнул налипшие на рубашку и брюки травинки. Был бы в белом – вообще бы не оттёрлось; оставалось только надеяться, что той горничной, Ноэлль, за заботу о себе Кэйя доплачивает в полной мере.       Госпожа Эдит Маск тем временем уже успела дойти до дуба.       – Ой, – сказала она, – какая неожиданная встреча. Капитан Альберих, мастер Рагнвиндр, не помешала?       – Ни в коем случае, – Дилюк еле успел поздороваться, как Кэйя тут же ринулся вперёд, перехватил её руку и галантно поцеловал. – Честно говоря, я пришёл сюда как раз в надежде на встречу с вами, очень уж нужна консультация профессионала! А в городе вас застать не получилось, всё дела да дела.       – Какая я, должно быть, предсказуемая, если вы поджидали меня именно под деревом Венессы, – засмеялась Эдит. – Что ж, капитан, помогу чем смогу. Однако ума не приложу, зачем вам понадобился скромный историк.       Дилюк вдруг вспомнил, почему тогда, в библиотеке ордена, на занятии по языкам «малых народов» фамилия Маск показалась ему знакомой. Древний род мондштадтских учёных, их труды до сих пор можно было найти среди книг. Должно быть, Эдит связана родством с той девушкой-лингвистом, Эллой.       – Поверьте, ваши знания поистине бесценны, – продолжал разливаться сладкоголосой птицей Кэйя. – Госпожа Маск, не могли бы вы рассказать нам об элементальных катастрофах в истории Тейвата?       Эдит заметно опешила, и Дилюк её отчасти понимал. Совершенно не тот вопрос, который хочется услышать от капитана Ордо Фавониус.       – Право, неожиданно, – пробормотала она. – Ваш вопрос слишком расплывчатый. Тейват большой, и его история насчитывает не одно столетие и даже не одно тысячелетие. Есть конкретные, задокументированные записи, есть легенды… Давайте вы уточните, какой регион вас интересует, какой род катастроф, да и вообще, что вы под этим подразумеваете: например, падение Декарабиана или наводнение на инадзумском острове Сэйрай, произошедшее больше тысячи лет назад…       – Хм-м-м… – Кэйя призадумался. Ну, или сделал вид, что призадумался – он ведь совершенно точно знал, что именно хотел услышать. А может, просто прикидывал, как сформулировать вопрос, чтобы не вызвать ненужную панику. – Нам очень интересны причины, по которым могут возникать различные элементальные потрясения. К примеру, масштабный разрыв артерий земли, рождение нового божества… Найдётся ли в истории и фольклористике ответ на вопрос, что предвещает подобные события? Дело в том, что мы с мастером Рагнвиндром немного поспорили…       – О, вот как, – кивнула Эдит. – Тогда, может, вы присядете? Да хоть бы на корни дуба. Простите, я так привыкла читать лекции перед студентами – мне непривычно, если собеседники стоят.       Ах, это стремление учителя непременно возвышаться над своими учениками. Кэйя вернулся к уже облюбованному корню дуба, на котором они обедали, присел сам и похлопал рукой рядом с собой, приглашая Дилюка.       – Тейват действительно большой, – подал голос Дилюк. – Вероятно, стоит ограничиться парой-тройкой регионов. Например, Мондом, Лиюэ…       Едва ли опыт далёкой островной Инадзумы поможет им найти ответ на свою загадку.       – Начнём с простого, – Эдит встала перед ними и выпрямила спину. – Самый значимый выброс элементальной энергии происходит, как считается, при смерти божества – например, мы можем вспомнить волка-короля Севера Андриуса или же богиню Пыли Гуйчжун, смерть которой связывают с наводнением, затопившим значительную территорию современного Лиюэ. Но этот вопрос лучше осветит тот, кто понимает в элементальных силах больше моего. Подобное событие предсказать не трудно, потому что падению божеств, как правило, предшествуют войны и прочие глобальные беды.       – Это не совсем то, что нам нужно, – покивал Кэйя. Само собой, если отталкиваться от «рождения», которое предсказал маг Бездны, то смерть божества никак не вписывалась в картину. Да и божественных сущностей, оставшихся ныне в Монде, можно пересчитать по пальцам.       – Хорошо, тогда следующий пункт: обычные природные катастрофы. Наводнения, извержения вулканов, землетрясения, лавины… – Эдит загнула пальцы. – История их фиксирует, но изучением, само собой, занимается совершенно иная наука. И, насколько мне известно, точно и заранее предсказывать стихийное бедствие человечество ещё не научилось. Разумеется, если знать о подводном землетрясении в океане, то нетрудно предположить возникновение цунами. Но ни одно сообщение не дойдёт до суши быстрее волн. По этому вопросу лучше обращаться, например, в Ковен, который изучает артерии земли: зачастую предсказать катастрофу можно с их помощью.       Если бы Кэйя накануне не уточнял у Моны, то, наверное, последняя фраза Эдит вызвала бы нервную дрожь. Но раз астролог не упомянула грядущее наводнение или землетрясение, этот вариант тоже стоило отложить.       – А рождение божеств? – нетерпеливо спросил Дилюк.       – О! Мы подходим к самому интересному, – Эдит, казалось, даже засветилась вся. Приятно видеть человека, всецело увлечённого тем, чем он занимается. – Рождение божеств – это как раз-таки область мифологии, потому что божественные сущности не спешат делиться с человечеством историей своего появления на свет. И уж тем более не сохранилось никаких достоверных источников об изначальном боге. В Монде широко распространена легенда о трёх сёстрах-Лунах и Солнце; не думаю, что вам нужно напоминать её содержание. Но ни в одном источнике нет чёткого ответа, кем же были эти сёстры и откуда взялись. А когда реальность не может дать ответы, люди начинают объяснять происходящее как могут. Так и рождается мифология.       Она заложила руки за спину и прошлась туда-сюда по тропинке. Дилюк невольно вспомнил уроки, на которые они, как прилежные дети, ходили раньше вместе с Кэйей. Не всегда понятно – но очень интересно. Иногда. А иногда и нет, и тогда они всё занятие смотрели в окно или переписывались на клочке бумаги. Кэйе обычно нравилось на теоретических занятиях, он с удовольствием слушал об истории и обществе Тейвата. Дилюк же, выросший на всех этих рассказах и книгах, зачастую откровенно скучал; ему больше по душе приходились точные науки.       Вот и сейчас Кэйя внимал так сосредоточенно, как будто лекция захватила его до глубины души. Но сам Дилюк находил мало прелести в бесполезных историях о божествах: та же дипломатия куда практичнее и может помочь в решении реальных проблем. А сказки – это всего лишь сказки.       – К примеру, распространённым мифом у разных народов является мотив сотворения мира из двух начал и явление верховного божества из космического яйца. И это логично: яйцо как оболочку для новой жизни мы повсеместно встречаем и в природе. Итак, из яйца, зародившегося в космическом хаосе, вылупляется божество, которое начинает наводить порядок и из двух противоборствующих материй – тьмы и света – творит всё сущее. Детали разнятся, но общий паттерн виден во многих мифах. А вот дальше уже сложнее. Вы просили меня привести примеры из мифологии Монда и Лиюэ, и в них не так много общих черт. Мы подходим к мифам с помощью методов герменевтического анализа, и нам важно знать исторические, культурные, ментальные различия стран и народов. Так, например, нельзя забывать о явлении, которое мы можем назвать обратной эвгемеризацией – оно присуще мифологии Лиюэ и не столь ярко выражено в мифах других стран…       Дилюк подумал, что если Кэйя и сейчас примется прилежно кивать, как будто прекрасно понимает каждое слово, то он не сдержится и точно ударит его – например, наподдаст коленкой пониже спины. Но его выражение лица было таким же сконфуженным, как и у самого Дилюка.       – Простите, госпожа Маск, – сказал Кэйя. – Боюсь, мы не столь умны и прилежны, как ваши студенты, и нам потребуются дополнительные объяснения.       – Ох! – Эдит виновато улыбнулась. – Простите, это я слишком увлеклась. Но вы, пожалуй, дали моим студентам слишком положительную характеристику, которой они не заслуживают… Сейчас объясню по-другому. Учёные интерпретируют мифы, исходя из разных факторов. Например, важно помнить, что у мифологии Лиюэ есть уникальная черта. Обычно во всех культурах историческим личностям после их смерти народ приписывает некие божественные силы, которыми те не обладали при жизни, или невероятные подвиги, которых те не совершали.       – Например? – уточнил Дилюк, который всегда лучше понимал на конкретных примерах.       – Например… – Эдит обернулась и посмотрела на дуб. – Венесса. Все исторические записи однозначно указывают на то, что она под конец жизни сравнялась с богами и вознеслась в Селестию, но если мы на минуту забудем о религии и будем опираться только на науку – никаких реальных подтверждений этому нет. Никто не видел её так называемого «вознесения», впоследствии она не являлась людям в виде божества, и о самой Селестии мы ничего не знаем. Но с детства нам упорно повторяют, что она присматривает за Мондом оттуда, сверху, и мы почитаем это за истину. Понятно?       – Теперь – вполне, – кивнул Кэйя. – Скажите, госпожа Маск, вас или ваших коллег никогда не пытались отлучить от церкви Барбатоса?       Эдит засмеялась.       – Наука и религия не всегда идут рука об руку, – признала она. – Думаю, мои рассуждения не пришлись бы по душе нашему кардиналу, но я и не претендую на истину и не собираюсь отнимать у людей веру. К науке обращаются те, кому она интересна. Так вот, к чему были все мои рассуждения – народ Лиюэ… точнее, конечно, племена, которые раньше населяли эти земли – имели немного иную точку зрения. Они, напротив, брали каких-то божеств и приписывали им человеческие черты. Властелин Камня, богиня Пыли, богиня Соли, бог Очага – они все предстают перед нами в обличии живых людей: ходят по домам, управляют народом, учат свой народ земледелию, охоте, инженерной мысли или лекарскому делу. Поэтому мифы об их рождении тоже соответствующие. Человеческая женщина наступила на след божественного зверя или дракона и вскоре родила ребёнка, который потом стал Властелином Камня. Другая женщина пошла на речку купаться, ей между ног заплыла щепка от ствола бамбука, и родила она Адепта...       – Ого, – восхитился Кэйя. – Вот это эвфемизмы для описания межвидового секса!.. Простите, Архонтов ради, госпожа Маск.       – Не стоит, – она покачала головой. – По сути, вы правы. А главное, что даже в таких мифах мы видим все этапы появления на свет нового существа: зачатие, вынашивание, рождение. Или взять мифологию народов, населявших в древности земли Монда: по их мнению, божественные сущности зачастую появлялись из-за взаимодействия каких-либо природных явлений, или же их творили другие, старшие боги. Рождение – это процесс, а не мгновение, в отличие от смерти. Не одномоментный колоссальный выброс энергии, а её постепенная трансформация. Ваш первоначальный вопрос – можно ли предсказать появление нового божества? Если опираться на мифы – то да, вполне, но нужно обращаться к людям, умеющим предсказывать будущее и читать знаки, чтобы они отслеживали изменения в окружающей среде. Применимо ли это к реальной жизни? Вопрос сомнительный. Я – человек науки и верю только фактам; а если и выдвигаю какую-то теорию, то ищу доказательства её состоятельности или же опровержения. В конце концов, никому из нас не посчастливилось стать свидетелем рождения божества, не так ли?       – Надеюсь, что и никогда не доведётся, если этот процесс сопровождается таким же выбросом или поглощением энергии, как при смерти божества, – пробормотал себе под нос Дилюк, но Эдит его услышала и кивнула.       – Верно, – согласилась она. – Никакое знание не стоит того, чтобы жертвовать ради него целой цивилизацией. Что ж, по вашим глазам вижу, что слушать вы уже устали. Я хоть немного ответила на ваш вопрос, или же только сильнее запутала?       – Вы очень нам помогли, госпожа Маск, – искренне заверил её Кэйя. В целом, её рассказ не противоречил мысли, которую высказала астролог Мона Мегистус. – Теперь-то мы сможем легко разрешить наш спор, не так ли, мастер Рагнвиндр?       Дилюк, уже забывший, какую выдумку они использовали, чтобы обосновать свой интерес к фольклору, только кивнул.       – И кто победил? – полюбопытствовала Эдит.       – О, нет, нет, не спрашивайте, – замахал руками Кэйя. – Если мы расскажем, то одному из нас до конца жизни будет неловко перед госпожой. Давайте оставим это нашим маленьким секретом.       Очевидно, ему было крайне лень придумывать новые оправдания и углублять тему несуществующего пари, поэтому он пошёл по самому простому пути. Но Эдит не стала настаивать – как и большинство людей, она с лёгкостью велась на сладкие речи Кэйи.       – Можем ли мы вам чем-то помочь, доктор Маск? – спросил Дилюк. В конце концов, с какой-то целью учёная пришла сюда, а они бессовестно отняли у неё часть времени.       – Ну, раз вы настаиваете… – когда Эдит улыбалась, у неё на щёках появлялись симпатичные глубокие ямочки. – Я собираю материал для своей книги, но, не обладая Глазом Бога, не могу проводить самостоятельно большинство опытов. Например, у меня не получится проверить, как реагируют на элементальные силы объекты, наделённые дыханием Архонтов. Здесь очень удачное место: дуб, статуя Барбатоса… А я лишь наблюдаю. Не откажетесь помочь в этом? Я не задержу вас надолго.       – Конечно, – приложил Кэйя руку к груди. – Что нам нужно делать?              Наразвлекавшись с Глазами Бога, статуей Барбатоса и дубом и получив заверения от Эдит, что они предоставили ей материалов с избытком, Кэйя засобирался в город, и Дилюк пошёл ловить и седлать коня. Тот, уже заскучавший бродить вокруг дуба, не имел ничего против.       Дорога до города вела только одна. Дилюк повёл коня в поводу, подстраиваясь под скорость пешего Кэйи. Сперва он хотел предложить ему проехаться верхом, но потом решил, что не будет задевать его гордость. Конечно, Кэйя мог сколько угодно говорить, что должность капитана кавалерии была у него записана только на бумаге, но Дилюк точно знал, что лошадей он любил – вот и сейчас с удовольствием погладил коня по морде и рассмеялся, когда тот фыркнул ему в лицо.       – Эх, – Кэйя закинул руки за голову и потянулся, – давненько я не проводил таких спокойных выходных, когда не нужно ни бежать никуда, ни драться! На свежем воздухе, с вкусным обедом, да ещё и в замечательной компании.       – Да, – согласился с ним Дилюк, – доктор Эдит – очень приятная девушка.       – Я, вообще-то, тебя имел в виду, – вздохнул Кэйя.       Сложно сказать, шутит он или нет, но Дилюку было приятнее всё-таки думать, что Кэйя это серьёзно. В последний раз вместе они проводили время аж на архипелаге Золотого Яблока – почти как в юности. Скрывать нечего, оба скучали по давним денькам.       – Ладно, – Кэйя с видом уличного фокусника потряс бумажкой, зажатой в руке, будто надеялся, что из неё вдруг посыплются ответы на их вопросы. – Давай к делу. Теперь, когда моя табличка завершена, хоть и не дописана, я готов выслушать финальный вердикт стороннего наблюдателя.       Дилюк призадумался, подбирая слова.       – Если все в один голос твердят, что никакой катастрофы на землях Монда в ближайшее время произойти не может, то я не вижу смысла пытаться как-то это оспорить, – сказал он. – Но и отрицать наличие тревожных знаков тоже нельзя; очень уж мифологическое описание рождения божества похоже на то, что мы имеем. Ты спрашивал меня, что здесь лишнее – и я бы всё-таки убрал кражи вёдер и элементальных цветов, но оставил обвал в руинах.       – Почему? – с живым интересом спросил Кэйя. Его, видимо, искренне интересовало мнение Дилюка.       – Потому что обвал может быть связан со многим другим. Например, – Дилюк наморщил лоб, – туда могли забежать встревоженные кабаны. Да, да, знаю, глупость – тогда бы их туши нашли. Но это только пример. Или же монстры, напуганные активностью артерий земли, прятались там, или что-то привлекло слаймов, которых мы видели вчера. В самом крайнем случае это могло быть точечное разрушение – я мало что знаю про прорывы артерий, тебе лучше спросить госпожу Мегистус. Но вот кражи нельзя связать ни с одним из этих пунктов. Картина вырисовывается и без них.       – Аргумент, – согласился Кэйя. – Есть тогда какие-то варианты, что же всё-таки происходит?       – Есть, – Дилюк был уверен, что Кэйя и сам уже до этого додумался, и теперь использовал его просто как монетку: повернётся нужной стороной – значит, теория имеет право на жизнь. Не повернётся – надо думать дальше. – Возможно, всё гораздо проще: неизвестное «нечто» рождается не на территории Мондштадта. Или в море, или в Лиюэ – посмотри, из всех прочих стран на твоей бумаге мелькает только Фонтейн, откуда родом торговец, и Лиюэ, с которым мы граничим – причём о нём упоминала и госпожа Мегистус, и доктор Маск, и Эула. Мне кажется, очевидно, куда тянутся все ниточки.       Кэйя прищёлкнул пальцами.       – Молодец, – похвалил он. – Ещё вчера, после разговора с Моной, я пришёл к такому же выводу. Тогда действительно – вычёркиваем лишнее, и картинка сходится. Я позвал тебя, чтобы проверить, действительно ли это настолько на поверхности. И теперь, когда ты подтвердил мои мысли...       Кэйя сделал драматическую паузу, только барабанной дроби не хватало.       – ...я понял, что всё-таки ошибся, – закончил он.       В самом деле, было бы странно ожидать иного исхода.       – Хочешь сказать, Лиюэ ни при чём? – скептически поинтересовался Дилюк.       – Ни в коем случае! – Кэйя аж возмутился. – Верх глупости – вычёркивать из списка главного подозреваемого. Нет, я совсем не об том. Ошибка – это то, что мы оба в какой-то момент решили избавиться от вёдер, чтобы не рушить идеальную картинку, а этого делать нельзя ни в коем случае.       Они почти уже дошли до моста, ведущего в Мондштадт. Время клонилось к вечеру, и Дилюк подумал, что неплохо бы отправить коня на винокурню вместе с кем-нибудь из работников, меняющихся сменами. Ну а самому заглянуть в Долю Ангелов и переночевать в комнате на третьем этаже.       – Мы, – сказал Кэйя, – привыкли жить в мире, где могут случиться любые чудеса. Глаза Бога, Архонты и Селестия, монстры и Орден Бездны, таинственные Путешественники и иные расы, древо Ирминсуль и забытые цивилизации... Любое счастье и несчастье в первую очередь приписываем неким высшим силам и забываем о существовании одного очень, очень важного фактора.       – Какого? – спросил Дилюк, хотя уже понял, к чему именно вёл Кэйя.       Тот резко остановился, широко улыбнулся – и произнёс прописную истину:       – Человеческого, конечно же.