About feelings

       «Безупречной. Ты должна быть безупречной.» — твердила себе Аяка с самого детства. С тех пор, как не стало родителей, и судьба целого клана легла на их с братом плечи.        Аяка всю свою жизнь строго следовала установленным правилам этикета, не переходя границы в общении. Если что-то на городских улицах вызывало у неё улыбку или смех, она спешила прикрыть лицо веером — как того требует её воспитание. Аяка училась сдержанности, манерам и изяществу, и от этого для многих жителей Инадзумы она стала идеалом, примером для подражания. Но в то же время для простых людей она стала девушкой, которая была от них очень далека, и казалась чем-то недосягаемым.        Так и родился её «титул»: в народе Аяку стали называть Сирасаги Химэгими.        А Аяка в свою очередь всегда соответствовала своему образу, и это, признаться, сильно её утомляло. От этого каждый раз, гуляя по городским улицам, она чувствовала себя… Немного одиноко. Однако, она знала, что репутация была важнее: представители других кланов только и ждут, когда брат и сестра Камисато совершат хоть малейшую ошибку для того, чтобы занять их место.        И сегодня она покинула поместье Камисато для того, чтобы довести до конца несколько дел в городе. Она замечала, как жители украдкой поглядывали на неё, перешептываясь. Каждое её появление всегда обсуждалось: то, во что она была одета, как вела себя.        — Смотри, Сирасаги Химэгими прибыла в город, — донёсся до её ушей голос торговца закусками, а потом он обратился уже к самой девушке, — Здравствуйте. — он коротко поклонился, на что Аяка лишь кивнула, позволив себе сдержанную улыбку.        — Посмотри на её кимоно… Такое красивое, — шептала торговка своей соседке.        Когда с делами клана, наконец, было покончено, младшая Камисато смогла вернуться обратно в поместье. Она всегда чувствовала себя уставшей после каждого посещения Инадзумы. Но здесь она наконец смогла вздохнуть спокойно и хоть немного расслабиться.        «Наконец, я дома.»  — подумала она с облегчением.        Когда Аяка зашла во внутрь поместья, её сразу же встретил Тома, а на губах его играла такая знакомая лучезарная улыбка. От этого на душе девушки становилось в разы теплее.        — Наконец-то ты вернулась, — весело проговорил он, — Пойдём я приготовил нам ужин.        Тома… Пожалуй, он был единственным человеком, не включая брата, с кем Аяка могла быть сама собой. Она знала, что он никогда не осудит её, никогда не будет обсуждать её за спиной вместе с другими слугами. С ним можно было искреннее смеяться со всякой ерунды, позабыв о приличиях. И Аяка очень его за это ценила.        — Конечно, идём.        Они прошли за стол, на котором были расставлены блюда, которые Аяка раньше от него не пробовала. Да и в принципе не пробовала. Она вопросительно изогнула бровь, глядя на Тому, на что тот коротко рассмеялся:        — Я решил немного поэкспериментировать и совместить блюда Инадзумской и Мондштадской кухни, — Аяка улыбнулась: любили же они с братом всякие эксперименты, особенно кулинарные.        — Вот как… Интересно, — произнесла Аяка, присаживаясь за стол.        Тома решил добавить в обычный мисо-суп обжаренные мацутакэ, и посмотреть, что в итоге из этого выйдет. Этот вид грибов совсем недавно появился на рынках Инадзумы — теперь, когда она открыта для всех, торговцы привозили их из далекого Мондштадта.        Аяка с интересом попробовала кулинарное новшество Томы, и вкус показался ей любопытным. По крайней мере, это лучше, чем кулинарные эксперименты Аято.        — Ну как тебе? — поинтересовался Тома.        — Вкус необычный, только… — Аяка хитро улыбнулась, — Не стоит готовить это на постоянной основе. Мне больше по душе твои привычные блюда.        В ответ на её слова Тома рассмеялся.        А Аяка чувствовала себя по-настоящему беззаботно, позабыв о правилах приличия и собственном образе благородной госпожи. Потому что Томе не было до этого никакого дела.        Потому что для него она была не идеализованной Сирасаги Химэгими, а просто Аякой.