ID работы: 11432764

Always Yours

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
3962
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
246 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
3962 Нравится 348 Отзывы 1146 В сборник Скачать

1. Лепестки камелии

Настройки текста
Примечания:
      Дазай, что не должно вызывать удивления, был средним ребёнком, и, как таковой, не имел высоких ожиданий насчёт улучшения своего положения. Будучи рождённым от лорда, да — высокопоставленного, — но со старшим братом, который, несомненно, будет альфой, у Дазая оставалась одна задача: быть запасным наследником. Что не особо напряжённое существование, и это его вполне устраивало. Это давало ему свободу для его собственной учёбы, с очень небольшим давлением — особенно в детстве.       Ему поручили только одно: жениться на благородном омеге и расширить влияние их семьи через такой союз.       Именно таким образом он и оказался в дорогом одеянии, держа отца за руку, пока его тащили к кроватке, и глядя на сморщенное, румяное личико, наморщив нос от отвращения.       — Что это?       Мори виновато улыбается, крепко сжимая пальцы мальчика.       — Извините его, он... проходит через фазу.       Фукузава опускается на колени рядом с сыном, кладя руку ему на плечо, и указывает на маленькое создание:       — Это твоя будущая пара.       Дазаю всего шесть, но он достаточно взрослый, чтобы понимать, что сами его родители — пара, и...       — Оно даже не может говорить.       — Да, ну, дети растут, — отвечает Мори, явно раздражённый, бросая извиняющийся взгляд на леди Накахару, и та просто улыбается.       — К тому времени, когда это произойдёт, ты уже будешь намного старше, но, уверяю тебя, на тот момент говорить он будет уже много, — у неё доброе лицо и красивые длинные рыжие волосы. Дазаю кажется, что он был бы не против помолвки с маленьким гремлином в кроватке, если бы тот был немного больше похож на неё. — Его зовут Чуя.       Его взгляд медленно возвращается к кроватке, и...       Дазай предполагает, что, что касается детей, Чуя не самый уродливый ребёнок, которого он когда-либо видел. Из-под одеяла выглядывают небольшие прядки рыжих волос и большие голубые глаза, которые вовсе не кажутся страшными.       — ... — он подкрадывается немного ближе, обхватывая пальцами прутья кроватки, чтобы получше рассмотреть, его голова наклоняется в сторону. — ...Он будет моим? — медленно спрашивает мальчик, потому что все всегда говорят об этом таким образом.       Мори состроил лицо, но лорд Накахара одобрительно кивнул.       — Да, парень, — его рука ложится на макушку головы Дазая, и Фукузава всегда был немного более спокойным, чем другие альфы, поэтому он позволяет лорду приблизиться к их сыну немного ближе, чем хотелось бы Мори, но...       Решать не ему, так?       Старшая сестра ребёнка, Коё, уже была обещана старшему брату Дазая, Одасаку. И оба брака, скорее всего, помогут положить конец растущей напряжённости между севером и югом.       Ради этого Мори может потерпеть позёрство.       Он опускается на колени рядом с Дазаем, который наклоняется к омеге, выжидающе протягивая руки, и Мори поднимает его, потому что он не может ничего с собой поделать — он души не чает в маленьком мальчике.       — Когда-нибудь вы двое сделаете эту страну лучше, — объясняет чёрноволосый мужчина, и Дазай не может понять, как он должен сделать это, но...       Но он не испытывает ненависти к этой идее. Оно не кажется таким уж трудным.       Помолвка скреплена подарком — маленькой коробочкой, которую Дазай неловко преподносит, и леди Накахара принимает её с доброй улыбкой.       — Скажи "пока", милый, ты ещё долго его не увидишь.       Дазай не понимает, в чём смысл. Он не помнит, как сам был ребёнком, так что Чуя определённо не вспомнит, но ладно.       Он тянется к кроватке, легонько похлопывая ребёнка по руке (потому что ему шесть, он не знает, как прощаться с детьми), и когда отдёргивает руку, крошечная ручка обхватывает один из его пальцев, держась с удивительным количеством силы.       Дазай замирает, глядя в большие голубые глаза, и—       И малыш улыбается ему — так как Чуя, похоже, проснулся от своего сна и пребывает в хорошем настроении, не иначе. Из кроватки доносится тихое хихиканье, и даже Мори, который больше всех опасался этого визита, не может не расслабиться.       Дазай не принимает обдуманного решения улыбнуться в ответ, но делает это, позволяя малышу ещё немного подержаться за его палец.       — Привет, — бормочет он, наклоняясь ближе, — я Осаму, — он задумывается. — Я не должен разрешать никому называть меня так, но мы поженимся, так что, думаю, всё в порядке.       Он получает бессвязный лепет и хихиканье в ответ, что не страшно.       — Да, я знаю, ты не можешь говорить, но это нормально. К тому времени, как ты узнаешь, как делать это, ты будешь жить со мной, — объясняет он, будто Чуя может понять или даже вспомнить, но...       Логика шестилеток.       — А потом я буду заботиться о тебе, — продолжает он, словно это очевидно. — Просто подрасти, хорошо? — он вытаскивает руку из хватки Чуи, легонько тыкая его в нос, и леди Накахара морщится, потому что их сын обычно ненавидит это, но—       Но Чуя просто улыбается, лепеча.       Мори снова поднимает Дазая, и маленький мальчик в последний раз машет рукой через плечо матери, прежде чем они покинут поместье семьи Накахара.       — Пока-пока, чиби.       Честно говоря, оба родителя считали, что для первой встречи всё прошло очень хорошо.       Что, учитывая, как будут развиваться следующие семнадцать лет, было ужасно иронично.

***

      Никто никогда не говорил Чуе, что он был помолвлен изначально, и он знал, что с ним обращались иначе, чем с другими детьми, прямо как с анэ-сан, но...       Только когда ему исполнилось семь, он начал понимать ситуацию.       Из-за растущей напряжённости между местными феодальными регионами они не часто принимали гостей в поместье, а поскольку его родители с завидной регулярностью отсутствовали при дворе, то Чуя оставался с учителями, и...       Тщательно охранялся.       Запертый за замками ворот, неспособный даже общаться с другими детьми из близлежащих деревень.       Естественно, он всё равно был ужасом, ещё и изматывающим.       — Чуя Накахара! — разгневанно кричит его гувернантка со ступенек дворца, — Что ты делаешь?!       Маленький мальчик переворачивается, свисая вниз головой с дерева, зацепившись ногами за нижайшую ветку.       — Я помогал...       (Птенец выпал из гнезда, и у них слишком много кошек, рыщущих по земле, он обязан был что-то сделать.)       — Спустись оттуда сейчас же!       — ...Ладно!       Её крик эхом разносится по всему дворцу, когда маленький мальчик нарочно падает.       — Зачем, — позже вздыхает его мать, измученная, помогая одной из медсестёр залатать царапины на его руках и ногах, — ты сделал это?       — Она велела мне немедленно спуститься, матушка, — объясняет Чуя, широко раскрыв невинные глаза. — Я и спустился.       — ... — аристократка смотрит на него прищуренными глазами, но получает раздражённый взгляд в ответ, и снова тяжело вздыхает. — Полагаю, нам просто повезло, что ты не поранился всерьёз. Или заметно.       — Наверное, — Чуя безразлично пожимает плечами. — Теперь я могу пойти поиграть?       — Нет.       — Почему?!       — Потому что, — её голос суров, — сегодня вечером к нам прибудут очень важные гости.       Чуя словно воспрянул духом от этого упоминания, потому что у них никогда не бывает гостей, и он не видел ни одного нового человека за два года.       — Кто? С ними будут другие дети? Можно мне поиграть—?       — У них есть сын, на два года младше тебя.       Чего. То есть, как бы, пятилетний? Маленький ребёнок? Ну-у, это лучше, чем ничего...       — Но у тебя не будет времени играть, Чуя, это важно.       — ... — он садится обратно, скрестив руки на груди. — Почему?       — Потому что, — обычно его мать обожает его энергичный характер, но сейчас ей хотелось бы, чтобы боги даровали ей послушных детей, — прибудут лорд Фукузава и его сыновья, и от тебя ожидают, что ты произведёшь на них впечатление.       Произвести впечатление? Чуя не должен пытаться быть впечатляющим. Он такой от природы.       — Почему?       Он находится в фазе "почему". Почему. Почему. Почему. Почему. Это сводит её с ума.       — Потому что один из них будет твоим мужем.       И, по-видимому, все забыли, что единственным человеком, который об этом не знал, был маленький мальчик, который и был помолвлен.       — ...ЧТО?!

***

      Это большая истерика. Огромная. Есть даже фаза торга, когда Чуя говорит своей матери, что вместо этого он готов жениться на своей лошади.       (Она не принимает это, и Чуя называет её чудовищем.)       — Знаешь, — позже комментирует Коё ему на ухо, — могло быть и хуже.       Чуя злобно хмурится, потому что не может себе этого представить.       Они теснятся на верхнем балконе, наблюдая, как гости прибывают в большой зал. Технически им вообще не разрешается смотреть, но Чуе было до боли любопытно, а его старшая сестра — пособник.       — Почему мне не разрешают встретиться с ним? — раздражённо шепчет Чуя.       — Потому что он уже проявился, — объясняет Коё, — это навредит твоей репутации.       — Проявился? — бормочет рыжий, вглядываясь в окружение. — Сколько ему лет?       — Мой ровесник, — значит, тринадцать, — и он уже альфа.       — Это рано, да?       — Мгм, — мычит Коё, — тебе повезло. Говорят, что те, кто проявляется рано, очень сильные.       — А какая разница? — Чуя моргает. — Будто бы он будет поднимать вещи для меня или что-то такое. У него же есть слуги.       Коё закатывает глаза, бросая взгляд обратно вниз.       — Ты такой ребёнок.       Чуя краснеет, тыча её в руку.       — Неправда!       Она шикает на него.       — Если ты будешь вести себя как маленький зверёныш, я не скажу тебе, который из них он, — это быстро заставило его замолчать, и она улыбается. — ...Тот, с тёмными волосами, вон там... — он прослеживает направление от её пальца вниз, к большому залу внизу, и...       Они в десяти метрах, но Чуя может его видеть. Долговязый подросток, но высокий для тринадцати лет.       Чуя слышал, каким-то подозрительным образом, что иметь высокого мужа — это хорошо.       Резкие черты лица, густые, волнистые волосы, что слегка непослушные — пряди цвета красного дерева торчат во все стороны. И Чуя не совсем может видеть его глаза, он слишком далеко, но тот выглядит...       ...Рыжий чуть съёживается, прижимаясь ближе к сестре.       Немного пугающе.       Если Коё и замечает его нервы, то ничего не говорит.       — Видишь вон того, с красноватыми волосами? Это его старший брат, Сакуноскэ. Он будет моим.       Чуя переводит взгляд с одного на другого, и на Одасаку немного легче смотреть. В нём есть что-то мягкое: доброта в уголках рта, и он просто выглядит как порядочный человек.       — Вы встречались с ним раньше?       Она кивает.       — Ни один из нас ещё не проявился, так что нам ещё разрешено. Знаешь, говорят, если начнётся война, он однажды может стать королём.       Чуя хмурится ещё сильнее, держась за её рукав, в его голосе слышится беспокойство.       — Но если начнётся война, папе придётся воевать, разве нет?       Как один из самых высокопоставленных генералов при королевском дворе, это вполне допустимо.       — И что? — Коё пожимает плечами, — Он лучший мечник в стране. Ничего плохого не случится ни с ним, ни с нами.       Что ж, это правда.       — Значит ли это, что ты станешь королевой?       — Да, — его сестра мечтательно улыбается, — И ты будешь сопровождать меня, и никто не сможет говорить нам, что делать. Ну, кроме Сакуноскэ.       — Он не выглядит очень властным, — услужливо указывает Чуя.       — Нет, — улыбается Коё, гордясь своим женихом, даже если до свадьбы ещё далеко, — он не такой.       Что ж, это и правда звучит очень здорово. Они могли бы лазать по деревьям, играть с кем хотели, и Чуя мог бы съедать все булочки с красной фасолью, которые только мог бы переварить, вместо того, чтобы каждый раз останавливаться после трёх. Это ну просто жестоко.       Первые несколько дней их визита приятны. Младший мальчик, Рюноскэ, немного застенчивый и болезненный, но он неплохо играет в прятки.       Конечно, Коё не нужно сильно стараться, чтобы произвести впечатление на Мори, демонстрируя своё умение танцевать, то, насколько искусной она стала в чайных церемониях, и её умение с цветочными композициями.       Чуя же...       Мори будет первым, кто признает, что он до страшного красивый маленький мальчик и, скорее всего, будет одним из самых красивых омег своего поколения, но...       Но он гиперактивен, раздражителен и не заинтересован в том, чтобы произвести впечатление на кого-либо. Он прилагает усилие только после того, как его мать прочитает ему чрезвычайно строгую лекцию, и...       Его умение танцевать грациозно, но явно не отточено. Его чайная церемония...       Ну, почти до смешного плоха, а когда он пытается расставить цветы, то просто расстраивается и в итоге заканчивает тем, что вместо этого вставляет их в свои волосы, настаивая, что так они выглядят красивее.       И это так, но задание было не в этом.       Единственная область, в которой он всё-таки преуспевает, — это академические знания, особенно в области языков и литературы, но для ребёнка, который, как ожидается, проявится омегой, эти навыки не совсем востребованы.       Мори просто признаёт, однако, что он впечатлён тем, что маленький ребёнок может воспроизводить стихотворный размер — особенно когда Сакуноскэ едва мог читать в возрасте Чуи, но...       Это всё ещё бесполезный навык для пары будущего дворянина.       Единственная положительная сторона, которую он находит во всём этом, — возможно, маленький мальчик достаточно умён, чтобы не отставать от Осаму.       Возможно.

***

      У Чуи был только один реальный разговор со своим будущим мужем до их возможной свадьбы, и это произошло в тот же самый визит.       Пробегая вдоль стен дворца на счёт десять, шлёпая ногами по татами, он скользит по полу, проносясь через множество гостиных, пытаясь найти идеальное место, где спрятаться, и—       И одна из комнат, в которую он входит, не пуста.       Кто-то сидит за письменным столом в углу, рядом с его рукой стоит чашка чая, а в руке книга.       Чуя сначала пялится, застыв на месте, у него перехватывает дыхание, когда он осмысливает старшего мальчика: взъерошенные тёмные волосы, длинные пальцы, обхватившие чашку, изгиб его челюсти.       Дазай Осаму пугал с расстояния в десять метров, но теперь, в полутора метрах от него? Он—       Тот начинает поднимать глаза, и Чуя, возможно, не очень послушный, но он был воспитан должным образом и знает, как должен вести себя с альфой более высокого ранга (даже если ему абсолютно запрещено оставаться наедине с одним из них, и если бы его мать знала об этом, она упала бы в обморок.)       Он поворачивается на пятках, прежде чем подросток смог увидеть его лицо, и опускается на колени, сложив на них руки, пытаясь отдышаться.       Последние несколько дней Дазай чувствовал, что за ним наблюдает пара глаз, и он никогда особо не гадал, кому они принадлежат, но теперь, когда он видит перед собой копну волнистых рыжих волос, чужую спину, то вспоминает...       Ах.       — А вот и пташка, что хлопала по стропилам, которую я слышал всю неделю, — протягивает он, поднимаясь со своего места. — А ты громкий, да?       Чуя не знает, как он относится к голосу молодого альфы. Тот мягкий, только начинает становиться глубоким, пока у подростка начинается период полового созревания, но он также высокомерный и самодовольный, от чего у маленького мальчика сводит зубы.       — Я не знал, что ты здесь, — бубнит он, даже не потрудившись представиться, что Дазай находит немного забавным.       Голос Чуи тогда не был для него особенным, просто голос ребёнка — но отношение... юный альфа находит это интересным.       — Да я понял это, чиби.       Чуя строит лицо, но не двигается, потому что ему нельзя, пока Дазай не отзовёт его. (Забавно, как он теперь следует правилам, в то время как уже нарушил одно важное.)       — ...Но всё же, что ты здесь делаешь один? — спрашивает Чуя, и Дазай останавливается, стоя позади него.       — Пишу письма.       — Кому? — рыжему это кажется странным, потому что тот ещё не так уж стар, не взрослый — у него нет людей, которым можно было бы писать.       — Другу, — расплывчатость заставляет его плечи раздражённо сгорбиться. — А что?       — ...Ты никогда не писал мне, — ворчит Чуя. Он даже не знал о существовании Дазая до трёх дней назад.       — А с чего бы мне? — спрашивает другой мальчик, не зная, что обеспечивает своему жениху крошечный внутренний приступ печали. — Я тебя не знаю.       — Потому что мы поженимся, — бормочет Чуя, ещё ниже опуская подбородок.       — Ещё нескоро.       — Анэ-сан всё время разговаривает с твоим братом.       — Да, ну, я не мой брат.       — Я знаю.       Ох. Дазай не хотел хмуриться, но что-то в этом ему не нравится.       — О чём бы я тебе писал?       — ... — Чуя задумывается над этим, — ...Ты мог бы рассказать мне, какая твоя любимая еда, — предлагает он, и в этом есть что-то настолько безобидное, что сбивает Дазая с толку. — Какие книги тебе нравятся.       — ...Краб на пару.       — А?       — Он мой любимый, — Дазай вздыхает, поднимая подбородок, — А тебе что нравится?       Чуя заламывает пальцы, держа руки на коленях, его сердце бьётся немного быстрее от волнения.       — Булочки с красной фасолью.       — Ну вот, — отвечает Дазай, — теперь мы знаем что-то друг о друге.       Рыжий слегка улыбается, довольный.       — А теперь—       — Мне нравятся камелии.       Дазай делает паузу, не ожидавши, что его прервут.       — Что?       — Красные, — объясняет Чуя, теребя край своего рукава, — Теперь ты знаешь обо мне две вещи.       — ... — Дазай не может не улыбнуться, совсем чуть-чуть. — Похоже, да.       Чуя подскакивает, не ожидая, что голос альфы раздастся так близко позади него, а затем появляется рука, опускающаяся на его макушку.       — А теперь улетай, пташка, — шепчет рядом с его ухом голос, и Чуя слышит другие голоса, эхом отдающиеся в коридоре. — Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.       Чуя кивает, получив разрешение подняться на ноги, и ему хочется обернуться, даже если это запрещено, но он этого не делает.       — Ты напишешь мне?       — Когда-нибудь, а теперь иди, — его мягко толкают в плечи.       Он убегает, а Дазай, склонив голову набок, смотрит, как маленький рыжий скрывается из виду.       На самом деле он не очень-то хочет жениться — как правило, он находит других омег своего возраста раздражающими и скучными, но — и он предлагает этот комментарий неуверенно, потому что Чуя всё ещё ребёнок и, скорее всего, изменится —       Дазай не имеет ничего против него.

***

      Их визит длится всего три дня, и Чуя больше не видит и не разговаривает со своей будущей парой. Их первая встреча была бы сочтена неуместной, и хотя их родители не знают, те очень осторожны, чтобы держать их врознь.       Чуя проводит время с братьями Дазая (странно думать, что однажды они тоже станут его братьями), и обнаруживает, что они ему очень нравятся.       Рюноскэ немного робок, да, но мил, шагая за ним по пятам, как маленький утёнок, а Сакуноскэ — который сказал, что Чуя может называть его Одасаку, — очень добрый, спокойный и терпимый к бесконечным вопросам Чуи.       (Чуя не может не думать, что это очень захватывающе — что он может называть прозвищем кого-то, кто однажды может стать королём.)       Он не хочет, чтобы они уезжали — в основном потому, что было так приятно, когда в поместье были другие люди.       (Но он также знает, что с их уходом у него не будет шанса снова увидеть Дазая.)       — Извините, — к нему подходит слуга как раз перед тем, как те уходят, вкладывая что-то в руку Чуи, — молодой лорд хотел, чтобы это было у вас.       Мальчик смотрит вниз, разжимая пальцы, и видит цветок камелии, лежащий у него на ладони, красные лепестки которой того же оттенка, что и его волосы, и...       И он сомневается, что когда-либо так сильно улыбался.       Больше не будет никаких истерик по поводу того, что ему придётся выйти замуж за Дазая Осаму. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев.       Он ставит цветок на свой туалетный столик, рядом с кроватью, рассматривая его каждое утро и ночь, складывая лепестки между страницами своих любимых стихотворений, когда они опадают, потому что ему кажется, что это важно.       В конце концов, это первый подарок, который сделал ему его жених.       (Или, лучше сказать, первый подарок от Дазая, о котором Чуя знает.)       Первое письмо, которое он получает от альфы, не радостное.       Ему восемь лет, и весь замок уже несколько недель находится в таком же нерадостном состоянии, потому что анэ-сан наконец-то проявилась—       Но не омегой.       Поначалу Чуя не понимает сердитых, отчаянных рыданий, которые эхом доносятся из её комнаты, как её не могут утешить ни один из их родителей. Быть альфой — это же хорошо, разве нет? Ими все хотят быть.       Это было шоком для семьи.       Конечно, наука не может предсказать, кем проявится ребёнок, но родословные могут сделать это довольно хорошо, и в семье матери Чуи омеги встречаются чаще, чем альфы.       И учитывая красоту Коё, все просто предположили...       Но теперь всё, включая их союз с кланом на севере, который зависел от того, чтобы Кенскэ Накахара поженил своих детей с детьми лорда Фукузавы, пошло прахом. И более важный брак, разумеется, с первым ребёнком Фукузавы.       Чуя сидит на коленях рядом со своей сестрой, крепко держа её за руку, и Коё даже не может заставить себя посмотреть на него.       — Сир, — вполголоса говорит один из их советников рядом с троном, — если мальчик не проявится омегой—       Лорд поднимает руку, заставляя его замолчать.       — У нас нет особого выбора, не так ли?       Мать Чуи снова беременна, но никто не хочет, чтобы политический баланс всей страны висел на волоске как минимум ещё тринадцать лет. Только не с такой сильной вероятностью войны.       Кем будет Чуя, вероятно, узнают через четыре года или меньше, и с его размером, а также с изящными чертами лица...       Люди совершенно уверены, что он проявится омегой, даже если проявление Коё потрясло их.       — Тогда... — Кенскэ вздыхает, подписывая бумаги от лорда Фукузавы, — Полагаю, всё улажено.       — ... — Чуя видит, как в глазах Коё вспыхивает боль, и он переводит взгляд с неё на отца, сбитый с толку. — Я не—       — Ты выйдешь за Сакуноскэ, — объясняет Кенскэ, передавая бумаги, — и мы найдём новую, более подходящую партию для твоей сестры.       — ... — поначалу Чуя не знает, что чувствовать. Он ненавидит видеть Коё такой расстроенной, потому что она и Одасаку были такими хорошими друзьями, но...       Если она альфа, и Одасаку, очевидно, тоже проявится одним из них... ничего не получится, верно? Так, по крайней мере, они всё равно смогут видеть друг друга. И Одасаку был очень добр к нему, Чуя сомневается, что женитьба на будущем лорде была бы такой уж плохой вещью, так?       И если тот в конечном итоге станет королём, то Чуя станет его королевой, и они с Коё всё ещё смогут командовать всеми вокруг, играть весь день и есть пирожки с—       Его сестра вырывает свою руку из его, вскакивает на ноги и выбегает из комнаты, её рыдания эхом разносятся по коридорам, а Чуя... вынужден смотреть.       ...красной фасолью.       Его обручальный подарок от его нового жениха прибывает через три дня, и Чуя чувствует себя немного неловко, сидя в тронном зале, открывая коробку, в то время как каждый взрослый в его клане смотрит на него, с нетерпением наблюдая за маленьким мальчиком.       Он достаёт серьги из шкатулки и подносит их к лицу, чтобы рассмотреть. Они красивые, нефритовые и сапфировые, с небольшой цветочной конструкцией, и ему никогда не дарили ничего более изысканного — его мать не разрешала ему носить их более дорогие драгоценности, беспокоясь, что он их сломает.       (Что вполне справедливо, он бы так и сделал.)       — ...Это для меня? — медленно спрашивает он, виновато горбясь под пристальным взглядом Коё, и его мать кивает, гладя его по волосам.       — Да, дорогой, он выбрал их специально для тебя.       — Дазай никогда не дарил мне ничего подобного, — бормочет он, не отводя взгляда от драгоценностей.       — Ну, он дарил, когда ты был ребёнком, — Кенскэ хмурится, — но мы собирались подождать и отдать подарок тебе, когда ты проявишься. Полагаю, сейчас мы должны отправить его обратно—       — Нет! — восклицает Чуя, откладывая серьги и отталкивая их, из-за чего несколько советников его отца неодобрительно ахают. — Это моё!       — Чуя, — ругает его мать, крепче сжимая его плечи, — нет необходимости так себя вести—       — Он подарил это мне, — тихо отвечает Чуя, и его отец раздражён.       — Родной, он сам был ребёнком, это скорее подарили его родители...       — Он не просил меня возвращать его, — протестует мальчик, но на это не обращают внимания.       Подарок возвращают ещё до того, как он успевает его открыть, и его родители не могут понять, почему маленький мальчик дуется, закрываясь в своей комнате на остаток вечера, свернувшись калачиком в постели. У него в руках одна из его книг, но он никогда не открывает её для того, чтобы читать.       (Разумеется, они не знают о лепестках камелии, зажатых между страницами.)       С подарком Одасаку пришло письмо, и его родители передали то, предполагая, что оно пришло от нового жениха Чуи...       Но это было не так.       В то утро Чуя лежал в своей постели, уставившись на наклонный, незнакомый почерк, и...       | Пташка,       Он улыбается, проводя кончиками пальцев по бумаге.       Я уверен, что ты, вероятно, не нервничаешь — Одасаку гораздо лучше в произведении первого впечатления, чем я. Но если нервничаешь, то не стоит.       Чуя переворачивается, летние лучи солнца струятся сквозь его окно.       Я могу без доли обиды сказать, что он лучше меня во всех отношениях, и тебе очень повезёт, если он станет твоим мужем. Вы будете очень счастливы, и если тебе когда-нибудь что-то понадобится — напиши ему. Он слишком мягок — он даст тебе всё.       Чуя полагает, что он прав, и, поразмыслив, кажется глупым, что ему так грустно.       Навеки твой,       Это обычная подпись, если не немного ласковая, и Чуя знает, что, вероятно, именно так молодого лорда учили подписывать свои письма, но...       Навеки твой,       Дазай Осаму.       Чуя не часто носит серьги, которые прислал Одасаку. Только по особым случаям — при другом раскладе они пылятся в шкафу его матери.       Но письмо Дазая лежит в маленькой коробочке рядом с его кроватью, спрятанное под прессованными и высушенными лепестками, чтобы его можно было прочитать, когда мальчику только будет угодно.       Обручальные кольца приходят год спустя, когда всем кланам в стране разосланы новости о том, что Одасаку проявился альфой. И Чуя с тихой болью в сердце наблюдает, как глаза его сестры снова темнеют от боли.       Дазай больше не пишет ему, но Чуя и Одасаку регулярно переписываются, медленно формируя дружбу.       Чуе он нравится — тот забавный, тихий, простой, и его ответы всегда такие вдумчивые, и—       И они помогают Чуе чувствовать себя важным, что для десятилетнего ребёнка, который ни разу не выходил за пределы своего поместья, имеет значение.       Он даже попробовал то, что предложил Дазай, упомянув в одном письме, что его кобыла начинает сдавать, и что его отцу скоро придётся купить ему новую...       И не прошло и недели, как в их конюшне появился новый жеребёнок с блестящим, отполированным седлом — европейское, которое, должно быть, было редкостью и стоило дорого.       Чуя не имеет ничего против него. Портреты, которые он получает на свой день рождения, показывают сильного, красивого подростка — сейчас тому восемнадцать, и будет двадцать шесть, когда они поженятся. Прямо-таки полноценный взрослый, что странно для Чуи, так как ему сейчас всего десять.       Но это не такая уж большая разница в возрасте — его двоюродная сестра только-только достигла совершеннолетия, и ей пришлось выйти замуж за альфу из Кансая, которому было за сорок.       Но ему интересно насчёт Дазая. Стал ли тот выше, также ли взъерошены его тёмные волосы, вьющиеся под разными углами.             "Навеки твой".       Он чувствует себя немного виноватым, читая письма Одасаку, зная, что тот никогда...       Ну, это не имеет значения.       Ничего из этого не будет иметь значение ещё долгое время.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.