----------- 1 -----------
В десять лет Микки ненавидел саму идею родственных душ. Считал это глупой чушью для девчонок и слабаков. Насмехался над каждой мелодрамой или сопливым шоу, что крутили по телику. В них людям обещали вечное счастье, если им удастся найти Того Единственного. Сплошной идиотизм для дурачков. Потом ему исполнилось шестнадцать, и... его ненависть никуда не делась, но её причина изменилась, вся его ярость исходила из страха и подавляемой тоски, но Микки не знал этого, поскольку в своём сознании одержимо играл в русскую рулетку на родственную душу. Платонический соулмейт? Микки будет жить. Член семьи в качестве соулмейта? Микки будет жить. Любовные отношения с соулмейтом? Микки Милкович, мать его, труп. Педик и не жилец. Худший период его жизни начался в тот день, когда его гнев превратился в чистое, безутешное горе. Ему было плохо от осознания, что где-то там может быть парень, предназначенный ему, только ему, и он никогда не сможет быть с ним. Судьба плюнула ему в душу, подарила что-то чертовски прекрасное только для того, чтобы он не мог позволить себе иметь это в реальности. Он будет вынужден отказаться от этого и до конца своей проклятой жизни притворяться, что его второй половинки не существует. А потом. А потом Терри сел и, блядь, откинулся. И так горе превратилось в надежду. Зыбкую, конечно. Он всё ещё оставался Микки Милковичем, отбросом из Саутсайда, неотёсанным головорезом, который пырнёт любого, кто окажется достаточно глуп, чтобы подойти слишком близко, но… Но надежда была. А надежда — чертовски сильная штука.----------- ✶ -----------
Если Микки и научился чему-то в своей работе, так это тому, что люди будут считать, что он хочет услышать историю их родственной души, независимо от того, просит он об этом или нет. То ли все они были эгоцентричными придурками, то ли искренне полагали, что ему интересно, поскольку он был провидцем родственных душ, но в любом случае это раздражало его до чёртиков. Все истории о родственных душах были одинаковы, даже если на первый взгляд так не скажешь, и, после того как ему пришлось вытерпеть по меньшей мере с десяток рассказов о чудесах любви с первого взгляда, он был твёрдо уверен, что имеет право на компенсацию от Вселенной. По правде говоря, подобные пассажи волновали его, только когда речь шла о его собственных клиентах, но даже тогда это был интерес, порождённый личной гордостью за своё мастерство, а не какой-то там сентиментальностью. — Я просто хочу, чтобы она испытала то, что довелось мне, понимаете? — говорила миссис Олсен, смотря на него огромными глазами из-за очков в толстой оправе, как будто он не расслышал её с первого раза. — Я не могу позволить ей выйти замуж, когда её вторая половинка где-то там, ждёт, чтобы её отыскали. Он медленно кивнул, скучая до зевоты. — Как я уже сказал, — протянул он, — я не могу найти вторую половинку вашей дочери, если она не придёт для чтения лично. Я не занимаюсь поиском по предметам, — он решительно пододвинул деревянную расчёску по столешнице в её сторону. Она фыркнула, бросив на него быстрый взгляд, но упрямо отказываясь забирать вещь. — Я пыталась привести её сюда, но она не желает прислушиваться к разумным доводам. Как и ты, настырная сука. Он не сказал это вслух. — Послушайте, я могу направить вас к одному знакомому парню, — он не любил отказывать клиентам, но, похоже, иного выбора не оставалось, — он работает со всем, что вы сможете предоставить, но предсказание будет не таким точным, как моё. Возможно, вы узнаете штат или год, когда они должны встретиться. Она поджала губы, поправляя свою нелепую канареечную шляпку, прежде чем надавить: — А почему вы не можете этого сделать? Он сделал глубокий, успокаивающий вдох. Сосчитал до пяти. До десяти. Излучая самую приятную грань своей личности, он объяснил: — В лавке, — а по факту, у самого Микки, — очень строгие правила. Никаких предметов, никаких волос или телесных жидкостей, и никаких записей голоса для поиска второй половинки, — он одарил её извиняющейся улыбкой услужливого консультанта, стремящегося угодить клиенту. — Извините, но у меня связаны руки. Его нынешняя политика построения работы была результатом множества проб и ошибок, включая изрядное количество кошмарных чтений. Он больше никогда не хотел повторять этот опыт. Глубокое одиночество оказывало странное воздействие на людей: в лучшем случае они впадали в отчаяние, в худшем случалась полная жопа, особенно если у них был частичный иммунитет к способностям провидца, из-за чего считать информацию по родственной душе не выходило. В записях голоса, на самом деле, не было ничего плохого. Микки просто не удавалось что-либо почерпнуть из них. Он знал, что некоторые провидцы способны получить информацию о родственной душе, просто слушая голоса людей, но сам так и не смог научиться этому. Для него это было слишком муторно, так что он придерживался того, в чём разбирался. Он пытался придумать вежливый способ сказать миссис Олсен: «Пожалуйста, убирайтесь к чертям собачьим», когда раздался осторожный стук в дверь, — едва слышный звук, который он пропустил бы, если бы в комнате уже не стояла абсолютная тишина. К счастью, это сподвигло миссис Олсен издать протяжный и чрезвычайно страдальческий вздох, который, как знал Микки, означал, что на данный момент она смирилась с поражением. — Что ж, очень хорошо, — изрекла она резким тоном, — если вы действительно ничего не можете сделать. Он коротко кивнул. — Подождите минутку, и я запишу вам номер Игги, — сказал он, направляясь к двери. Он распахнул её и столкнулся с высоким и широкоплечим рыжеволосым парнем, который выглядел так, словно у него не возникло бы никаких проблем с тем, чтобы найти родственную душу или даже десять, если бы Судьба решала подобные вопросы, основываясь исключительно на внешности. — Эм, у меня вроде назначена встреча на шесть. Галлагер. Йен Галлагер, — он сглотнул, глядя с таким опасением, что можно было подумать, его приволокли сюда силой. Чёрт, Микки действительно надеялся, что не придётся выслушивать очередную слезливую историю. Хуже сантиментов о чудесах концепции родственных душ могли быть только трагичные повествования, а Мэнди, как назло, отсутствовала, чтобы держать парня за руку и воссоединять его с умершей любовью всей жизни, или с чем он там пожаловал. — Ага, заходи и присаживайся, — он указал на ряд продуманно разномастных стульев, которые, как настаивала Мэнди, добавляли очарования лавке, чтобы это, чёрт возьми, ни значило, — вернусь через минуту. Галлагер стоял перед мебелью с таким видом, словно неправильный выбор мог оказать какое-то неизвестное, но жизненно важное влияние на его будущее. С тихим вздохом он опустился в синее кресло у вешалки для одежды так, будто хотел, чтобы сидение поглотило его целиком и заставило исчезнуть. Микки отошёл к маленькому прилавку, сделав мысленную пометку потратиться на полировку, и записал нужную информацию для миссис Не-Могу-Позволить-Моей-Дочери-Принимать-Свои-Собственные-Грёбаные-Решения и передал листок, не говоря ни слова. — Видимо, у меня нет выбора, — пробормотала она и с последним вздохом отвернулась. — Вы всегда можете вернуться, если будете нуждаться в традиционном прочтении, — добавил он, когда женщина оказалась у двери. Она не была постоянной клиенткой, но обращалась к нему достаточное количество раз, так что было бы паршиво, реши та отказаться от его услуг вовсе. — Не волнуйтесь, мистер Милкович, — она посмотрела на него поверх очков, — вы всё ещё единственный провидец, которому я доверяю. Знаю, что вы не станете лгать мне в лицо. Он кивнул ей. — Мы ценим наших клиентов, — трюк, который он рано усвоил — сказать:«Мы ценим». Будто пять невидимых сотрудников одобрительно хмыкали, когда перед глазами клиента открывалась благоприятная карта. На самом деле, по большей части заправлял тут всем Микки, а Мэнди появлялась время от времени, если требовались её навыки. Они пытались уговорить Игги присоединиться, но этот тупой ублюдок был решительно настроен проворачивать все виды сумасшедшего незаконного дерьма, и Микки больше не хотел с этим мириться. Он повернулся к рыжеволосому и увидел, что тот сгорбился и смотрит в пол невидящим взглядом, рассеянно водя указательным пальцем по обивке кресла. Микки вспомнились больничные приёмные и дешёвый кофе, выпиваемый в тишине. Он откашлялся. — Галлагер, верно? — Да, — парень медленно поднялся и подошёл к прилавку. Микки проверил расписание и нашёл его имя, написанное красными чернилами под последней строчкой в текущем дне. — Ты здесь для поиска родственной души, я полагаю? — Ну... — парень вытер ладони о брюки и подёргал бегунок молнии на своей серой толстовке, печально скривив губы, прежде чем наконец сказать: — Честно говоря, я пришёл, э-э, отменить встречу. Микки нахмурился, переводя взгляд со своих записей на Галлагера. — Но ты уже здесь, — зачем париться, добираясь сюда только для того, чтобы отменить сеанс? Парень что, не слышал о телефоне? — Да, но, — он покачал головой, — на самом деле у меня нет желания отыскать свою вторую половинку. Микки многозначительно поднял брови, не в силах полностью обуздать свой гнев. Он винил во всём миссис Олсен. — Тогда нахрена вообще было записываться? Галлагер махнул в его сторону широким, успокаивающим жестом. — Сюрприз от моей семьи, — объяснил он. — Они решили, это подбодрит меня или типа того, хотя я не... — он осёкся, фыркнув. — Я не хочу знать, кто является моей второй половинкой, но они все выглядели такими счастливыми по этому поводу. И я догадываюсь, что они какое-то время копили на это, поэтому решил, что всё равно появлюсь и отменю сеанс лично, чтобы они подумали, что я воспользовался подарком, — он глубоко вздохнул, почёсывая шею с таким видом, будто хотел взять назад половину сказанного. Микки ущипнул себя за переносицу, скорее расстроенный, чем сочувствующий. Звёзды сегодня сложились не в лучшую комбинацию. — Слушай, чувак, я не возвращаю деньги в день сеанса, только если отменяют заранее. — Ох, — Галлагер нахмурился. Микки шмыгнул носом и прикусил щёку, чувствуя себя так, словно только что пнул щенка ирландского сеттера. Он осторожно предложил: — Эй, почему бы тебе не обменять это на что-нибудь другое? У нас есть куча кристаллов, амулетов и прочего дерьма, и ты можешь получить любое предсказание, — он указал на себя. — Карты, листья, пальмы? Я тот, кто тебе нужен. Но Галлагер только покачал головой и почесал щёку. — Без обид, но я вообще ничего не хочу знать о своём будущем, — в последних словах послышалась горечь, но тон был решительным. — Ясно, — Микки действительно его понимал. Собственный дар всегда казался ему чем-то вроде пинка под зад для человека с его судьбой, и он избегал любых проблесков своего будущего, когда Судьба предоставляла ему грёбаный выбор, потому что иллюзия надежды была в тысячу раз лучше, чем уверенность в провале. В конце концов, он был сыном Терри Милковича, и даже после смерти этого мудака печальный конец витал над ним призраком неизбежности. Галлагер опустил взгляд в пол, потоптался на месте и съёжился, будто даже став меньше ростом. Микки не назвал бы себя эмпатом, но он практически мог почувствовать страдания парня. Что-то в его животе слегка сжалось. — Слушай, давай так, — начал он, закусив губу. — Обычно я говорю всё, что вижу, понимаешь? Но ещё даю клиентам конверт со всей важной информацией, — он подождал, пока Галлагер посмотрит ему в глаза, а затем предложил: — Как насчёт того, чтобы я ни хрена тебе не говорил, а вместо этого просто отдал конверт? Парень склонил голову влево, нахмурив брови. — Ээ? — Если ты когда-нибудь передумаешь насчёт своей второй половинки, тебе просто нужно будет открыть конверт. А если нет, — Микки пожал плечами, — то нет. Не возврат денег, конечно, но самое близкое к компромиссу, что пришло ему в голову. Галлагер на мгновение задумался над этим предложением, снова возясь с молнией своей толстовки. Она выглядела изрядно поношенной; такую вещь не хранят, если только её нечем заменить. В конце концов он спросил: — И какая именно информация будет в конверте? Это звучало довольно многообещающе. — Я гарантирую месторасположение вплоть до названия города, в противном случае ты получишь деньги обратно. Парень приподнял бровь, в жесте сквозило скептическое отношение. — Не похоже на существенную помощь в поисках. Микки ощетинился. — Я сказал, что это то, что я гарантирую. Некоторые родственные души найти сложнее, а некоторые вообще невозможно, — он скрестил руки на груди. — В худшем случае ты уйдёшь с конвертом, в котором будет написано «Милуоки» или чёртов «Сиэтл». В лучшем там будет указан тип родственной души, полное имя, общее местоположение и надёжный способ связаться с соулмейтом. Может быть, даже дата вашего контакта. Обычно он видел точный адрес, но по закону разглашать адреса теперь было запрещено. Слишком много народу ошивалось у домов других людей, утверждая, что они их соулмейты. И неважно, правда это или нет: люди могли быть настойчивыми, агрессивными, а порою вели себя просто жутко. Микки не во всём был законопослушным гражданином, но это конкретное правило соблюдал беспрекословно. Галлагер поджал губы и медленно кивнул, смирившись. — Хорошо. С наигранным энтузиазмом Микки сказал: — Отлично, — и сделал неловкий шаг в сторону, указав в заднюю часть лавки. — Давай покончим с этим, ладно? Это не займёт много времени. Не дожидаясь Галлагера, он первым прошёл к тяжёлым шторам, ведущим в зал чтений, раздвинул их и шагнул внутрь. Помещение было довольно маленьким, никаких чрезмерных украшений или чего-то в этом роде — ему не нравились подобные атрибуты, — но он позаботился о том, чтобы придать комнате уюта. Стены успокаивающего цвета шалфея, мебель из тёмного дерева, купленная по дешёвке на гаражной распродаже и отремонтированная, и два старых, но удобных кресла в оттенках того, что Микки упорно отказывался признавать баклажанным цветом, хотя так оно и было. Открытый секретер был единственной вещью, которую он установил с чётким намерением придать пространству театральности, обычно ассоциирующейся с деятельностью провидцев; он ненавидел эту необходимость, но знал, что это сработает. Хрустальный шар смотрелся достаточно привлекательно — даже если Микки никогда не пользовался им на самом деле, — но настоящим украшением стала чёрно-золотая колода карт Таро. Это была тяжёлая артиллерия, и даже клиентов, не интересующихся Таро, можно было убедить заплатить за гадание, как только их взгляд останавливался на этих картах. Он сел и махнул Галлагеру, чтобы тот последовал его примеру. — Ты когда-нибудь видел, как происходит чтение при поиске родственной души? — маловероятно, но возможно. Традиционно это считалось личным моментом, чем-то, что нужно делать без свидетелей и на своих условиях — основы, от которых миссис Олсен явно решила отмахнуться. — Только по телевизору, — пробормотал Галлагер, вцепившись левой рукой в подлокотник так, что костяшки пальцев побелели. Микки хмыкнул. — Ну, в таком случае, ты, наверное, подумаешь, что это неубедительно. Не будет ни дыма, ни фейерверков, ничего из этого пафосного дерьма. — Хм, — казалось, это вызвало в парне некоторое любопытство. — Ты не можешь сделать это даже для пущего эффекта? Ну, для тех людей, которые увлечены поисками родственной души больше, чем следовало бы? Держу пари, ты мог бы завысить цену, а они и бровью бы не повели. Губы Микки слегка приподнялись, когда он покачал головой. — Не-а, — чувствуя, что Галлагер ждёт какого-то объяснения, он продолжил: — Такое только дымовая машина может, чувак. Большинству провидцев просто нравится притворяться, что они крутые, — ну, и киношные спецэффекты в голливудских фильмах шли им только на руку. — Да ну? — Микки заметил намёк на улыбку. Галлагер принял самый расслабленный вид с момента, как он вошёл в магазин. — Но ты не такой? — Я, — ухмыльнулся Микки, подпитываясь временным изменением энергии, — и без этого крут, мне не нужно притворяться. Улыбка Галлагера стала немного шире. — О, не сомневаюсь, что так и есть. — Эй, ты слышал, что сказала дама перед тобой? — он поднял бровь, глядя на парня. — От неё это прям несусветная похвала. Галлагер весело фыркнул. — Поверю тебе на слово. Возвращаясь к делу, Микки предупредил: — Хотя мои глаза действительно меняются, так что, пожалуйста, не свались в обморок, — белая пелена в глазах не считалась редкостью, но встречалась не так часто. Галлагер нахмурился. — Ты же шутишь, да? — пауза. — Я имею в виду обморок, а не глаза. — Пару раз случалось, — похвастался Микки, потому что тогда он действительно посчитал случившееся забавным, хотя только слышал это, но не видел. — Один клиент назвал меня чёртовым некромантом. Долбоёб безмозглый. У некромантов глаза всегда чернеют, ради бога, — он улыбнулся при воспоминании; Мэнди после того комментария задвинула клиенту десятиминутную лекцию о важности некромантов и о том, что они «лучшее, что могло случиться в этой чёртовой Вселенной, да пошёл ты нахуй». Очевидно, сучка была предвзятой. — И что бы я воскрешал? Свою волю к жизни разве что. Галлагер хрюкнул со смешком, неэлегантно, но искренне. — Обещаю, что не упаду в обморок. Клянусь жизнью. Дальше дело было за Микки. Он хлопнул в ладоши и кивнул. — Последнее предупреждение. Моё чтение требует контакта кожа к коже, и я не выбираю, где прикоснуться, а следую интуиции, — он потёр нос и продолжил: — Если тебе будет некомфортно, я переключусь на запястье или ладонь. Не могу гарантировать, что результат будет так же хорош, но в любом случае без информации ты не уйдёшь, — чаще всего это были внутренний сгиб локтя и шея, но он вполне мог понять, почему некоторые чувствовали себя неловко, когда он просил разрешения коснуться их лодыжки. Ага. Он и сам был не в восторге. Микки не до конца понимал, насколько Галлагер расслабился, пока он весь не застыл, по-настоящему осознав серьёзность момента, тяжело выдохнув: — Хорошо. Микки сделал глубокий вдох и посмотрел парню в глаза, желая, чтобы его мысли растворились, пока он фокусировался только на нервном зелёном взгляде прямо перед собой. Галлагер, казалось, интуитивно понял, что делать, оставаясь тихим и неподвижным, глядя на Микки в ответ. Какое-то время ничего не происходило. Ничего, ничего, ничего. А потом. Ах! Зуд, не поддающийся описанию, но ощущающийся просто правильно — побуждение прикоснуться не потому, что он хотел этого, а потому что это казалось самой естественной вещью в мире. Вселенная нашёптывала ответ ему на ухо; всё, что Микки нужно было делать — это слушать и следовать её указаниям. — Шея нормально? — он указал на свою шею, прижимая два пальца к нежной коже и чувствуя, как пульсирует кровь. Галлагер громко сглотнул, стряхнув нервное напряжение, и сказал: — Ага. Микки придвинул своё кресло немного ближе, поднял правую руку и поднёс к мягкой впадинке на шее Галлагера. Тот резко вдохнул при соприкосновении, но, казалось, не собирался менять своё решение или отступать. Желая немного разрядить обстановку, Микки спросил: — Готов к глазам, крутой парень? Галлагер кивнул. — Давай, — какую бы уверенность он ни хотел вложить в свой голос, она исчезла, как только он открыл рот. — Лады. Микки посмотрел на него в последний раз, прежде чем всё сместилось и растворилось, цвета покинули комнату, и перед глазами поплыл нечёткий акварельный рисунок, пока не осталось ничего, кроме белого, белого, белого. — Твою мать, — услышал он шёпот Галлагера. Микки позволил себе самодовольно улыбнуться. — Говорил же тебе, я крут, а? — Совсем не как в фильмах, — в его голосе звучал благоговейный трепет, как будто Микки сделал что-то действительно удивительное, а не вызывающее тревогу. — И для моего следующего трюка, — он старался сохранить лёгкость в голосе, — мне нужно, чтобы ты выкинул из головы всё, сосредоточившись только на... — Моей родственной душе? — перебил его Галлагер, в тоне зазвучала горечь. — На мне, — поправил Микки, многозначительно прижимая пальцы к горлу. — Чувствуешь это? Голос Галлагера сорвался: — Ага. — Не сопротивляйся этому. Если оно тебя тянет, не тяни в ответ. Просто поддайся и следуй за этим. Позволь этому случиться. — О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — проворчал Галлагер. — Ты поймёшь, когда почувствуешь, — Микки облизнул губы. — Все понимают. И без дальнейшего предупреждения он отпустил. Белое стало чёрным и снова белым. В его ушах, в ушах Галлагера, на шее под пальцами шумела кровь — текла, гудела и наполняла жизнью, красная жидкость становилась золотой у него во рту, прикосновение было горячим, успокаивающим и многообещающим. Чтение должно было пройти удачно. Микки глубоко вдохнул, позволяя вкусу на языке увлечь себя в нужном направлении, и внезапно всё встало на свои места. Саутсайд, Чикаго. Счастливый засранец, его родственная душа находилась так близко. Но где именно? И кто это? Микки прочёсывал знакомые улицы, настороженно вглядываясь в поисках адреса, имени или лица, которое его звало. В его груди был спрятан крюк, знающий дорогу. Это было похоже на мышечную память, поэтому он позволил направлять себя. Ветер за его спиной ободряюще зашептал, и его поразила уверенность, что он найдёт каждую деталь человека, которого Галлагер однажды назовёт своим домом, если действительно решит отыскать. Быстро и уверенно он пошёл дальше. На протяжении многих кварталов ни одно здание не казалось подходящим, но его это не смутило. Нужное место было прямо за углом, просто пока вне досягаемости, всего в шаге от него. Теперь он двигался быстрее, переходя на бег. Мусор, старая сломанная мебель и выстрелы на заднем плане. Смех, аромат тыквенного пирога и звук того, как кого-то бросают в бассейн. Всплеск, прохладные капли на его лице, и двое безликих мужчин, пробегающих мимо. И наконец, наконец. Дома и деревья стали размытым пятном, окрестности превратились в набросок на скорую руку, когда чувство в его груди укоренилось, материализуясь в дом перед ним. Его дом. Дом, который Микки Милкович снял совсем недавно. Грязноватый и нуждающийся в небольшом ремонте, но гораздо лучше, чем всё остальное, где он когда-либо жил. Микки стоял перед своим собственным домом, и Судьба шептала ему на ухо: «Это будущее Йена Галлагера».----------- ✶ -----------
Он резко пришёл в себя, поразительно детальная картина его дома исчезла в мгновение ока. Ему так и не удалось привыкнуть к этой части — свист сокрушительной силы Вселенной, с которым Микки бесцеремонно швырнули обратно в его материальное тело. Его взгляд вернулся к нормальному, белая пелена уступила место широко раскрытым глазам рыжего, который смотрел на него, слегка приоткрыв рот и неровно дыша. Йен Галлагер. Его грёбаная родственная душа. Ни хрена себе. Ни хрена себе. Несмотря на способность предсказывать будущее, это конкретное расположение звёзд совершенно ошеломило его. Микки чувствовал себя так, словно схватил чужую колоду и попытался прочитать её вверх ногами, неправильно истолковывая смысл каждой карты и предсказывая что-то совершенно другое. Что было бы странно, чуждо и извращённо, как идти против всего, что он знал, но это… Это было не так. Это казалось естественным. Это казалось правильным. Микки был уверен, что у него обязательно случится нервный срыв, как только он окажется в безопасности своей комнаты — естественно, он не мог позволить себе припадок в присутствии Галлагера, — но в тот момент он мог думать только о том, что ему каким-то образом, вопреки всему, позволили иметь эту единственную вещь в жизни. Хотя бы на мгновение. Его грёбаный соулмейт находился рядом. Человек, образ которого он так страстно ненавидел в детстве. Тот, из-за кого его, вероятно, убили бы в шестнадцать, семнадцать и восемнадцать лет. Тот, по кому, как он считал, ему суждено горевать вечно. Его соулмейт, оказавшийся чертовски красивым парнем. Его соулмейт, который считал глаза Микки крутыми. Его соулмейт, предельно ясно давший понять, что ему не интересно знать, какая Судьба его ждёт. Что ему не интересно знать, кто такой Микки. Ну конечно, бля. Хорошие вещи рядом с Микки не задерживались. Озадаченный его молчанием, Галлагер прочистил горло и спросил: — Всё в порядке? Оттолкнув эмоции, которые в данный момент разрывали ему горло, Микки кивнул и прохрипел: — Лучше быть не может. Галлагер резко вдохнул. — Это… Есть ли у этого какое-то конкретное объяснение? Например, причина, по которой это происходит, или… — он сглотнул, резко остановив себя. — Чёрт, не бери в голову. Зря я спросил. Микки пожал плечами, понимая, что должен отодвинуть кресло на прежнее место, но не в силах заставить тело реагировать должным образом. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы рассказать тебе, так как на самом деле никто точно не знает. Есть теории, но никакого способа узнать наверняка. Галлагер нервно облизнул губы и прошептал: — Так тебе удалось увидеть имя? Сердце Микки болезненно сжалось в груди. — Да, имя, тип, дату, местоположение и способ связи. Десять из десяти. Галлагер заколебался, слегка нахмурившись, когда спросил: — Ты бы не стал лгать об этом только потому, что я не буду проверять конверт, правда же? Он мог бы обидеться, но вопрос был совершенно справедливый. Такой, которого Микки мог бы ожидать от своей родственной души. — Тебе всё равно придётся поверить мне на слово, но нет. Я никогда не лгу о чтениях, что бы я ни увидел. — Чёрт, — Галлагер судорожно вздохнул, переводя взгляд с Микки на пол. — Чёрт, у меня есть соулмейт. Я мог бы прямо сейчас выйти отсюда и отправиться за своей грёбаной второй половинкой, — напряжённое выражение удивления и счастья на мгновение отразилось на его лице, прежде чем смениться абсолютной агонией. — Блядь. Микки просто... не понимал, что, мать его, происходит. Не мог даже попытаться угадать, почему рыжий был так неоднозначен и выбит из колеи из-за идеи встретить свою вторую половинку. Этот парень связан узами брака или что-то в этом роде? У него не было кольца, но Микки не мог придумать никакой другой причины, по которой кто-то выглядел бы таким терзаемым противоречиями. Даже если у многих людей были платонические соулмейты, а ещё чаще встречались родственные узы, обычно его клиенты в первую очередь думали о романтическом типе, и да, люди, уже состоящие в серьёзных отношениях, сложно воспринимали новости. С другой стороны, такие редко прибегали к услугам Микки — зачем искать вторую половинку, когда ты уже нашёл кого-то, с кем готов провести свою жизнь? Только Галлагер на самом деле не искал его, не так ли? Верно. Значит, это был очередной вариант по типу миссис Олсен: действующие из благих побуждений, но заблуждающиеся родственники. Микки фыркнул, слегка поёрзав в кресле. — Ща запишу, что видел, и можешь идти. Тебя это устроит? Казалось, от его слов в Галлагере щёлкнул переключатель. — Чёрт, да. Извини, я знаю, что веду себя... — он тяжело выдохнул. — Да, звучит отлично. Микки кивнул, вставая на автопилоте и хватая специальную бумагу, которую использовал для чтения родственных душ. Рука немного дрожала, когда он искал нужную ручку, а почерк был далёк от того завитушечного дерьма, которому он научился для подобных вещей, но ничего не поделаешь. Заставив себя сделать ровный вдох, он записал своё проклятое имя, а следом всё остальное, что мог раскрыть Йену Галлагеру на законных основаниях. Потом запечатал конверт красным воском — традиционно и вычурно, но это нравилось всем посетителям его лавки, — и вернулся к парню. Протянул конверт, пробормотав: — Вот. Галлагер поднялся, бросив тихое: — Спасибо. Слегка запнувшись, Микки сказал: — Я знаю, ты дал понять, что не собираешься открывать его, но, — он почесал бровь, сильно прикусив губу, — если ты когда-нибудь решишься, я надеюсь... — чёрт, он не мог этого сделать. Блядь. — Э-э, я надеюсь, что у тебя всё получится. Галлагер внимательно посмотрел на него, словно пытаясь прочитать мысли Микки и получить всю информацию, которой уже и так располагал. — Спасибо. И после этих слов Микки осталось лишь наблюдать, как вторая половинка уходит из его жизни, зная, что ни черта не может сделать, чтобы остановить его.----------- ✶ -----------