----------- 2 -----------
Йен не мог перестать думать об этом. С момента, как парень в лавке отдал ему конверт, его не покидало ощущение, что на его плечи взвалили всю тяжесть мира, и он обречён нести эту ношу до конца своей жалкой жизни. Нужно было покончить с этим сразу, просто признавшись своим, что он не хочет идти на встречу. Но тот факт, что они сделали ему подарок, и не на день рождения, а, казалось, без повода, заставил его задуматься, насколько они волновались за него. С точки зрения выбора подарка это был полный провал, но он оценил жест. Наверно. Можно и так сказать. Чёрт, он действительно не знал, как к этому относиться. Его возмущала сама идея того, что родственная душа каким-то волшебным образом непременно сделает его дерьмовую жизнь лучше. Но вместе с тем он упрямо держался за это негодование, просто чтобы не думать о том, по какой именно причине он так расстроился из-за грёбаного конверта, который сунул под подушку, едва вернувшись домой. В детстве его действительно волновала перспектива обрести родственную душу; очень долго он лелеял надежду, что это будет Лип. Кто мог лучше подойти на роль его второй половинки, если не брат и лучший друг? Никто, конец истории. Но чем дольше они ждали, тем яснее становилось, что этого не произойдёт. Они с Липом прошли вместе через столько дерьма, что метки просто обязаны были появиться. Уж если даже после каминг-аута Йена перед братом и тем более после диагностирования у него биполярного расстройства этого не случилось, то вряд ли можно было ожидать чего-то ещё, что активирует метки. Нет. Связь с его соулмейтом не была родственной, и не нужно было обладать зрением провидца, чтобы понимать это. Он искренне завидовал Лиаму. Брат ещё не получил свою собственную метку, но он вызвал метку Фионы в ту же секунду, когда она взяла его на руки: красивые завитушки прямо под ключицей — его имя, выведенное тёмно-красным. Так что ему никогда не придётся беспокоиться о том, кто, когда или где. Оставалась некоторая интрига относительно того, как именно Лиам получит свою метку, но на этом всё. Семейные узы — лучший вариант родственной души, на который мог надеяться любой из Галлагеров, но Вселенная решила лишить Йена этого. Его родственной душой должен был оказаться какой-то случайный незнакомец. Йен хотел бы сказать, что это его злило, но… По правде говоря, в основном он был просто напуган. Он боялся, что его вторая половинка не захочет его. Разве могло сложиться иначе? Йен знал, кем являлся: мальчик, с которым можно хорошо провести время, потрахаться без всяких обязательств, представляющий особый интерес для тех, у кого стоит на рыжих. Привлекательный, но в конечном итоге легко сбрасываемый со счетов, когда он больше не нужен. Когда-то давным-давно у него был шанс стать кем-то бо́льшим, но все эти перспективы были похоронены под приличным количеством таблеток. Конечно, теперь он чувствовал себя лучше. Можно даже сказать, что он был стабилен. В основном. По крайней мере, он больше не выглядел как дистрофик, почти все сброшенные килограммы удалось вернуть. Но некоторые потери не так легко восполнить. Некоторые потери навсегда нанесены чернилами на его кожу с той же неумолимостью, что и метка родственной души. И действительно, каковы были шансы, что кто-то останется рядом, стоит ему хоть мельком увидеть все отметины, от которых Йен не мог избавиться? Как только поймёт, с чем имеет дело. Родственная душа должна была быть благословением, а не пожизненным заточением. Чёрт, а вдруг у него платоническая родственная душа? В этом случае даже его привлекательная внешность делу не поможет — все метр восемьдесят сплошного разочарования. Он думал, что не смог бы этого вынести: человек, которого выбрала для него Вселенная, кем бы он ни был, смотрит Йену в глаза и говорит, что, должно быть, произошла какая-то ошибка, они не могут быть созданы друг для друга. У Вселенной даже не хватило порядочности сделать так, чтобы чтение Йена прошло неудачно. Если бы провидец дал ему конверт с минимальной информацией, то, возможно, он смог бы забыть об этом со временем. Просто очередная недостижимая вещь в длинном списке несбыточных мечтаний Йена Галлагера. Но нет. Конечно, всё не могло оказаться так легко. Естественно, ему каким-то непостижимым образом удалось вытащить дурацкий золотой билет. Братья и сёстры ещё не спрашивали его об итогах чтения, но им хотелось. Он замечал, как они украдкой бросали на него обеспокоенные взгляды, чем дольше он тянул с рассказом, видел, как Фиона иногда приоткрывала рот, но так и не решалась, как Лип смотрел на него с прищуром, будто они оба были на волосок от того, чтобы расколоться. Они, вероятно, сдерживались только из опасения, что он получил предсказание, которого боялись все — мёртвую родственную душу. Такое случалось редко, но учитывая удачливость Галлагеров… Да уж. Он знал, что в конце концов ему придётся солгать, но боялся, что Лип, обычно видящий его насквозь, заставит рассказать, что происходит на самом деле. Йен не хотел говорить о том, что происходит на самом деле.----------- ✶ -----------
В то утро ему потребовалось некоторое время, чтобы уговорить себя встать с постели. Он лежал, уставившись в потолок, секунды таяли, пока он пытался напомнить себе, что не может потерять работу и что ему нужны деньги, чтобы добиться чего-то в этой жизни. Какая-то часть его шептала: «И что ждёт тебя в этой жизни?» Он заглушил вопрос, спрятав голову под подушку. Он мог это сделать. Он мог пойти на работу, улыбаться и быть человеком. Посетитель прольёт кофе, а он уберёт за ним. Какой-нибудь мужчина подмигнёт ему и оставит слишком щедрые чаевые, жестоко напомнив Йену о прошлом, от которого невозможно было скрыться, а он пойдёт домой после смены, ляжет спать, и ему больше не нужно будет об этом думать. Боже, как он устал. Он всё же поднялся и, переставляя одну ногу за другой, поплёлся в ванную, где слишком долго смотрел на своё отражение, потом покачал головой, почистил зубы и безучастно натянул униформу. Значительно позже, чем обычно, он спустился вниз и занялся утренней рутиной — хлопья и таблетки, таблетки и хлопья, — рассеянно наблюдая за потасовкой Дебби и Карла из-за «M&M's». Дебби сделала паузу, чтобы поинтересоваться: — Разве тебе не нужно собираться на работу? Он медленно поднял свою миску, изогнув бровь. — Я и собираюсь, — что ж, возможно, он был на грани. Неважно. Он же встал, не так ли? Карл воспользовался временным отвлечением Дебби и опрокинул весь пакетик конфет в рот, противно чавкая и высовывая язык, перемазанный шоколадом. — Выкуси, сучка, — заявил он, следом повернувшись к Йену, и спросил с набитым ртом: — Хочешь на пробежку после смены? Прежде чем ответить, Йен проследил, как брат увернулся от кулака, но получил удар коленом в живот. — Можно, — хотя бегать ему не особо-то и хотелось. Он задавался вопросом, не видно ли по нему, что день у него не задался? Может, Карл заметил и пытался помочь. Карл поморщился, прижимая руку к боку, улыбнулся и сказал: «Круто» как раз перед тем, как в его лицо врезалась диванная подушка и послышался зловещий хруст, суливший визит в клинику или, по крайней мере, к Ви. Может, Карл был просто Карлом.----------- ✶ -----------
Йен вовсе не ненавидел свою работу в «Rock & Roast». Это был существенный шаг вперёд от «Пэтси», хотя бы потому, что тут Фиона не могла им командовать, но он не сказал бы, что должность ему нравилась. Само заведение было вполне нормальным — очередное местное кафе, владелец которого отчаянно пытался выделиться из общей массы. Кирпичные стены украшали затейливые газетные вырезки, которые Йен так и не потрудился прочитать, но предполагал, что они как-то связаны с музыкой, а всё пространство освещали светильники из виниловых пластинок и сомнительные неоновые вывески. Однако, если опустить эстетику, обслуживать столики — не велика наука, и паренёк, который когда-то хотел поступить в Вест-Пойнт, всё ещё живущий где-то в сознании Йена, время от времени подначивал его, умоляя очнуться и найти что-нибудь, что угодно, что заставило бы его снова почувствовать себя живым. В груди начинало ныть. — Эй, Йен, — босс окликнул его с порога, слегка постучав по дверному косяку. Йен поднял глаза от прилавка, увлекшись оттиранием пятна со столешницы, чёрная поверхность теперь практически сверкала. — Да? — Поставь другую музыку, ладно? Это дерьмо всех усыпляет. — Угу, конечно, — Йен бросил тряпку и пошёл за прилавок, рассеянно вытирая руки о свой чёрный фартук. Щёлкнув пальцами и указав на него, начальник проинструктировал: — Старайся включать местных чикагских исполнителей, — он почесал свою торчащую во все стороны бороду, следом поправив указательным пальцем слишком большие очки. — Может, сделаем это нашей фишкой, понимаешь? Будем поддерживать здешних ребят, и всякое такое. Соберём небольшую аудиторию. Это может понравиться посетителям. Йену было начхать, но он научился соглашаться с еженедельными гениальными идеями Крейга, поэтому просто кивнул: — Разумеется.----------- ✶ -----------
День тянулся медленно, и Йен изо всех сил старался чем-то себя занять, чтобы отвлечься от назойливых мыслей. Он вылизал всё помещение, вместо перекура перебрал пару полок во время затишья, создал четырёхчасовой плейлист с чикагскими исполнителями, которых лично ему не особо интересно было слушать, и даже начал экспериментировать с нанесением изображений на пенку латте. Так он заработал пару весёлых улыбок и только одно насмешливое фырканье, так что в целом решил, что справился довольно неплохо. Ему даже удалось изобразить нечто похожее на лист. Его смена близилась к концу, небо было ярко расцвечено оранжево-розовым, и он как раз собирался прибраться за столиком номер три, когда прямо за его спиной раздался звон разбитого стекла. Он обернулся, изобразив слабую улыбку, готовый разобраться с любым беспорядком, прежде чем разглядел, что именно случилось. Паренёк, которому на вид было не больше пятнадцати, отчаянно задыхался, схватившись руками за горло и пытаясь сделать вдох. Первой мыслью Йена было, что тот подавился какой-то едой, но он не увидел ничего, кроме остатков опрокинутого молочного коктейля. Словно на автопилоте, он достал телефон и набрал 911, к счастью, соединили быстро. Он отчеканил адрес, внутри всё вопило, когда он наблюдал, как парень судорожно сглатывает и отчаянно теребит рубашку между прерывистыми вдохами. Йен как можно более кратко рассказал оператору, что происходит. Всё, кроме голоса в трубке и парня перед ним, померкло, чувства внезапно обострились, и он готов был действовать, несмотря на скрытый страх, пожирающий его внутренности. Оператор, казалось, почти сразу поняла, в чём дело, после того как Йен упомянул банановый молочный коктейль, но у Йена не было эпипена, как и у пострадавшего парня. Ни у кого в кафе. Властным, но в то же время успокаивающим тоном женщина сказала: — Всё в порядке, Йен. Мы поможем ему, скорая помощь находится менее чем в пяти минутах езды, — повезло так повезло, бля. — Мне нужно, чтобы ты убедился, что он лежит, хорошо? Сможешь это сделать? — Да, — Йен врубил громкую связь и сделал, как ему было сказано; парень схватил Йена за предплечья, когда он помогал ему принять горизонтальное положение. — Готово. Что дальше? — Он дышит? — Да, но это звучит... — Йен не хотел произносить: «Плохо», поскольку паренёк находился рядом. — Он хрипит, — сказал он тихо, но отчётливо. — Подними его ноги как можно выше, а затем проверь пульс, — она сделала паузу. — Скорая помощь почти на месте. Йен на мгновение замешкался, не зная, как ему и ноги парня удержать, и при этом дотянуться до шеи или запястья, чтобы проверить пульс, но потом вспомнил, что он не один в помещении. Он повернулся направо и указал на казавшегося самым осведомлённым человека в толпе. — Вы. Держите его ноги повыше. Мужчина шагнул вперёд и сразу же подчинился. У Йена не было времени должным образом осознать лёгкое волнение, которое он почувствовал, будучи полезным, ответственным и внимательным. Он вернётся к этому моменту позже. Под руководством оператора он нащупал пульс паренька, шея которого покрылась пятнами — сыпью яростно-красного оттенка, отчего кожа Йена зачесалась в сочувствии. Свободной рукой он нащупал руку парня и слегка сжал её в успокаивающем, как он надеялся, жесте. Парень глянул на него, широко раскрыв глаза от страха, и Йен представил, что на этом месте могли быть Карл, Дебби или Лиам. Он снова сжал пальцы, на автопилоте произнося утешительные слова, надеясь, что сможет заставить парня не бояться так сильно. Дать ему почувствовать, что он не один. Шли секунды, и, несмотря на заверения оператора, Йену становилось неуютно от понимания, что существует реальная вероятность, что человек вот-вот умрёт у него на руках. Однако, прежде чем его беспокойство успело перерасти в панику, кто-то крикнул: — Скорая приехала! Разойдитесь! А потом его мягко оттолкнули в сторону, тёплая рука сжала его плечи, и кто-то сказал: — Ты молодец. — С ним всё будет в порядке? — спросил он, дрожащими пальцами приглаживая свои волосы и наблюдая за работой парамедиков. — Да, — тихо ответила женщина. — Ничего, если я тебя осмотрю? Как тебя зовут? Йен нахмурился, развернувшись к ней всем корпусом. — Я в порядке... — у него всего лишь пересохло в горле. — Не сомневаюсь, но лучше проверить, — она тепло улыбнулась ему и кивком пригласила сесть. — Так как твоё имя? — Йен, — ответил он неохотно. — Ну, Йен, ты только что помог спасти человека. Должно быть, она просто хотела быть любезной. В конце концов, у Йена даже не оказалось эпипена. Если бы скорая не подоспела, парень, вероятно, был бы мёртв через несколько минут. Тем не менее, пока он послушно отвечал на её вопросы, его ошеломлённый взгляд был прикован к машине скорой помощи. Йен не мог не чувствовать, что, возможно — только возможно, — он немного повлиял на то, как всё сложилось.----------- ✶ -----------
Когда Карл зашёл за ним двадцать минут спустя, Йен больше не чувствовал себя так, словно его ноги застряли в бетоне. Конечно, кроссовки всё ещё ощущались полными песка — неудобными и слегка тяжеловатыми, — но лучше, чем когда он обувался в начале дня. Они бежали в молчании, подошвы стучали по тротуару, и звуков Саутсайда было достаточно, чтобы составить им компанию, и он вдруг обрадовался, что не отказался от предложения Карла. Когда они пробегали близлежащий парк, он сделал мысленную пометку как-нибудь устроить пробежку там. Смена обстановки не повредит, и он готов был поспорить, что в лучах утреннего солнца парк будет выглядеть ещё лучше. Когда вдалеке показался дом Галлагеров, Йен повернулся к Карлу и сказал: — Спасибо. Тот пожал плечами. — Нужно поддерживать форму, да? Конечно. Когда они вошли в калитку, Йен подпихнул его плечом, а затем на секунду сжал его шею в шуточном захвате, прежде чем оттолкнуть и взбежать по лестнице, чтобы первым занять душ.----------- ✶ -----------
Странное чувство охватило его той ночью, когда он слушал храп своих братьев. Крошечный запылившийся кусочек головоломки, который долгие годы был потерян, незаметно встал на своё законное место. Его было недостаточно, чтобы завершить общую картину и снять с Йена тяжесть его собственного разума, но этого хватило, чтобы дать ему вспомнить, что картина вообще существует. Он ещё не знал этого, но Судьба только что дала парню, внутри которого всё ещё теплилась младшая его версия, что-то, за что можно было держаться. Он ещё не знал этого, но на этот раз не собирался отпускать.----------- ✶ -----------
Микки посвятил целых двадцать четыре часа приступам благоговения и жалости к себе, а затем решил двигаться дальше. Он не понимал, почему Галлагер не хотел иметь родственную душу, но было достаточно ясно, что проблема не решится за одну ночь, так что он не собирался сидеть и ждать. Либо парень придёт в себя, либо нет. Они либо встретятся снова, либо нет. И если какая-то скрытая часть его отчаянно хотела краем глаза увидеть рыжие волосы, то ему повезло, что он всегда умел хорошо скрывать свои чувства от себя и всех остальных. Жизнь продолжалась, потому что так уж, блядь, она была устроена. Он, по обыкновению, ходил на работу, летняя жара начала спадать, ночи медленно становились длиннее, а воздух — свежее. Купив подержанную кровать из первоклассного, но обветшалого дерева, Микки превратил её реставрацию в свой личный проект, чтобы занять себя, когда ему больше нечего было делать, кроме как сидеть и глушить мысли громкой музыкой. Мэнди заявила, что откроет свой собственный зал чтений в лавке, и он делал вид, что ненавидит эту идею — чёрт тебя дери, Мэнди, там нет места для ещё одного человека — но на самом деле был немного рад. Сентябрь сменился октябрём, и какое-то время вообще не происходило ничего из ряда вон выходящего. Пока... Дело в том, что для зрения провидца не было никакого грёбаного руководства. Ну, на самом деле существовала тысяча руководств, но половина навыков основывалась на интуиции и внутренних ощущениях, которые Микки не мог выразить словами, а другая половина описывалась специфическим техническим языком, от которого у Микки каждый раз голова раскалывалась, стоило только попытаться изучить что-то новое. Проще говоря, он просто как-то подогнал всё это под себя, и по большей части оно, блядь, работало в его пользу. Он чувствовал то, что чувствовал, и знал, что это что-то значит, потому что провёл бо́льшую часть своей жизни, притворяясь, что не чувствует этого, и утверждая, что это ни хрена не значит. Вопреки всему надеясь, что уродливый ген пощадит его, как пощадил Колина. Как он, блядь, пощадил Терри. Во многом это было просто: нужно было только обращать внимание на закономерности. Подмечать детали, от каких большинство людей отмахнулись бы как от незначительных. Забавные совпадения, которыми делились за выпивкой как анекдотами, не подозревая, что в них есть что-то стоящее внимания. Совпадения довольно быстро перестают быть совпадениями, если у тебя зрение провидца, вот почему, проснувшись на третий день подряд с самым необъяснимым желанием отправиться на пробежку, Микки понял, что что-то тут нечисто. Он не знал, в чём именно дело, пока нет, но нельзя было отрицать, что под этой конкретной навязчивой идеей стояла подпись Судьбы. Проблема заключалась в том, что он никогда не был уверен, тянет ли его в определённом направлении, потому что он должен оказаться где-то для предсказания случайному незнакомому прохожему, или его подталкивают к погоне за собственным будущим, и вот такого вмешательства он, безусловно, не ценил. Как бы то ни было, он уже знал, чем закончится эта поебень, потому что упрямее Микки Милковича была только сама Судьба. Он старался избегать этого стремления как можно дольше, по глупости надеясь, что сможет обмануть Судьбу или, по крайней мере, заставить её отступить и выбрать другую цель — кого-то, у кого нет важных насущных дел, а когда ничего не выходило, он нехотя позволял втянуть себя в какой-то странный сценарий, написанный для него Судьбой. Хотя, по правде говоря, он всё ещё думал, что это имеет значение. Борьба. Выбор. Даже если конечный результат окажется тем же самым, нельзя отбрасывать право голоса, когда дело касается жизненного пути. Уступая Судьбе, Микки самостоятельно принимал решение сдаться, так что это была вовсе не Судьба. Это всё ещё был сам он. И он не поддался бы тому, с чем искренне был не согласен. Ни за что, блядь. Он бы так упёрся пятками, что скорее выкопал бы себе могилу, если бы до этого дошло. Судьба могла толкать его сколько угодно, но Микки выбирал, как и когда сдаться. Он продержался почти две недели, что, по его мнению, было чертовски хорошим результатом. К концу второй недели октября он надел кроссовки и выцветшую толстовку с капюшоном и показал Судьбе фак, выходя за дверь. — Внесём ясность, — проворчал он на открытом воздухе, спускаясь по ступенькам, — я собираюсь на пробежку, потому что сам, бля, хочу. Ясно? Никто из вас там, наверху, или внизу, или где бы вы там ни были, не имел никакого грёбаного права голоса в этом дерьме. Я сам себе хозяин, чёрт возьми. Со вздохом он перешёл на лёгкий бег, направляясь в парк. Погода стояла достаточно хорошая, яркое солнце компенсировало низкую температуру, но Микки не особо впечатлился. Честно говоря, погожая погода — наименьшее, что могла сделать Судьба. Примерно через десять минут он был почти готов закругляться. Не потому, что устал — он бегал прилично, даже если дать дёру так, будто от этого зависела твоя жизнь, было больше в его стиле, — а потому что ему это чертовски наскучило. Люди действительно занимаются этим ради удовольствия? Пиздец. Он остановился, как только добрался до парка, и достал телефон, надеясь, что хорошая музыка сделает эту затею более сносной. Прижав большой палец к экрану, он просмотрел «Рекомендации на основе понравившегося вам» и остановился на подборке жёсткой и тяжёлой музыки для тренировок, запустив плейлист в случайном порядке. Он не узнал и половины исполнителей, но решил, что всё не так уж плохо, если среди прочих мелькают «Megadeth» и «Slipknot». Когда Джеймс Хетфилд потребовал топлива, огня и желаемого, Микки удовлетворённо кивнул и благополучно убрал телефон. Он снова побежал, сосредоточившись на дыхании и механике действий, будто это была самая увлекательная вещь на свете, и позволил себе глазеть вокруг. Парк был совершенно обычный, но опавшие листья способствовали тёплому сиянию, которое оживляло картину, время от времени раздавался детский радостный визг, достаточно громкий, чтобы Микки мог расслышать его сквозь музыку. Похоже, это было популярное среди бегунов место, потому что довольно скоро он обнаружил, что его постоянно огибает вереница ранних пташек, слишком энергичных для субботнего утра. После добрых двадцати минут Микки решил, что внёс свою лепту; Судьба могла отсосать, если не впечатлилась его стараниями. Он подождал, пока доиграет «Say You’ll Haunt Me» «Stone Sour», и перешёл на шаг, сняв наушники, толстовку и вытерев вспотевшее лицо. Чёрт, у него же заканчивались продукты. Вероятно, стоит зайти в магазин на обратном пути, тогда можно будет сказать, что хоть не зря из дома выходил. А ещё там есть пончики. Он умирал с голоду. — Осторожно! — крикнули рядом, и Микки инстинктивно пригнулся и шагнул в сторону. Секунду спустя прямо над его головой пролетел бейсбольный мяч. Он сердито вскинул руки и повернулся направо; парень с бейсбольной перчаткой за спиной настороженно смотрел на него. — Какого хрена, Пэт Карэвей? Научись бросать чёртов мяч, придурок! Он услышал фырканье откуда-то сзади и обернулся только для того, чтобы задаться вопросом, не нашёл ли мяч всё-таки свою цель. Лениво развалившись на скамейке и одним глотком осушив полбутылки воды, Йен грёбаный Галлагер поднял бровь, глядя на него. — Отличные рефлексы, — он вытер губы рукавом и самодовольно улыбнулся. — Кстати, не за что. — Ага, — машинально согласился Микки, сердце забилось чаще при виде парня. Одежда Галлагера для тренировок была скорее практичной, чем притягивающей взгляд, но эта зелёная футболка хорошо смотрелась на нём. Подчёркивала цвет глаз. — Вот она, моя награда за попытку отправиться на чёртову пробежку. Надо было остаться дома. Галлагер что-то промычал, наклонив голову и щурясь на Микки. Солнце палило в полную силу, придавая прилипшим к вспотевшим вискам рыжим волосам схожесть с пламенем. — Да, парк забит. Неизбежно в такой день. Неизбежно. Определённо во всей этой ёбаной ситуации было что-то неизбежное, это точно. Чёрт, что он должен был делать? Завязать любой разговор было бы почти равносильно лжи путём замалчивания, но Микки не был уверен, что сможет просто уйти сейчас, когда стало так кристально ясно, что потребность, которую он игнорировал всё это время, была обусловлена Судьбой, пытающейся вернуть его на орбиту второй половинки. Он даже не мог сказать, что злится — он хотел увидеть Галлагера снова, и плевать на мнение Судьбы по этому вопросу. Блядь. Микки открыл было рот, чтобы сказать хоть что-то, но Галлагер опередил его. — Я не открывал конверт, — он сжал губы, прежде чем сделать маленький глоток воды. — Эм... на случай если тебе интересно. Ага, Микки так и подумал, учитывая, что в настоящее время в его адрес не выдвигалось никаких обвинений в родстве душ. — Точно. — Блин, ты, наверное, меня даже не помнишь, — он взъерошил свои волосы, испытывая самообладание Микки на прочность. — У тебя, должно быть, куча клиентов. С трудом сглотнув, Микки кивнул. — Галлагер, — он прикусил уголок губы. — Довольно трудно забыть. — Верно, — он неловко засмеялся. — Не каждый день парень выигрывает билет к своей второй половинке и решает сжечь его, да? Ужас сковал горло Микки, когда он спросил: — Ты сжёг его?! — Чёрт. Чёрт. Чёрт. Галлагер выпучил глаза. — Нет! Не буквально, — он почесал шею. — Блин, извини. Я, наверно, оскорбил твою профессиональную гордость, да? — заволновался он, проводя ладонью по лицу. — Нет, я его не сжигал. Это такое... — неопределённый взмах рукой, — выражение. Микки прочистил горло и попытался скрыть свое облегчение. — О. — Я хотел сначала, — признался парень, — но не смог себя заставить. Это показалось неправильным. Конверт был всего лишь листком бумаги, и всё же мысль о том, что Галлагер настолько одержим идеей игнорировать существование своего соулмейта — существование Микки, — что думал о том, чтобы сжечь его… Микки на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями, прежде чем ляпнул: — Если ты когда-нибудь сожжёшь его, а потом пожалеешь, найди меня, — он прикусил щёку. — Я храню копии результатов всех чтений о родственных душах, которые когда-либо делал. — Буду иметь в виду, — вежливо ответил Галлагер. Микки услышал явное: «Сомневаюсь, что мне когда-либо будет интересно, но спасибо». Господи, зачем вообще Микки тут торчал? Идиотизм. Он должен был уйти. У него не было желания стоять там и трепаться о родственных душах. Не с этим парнем. Не тогда, когда не было абсолютно никаких признаков того, что он когда-нибудь передумает. Что бы ни пыталась сделать Судьба, ничего не выйдет. Галлагеру не нужна родственная душа, и от случайной встречи в парке грёбаного прозрения не случится. Жизнь не так устроена. По крайней мере, не для таких людей, как Микки. Возясь со своими наушниками, он отступил на шаг назад и сказал: — Я пойду. Галлагер кивнул, салютуя бутылкой в знак прощания. — Спасибо за, э-э, — Микки потёр нос большим пальцем, — ну, знаешь, за мяч. Губы Галлагера слегка приподнялись, и у Микки возникло подозрение, что он сдерживается, чтобы не отпустить шутку. — Обращайся. Несмотря на то, что именно он положил конец разговору, Микки солгал бы, сказав, что ему было легко развернуться и уйти. Его ноги тяжелели с каждым шагом, словно он нёс на себе цепь с якорем, обёрнутую вокруг груди, сжимающую и тянущую его в противоположном направлении. Задул резкий ветер, усиливающийся по мере того как он удалялся от парка, и его завывание звучало очень похоже на разочарование. Микки не мог сказать, чьё оно было — Судьбы или его собственное.----------- ✶ -----------
Мэнди чувствовала, что что-то произошло, и она знала, что Микки был в курсе, что она просекла, что что-то случилось, так что это был только вопрос времени, когда она сильно пихнёт его локтем и велит выкладывать всё. У него не было шанса отвертеться. Он ни за что, блядь, не мог сказать ей, что нашёл свою вторую половинку. — Игги просил передать, что миссис Олсен в тебя втрескалась, — сказала она, прежде чем откусить сэндвич. — Какого хрена? — Он уже целый месяц пытается заставить её бросить твою задницу, но она отказывается просить о чём-либо, кроме глупого прочтения о родственной душе для её дочери. Продолжает приносить странное дерьмо. Видимо, Микки пронесло. — Это потому, что я лучше Игги, и она это знает. — Хмм. Ну, он считает, она на тебя запала. — Отвратительно. Ей под восемьдесят! — он скривился. — И она замужем. Мэнди приподняла бровь. — Кого это хоть когда-то останавливало? — она откусила очередной кусок, продолжив с набитым ртом: — Может, она твоя родственная душа. Он вздрогнул, быстро скрыв это, и принялся за свой собственный сэндвич. — У неё уже есть одна, так что сомневаюсь. На самом деле у некоторых людей могла быть не одна родственная душа, но миссис Олсен вряд ли была его половинкой. Сестра посмотрела на него таким взглядом, что стало ясно: она собирается надавить. — Итак... — Как насчёт тишины и покоя? Я, блядь, пытаюсь поесть, — он посмотрел на время. — У меня всего двадцать минут до следующего сеанса. — Ладно, придурок, — она пожала плечами, как будто ей было наплевать, и вернулась к своему обеду. Микки ни на секунду не поверил. Он с жадностью проглотил остаток сэндвича, допил газировку, а затем громко рыгнул, поставив банку на стол. И когда он уже собирался встать, почти увернувшись от разговора, она заявила прямо: — Я просмотрела твои записи. Микки замер. — Ты не могла. Она закатила глаза. — И тем не менее я это сделала, — она пошевелила пальцами в воздухе. — Руки так и чесались. И это её оправдание? Однажды эта сучка кокнет кого-нибудь и свалит всё на «руки чесались». Микки тяжело выдохнул через нос. Он уклончиво ответил: — Ладно. Пусть тебя арестуют. Она протянула: — Пра-а-авда, Микки? Это твой ответ? Он бросил на неё быстрый взгляд. — К чему ты, блядь, клонишь? — О, я даже не знаю... — она сделала вид, что берёт свой телефон. — Может быть, Йен Галлагер нам расскажет? Он проследил взглядом её движение. — Положи, или я, блядь, разобью его. Я не шучу, Мэнди. Сестра спрятала телефон в сумку и дважды быстро шлёпнула его по руке. — Какого хрена, говнюк? У тебя есть родственная душа, и ты мне не сказал? Он усмехнулся. — Это не твоё чёртово дело. — Мы ненормальная семейка со способностями чувствовать родственную душу, идиот, — сказала она. — Так что это моё дело. Он нахмурился. — Нихуя подобного. Что за идиотская логика? — Заткнись! — она скрестила руки на груди и, прищурившись, посмотрела на него. — Почему ты не рад этому? — Кто сказал, что я не рад? — Твоё грёбаное лицо, — она приподняла бровь, глядя на него. — Так поэтому ты хандришь уже почти месяц? — Пошла ты, я не хандрю, — он потёр бровь. — И я не собираюсь обсуждать это с тобой. — Ясно. Она резко встала, схватила свой поднос и отошла, чтобы выбросить остатки еды, вернувшись с решительным выражением на лице. — Просто не будь слабаком и не испорти нечто хорошее лишь потому, что боишься того, что подумал бы Терри. Нет уж. Этот мудак не мог диктовать ему, как жить, из грёбаной могилы, ни за что на свете. Уж точно не в этом вопросе. — Я не слабак! — он скрестил руки на груди. — Там нечего портить. — Пока что, — пропела она. Уверенность в её голосе заставила его заколебаться. — Сука, ты что-то знаешь? Ты знаешь?.. — он сглотнул. — Ты знаешь Галлагера? Её взгляд был бесстрастен. — Нет. Микки моргнул, его мысли путались. — Какого хрена ты несёшь? Что ты видела? — он даже не заметил, что намеренно интересовался информацией о видении, которое могло иметь к нему отношение, пока не стало слишком поздно. — Я его ещё узна́ю, — заявила она как ни в чём не бывало. У него свело живот. — Ты не воспользуешься его клиентской информацией, чтобы связаться с ним, Мэнди, клянусь каждым грёбаным святым, в которого не верю... Она пожала плечами. — Не имеет значения, как я это сделаю, потому что я это уже видела, а значит, я уже это сделала или сделаю в любом случае, так что... — Мэнди беспрекословно принимала Судьбу, и Микки отчасти завидовал, а отчасти презирал такой подход. — Ты, блядь, хуже всех! — он потёр лицо. — Пожалуйста, не используй его номер. Если это должно произойти, то пусть это произойдёт каким-нибудь другим способом. — Кто знает, — уклончиво ответила она. — Мэнди, — настоял он, — я нихуя не шучу. — Ой, ладно, — она закатила глаза. — Ненавижу, что у тебя теперь есть моральные принципы и прочее дерьмо. Он обиженно усмехнулся. — Дело не в чёртовых моральных принципах, а в том, чтобы ты б лучше занималась своими проклятыми делами, — он потёр нижнюю губу. — Уж прости нахуй, что я не хочу возвращаться за решётку. Не то чтобы он не выжил, если бы снова оказался там, но он в основном наладил свою жизнь, и перспектива оставить новый дом и лишиться лавки… Нет уж. Теперь, когда у него появилось какое-то возможное будущее, он не горел желанием заносить над ним чёртову спичку, даже если его соулмейт не хотел быть частью этого будущего. Он на мгновение задумался и, зная, что это важно, предупредил её: — Он не знает, что я его родственная душа. Не хотел знать, кто это, поэтому я ему не сказал, и тебе лучше, блядь, уважать это, ладно? Прошло мгновение, прежде чем она ответила: — Хорошо. Если Мэнди станет частью жизни Галлагера, а сам Микки нет, это, чёрт возьми, убьёт его.----------- ✶ -----------
Микки мог бы придумать тысячу оправданий, и, возможно, поверил бы некоторым из них, но он знал, что единственным, что удерживало его от похода в парк на следующей неделе и случайной встречи с Галлагером, была уверенность в том, что его родственная душа не хотела, чтобы её нашли. Если его ноги и горели от желания отправиться на поиски, это не имело никакого отношения к Судьбе. Он просто пиздец как хотел увидеть парня снова.----------- ✶ -----------
Навязчивая мелодия крутилась в его голове, сводя с ума. Загвоздка заключалась в том, что он не мог припомнить, чтобы слышал эту песню раньше. Мотив был смутный с едва различимыми словами. Микки продолжал напевать себе под нос, пережёвывая ноты между сигаретами, как будто мог одной силой воли превратить их в нужные слова, но всё было бесполезно. Оглядываясь назад, должно было быть очевидно, что это был знак. Однако, переживая третий день этой пытки, он даже не подумал об этом. Слуховые предвестия, на самом деле, были совершенно не в его стиле. Микки работал с тактильными ощущениями, ему нужно было касаться клиента во время чтения, и помимо этого он обычно не получал никаких сигналов. Это, вероятно, объясняло, почему он не мог разобрать больше трёх слов из того, что эта блядская песня пыталась ему сказать. Раздражало это или нет, но мелодия временно отошла на второй план, когда Микки понял, какой сегодня день. По правде говоря, Самайн мало что значил для него, и он редко пользовался этим временем, чтобы сделать что-то особенное. Мэнди же была одержима Самайном, говорила, что он усиливает её способности, как чёртова ядерная бомба, но, насколько он мог судить, ему праздник никогда особо не помогал. Однако в этом году… Ну, в этом году всё было по-другому, потому что его мозг решил ухватиться за единственный ритуал родственной души, который он однажды видел в исполнении другого провидца. Воспоминание о самом ритуале было слишком затуманено гневом и страхом, чтобы быть полезным, но Микки знал, что сможет это сделать, если найдёт информацию о нём; и как только идея возникла в его голове, он просто не мог избавиться от неё. Это был старый и примитивный ритуал, но была причина, по которой его всё ещё использовали. Люди доверяли тому, что могли видеть, и физические доказательства огня были неоспоримы. Он знал, что тем самым нарушит своё собственное правило никогда добровольно не заглядывать в своё будущее ни при каких обстоятельствах, но... Чёрт, он собирался это сделать. Пошло оно всё, он хотел это сделать. Он бросился в ближайший магазин и свирепо зыркал на владельца, до тех пор пока тот не позволил ему тщательно отобрать пригоршню фундука, затем вернулся домой и целую минуту стоял посреди кухни, когда волна паники ударила ему в грудь. Проклятье, если всё пойдёт не так… Нет, о таком думать не стоило. Глубоко вздохнув, он оставил орехи на столешнице и принёс гримуар из своей комнаты. Книга была пыльной, с заломленными от небрежного обращения страницами, и Микки задавался вопросом, какова была бы реакция Мэнди, если бы он когда-нибудь показал ей плачевное состояние фолианта. Не то чтобы он собирался, но всё же. Он нервно провёл пальцами по обложке, прежде чем открыть книгу, просматривая заклинание за заклинанием, пока не нашёл то, что хотел. Но когда его взгляд остановился на искомом… Он почувствовал реальное желание умереть. Чёрт, это было одновременно смешно и пиздец неловко. Да в жизни он не будет произносить вслух слово «возлюбленный»! Абсолютно нет. У него есть чувство достоинства, ясно? И вообще, нахуй устные заклинания. Они ему, блядь, не нужны, в задницу аудиопровидцев. Он собрал всё необходимое, чтобы разжечь костёр, и вышел на задний двор, убедившись, что пламя достаточно сильное и не погаснет в середине ритуала. Стояло раннее утро, и Саутсайд казался неестественно тихим, пока потрескивал огонь; будто соседи затаили дыхание в ожидании вердикта. Он тщательно выбрал два ореха, которые счёл лучшими, и, чувствуя себя дофига неловко, мысленно окрестил их Галлагером и Милковичем. Блядь. Будь Терри жив, он бы действительно прикончил Микки, чёрт возьми. Выполнять ритуалы во время Самайна, как школьница, отрывающая лепестки от ромашки. Размазня. Хотя хрен с ним. Терри был мёртв и не имел больше права голоса. Вообще-то, блядь, никогда и не должен был иметь, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Покачав головой, Микки выбросил из головы все мысли о Терри. Он не хотел, чтобы даже шёпот его воспоминаний цеплялся за этот момент. Повернувшись лицом к огню, глядя на тлеющие угли и надеясь, что они его не подведут, он положил фундук в середину так осторожно, как только мог. Чёрт, а что, если они треснут? Что, если один из них отскочит, оставив другого гореть в одиночестве? Он почти закрыл глаза, но отругал себя за это и посмотрел. Они горели, красиво, медленно и спокойно. Они горели вместе. Микки с облегчением выдохнул. В целости и сохранности и вместе. Бля, его глаза щипало от грёбаного дыма.----------- ✶ -----------
Его разум переполняли мысли о фундуке и горении вместе, когда часом позже он вышел из дома на работу. Микки определённо не ожидал услышать мучившую его мелодию прямо из кофейни, мимо которой проходил каждый день, не говоря уже о том, что это было физически невозможно: окна были плотно закрыты из-за холодной погоды. Чёрт, может, Мэнди знала, что говорила, разглагольствуя о влиянии Самайна на их восприятие и прочем дерьме. Хм. Но он не собирался тешить её эго. Он никогда раньше не заходил в эту кофейню, в основном потому, что просто не видел смысла тратить деньги на некачественный кофе, который мог приготовить и дома, но сейчас у него вряд ли бы вышло игнорировать это. Забавно, потому что обычно он игнорировал подобное дерьмо насколько хватало сил, но, по-видимому, сегодня он был в слишком хорошем настроении, чтобы сопротивляться. Первый сеанс должен был состояться через час, так что времени у него было предостаточно. Он закусил губу и проверил карманы, убеждаясь, что у него хватает денег, чтобы купить то, что они там пытались выдать за кофе. Удостоверившись, он затушил сигарету, бросив на дверь предупреждающий взгляд — что бы его ни ждало, лучше этому не портить ему день — и вошёл. Его сразу же поразил запах кофе и специй. Тихое бормотание завсегдатаев сливалось с музыкой, но не заглушало песню¹ настолько, чтобы Микки не смог уловить слов. Третий глаз, не обращайте внимания на радиус, Я сохраню хладнокровие, если ты будешь держаться на расстоянии. Это заставило его приподнять брови и фыркнуть. Что ж, по крайней мере, тот, кто посылал знаки, знал, что Микки нужна была небольшая помощь, когда дело доходило до интерпретации аудиосигналов. Он покачал головой и поискал место в сторонке, гадая, что, чёрт побери, произойдёт дальше. Он сел, сиденье ощущалось на удивление удобным под его задницей, и, прищурившись, оглядел помещение. Ничто не выделялось, не выглядело знакомым и не манило инстинктивно в каком-либо направлении. …ба застряли между Где мы сейчас находимся и кем нам нужно быть. Точно. Вот тебе и помощь. Мысленно заглушив музыку, Микки снова изучил помещение, посвятив целых пять секунд разглядыванию каждого посетителя. Ничего. Он вздохнул, потянувшись за телефоном, чтобы проверить время на случай, если оно могло иметь какое-то значение, когда на столик аккуратно положили меню. Он поднял глаза и увидел, что перед ним с блокнотом и ручкой стоит не кто иной, как Галлагер, с любопытством улыбающийся ему. Где-то вдалеке вокалист пел что-то слащаво-банальное о проклятых зелёных глазах, и Микки мысленно усмехнулся Вселенной. Серьёзно? Сентиментальная сучка.----------- ✶ -----------
Два фундука горят в камине. Одному — имя, другому — имя. Тот, что громко треснул, подпрыгнув резво, Лишил меня способности мыслить трезво. Он пылал ярко, неистово. Пусть такой же будет любовь моей избранной.
----------- ✶ -----------