День настанет вновь

Пусть невзгоды ближе, ближе. Но не сломят нас они. Нужно выжить, только выжить В эти сумрачные дни. (Галина Рылеева)

В тот год дожди лили всю зиму, дороги раскисли, утопая в жидкой серой грязи. В ненастный день на грани весны к крепости Амон Эреб медленно подошла длинная колонна бесконечно усталых и раздавленных горем существ. Финдекано выбежал за ворота в одной тунике, без плаща и куртки, не разбирая дороги и наступая в лужи. Он встретил колонну в паре дюжин шагов. Вперед вышла девушка с такими взрослыми и печальными глазами, каких он не знал в ней никогда, даже во Льдах, даже после смерти мамы… - Итариллэ, - прошептал Финдекано, понимая, что не видит и вряд ли увидит среди этой серой от дорожной грязи толпы еще одно родное и близкое лицо. - Финьо, дядюшка, - выдохнула она, подойдя вплотную. - Отец… Она не договорила, и он обнял ее, крепко прижав к груди. Итариллэ стиснула его до боли и безнадежно расплакалась, спрятав лицо в складках туники. *** В большом зале у камина сидели трое, принаряженные к пиру, который не обещал быть веселым. - Ты сегодня весь день особенно мрачен, но что-то незаметно, чтобы ты скорбел, - отметил Карнистир. - Я ужасно скорблю, - проворчал Тьелкормо. - Но совершенно по иному поводу? - проницательно закончил Куруфинвэ. - Мне, конечно, жаль гондолинских беженцев и мертвецов, - Тьелкормо смотрел в огонь, почти не мигая. - Но не могу не думать, что их приход значит для всех нас. Карнистир быстро оглянулся на двери. - Хочешь сказать, теперь нолдорану в рот заглядывает гораздо больше народу, чем мы могли рассчитывать? - Да. Они все пришли к Финдекано. Но не к нам. Угадайте, что будет, если мы опять заикнемся о Клятве? Куруфинвэ сказал пару резких словечек. Карнистир добавил еще полдюжины. - Вот именно, - кивнул Тьелкормо. - Если раньше силы были примерно равны, и был шанс склонить хотя бы половину воинов на свою сторону, то теперь нолдоран может не убеждать, а приказывать. Все нолдор, включая верных нам, сплотятся под его рукой. Потому что нолдор осталось до обидного мало. - В чём-то они будут правы, - тихо сказал Куруфинвэ. - Наша Клятва - только наше бремя. - Отчего-то так не думал никто из следовавших за отцом! - бросил Тьелкормо. - Им Клятва казалась красивым жестом, - поморщился Карнистир. - А шли они воевать с Моринготто и обживать новые земли. - Значит, настало время убедить всех, что Диор пособник Врага, а Дориату пришла пора смены власти! - Тьелкормо сжал кулаки. - И Финдекано с его усилившимся влиянием здесь слишком некстати. Драные валараукар, я почти жалею, что не прирезал его тогда, как темную тварь! - Тьелко, ты серьёзно? - поднял брови Куруфинвэ. - Не знаю. Сейчас в самом деле не знаю. Не будь его, кто бы смог нам помешать? Нарготронд и Гондолин пали, Кирдан на Баларе и переживает не лучшие времена. Никому бы не было дела до Дориата. Но теперь иное. Финдекано с Диором затеяли игру в союзы, переписываются каждый месяц, и если мы посмеем пикнуть, то будем иметь дело не только с кучкой синдар, но и со всеми нолдор, преданными Второму Дому. А их, как вы знаете, теперь большинство. Это уже безумие. - А Клятва шепчет, что единственный шанс, - Карнистир поежился. - Будем хитрее, - понизил голос Тьелкормо. – Финдекано не до нас, у него гондолинские погорельцы. И крепость в дельте Сириона недостроена. Скоро они отбудут туда, и нам важно не упустить… За дверями зала раздались шаги, и он резко умолк. Вошел Майтимо, а следом за ним - Макалаурэ, Амбаруссар, Финдекано, Итариллэ с мужем и сыном, лорд Галдор - единственный из выживших в Гондолине, и еще несколько дюжин гостей и близких, кто был приглашен на эту почти семейную часть пира. В зале сразу стало шумно, тесно и светло. Тьелкормо натянул на лицо учтивую улыбку и кивнул братьям, намекая, что разговор не окончен. Пир в самом деле вышел не из веселых, без хохота и танцев, но - необычайно мирным и уютным. За столом вспоминали ушедших и радовались тому, что живы. Наплакавшаяся Итариллэ сидела, обняв маленького сына, и сама прижавшись к дяде. Финдекано вел неспешную беседу с ее мужем, который оказался умнейшим и приятным в общении человеком. Лишь сейчас, разговаривая с Туором о грядущем устройстве крепости в дельте Сириона, Финдекано осознал, насколько соскучился по собеседникам с открытым сердцем, с которыми можно иметь дела без оглядки на Клятву. И от того, что даже с Майтимо теперь он вынужден говорить без прежней искренности, было досадно. "С этим нужно что-то делать, - размышлял он, слушая Туора. - Чем дальше, тем сильнее меняются мои кузены. Майтимо способен хотя бы говорить мне, что власть Клятвы крепнет с каждым годом, а Тьелко и вовсе уже спит и видит распороть Диору глотку. Почему они не были такими, пока камень хранился у Моринготто? Или пока его стерегли чары Мелиан? Не оттого ли, что добыть его было чуть более невозможно?.." Когда дань памяти мертвым была отдана, а живые утолили первый голод, Итариллэ поднялась с места и вышла на середину зала. Лорд Галдор с почтением подал ей серебряную шкатулку. Все притихли, ожидая речи. - Мои дорогие родичи и друзья! - произнесла Итариллэ звонким, чистым голосом, который, как Финдекано знал, она унаследовала от матери. - Счастлива видеть вас здесь и быть с вами. Благодарю за приют: после стольких дней пути я и мой народ будем иметь крышу над головой. Мы пришли на Амон Эреб, зная, что найдем помощь и не будем отвергнуты. Но не только нужда привела нас сюда, - она открыла шкатулку. - Мой отец хотел бы сделать это сам, но его больше нет с нами. Когда мы думали, что дядюшка Финьо погиб, - ее голос на миг дрогнул, - отец принял на себя бремя короля нолдор. Но едва Гондолина достигли вести о чудесном спасении дяди, этот венец лежал в шкатулке, ожидая, когда будет снова возложен на голову, где должен быть по праву, - Итариллэ достала из шкатулки сияющую корону и закончила: - Поэтому, дядя Финдекано, мой король, я прошу тебя выйти и позволить мне исполнить волю отца и всего народа нолдор. Финдекано встал, краем глаза отмечая, как вслед за ним поднимаются все присутствующие. Он подошел к племяннице и чуть наклонился, чтобы ей было удобнее надеть ему на голову прохладный обод, затейливо переплетенный из нитей золота и серебра. Выпрямившись, он увидел, как Итариллэ опускается в глубоком поклоне, а потом Галдор, Туор, Майтимо и все остальные. Глазам стало больно. Он вспомнил, как эту корону возлагали на него в первый раз. - Отец, это безумие! Зачем?! - Ты должен знать, Финьо, куда я еду. После моей смерти ты станешь королем. - Так нельзя! Надо подумать, найти выход, нельзя отчаиваться! - Именно поэтому в сей жестокий час ты будешь лучшим правителем, чем я. Ты как-то умеешь верить в свою надежду до конца, идти вперед, несмотря на то, что всё против тебя. Это ты пересек Хэлкараксе, ведомый ничем не обоснованной верой, что дом Феанаро на самом деле не предавал нас, а корабли горели, потому что на них напали, и им нужна помощь. Это ты, узнав правду, все-таки пошел в неизвестность, во тьму, почти на гибель, и вернулся на орле с тем, кого хотел найти. Ты светишь и умеешь светить другим, Финьо. Мне в этом далеко до тебя. Поэтому я сделаю то, что помешали сделать моему брату, вызову Моринготто на бой и предстану перед Намо. А ты своим светом найдешь для нолдор путь в сгущающихся сумерках. - Отец, это жестоко: наделять меня чертой характера, из-за которой я должен буду молча отпустить тебя на гибель, а ты - не сожалеть о своем выборе. - Сожалею я или нет, выбор сделан. Рохаллор ждет внизу оседланный, а корону ты найдешь в моей комнате в верхнем ящике стола, когда придет час. Простимся, Финьо, мальчик мой. Потом - неделя ожидания. Самого мерзкого, бессильного, когда наперед точно знаешь, что случится, уже написаны черновики писем и составлен план дел, и ждешь только неизбежной вести, после которой можно разрешить себе скорбеть и действовать. Конечно, ты не сидишь без дела, иначе давно свихнулся бы, взаперти и в одиночестве глядя в окно, как на горизонте с севера расползается багряное марево. Самое тяжелое, самое мучительное ожидание в жизни... Хотя, уже не самое. Тогда не было боли и скованных рук. А потом прохлада венца точно так же пересекает лоб, и нолдор склоняются перед новым королем. Будет скорбь и траурный пир, и настолько много дел, что чувствуешь себя стрелой, наконец-то покинувшей тесный колчан и летящей к цели. - Благодарю тебя, Итариллэ, - тихо проговорил Финдекано. И громче добавил: - Мой народ, я благодарю вас всех! Нам выпали непростые испытания, но это не повод в отчаянии опускать руки. Сегодня мы отдыхаем, празднуя во славу ушедших и во имя живых, и пусть улыбки снова возвращаются на лица. Пусть те, кто сейчас смотрят на гобелены Мандоса, знают, что хотя они оставили нас, мы продолжаем наше общее дело. «Опасно. Зря я так сказал. Клятву тоже можно истолковать подобным образом…» - Останемся же добры друг к другу и беспощадны к Врагу, - закончил Финдекано в почтительной тишине. – Пройдет ночь, наступит новый день, и да будут ждать нас в этом дне хорошие вести и славные победы. А сейчас – праздник! Он замер, пережидая громкие аплодисменты и согласные, восславляющие выкрики. Поднял руку – и снова все стихло. - А сейчас нам всем не повредит немного музыки. Менестрели, - позвал он, глядя прежде всего на Макалаурэ, который даже на грустный пир явился с лютней. – Прошу подарить нам ту музыку, которая покажется вам уместной в этот вечер. Макалаурэ улыбнулся ему, и уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот миг раздался голос Карнистира: - А почему бы самому королю не открыть музыкальную часть пира своей песней? Или дело нолдорана лишь командовать, и мы тут все недостойны слушать его пение? «Ну, конечно. Крошечная месть от темной троицы. Кто бы ни начал петь, он всегда померкнет перед талантом Макалаурэ. Эдакое напоминание, что я не во всем совершенен. Вон, и Курво согласно кивает. А Тьелко молчит. Да, он же слышал мой кашель. Соглашаться глупо, отказываться тоже не с руки. Мне совершенно не хочется что-либо объяснять». - Морьо… - угрожающе начал Майтимо. - Все в порядке, - перебил Финдекано. – Конечно, никто не сравнится в искусности с величайшим менестрелем нолдор, - кивок в сторону Макалаурэ. - Но великой честью для меня станет поделиться с вами музыкой в этот день. Будь добр, - обратился он к присутствующему здесь оруженосцу, - принеси из моей комнаты арфу. Ты найдешь ее на подоконнике. Пока оруженосец бегал за арфой, а в центре зала ставили стул, на который будут садиться все менестрели, желающие сыграть, к Финдекано потихоньку подошел Майтимо. - Финьо, ты не должен этого делать. Морьо понятия не имеет, о чем просит. - Я знаю. Поэтому намерен осторожно выкрутиться и замять это. - Ты вообще не обязан выкручиваться. Финьо, почти для всех очевидно, что Морьо просто хотел поставить тебя в неловкое положение. - По-твоему, я должен безропотно стать в него и надеяться на понимание? Майтимо, не надо меня защищать. Все будет хорошо. - Астальдо, ты как всегда… - со вздохом протянул кузен, явно не согласный с последним, но смирившийся. Наконец, арфа была принесена, и Финдекано устроился на стуле, привычно отбрасывая косы назад. Была одна мелодия, которую он мог сыграть так, что и перед Макалаурэ не стыдно. Та самая. Уже на первых нотах он увидел, как замер Майтимо. Тоже узнал. Финдекано играл так, будто опять оказался там, среди темных склонов Тангородрима, в неживой пустыне. Арфа пела, вызывая на бой всякого, кто посмеет утверждать, что надежда растоптана в прах. Пальцы легко порхали по струнам, словно не было на них мозолей от меча, словно не было сотен лет, минувших с тех пор, как он мальчишкой играл эту мелодию впервые на домашнем пиру у дедушки Финвэ. В какой-то миг Финдекано всерьез поверил, что от звуков арфы сейчас взойдет солнце. Последний перебор. Затухающее эхо струн. Тишина… И в тот миг, когда эта тишина была готова разразиться овациями, Карнистир недовольно заметил: - Мы слышали музыку, но не слова. Нолдоран решил, что слов мы все же недостойны? Тьелкормо дернул брата за рукав, но было поздно. Финдекано захотелось прямо сейчас ударить Карнистира. - Чтобы спасти твоего брата из плена, я отрубил ему руку, - голос звенел, но ему казалось, что он держится. – А себе я отрубил песни. Поэтому как Майтимо не подаст никому правой руки, так и я не спою словами. Никогда, - это слово вырвалось против воли, лишнее, с головой выдающее, что ему не настолько все равно, как он пытался доказать даже сам себе. – Если ты хочешь услышать мой голос, можешь пойти в подвалы Ангамандо и его там поискать. Тишина сделалась оглушительной. Кажется, даже маленький сын Итариллэ затаил дыхание. У Карнистира было совершенно белое лицо. - Я прошу прощения, - тихо проговорил он. - Макалаурэ, - не глядя на него, сказал Финдекано. – Пожалуйста, окажи честь. Менестрель коротко поклонился. - С огромным удовольствием, мой король, - он оглядел притихший зал. – Но разве можно начинать новую песню, когда не прозвучала хвала предыдущей? И овации все же грянули. *** Финдекано, мой король! За те четыре года, что вы провели на Амон Эреб, цитадель крепости выросла на три этажа, и было заложено основание второго кольца стен. Теперь, спустя десять лет, мы можем перевести с Амон Эреб всех наших женщин и детей, не боясь за их безопасность. Продовольствия хватает, оружие исправно куется в новых мастерских. Точные цифры привожу на отдельном листке. Посланцы Кирдана помогают нам в постройке флота, но об этом точнее напишет Эарендил. Ждем вас этой осенью, Итариллэ уже готовит вам комнату. Передаю от нее тысячу поцелуев и крепкие объятия. С уважением и честью, Туор *** В крепости на Амон Эреб уже несколько недель было особенно шумно и суетно. По меньшей мере, половина жителей готовилась к переезду в Гавани Сириона. Одни надеялись воссоединиться с братьями и мужьями, десять лет назад уехавшими возводить новую крепость, другие готовились защищать их в пути, а затем усилить своими мечами войско Гаваней. В коридорах стояли тюки с вещами, ответственные за хозяйство бегали с длинными списками, чтобы ничего не забыть и не потерять, в кладовых копилось продовольствие на дорогу, а в мастерских делали дополнительные повозки и телеги, потому что имеющихся могло не хватить. На Амон Эреб теперь жили не только беженцы из Гондолина, но и из Хитлума, Химлада, Димбара, северного Оссирианда. Почти все они готовились к переселению в Гавани Сириона. Финдекано тоже собирался переехать в дельту Сириона насовсем, поэтому разрывался между бумагами, кладовыми, мастерской и конюшней, передавая в ведение кузенов те дела крепости, которыми прежде занимался сам. Он отдыхал урывками и мечтал о том славном миге, когда войдет в подготовленную Итариллэ комнату, рухнет на кровать и позволит себе целых девять часов сна. Ранним вечером, за два дня до намеченного времени выхода, Финдекано впервые за неделю нашел время переплести порядком растрепанные косы. Безжалостно выдрав из волос мятые золотые ленты и бросив их отмокать в мыльной воде, он устроился на подоконнике с гребенкой в руках. Внизу, во внутреннем дворе, уже стояли первые ряды обозов, на которых день ото дня росли горы вещей. Это все здорово напоминало суету перед Исходом, и оставалось лишь надеяться, что нынешняя кампания сложится более удачно. Раздался робкий стук в дверь, потом скрипнули петли. - Мой король, вы позволите войти? - Да-да, - откликнулся Финдекано, прекратив битву с особенно буйным колтуном и приготовившись внимать и думать. В комнату заглянул молодой смущенный нолдо. Спустя пару мгновений Финдекано узнал в нем того юнца, сына оруженосца Тьелко, пару десятков лет назад наказанного чисткой репы. - Я хотел просить вас, король Финдекано, позволить мне присоединиться к вам во время пути в Гавани Сириона. Я хотел съездить на Балар, повидать друга. - Того, с которым ты когда-то бился насмерть за мою честь? – усмехнулся Финдекано. - Три мешка репы примирили нас, - признался юноша. И добавил: - Я давно хотел сказать вам спасибо за них. - Третий мешок – на совести лорда Тьелкормо. Что ж, присоединяйся, конечно. Лишний меч не повредит в дороге. Мы выступаем послезавтра на рассвете. - Благодарю вас, - юноша поклонился, хотел было уйти, но вдруг замешкался, нерешительно переступил с ноги на ногу и через силу проговорил: - Странно это все. Финдекано, уже возвратившийся к колтуну, снова опустил гребенку. - Что именно? - Не знаю, - юноша помолчал, потом плотно прикрыл дверь за своей спиной и почти шепотом поведал: - Мой отец никогда не одобрял нашей дружбы, но сегодня сам предложил просить вас взять меня. - Быть может, он беспокоился, что, путешествуя в одиночку, ты вернее попадешь в беду? – пожал плечами Финдекано. - Может, - нехотя согласился юноша. – Но тогда бы он не позволял мне одиночные вылазки в Оссирианд. Отец как будто не хотел, чтобы я был в крепости, когда вы уедете. Мой король, я ничего не знаю, но… Странно. Спину тронул неприятный холодок. Только не теперь… - Я услышал тебя, - так же негромко ответил Финдекано. – Ступай и ни о чем не тревожься. Будет лучше, если ты не скажешь отцу, что говорил со мной о своих подозрениях. - Понимаю. Я… поумнел со времени того поединка. - Вот и хорошо. Не опаздывай послезавтра. Юноша кивнул, потом поклонился и вышел, оставив короля наедине с дурными предчувствиями. «Оруженосец Тьелкормо отсылает сына прочь. Значит, грядет нечто настолько опасное, по сравнению с чем меркнут одиночные вылазки в Оссирианд и дружба с почитателем меня. Что может случиться в мое отсутствие, о чем знает оруженосец Тьелкормо, но понятия не имею я? Либо он продал нас Моринготто, и Амон Эреб вскорости падет, либо это знание исходит от самого Тьелко. И тогда вариантов немного, точнее, один». Финдекано рванул колтун особенно яростно, и половина осталась на гребенке. - Ва-алараукар… И ленты все мокрые. Что вам не сидится, феанарионы?! Он наскоро расчесал остальное, заплел косу, перехватил ее у основания кожаным ремешком и задумался, куда бежать в первую очередь. «К Майтимо? Ну, да, конечно: «Послушай, друг мой, а не изменил ли ты всем словам, сказанным прежде, и не собираешься ли резать синдар в мое отсутствие? Ах, не ты? Тогда твои братья, но это исключительно мои черные подозрения». Прижать к стенке Амбаруссар? Но не я один понимаю, что они могут легко проболтаться. Идти сразу к нашей темной троице? Нет, легче еще раз сбежать из Ангамандо. С Клятвой лучше не связываться, как и с мальчишками, которым ничего лишнего не говорят. Кто среди давних последователей Тьелко может одновременно и знать о затее, и быть откровенен со мной настолько, что решится рассказать?..» Поразмыслив еще немного, Финдекано отправился в лазарет. …Алкалоссэ действительно обрадовался королю, и трудно было высчитать, сколько искренности, а сколько натянутости в его приветствиях. - Зашел попрощаться, пока не началась суматоха по случаю отъезда, - непринужденно объяснил Финдекано. – Мы долго не увидимся, и я не мог не сказать напоследок слов благодарности тому, кто спас мне жизнь и поставил на ноги. - Мой король, я бесконечно тронут, - Алкалоссэ коснулся ладонью сердца. – Могу лишь пожелать вам никогда впредь не оказываться в переделках, подобных той. - О, в этом наши желания совпадают! – рассмеялся Финдекано. – Еще несколько месяцев в постели я просто не выдержу. - Как ваша голова? Не беспокоит ли теперь? - Все недуги в прошлом. Хотя, последнюю неделю я почти не спал, и шрам на затылке ноет. - Я уже бессилен приказать вам высыпаться, - со вздохом развел руками целитель. – Но могу почаровать сейчас над вашей головой, чтобы она с честью перенесла предстоящую дорогу. Это не займет много времени. - В самом деле? Алкалоссэ, осияй тебя Варда, ты опять спасаешь меня! А помнишь, как тогда я проснулся во второй раз, и ты предложил сотворить надо мною какие-то совершенно особенные чары, наследие самой Эстэ, но для этого мне надо непременно открыть тебе свое сознание. - …А вы так проницательно прищурились и говорите: «хорошо, но после того, как ты удостоверишься для лорда Тьелкормо, что это действительно я, не забудь в самом деле почаровать». - И ты покраснел. - Мне было неловко. Казалось, вы не в том состоянии, чтобы догадаться. - Я так и не понял, выдумал ты про особые чары или нет. Но стало намного легче. - Не выдумал. Для тех чар действительно надо открыть сознание, и они хорошо помогают. - Может, повторишь их сейчас? – Финдекано сел на узкое ложе, где обычно делали перевязки. Алкалоссэ смущенно пожал плечами. - Если вы позволите, мой король. - Я ведь сам предложил. Мне прилечь? - Да, пожалуйста… Мягкая подушка под головой, знакомые теплые ладони на лбу и в центре груди. Знакомое касание чужих мыслей. Осанвэ – тонкое искусство. Когда два разума оказываются рядом, всегда есть возможность поговорить без слов. И никогда – соврать. «Алкалоссэ, это правда, что после моего отъезда Тьелкормо и остальные готовятся идти на Дориат?» Целитель вздрогнул всем телом, убирая руки, его сознание панически отшатнулось. «Отвечай мне», - приказал Финдекано. «Это правда», - Алкалоссэ сморгнул, разрывая связь, и продолжил вслух: - Но откуда вы узнали?.. - Неважно, - Финдекано поднялся, садясь. – А теперь я жду подробностей. - Но мы поклялись молчать… - Именем Эру? - Нет, просто во имя верности нашему лорду. - В таком случае, я, твой король, освобождаю тебя от клятвы. Говори мне все. Алкалоссэ спрятал лицо в ладонях. - На самом деле вы для этого пришли ко мне? - Я не лгал, говоря, что признателен и хочу проститься, - коротко ответил Финдекано. Алкалоссэ сглотнул, явно сдерживая слезы, поднял голову и начал говорить. - О плане знают лорды Тьелкормо, Карнистир, Куруфинвэ и те, кто более всех верен им. Когда вы уедете из Амон Эреб и отдалитесь достаточно, чтобы уже невозможно было быстро вернуться, лорды с воинами поедут атаковать Дориат, оставив прочим письмо, в котором призовут присоединиться и напомнят, что отказ означает предательство Клятвы и последней воли короля Феанаро. Таким образом, имеющихся сил хватит для штурма, а вы не успеете на помощь Диору, потому что не будете знать. - Вот как, - протянул Финдекано. – И когда же ты собирался поведать своему королю об этой подлой авантюре? - Я собирался молчать, - Алкалоссэ закрыл глаза. – Финдекано… мой король… но ведь сильмарилл действительно принадлежит им… - И он стоит того, чтобы одни квенди убивали других? Стоит повторения Альквалондэ, когда мы все свихнулись в дурости и горе?! Алкалоссэ покачал головой. По его щекам потекли слезы. Финдекано поднялся. - Вот что. Об этом разговоре никому не слова. Поклянись мне своим даром целителя, что будешь молчать. Алкалоссэ посмотрел на него с ужасом. - Мой король, это слишком жестоко… - А резать глотки женщинам и детям в самый раз?! Клянись, иначе разболтаешь лорду, и они за оставшееся время придумают что-нибудь похлеще. Мало вам всем одного проклятия? Мало гнева Намо? Хотите Моринготто уподобиться?! - Я клянусь, - прошептал Алкалоссэ. – Всем, что имею, даром, вашим доверием ко мне, самой жизнью… - Достаточно, - оборвал Финдекано. – Высшие силы призывать не будем. Сиди в лазарете, веди себя как обычно. И на глаза Тьелкормо попадайся поменьше. Он направился к двери, и уже в спину донеслось растерянное: - А как же ваша головная боль?.. - В другой раз, - отказался Финдекано, оборачиваясь. – Мне теперь такую головную боль обеспечили, что даже чары от самой Эстэ бессильны!.. *** Утро отъезда выдалось ясным и прохладным. В воздухе парила невесомая дымка, след от ладьи Ариэн окрасил восток в нежные розовые цвета. Во дворе Амон Эреб было шумно и суетно, звучали последние прощания и напутствия, пересчитывали обозы, седлали лошадей. Финдекано задержал кузена на пороге его комнаты. В противовес ему, Тьелкормо выглядел отоспавшимся и вполне довольным жизнью. - А, доброе утро, Финьо! Знаешь, я даже буду иногда скучать по нашему вездесущему нолдорану и его длинному носу. - Не сомневаюсь, - Финдекано внимательно посмотрел ему в лицо. Тщетно. В отличие от бесхитростного Алкалоссэ, кузен умел скрывать, что у него на уме. - Тьелко, я догадываюсь, какие мысли бродят в твоей голове. Если вы с Морьо и Курво посмеете склонять остальных к штурму Дориата, когда я уеду - берегись моего гнева. Пусть мы трижды братья, но второй резни я не допущу. Тьелкормо разительно переменился. Сонное благодушие слетело, обнажив ярость, глаза сверкнули. - Мы не братья, - прошипел он, нависая над Финдекано, благо, был выше на полголовы. - Мы полукузены, ты, внук Индис, по ошибке получивший корону!.. Финдекано толкнул его, заставляя отступить к стене. - Ах, ну конечно. Все беды нолдор начались из-за того, что твоя мертвая бабушка казалась твоему отцу более достойной, чем живая моя. Молниеносное движение – Тьелкормо выхватил клинок. - Не хочу показаться сентиментальным, но мечи Дома Феанаро по-прежнему острее языков Дома Нолофинвэ. - Не хочу показаться грубым, но сейчас я разобью тебе нос, и древний спор на этом окончится. - Клятва сметет тебя, - посулил Тьелкормо. - Разобьет и растопчет, как это было с Финдарато. Не становись у нее на пути. - Возможно. Но вот только я не Финдарато. И если посмеешь устроить второе Альквалондэ, получишь так, что Намо благом покажется. - Надо же, всеобщий любимчик нолдоран лепит угрозы! - Я тебя предупредил, - сквозь зубы выговорил Финдекано и поспешил прочь. …С Майтимо они простились у самых ворот. - Не забывай писать, - говорил друг, заключая его в объятия. – И приезжай так часто, как только дела смогут отпускать тебя. - Писать – это непременно, - улыбнулся Финдекано и достал из кармана запечатанный свиток. – Вот тебе первое письмо. Откроешь спустя час после моего отъезда и прочтешь один. Майтимо посерьезнел. - Почему не на словах? - Так будет лучше. Не хочу обсуждать дела в час прощания. Мы не скоро увидимся, и вспомни, как часто бывало, что наши прощальные слова потом лежали грузом на сердце. Майтимо покачал головой. - Финьо, мой драгоценный друг, всех добрых слов мира не хватит высказать, что я хотел бы передать тебе. - Тогда скажу я, - Финдекано стиснул его руку. – Руссандол, не сдавайся, не дай Клятве завладеть тобой. И помни, что… - День настанет вновь? - Именно. Как считаешь, утро вокруг нас достаточное подспорье моим словам? Майтимо только кивнул. Финдекано вскочил на коня и первым из уходящих выехал за ворота. *** Майтимо! Пишу об этом в письме, а не говорю вслух, потому что мне недостает сил смотреть в твои глаза и опять слушать, как ты рассуждаешь, что Клятва сильнее и даже тебе нельзя доверять. Мне стало известно, что Тьелко, Морьо и Курво замышляют отправиться войной на Дориат вскоре после моего отъезда. Задержи их, насколько сможешь, или не пусти вовсе. В крайнем случае, покажи это письмо. Я не еду в Гавани Сириона прямо сейчас. Наш воинский отряд разделится в пути, и часть отправится со мной к Диору. Поэтому, если твои братья посмеют напасть, их встретим мы. Конечно, я не могу поселиться в Дориате безвылазно, отпугивая Тьелко видом своих кос, но у меня есть план, как предотвратить дальнейшие попытки. Все, что мне нужно – время, и я прошу, Майтимо, мне его дать. Знаю, что ты, Кано и Амбаруссар ни о чем не догадывались. Но, умоляю, не поддавайтесь речам остальных. Это гиблый путь, который вернее приведет вас в Бездну, чем если вы вздумаете нарушить Клятву напрямую. Я твердо намерен не допустить кровопролития, и да будет на это воля Валар. Жди второго письма не позднее, чем через месяц. Не отчаивайся. Финьо