Moments

Ей скучно. Просто адски. Так сильно, что хоть ты на Пилтоверскую луну вой, хоть ее с нижних ярусов Зауна в жизни не увидеть. Список дня даже перевыполнен: прошвырнуться по району и стырить клевых безделушек — раз. И ее даже не поймали. Доебаться до миротворцев, караулящих возле моста — два. Ее снова не поймали, хотя... Джинкс дует на ушибленный локоть, было близко. Израсходовать весь запас цветных бомбочек — тоже есть, все равно они старые и на следующей неделе будет новая поставка всякого барахла для Силко, а значит, и для нее там что-нибудь будет. Причем последнюю бомбочку она взорвала на входе в Последнюю Каплю, так что дресс-код сегодняшнего вечера — кислотно-зеленый, что отлично гармонирует с гигантским глазом на крыше. И даже доебаться до Севики, устроившейся внизу, в компании каких-то придурков и покера — главное, не жалеть для нее стремных вопросов, вроде "А у тебя пирсинг потому, что ты это своим металлическим пальцем в носу доковырялась?", ну и все в таком духе. Но это все ни капельки не помогает, потому что Силко занят. Джинкс тяжело вздыхает, поправляя сумку, оттягивающую плечо, — там гвозди, железные шарики, пустые банки, в общем, все, что нужно для оружия массового поражения, — и плюхается на барный стул, выставив локти среди пустых стаканов. Хоть бы в одном было что-нибудь покруче, чем сок или то безалкогольное пойло, которое должно заставить ее поверить в то, подростки пьют именно его, и не иначе. Тогда бы она прибавила к своему списку еще один пункт — напиться и устроить еще какую-нибудь заварушку. — Чего киснешь? — бармен тут же возникает неподалеку, смахивает пустые стаканы и выставляет ей новый. С соком — фу. Ну почему никто не воспринимает ее как взрослую? Четырнадцать — это очень даже огого. Почти как пятнадцать, но тоже неплохо. Джинкс отвечает ему унылой миной и роняет голову на барную стойку, стукаясь лбом. Скуууука. — И как он ее терпит вообще? — сквозь общий гул, звон стаканов и рев музыки сбоку несется голос одного из партнеров Севики по покеру. — Она же кого хочешь с ума сведет. — Потише, эй, — его пытаются угомонить, пока этот разговор не добрался до ушей босса, засевшего как паук в гнезде на своем верхнем этаже. И не высовывающегося наружу уже третьи сутки. — Это не мое дело, Черро, — отвечает Севика с постной миной, уставившись в свои карты. — И не твое, если на то пошло. — Ну, я просто подумал, может, он потому там и прячется. Вкус сока, и до этого бывшего слишком уж приторно-сладким, окончательно портится, и Джинкс кривится. Нет! Нет, она этого не слышала, нет, никто ничего подобного не гово... А знаешь, а ведь он прав, — справа на барном стуле вертится Майло, дохлее некуда, и мерзко так подхихикивает на оборотах. — Все от тебя сбегают. Кто куда, только бы подальше. Потому что... ну а что еще с тобой делать? Правда, Клаггор? Тот оказывается слева, многозначительно так хмыкает, и Джинкс хочется взять свой стакан с этим паршивым соком и запустить им в эти рожи. Пусть они и призрачные. Говорить с ней не о чем, она только и умеет, что портить, кому вообще такая... Она подскакивает со своего стула, стискивая бокал с такой силой, что тот чуть не лопается в пальцах, и направляется к тому мудаку, из-за которого эти двое и вернулись. — Нихрена он не прячется, ясно? — выпаливает Джинкс ему в лицо, притихшему, наверняка догадавшемуся, что его-таки услышали. — Вот тебе, мудила, — она выворачивает сок ему на голову, брызги во все стороны, часть попадает и на ее бриджи, хотя какая разница. Все, вечер испорчен, можете вносить следующий. Который наступит невесть когда, вернее, когда Силко соизволит обратить свое драгоценное внимание на нее, а не на свои бумажки. Жизнь в баре тут же замирает, как бывает каждый раз, когда срабатывает "эффект Джинкс", только музыка надрывно ревет, дергая нервы словно клещи. Джинкс никому не нужна, Джинкс никому не нужна! — где-то позади отплясывают, обнявшись, Майло и Клаггор, а она уже несется по ступенькам, тяжело топая, пару раз чуть не наворачиваясь из-за подступивших к глазам слез. Неправда, все это полная хрень, Силко никогда бы так не поступил, он бы... Она толкает дверь и ныряет в темноту коридора, позади нее со стуком схлопывается шум общего зала и музыка, остается только ее собственное дыхание. И колотящееся бум-бум-бум по вискам. Зря она сюда пришла. Зря. Хотел бы видеть, послал бы за нею. Или сам пришел — что, это так сложно? Она делает еще шаг, другой — в ботинки будто кто-то железяк накидал, до того тяжелые, ступать сложно, а потом просто беспомощно прилипает к стенке и сползает по ней вниз. На пол. В сумке надсадно гремит что-то тяжелое, голову простреливает от боли, потому что коленкой она умудрилась зажать свою же косу, только темнота немного помогает. Потому что она темная. В ней не особенно заметно твое лицо и то, что на нем. Она и правда, никому не нужна. Джинкс выдыхает, надувая щеки, шмыгает носом и старается хоть немного успокоиться. Стать таким, как Силко. Беспощадно-безразличным. Спокойным, как та гигантская рыбина в темноте, что все плавает себе туда-сюда, не обращая внимания на мир снаружи. Почему она так не может? Из-за того, что она Джинкс? Испорченная версия, которую уже ни на что не обменяешь? Она шмыгает снова, стирая слезы, щекочущие подбородок, когда слышит звук открывающейся двери — и голос Силко. Его силуэт словно вырезан на золотом прямоугольнике света, узкий, худой, искаженный в какое-то подобие бугимэна из детских страшилок. — И что ты там делаешь? — Сижу, — огрызается Джинкс. Черт! Нельзя, чтобы он видел ее слабой, той нюней, какой увидел ее впервые, ну когда соплями своими ему всю рубашку залила. Она снова трет лицо, пока кожу не начинает жечь. — А что, нельзя? — Можно, — Силко и виду не подает, что заметил это. Или что она огрызается. — Но можешь посидеть и у меня в кабинете, если уж это так важно. Только тихо, — его голос как обычно мягкий, обволакивающий, правда, толку от этого? Ему она не нужна. Он занят своими делами и просто предложил ей подождать в другом месте. Это тоже сойдет. — Я, пожалуй, пас, — она старается, чтобы голос не дрогнул, прозвучал достаточно уверенно и бла-бла-бла, но в уши уже лезет противный шепоток: Джинкс никому не нужна, никому-никому ла-ла-ла! — Хватит, — уши хоть чем хочешь затыкай, ладонями, ватой, голоса внутри, даже если их не видно, они всегда рядом. — Джинкс, — на плечо ложится рука, и она вздрагивает, открывая глаза и подслеповато щурясь. Это Силко, склонившийся над нею — изуродованная половина лица прячется во мраке, оставив напоказ другую, более человечную, с усталой складкой, залегшей у рта, и выбившимися прядками из обычно такой идеальной прически. Это настолько на него не похоже, что она еле сдерживается, чтобы не рвануться ему навстречу, обхватить руками и ногами и спрашивать, что случилось. — Я... Я тут... Ты, наверное, очень-очень занят, и... — принимается бубнить она, отводя глаза и мысленно желая провалиться вместе с полом вниз, прямиком в общий зал, можно даже кому-нибудь на голову. — Хочу, чтобы ты посидела в кабинете. Чтобы я мог отвлечься, просто глядя на тебя. Как тебе такая идея? — его голос еще мягче, нежнее, почти.. умоляюще. Как будто ее нужно умолять. Пф. — Я... — Джинкс встрепывается, поднимаясь на коленях и чуть не бодает его в подбородок, потому что чертову косу снова чем-то прищемило, похоже, в этот раз подошвой, — прости! Прости... Я буду тихой как мышь, ты меня даже не увидишь и не услышишь, хорошо? Он кивает и помогает ей отцепить косу от пряжки на ботинке, а потом подает руку, и тянет к себе. Однажды она вырастет ему до... до подбородка хотя бы. Или до плеча. Но для этого видимо, придется ждать пятнадцати. — И чем ты все это время занималась? — Силко ведет ее в свой кабинет, и да, выглядит он хреново. Как будто все это время не спал. Впрочем, она тоже не спала — трижды навела порядок в мастерской за эти дни, а потом снова все разбросала, чтобы было чем заняться в четвертый раз. — М-м-м, да ничем. Просто... — она подумывает выдумать какой-нибудь крутой проект, чтобы сослаться на него, ну там, новые гранаты с маркирующей краской, видимой только в определенном свете, или разрывные шестеренки, ради бога, только не спрашивайте, зачем они вообще нужны, но... — Я скучала. Без тебя. Было охренеть, как хреново! — Джинкс, — Силко укоряюще качает головой. Дважды произнесенное "хреново" его ни капли не веселит. — Обещаю, мы куда-нибудь выберемся. — Ага, — уныло тянет она, заходя следом за ним в кабинет. Как же, а еще вместе с Севикой и целой толпой здоровенных болванчиков, которые будут стоять на стреме, пока грабят чужой склад. — Только вдвоем, — кажется, он понял, чего это она такая не радостная. — Пойдем... куда захочешь. Только я разгребу вот это, — и он устало машет в сторону стола, заваленного бумагами. Взрослая жизнь отстой. Надо так ему и сказать. Но... Джинкс молчит. Она же обещала. Усаживается на диван напротив стола, за который вернулся Силко, потирающий виски, и, покопавшись в сумке, принимается черкать в блокноте. Вместо того, чтобы составлять очередные планы: "что мне может понадобиться в Пилтовере", "как довести Севику" и "что бы такое попросить у Силко на день рожденья", она принимается попросту черкать маркерами, зарисовывая рожицы. Рожицу Силко, снова Силко, еще один — однажды она сможет нарисовать его портрет, не эти каляки-маляки, а настоящий, парадный, как те, что висят в домах богатеев наверху. Силко точно такой понравится, он его над столом повесит. Жалко, пока до этого прекрасного момента еще жить и жить, учиться и учиться. Впрочем, один глаз у нее даже выходит похожим, чего не скажешь о втором. Здесь тихо и хорошо. Нет голосов, ни одного, никто не дразнит ее, не считает чокнутой. А потом Силко тяжело падает на диван рядом с нею, тихо стонет, разминая пальцы и вытягивая свои непомерно длинные худые ноги. Надо будет спросить, будут ли у нее такие же. Или она навечно обречена оставаться мелкой коротышкой с отвратительно пухлыми щеками. — Куда бы ты хотела пойти сейчас? — внезапно спрашивает он, заставив Джинкс позабыть про свои рисунки. Маркер дергается, оставляя лазурную кривую удавку поперек нарисованной шеи. — Сейчас? — она теряется. Ну... куда... куда... эм, куда-нибудь? Как назло ни одного крутого варианта придумать не может, такого, чтобы ему понравилось. Она сегодня облазила весь западный сектор, добралась даже до коллекторов, там иногда выбрасывают море ненужных, но еще пригодных для всякого железяк. Недавно поднималась вверх, к Пилтоверу, но про это лучше не рассказывать, конечно. — М-м-м, — Джинкс тянет, поглядывая на Силко искоса. Он развалился на диване, заняв большую часть, уложил голову ей на плечо и даже закрыл свой нормальный глаз. Черт, быть взрослым реально отстой! — Я бы тут еще посидела. Он хмыкает ей в плечо, как будто говоря, ну да, кого ты обманываешь, а потом бормочет устало: — Ты знаешь, что можешь зайти сюда в любое время. Ага. Но... — Ты знаешь, что всегда можешь позвать меня. И я приду. — Туше, — отвечает Силко и снова вздыхает, устраиваясь поудобнее. Он молчит. Минуту, две. Потом, кажется, десять или даже больше. Джинкс аккуратно открывает один из маркеров — из самого Пилтовера, ради них людей убивали, по крайней мере так сказал Силко, — и принимается рисовать на тыльной стороне его ладони сердечко. Кривоватое, конечно, потому что нельзя будить его, но зато отливающее кислотно-зеленым. Дресс-код сегодняшнего вечера, вообще-то. И вот это, если что, охренеть как нихрена не скучно.