Moments

Вообще-то Джинкс можно назвать образцовым ребенком — по мнению Силко. Она умеет читать — он до сих пор с умилением вспоминает ее первую сказку, которую Джинкс зачитывала ему перед сном. Донесение об очередной поставке медикаментов для Зауна. И делала это с таким артистизмом и пафосом, как будто у нее собралась целая толпа слушателей. А не один Силко. Он ей потом даже поапплодировал ("весьма важно поощрять инициативы ребенка, чтобы он не чувствовал себя неудачником" как, кажется, было в какой-то книге по воспитанию). Писать — о эти прекрасные послания на его документах. Черт с ним, что потом все придется переделывать, но зато как же прекрасно прийти с утра на работу и обнаружить на столе яркое, неоновое — Самый Лучший Силли, окруженное кривоватыми танцующими сердечками. Играть, не отвлекая посетителей во время его рабочего дня — хотя... ну ладно, пара подорванных Кусак не считаются, тем более, Джинкс ведь не нарочно! А сердечные приступы где угодно схлопотать можно, вон спустись в бар Первой Капли, и там тебе либо лицо разобьют, либо обдерут до нитки за покером. Смеяться — видели бы вы ее улыбку, когда Силко подарил Джинкс ее первый нож. Его старый нож — она сияла как весь Заун ночью, раскрасневшаяся, закусившая губу, а потом полетела вниз делиться со всеми своей радостью. Кажется, тогда нож и оказался в заднице одного из помощников Севики, но это... тоже объяснимо. Нечего было подставляться, когда речь шла о победе в импровизированные дартс. Тем более — Силко сам ее учил этому — Джинкс ни-ког-да не проигрывала. Даже Севике. Угрожать — после того, как Севика строго-настрого запретила Джинкс подходить к ее наемникам, ну, после ножа в мягком месте, естественно внимание ребенка переключилось на новый раздражитель. Догадываемся с трех раз... три... два... йеп, Бароны. Финну вообще не стоило так с Джинкс разговаривать. Там что-то было про мелкую соплюху, которой пора спать, а не то получит по жопе, и Силко даже к запонкам потянуться не успел (чтобы самолично дать в морду этому ублюдку за оскорбление его славной девочки), как Джинкс подскочила и сунула Кусаку ему под стул. И такая — Кабум! — со зверским выражением на личике (ну как он учил). Ей богу, Силко никогда так не смеялся, как в тот вечер — Финн визжал как резаная свинья, лез на стул с ногами, а потом вымелся за дверь в считанные секунды, отпихивая в сторону дымящую Севику. Надо было ему вслед крикнуть, мол, это же ребенок, она так играет, но... Джинкс ведь хотела, чтобы ее воспринимали всерьез, так что зачем ему расстраивать ее. Единственное, что пока зияло гигантской дырой в его великолепном плане по воспитанию Заунской принцессы — так это то, что Джинкс наотрез отказывалась вести себя как девочка. Да, Силко удалось убедить ее, что длинные волосы — это красиво, что он от них без ума, и если она внезапно решит опять украсть со стола ножницы и подрезать себе челку, он тоже обидится и перестанет пускать ее к себе на колени. Это сработало. А вот с платьями... О, это, между прочим, его мечта. Увидеть его принцессу в хрустящем, сияющем всеми цветами радуги шелковом платье, прямиком из Пилтовера — потому что Джинкс достойна только самого лучшего. (Они как-то даже выписали... ммм, ну ладно, выкрали лучшего пилтоверского повара, чтобы он готовил для нее здоровую пищу, подходящую растущему организму. А не всю ту гадость, которую Джинкс прямо-таки обожала). И вот момент настал. Дорогущее платье уложено в коробке, украшенной пышным бантом, а Джинкс должна быть тут с минуты на минуту, потому что сейчас время вечерней инъекции, а она скорее пропустит ужин, чем возможность помочь его несчастному глазу. Севика только хмыкает — у нее каким-то образом получается даже при абсолютно безразличной мине выразить полное неверие в его силы. Но сегодня Силко в хорошем настроении, так что он просто хмурит бровь и предупреждающе цыкает. Кто бы там что ни говорил, но он лучший отец. Он разбирается в детях... ладно, в Джинкс, и лучше всех знает, что ей надо. Дверь скрипит, впуская внутрь Джинкс — та с порога показывает язык Севике и принимается болтать о том, что видела внизу, как одного из посетителей прокатили по стойке, сбивая все стаканы. — ...это было так смешно, — она вскидывает руки, таращит глаза, гримасничая, показывая, как это выглядело. — А он еще по дороге слизывал что-то со стойки! Типа вот так! Севика хмыкает снова, кивком показывая, что ей, наверное, стоит отлучиться вниз и проверить, не разгромили ли там бар окончательно, и Силко кивает. Да, ему не нужны зрители. — Иди сюда, милая, — он подзывает к себе Джинкс, хлопает по колену, на которое та тут же взбирается, и жестом фокусника смахивает лежащие поверх коробки документы, — та-да! — Это для меня? — конечно же, глаза Джинкс загораются. Словно у дьяволенка. — Там бомбы? — Не-е-ет, — тянет Силко. Надо дать ей подумать. — Инструменты, которые я просила? — ее голосок звучит чуть менее радостно, но все равно возбужденно. — Нет-нет, там трубка! — ее глаза шарят по коробке. — Большущая трубка! Чтобы Севика обзавидовалась! — Джинкс, ты знаешь мою точку зрения касательно курения! — напоминает Силко. Только через его труп — вот его точка! — Никаких сигар, алкоголя и мальчиков до шестнадцати. (Год назад было до пятнадцати, но Джинкс пусть и вытягивается словно стебелек, а в душе еще совсем ребенок!). — Пф, зачем мне мальчики, у меня есть ты, — Джинкс тянет пальцы к коробке, принимаясь потрошить бант. — Силли. Так ладно, там... арбале... это что такое?! Он вообще-то ожидал, что она будет в восторге, но по голосу пока так не скажешь. — Платье, — Силко тянется вперед, вместе с Джинкс на коленях, поближе подвигая коробку. И раскрывая слои бумаги, среди которых искрится тонкая шелковая ткань, украшенная звездами. — Для самой идеальной и красивой девочки. В воздухе повисает немая тишина. Джинкс таращится на коробку, на платье, а потом оборачивается назад, к Силко: — Ты хочешь, чтобы я его надела? У него дергается веко — здоровое, конечно, — из-за гримаски на ее лице. — Мне хотелось бы. Очень, — он сам не замечает, как начинает позорно оправдываться. — Оно из Пилтовера, выкрадено во время одной из смертельных операций, так что, считай, бесценно, учитывая то, кому оно не досталось... И я не прошу носить его постоянно, я знаю, как сильно ты дорожишь своей полосатой футболкой, так что мы купим... то есть выкрадем еще сотню таких. Наверное, она понимает его — действительно умнейший, сообразительный ребенок на свете, и всё его заслуга, потому что вздыхает и жмет плечами: — О-о-окей. Но ты дашь мне попробовать, Силли, — ее взгляд становится дьявольским, и Джинкс указывает на сигару, лежащую в пепельнице. — Ну хоть разок, и мы в расчете! Она далеко пойдет, это Силко знает, потому что скрепя сердце тянется за сигарой и подкуривает ее, а затем внимательно следит за Джинкс, чтобы она ни дай бог не надышалась и не подавилась кашлем. — Гьях! — Джинкс заходится в кашле и кривится, — какая же дрянь! Фу, — она ищет, чем бы запить, ну и конечно же, находит стакан с виски на дне, опрокидывая в себя, пока Силко тормозит, и начинает гримасничать снова. — Как вы это вообще пьете?! — жалуется она, кривя нос, соскальзывает с его колен и подхватывает коробку. — Больше никогда не буду играть честно! Ты меня надурил. Силко откидывается в кресле и складывает пальцы в замок, умиленно разглядывая Джинкс, которая на выходе пинает кадку с растением. К черту все книги, он все еще идеальный стратег, что касается воспитания детей. Нет, Джинкс.

***

На демонстрацию ее нового наряда он приглашен в мастерскую, вместе с Севикой, которая бурчит, что она работает телохранителем, а не чертовым курьером, ему доставляют разукрашенную неоном записку, вроде тех, что в Пилтовере используют богатеи. "Многоуважаемый Силли, вы приглашаетесь на демонстрацию сегодня, в 20.00. Джинкс". Силко весь в предвкушении, он даже переодевается в новый жилет, заново зачесывает назад волосы и самостоятельно подрисовывает стершуюся за день бровь (хотя у Джинкс рисовать все равно выходит лучше). Спускаясь все ниже, к пропасти, над которой и расположилась мастерская Джинкс, он все еще думает, может, стоило бы захватить с собой каких-нибудь особенных пирожных — это ведь тоже пилтоверская традиция, и надо приучать Джинкс к тому, что однажды она будет править двумя городами, — когда земля начинает трястись, а затем раздается взрыв. Где-то внутри. Потом второй. И третий. Севика деликатно придерживает Силко за плечо, не давая упасть, и хмыкает: — О, ну вот опять. Однажды эта развалюха ухнет в пропасть, и я даже не буду говорить из-за кого. — Севика, сплюнь! — укоряюще обрывает ее Силко, толкает дверь в мастерскую, и... Она там. Его прекрасная, идеальная Джинкс. Выныривает из-за ограждения перед кляксой, расползшейся по полу после только что произошедшего взрыва цветных Кусак. Гоглы набок, на мордашке цветные пятнышки, напоминающие веснушки, только розового цвета, косы спутались, и челка ощетинившись торчит. У платья не хватает одного рукава и, наверное, две трети длины, из-под шелка торчат острые коленки, все в царапинах и синяках. — Ты опоздал, — Джинкс поджимает губы. — Но ладно, та-дааааа! — она разводит руки и принимается кружиться. С платья летят блестки, поднимая в воздухе мерцающий вихрь, раскрашенный остатками краски, попавшей на ткань, и в эпицентре всего этого она напоминает радужный вихрь. Бурю. Силко смахивает слезу, которая, конечно же, набежала из здорового глаза, а не больного, потому что он так горд за нее сейчас. Джинкс идеальна. Так, что там дальше по списку? В следующий раз надо будет заказать ей костюм-двойник его собственного.