В омуте твоих глаз только смерть

– Настя. Ответа не последовало, и Оля, уперев руки в боки, повторила свой оклик, но уже громче: – Настя! Я оторвала задумчивый взгляд от собственного рюкзака, наконец убирая в него купленное подругой полотенце – единственное, что в палате принадлежало мне. Подняла голову и несколько раз сморгнула дремоту, лениво спуская ноги с кровати. – Да? – уточнила, натягивая виноватую улыбку на уставшее лицо. За несколько дней сонливость обратилась в бессоницу, а сожаление в апатию. Осознание невозможности вернуться ударило по мне ещё в первую ночь, разбивая сердце в последний раз. Я ведь ему так и не призналась как следует. Разве что тот поцелуй... Щёки покрылись лёгким румянцем, и так каждый раз, когда я позволяла собственным мыслям улетать прочь от реальности, возвращаться к миру магов и проклятий. – Алло! – Оля легонько щёлкнула меня по лбу, нарочито задорно хмурясь. – Земля вызывает Настю, ответьте. – Да, прости, задумалась. – Ты часто витаешь в облаках, – нахмурила тонкие светло-каштановые бровки девушка с забавными веснушками по всему лицу, – на тебя это совсем не похоже. Где моя Настя? Добрая в своей строгости и теплая в своей отстраненности? Верните мне мою Настю! – не удержавшись, она звонко рассмеялась, крепко обнимая меня, едва не заваливая обратно на больничную койку. – Прости... – Не извиняйся, – тепло прошептала она, укладывая подбородок на моё плечо, голос её слегка дрогнул, – ты не виновата. Совсем. Мне хотелось приобнять её в ответ, сказать, что это не так, и всё же я не нашла в себе сил для подобного, лишь смиренно опустив голову и уперев руки в покрывало, дабы удержать равновесие. От меня одни проблемы, что в этом мире, что в... Вздрогнула, ощутив, как к подбородку скатилась слеза, и тут же принялась тереть глаза, стыдливо поджимая губы. – Ты ч-чего? – Оля встрепенулась, в смущении отстраняясь. – Я не хотела тебя обидеть! Тебе больно? Или дышать тяжело? Я позову врача, ты только дай знак! – Нет, – и вновь я закрываюсь от других улыбкой, когда же глаза целиком выдают мою тоску, сердце мне больше не закрыть, ведь место в нём уже крепко заняли ребята из техникума, когда я позволила себе принять их поддержку. Всё давно уже решено. Сделав глубокий вдох, осторожно поднялась на ноги, распрямляя плечи, и закинула на них рюкзак, вновь одаривая подругу вежливой улыбкой. – Мне надоели белые стены. Не пора ли сменить обстановку? – Конечно! – весело подхватила Оля, пылко хватая меня за руку. Раньше я бы удивилась, смущенно отводя взгляд, внутренне стыдясь этого, однако сейчас в ней я видела отражение бодрой Нобары и действительно искренне наслаждалась такой заботой. – Ох, я на днях нашла такое место..! Закачаешься! Там подают вкуснейшие моти! И ещё поке..! – Заедем по пути, если дядя Боря не против? – предложила я, прекрасно понимая, что девушка обязательно поддержит эту идею. Одноклассница продолжала весело щебетать по пути в старенькую белую мазду, где нас встретил с улыбкой низкорослый пухлый дяденька с заметной сединой средь чёрных зачесанных на бок прядей. Борис Генадьевич всегда с теплотой относился ко мне и нашей с Олей дружбе, чего не скажешь о его жене, и сейчас, казалось, искренне волновался, интересуясь моим здоровьем. Стоит признать, я не особо и вслушивалась в то, что говорили мне врачи в палате: переломы рёбер, удаленное из-за прокола легкое, внутреннее кровотечение – да с таким набором я не в кому должна была загреметь, а сразу в гроб, не иначе, однако благодаря стараниям моего соседа с восьмого этажа, который буквально чуть не выпрыгнул следом, пытаясь меня поймать, последствия неудачной попытки покончить со всем заметно смягчились. Интересно, если бы я действительно тогда умерла, смогла бы я остаться с Сатору и ребятами? Оля что-то весело обсуждала с отцом, пока я усаживалась на заднем сидении, прижимая к животу рюкзак, стараясь хоть на время абстрагироваться от мыслей о другом мире, однако раз за разом возвращалась к этой теме, бередя и без того кровоточащие раны. В машине было прохладно, сравнимо с тёплой весенней погодой за окном, и играло радио, вещая одну из песен Лазарева, текст которой я наверняка раньше знала наизусть, но теперь не могла толком разобрать ни словечка. Прильнув щекой к ладони, облокачиваясь о закрытую автомобильную дверь, стала наблюдать за людьми снаружи – жизнь текла совершенно размеренно, слишком медленно, как мне казалось теперь. Мамочки гуляли со своими детьми, покачивая младших отпрысков в объемных колясках, подростки спешили со школы, возможно, попросту прогуливая уроки, оживленно обсуждая новую популярную игру, а офисные работяги возвращались с обеда, то и дело проклиная заполненные лайны. Оля совершенно спокойно запрыгнула на соседнее сидение, продолжая разговор, начатый еще в больнице, нить которого я потеряла там же. Извинившись за задержку, мужчина занял кресло водителя, пристегивая ремень безопасности, и, еще раз уточнив моё самочувствие, тронулся с места, сообщив, что мы отправляемся пообедать. Меня тошнило от реальности происходящего, от жалости, которую испытывали ко мне окружающие, от вечного волнения... Где всё это было раньше? Несколько лицемерно как по мне. Всем было плевать на моё здоровье, на мои вечно заплаканные в детстве глаза, и даже на множественные следы побоев, оставленные отцом. Я была совсем одна. Даже Оля не в силах была помочь мне и для её же безопасности мне пришлось отдалиться. Картина того, как ночью к ней в квартиру ломится пьяный отец, до сих пор стоит перед глазами, стоит только взглянуть на одноклассницу. В конце концов, и её мать долгое время настаивала на прекращении ее отношений со мной, считая, что я «дурно влияю на ее чадо». Вот же дура. В голове не укладывается, как Оля уговорила ее взять меня под опеку. Эта женщина – тот еще сухарь. Чем-то напоминает директора Гаккуганджи. Ох, и я опять возвращаюсь к Магической битве. Интересно, вышли ли новые главы там? Я, конечно, смотрела в больнице, но, может, не столь внимательно? – Оль, прости, – состроила виноватое выражение, по сути не испытывая в тот момент ничего, протягивая руку к подруге, – могу я одолжить твой телефон? – Конечно! Пароль: toru13. Вздрогнув, осторожно переняла устройство, не заметив даже, как перед глазами проявился образ беловолосого мага со столь надоедливой улыбкой. – Ты же знаешь, как я люблю «Корзинку фруктов»! Тору такая заинька..! И вновь она нашла тему для разговора. Это даже забавно. Не замечала раньше за ней подобного. Пальцы неуверенно застучали по клавиатуре, выводя символы пароля. Стоило устройству разблокироваться, как передо мной предстала картинка обоев, изображающая анимешных парней, имена и лица которых мне были незнакомы. Запрос в поисковик, первая ссылка – и вот я уже листала вышедшие главы, стараясь понять, изменилось ли что-то. Отнюдь. Ничего. Словно и не прошло полугода. Будто бы время замерло на чёрно-белых страницах. Постойте. Почему я думаю... об этом? Откуда такая мысль? Разве кто-то из магов умеет замедлять время? Сатору способен действовать внутри своих владений вне времени, да, но это немного иное. Прочь такие мысли, соберись. Вернувшись к списку ссылок, выбрала уже ранобе, и постепенно в сознание стала закладываться мысль. Что-то здесь не так. Убедилась в этом, всего лишь открыв комментарии. Их было немало, теплые, инфантильные и содержащие конструктивную критику. Они были различны и всё же кое-в-чём схожи – все они были безответны. Автор никогда не ставил оценки на отзывы под своей работой, не оставлял никаких посланий и даже пояснений к вопросам. Будто безмолвный писарь, всего лишь наблюдающий за историей, которую вынужден заносить на бумагу. Его аккаунт также оказался пуст. Одна единственная работа и ник. Author16110000. Разбитая на соты белоснежная купель. Раздробленный на осколки мир. Воинственная леди и преданный родным братьям полукровка-дух. Разрубленное надвое тело и смеющийся Кендзяку, встречающий лицом к лицу своего давнего товарища. Схватилась за голову, взвыв от внезапной боли. Оля взволнованно бормотала над ухом, мешая сосредоточиться на собственных... нет, это не мои воспоминания. Я не помню таких событий. Их не было. И не будет. Сугуру мёртв. Другого быть не может. Тогда что я только что видела? – Тебе нехорошо? – уточнил дядя Боря, останавливая транспорт на обочине. Я молча выбежала из машины, бросив телефон на сидение, и уставилась в серое небо, стараясь отыскать в нем ответы на неозвученные вопросы. – Настя, ты как? – чуткое касание к плечу, и я отскочила в сторону как ошпаренная, в недоумении глядя на подругу. Нереально. Это всё нереально. Хочу домой. Картинка окружающего мира резко помутнела – глаза устлала пелена слёз. – Тебя тошнит? Или что-то болит? Ты только скажи... – она сделала шаг вперед, и я тут же выставила перед собой руку, удерживая расстояние. – Не подходи! Ты не понимаешь! – задыхаясь от растущей ненависти к собственному существованию, я припала на колени, обхватывая лицо ладонями. – Никто не поймет... я хочу домой... к ним... – Хочешь домой? Мы отвезем. Раньше бы сказала! Просто я думала, что тебе больно будет возвращаться туда, – виновато шептала Оля, поглаживая меня по спине, и мне правда хотелось ей ответить, грубо, резко, так, чтобы больше не было повода возвращаться к этой теме, но я не нашла в себе смелости. Не хочу больше жить в таком мире. В мире, где нет таких друзей. В мире, где нет их. Где нет его. Честно говоря, сама и не помню, как вернулась в машину. Не помню и как добралась до дома, нет, таковым его нельзя назвать – это чудовищное место нужно было лишь для ночлега. Оно перестало быть «домом» ровно в тот момент, когда умерла моя мать. И ничего здесь не изменилось – прогнившие полы, серая мебель, укрытая плотным слоем пыли, подернутые серостью стёкла окон, частично скрытые за полупрозрачными шторами, которыми хорошо так поживилась ненасытная моль. В помещении пахло безнадегой и дешевым парфюмом – запах, оставшийся после бесчисленных шлюх, водимых «отцом». Меня всегда раздражало это раньше, но сейчас, пребывая в этом месте, не ощущала ровным счетом ничего. Хочу домой. Чего бы это не стоило. – Я хочу собрать вещи, одна, – виновато бросила, закрывая дверь перед носом взволнованной Оли, которая явно желала помочь мне, однако её желания не совпадали с моими, совсем. – Будь моя воля, сожгла бы всё здесь. Честно говоря, не раз хотелось сделать то же самое с кланом, в котором мне довелось переродиться. Сатору был единственным человеком там среди монстров. И он знал это лучше кого-либо, даже меня. Если так подумать, я ведь никогда не интересовалась их будущим. Что же случилось с кланом? Мог ли Сатору их перебить? И сделал ли он это в манге? Вроде, упоминалось, что он единственный в клане, но что это значило – не припомню. – Актриса из меня никудышная выросла, мам, – прошептала, проходясь пальцами по затхлым стенам, – привязалась к героям кем-то написанной пьесы и хочу проживать жизнь с ними дальше. Глупо, не находишь? В комнате завибрировал телефон. Пуш-уведомление с громким звуком оповестило меня о новом сообщении. За всё это время телефон не сел? Нет, это ладно, всякое случалось. Тут проблема в другом – я никогда не включаю звук. Смартфон всегда на беззвучном – и дозвониться мне просто невозможно. Так какого чёрта он сейчас там..? Быстрыми шагами прошла в свою старую комнатенку, начав шариться по шкафам и матрасу в поисках устройства. И куда оно делось, когда так нужно? И вновь уведомление. Телефон покоился на старом комоде в кипе тетрадей, высвечивая на экране сообщение о новом комментарии на сайте с ранобе. В другой раз я бы подумала, что это – спам или ошибка сервера, но сейчас что-то внутри меня трепетало в предвкушении чего-то сверхъестественного. Пальцы неуверенно провели по экрану, открывая ссылку из сообщения. Та самая работа по «Магической битве», то самое ранобе, тот же автор. И его аккаунт прямо сейчас я держала в руках. – Невозможно! Должно быть, я сплю, – истерически усмехнулась, однако смартфон не выпустила из ладоней, судорожно листая главы, пока не наткнулась на неопубликованную. Большой палец коснулся серой плашки. Черновик не явил своего содержания, однако на экране появилось сообщение, из-за которого в глазах моих вновь засияла надежда. Вы желаете опубликовать эту главу? Позднее вы не сможете отменить это действие. Текст был странным, чудным, однако он меня ничуть не смутил. Пожалуйста. Пусть это будет оно. Прошу последний раз. Принять. Стоило только дать согласие на публикацию, как экран вдруг погас, секундой позже ослепляя меня белоснежной вспышкой. Мир вокруг стал разрушаться, опадая белыми хлопьями в пустоту. И вскоре я сама провалилась в бездну, продолжая всеми силами сжимать мобильное устройство, подарившее мне второй шанс.

***

– Ох, она просыпается! – Всё-всё, все по местам! – Я не выдержу больше! Хочу обнять её! – Подожди немного, мальчик. Ей нужно время прийти в себя. В конце концов, она в буквальном смысле пережила смерть. – Он тоже. – А, так ты тоже здесь. Прости, не заметила, ты – прямо-таки его тень, не сочти за грубость. – Идите. Нам предстоит долгий разговор. Голоса то были слышны громче, словно беседу вели прямо передо мной, то отдалялись, и безуспешно я пыталась разобрать речь, когда голоса их растворялись в бесконечной темноте. Готова поклясться, что слышала Итадори, но три других голоса мне казались незнакомыми. Один женский, один старческий, томный, и последний – с хрипотцой, уставший, но по-своему добрый и мягкий. – Можешь открыть глаза, дитя, бояться больше нечего, – и вновь старик ласковым тоном возвращает меня к действительности, заставляя прервать собственные рассуждения на неразрешенном вопросе о «реальности» происходящего. – Я сплю? – срывается вопрос с губ, и всего пара фраз отзывается тяжелой болью в груди – приходится буквально подскочить, хватаясь за футболку, сжимая её под пальцами вместе с кожей. Жар приливает к щекам. Каждый шрам на этом проклятом теле отдаётся яростной болью, гулкой дробью в голове и немым криком в душе. Вот только, эта боль иная. Не та, что я испытывала в заточении. Не та, что терзала меня в моменты отчаяния, когда хотелось попросту опустить руки и сдаться на милость судьбы. Эта боль приносила радость, сравнимую с наслаждением. Это тело – Джусэй Годжо. Этот мир – мой дом. Не удержавшись, громко всхлипнула, радостно обнимая одной рукой собственные колени, утыкаясь в них носом. Сколько бы я не пережила, сколько бы не потеряла – всё это не сравнимо с болью от тоски по магам. Если я смогу их увидеть вновь, готова лишиться обоих глаз, языка и второй руки. Мои раны – ничто. Они пережили куда больше. И теперь, надеюсь, наконец смогут жить счастливо. К такому миру ты стремишься, Сатору? – Видно, твоё тело не до конца восстановилось. Боль должна пройти в течение нескольких дней. Резко подняла голову, уставившись на белоснежного духа во всей красе. Мне потребовалось ещё несколько секунд, прежде чем в голове возник величественный облик из манги. – Мастер Тенген? – голос дрогнул, и я искренне застыдилась этого, робко утирая пунцовые щёки. – Простите, я... – Тебе нечего стыдиться. И извиняться тебе не за что, дитя. Единственным, кто должен преклонять голову, здесь являюсь я. – Тенген походил на мраморную статую, немного грубую в своих чертах, чудоковатую, но оттого не менее прекрасную. И когда он зашевелился, отдавая поклон, я вдруг почувствовала себя неуютно, выставляя вперед здоровую ладонь. – Что вы, не нужно! – Нет, это необходимо. Дитя, я приношу свои извинения за пережитый тобой ужас. Должно быть, ты ещё не осознала этого, но всё, что ты видела раньше – реальная история этого мира, не выдуманная сказка, записанная в картинках, и не история, ожившая на страницах книги. – Он медленно, но чертовски плавно проплыл к корням массивного чёрного древа, у которых располагалась я, указывая пальцем на мою макушку. – Всё, что твой разум хранит как воспоминания о прочтенном – правда. Это наше будущее. Такое, каким оно должно было стать. – Я немного не понимаю, – неуверенно начала я, прикрывая глаз. Тогда почему я это помню? – Твои воспоминания – моя память. Ты помнишь всё, что должно было произойти до моей смерти, нашей смерти. – Тенген бережно отодвинул белые пряди с моего лба, осторожно убирая их за ухо. Взгляд пустых чёрных глаз опустился к тканевому пласту, скрывающему под собой пустую глазницу. – Я всё равно не... – Ты рождена из моего эгоизма. Воплощение моего желания изменить увиденное, – спокойно продолжал он, внимательно наблюдая за чем-то, сокрытым от моих глаз. – Однако ты – не я. Ты – дитя из клана Годжо, маленькая девочка, рожденная холодной ночью в июне, плоть и кровь своих родителей. Тому ребенку суждено было умереть в день своего рождения от рук главы семьи. Единственное упущение, способное изменить события. Ты выжила – я даровал тебе свои воспоминания, вместе с ними в твоих жилах заструилась и проклятая энергия. – Но почему я тогда здесь? Разве не лучше было от меня избавиться? – Лучше. Однако многие люди не желали этого, упорно сражаясь за твою жизнь. Это всегда поражало меня – одни так спокойно расстаются с жизнью, другие так яро цепляются за неё, рискуя собственными. Это беспорно вызывает некоторое восхищение. – Получается, вы помогли спасти мою жизнь? – Не совсем так, – веки его медленно сомкнулись, пряча пронзительные глаза, – я лишь дал выбор тебе: умереть спокойно и безболезненно или продолжить жить. – Оля, дядя Боря – всё это было нереально! – наконец-то я осознала это по-настоящему, улыбаясь собственной глупости. – Тогда... и Насти никогда не было? Кто я? – Ты – это ты. Частица Насти, созданная из ложных воспоминаний. Частица меня, подарившая эти воспоминания. И частица Годжо Джусэй, что приняла эти воспоминания. – Тенген оставался спокоен, словно изначально понимал, что к этому всё и придёт. – В битве с Кендзяку, заполучившим тело Сугуру Гето, тринадцать месяцев и двадцать три дня назад ты была на грани смерти. Твоё сердце остановилось, а так называемая «душа», содержащая память, вернулась ко мне. Только кое-что было не так: твоя жизнь не оборвалась в той битве. Годжо Сатору, Утахиме Иори и Оккоцу Юта всеми силами старались тебя спасти, остановив время для твоего тела. – Если моя душа покинула тело, то почему я не умерла? – То, что ты называешь «душой», повредилось довольно давно от рук проклятья ненависти. Ты этого, скорее всего, не ощущала, но повреждения «души» коснулись и твоего тела. – Ощущала. Это странно, но мое тело словно впитывало его энергию, поглощало её, и я не понимаю, как это возможно. Махито же убивает людей, как немагов так и магов, одним прикосновением... – Верно, деформирует саму сущность человека, обращая её в уродливое мессиво из плоти и костей. В твоем случае, тело и «душа» связаны не были, уничтожить твою суть было невозможно, и при этом от переизбытка энергии тоже нельзя вот так просто избавиться – твоё тело нашло иной способ выводить её. – Это не дает достаточных объяснений. – Боюсь, иного знания мне не дано. Твои воспоминания я не вижу и могу судить только по рассказам Юки. – Юки? – Юная леди с «Бомбайо», она ожидает снаружи. Мои глаза и уши за пределами этого дворца. Именно она и видела, как твои друзья пытались спасти тебя. – Она снаружи? – удивленно протянула я, поворачивая голову сначала вправо, затем влево, стараясь разглядеть дверь или что-то на неё похожее, но нас окружала лишь иллюзия. – А я... могу вернуться? – Можешь. Твоё тело наконец восстановилось, а воспоминания окончательно срослись с ним – я не смог поглотить тебя вновь, – смиренно произнёс дух, вновь открывая глаза лишь для того, чтобы взглянуть на меня в последний раз. – Те видения, что видела ты, другая жизнь, я мог даровать тебе вечный покой, пусть и такой иллюзорный, но ты раз за разом стремилась назад, в жизнь, полную угроз и боли. Могу я узнать: почему? – Я не могу больше ждать! Глаз распахивается в удивлении, мгновенно заволакиваясь полупрозрачной пеленой. Знакомый голос раздаётся справа, разламывая преграду на пути, когда же сам Итадори мгновенно оказывается рядом, заключая моё тело в свои крепкие объятия. От него пахнет простодушной заботой вперемешку с приятной сладостью корицы. Мне нравится этот запах. Он согревает. И я больше никогда не хочу вдыхать аромат серости, обещанной мне в качестве вечного покоя. Пальцы левой руки зарываются в его розовые иголки, слегка взлохмачивая. Носом утыкаюсь в красный шарф, позволяя себе наконец расслабиться, понимая, что мальчишка больше не будет страдать. Всё кончено. Теперь он сможет жить полноценно, рядом с друзьями. Теперь я наконец смогу наслаждаться его улыбкой, не боясь, что её поглотит бесконечная кровавая масса погибших во время инцидента в Сибуя. – Я счастлива, что ты в порядке, Юджи, – бормочу под нос, спускаясь к его затылку мелко дрожащей ладонью, крепко прижимая его к себе. – А я как рад! – смеётся маг, подхватывая меня за талию, чтобы немногим позже закрутить в озорном танце. Ребёнок радуется, и я радуюсь вместе с ним, искренне наслаждаясь его звонким смехом и блеском в глубоких глазах, которые больше никогда не наполнятся слезами. Позади, у излома барьера, мнется тёмный силуэт, изредка поглядывая на нас. Лица его я не вижу – слёзы всё ещё стоят в глазах, я не силюсь их сморгнуть, – но в незнакомце легко узнается образ старшего братца Итадори. Значит, семья всё-таки воссоединилась. – Именно из-за этого, – сглатываю нервно, поворачиваясь к Тенгену, – именно из-за таких настырных ребят я и не смогла уйти. Я люблю их. Их всех. И хочу быть рядом. – Мне больно улыбаться, и всё же с лица всё никак не сходит счастливое выражение, позволяя мне побыть чуточку эгоистичной хотя бы в такой момент. – Юджи, – мягко касаюсь губами юношеского лба, заставляя мальчишку взглянуть на меня в недоумении, – нам пора. – Точно! Кугисаки, Фушигуро и Джунпей..! – Нет, нам пора в другое место. Сильные руки плавно опускают меня на твердую поверхность, продолжая при том поддерживать за плечи. Кажется, словно Итадори считает, что я растворюсь, стоит меня оставить хоть на мгновение. Маг чуть наклоняет голову в сторону, забавно хлопая ресницами, после чего неожиданно ударяет себя по лбу. – Точно! Пойдем скорее, он будет в не себя от радости! Он так боялся, что спектакль пройдет не по плану и...! Я не особо понимаю, о чём идёт речь, и потому просто наслаждаюсь улыбкой Юджи, тянущего меня за собой подобно воздушному шарику, который подарил кто-то очень близкий для него. Кем бы я на самом деле не являлась, чем бы не было желание Тенгена, я могу быть только признательна за предоставленную возможность жить таким образом. Сердце гулко бьется в груди, а пальцы обхватывают юношескую грубую из-за мазолей ладонь. Я уже знаю, что скажу ему в первую очередь. Это будет правильно. Белые пряди с редкими чёрными полосами подобно серебру сияют в холодных лучах декабрьского солнца, явно привлекая ненужное внимание. Однако за оживленным рассказом Итадори о ребятах я совершенно не замечаю бесчисленные взгляды, ощущая себя по-настоящему важной только для одного человека. Рядом с Юджи я чувствую себя такой... защищенной. Странно, что этого чувства раньше не возникало. До сих пор мне лишь хотелось оберегать его, сейчас же будто бы с точностью да наоборот, желаю быть под его защитой. Он и вправду как брат. Младшенький быстро повзрослел. Мы неспешно спускаемся по ступеням Токийского техникума, постепенно покидая его границы, ступая в полесок, скрывающий небольшое кладбище. Здесь захоронены маги, что не смогли обрести вечный покой в ином месте. Все гробы здесь пусты – от тел проклятий и магов, их изгоняющих, не остаётся ничего. Скорее всего, это было неотъемлимой частью плана Годжо, но думать об этом я не особо-то и хочу. Я ему целиком доверяю. И если он желал того, чтобы я исчезла для всех остальных – так тому и быть. Во всяком случае, я больше не чувствую проклятой энергии, не думаю, что смогу продолжить обучение в качестве мага, но это сейчас неважно. Все мои мысли заняты другим. Той самой сценой. Над серой могильной плитой теснится высокая фигура, сжимая под пальцами букет необычных лилий, чарующих своим ярким ароматом. Мужчина медленно опускает цветы на могилу, произнося над камнем что-то, отзывающееся яркой болью в сердце. Хочется бросится к нему, сказать, что я здесь, рядом, и больше никогда не уйду, но уверенно держу себя в руках, стоя в тени редких деревьев рядом с Итадори. Не сейчас, слишком рано. Спектакль не закончен. Сатору уверенно расправляет плечи, оборачиваясь к нам с совершенно невозмутимой улыбкой на лице, будто предвидел эту встречу не раз и уже знает, что произойдёт дальше. А я лишь счастливо улыбаюсь как дурочка, глядя точно в глаза, скрытые под повязкой, и произношу совершенно обыденным тоном, каким приветствуют своих родных вернувшиеся с работы родители: – Я дома, Сатору.