***
Уилл запретил себе думать о том, что именно увидел в номере Лектера. Он запретил себе вспоминать и рассуждать, анализировать и делать выводы. Но перед глазами по прежнему стоял до боли знакомый профиль, линия плеч и кисть руки, держащей карандаш, которая смогла нарисовать такое… Уилл не уехал. Он не снял номер. Он не пошел в бар. Он просто бесцельно шел. Он петлял по городу и не мог остановиться. Он пересекал перекрестки и переходил улицы, он стирал подошвы кроссовок о залитые солнцем тротуары Пизы, попирал ногами гравийные дорожки и зеленые газоны скверов, парков и садов. Он пугал вездесущих голубей, но куда больше он пугал себя самого. Уилл надеялся утомиться, надеялся устать, измотать себя этой бесцельной и бесконечной прогулкой, дойти до той стадии, когда физическая усталость перевесит, и у него попросту отключится мозг. Он делал это сотни раз, гуляя с собачьей стаей в Вулф Трап, но почему-то именно сегодня ему отчаянно не везло. Он блуждал по городу уже несколько часов, кружа в паутине запутанных улиц, и вместе с учащаюшимся биением сердца в его мозгу пульсировала всего одна мысль: Он помнит меня. Она была неприлично волнующей и отравляюще приятной. Он помнит меня. Он помнит. Он не забыл. Не смог забыть. Как и я. Когда солнце спряталось за крыши домов, озаряя синеву весеннего неба пунцовым румянцем заката, Уилл понял, что ему давно пора искать себе ночлег. Туристический сезон еще не пришел в этот вечный город, но улицы уже пестрели толпами зевак, задирающими головы на шедевры архитектуры, а значит беспечность Уилла может стоить ему удобной постели. У него не было никакого желания коротать сегодняшнюю ночь на борту и уж тем более возвращаться к отелю Лектера, чтобы забрать припаркованный там автомобиль, и добраться до пристани, поэтому он зашел в первую подвернувшуюся дверь хостела и спросил, принимают ли там Мастер Кард. Хостел был чистым и малолюдным, номер занимал пахнущий зимними дождями цокольный этаж, но Грэм порой останавливался в местах и похуже, а потому нисколько не возражал. Он спешно разделся и сразу рухнул в кровать, надеясь, что сон прекратит разом и этот день, и его поток мыслей, но темнота и тишина играли против него. Бывший спутник Уилла, воображаемый доктор Лектер оказался неправ, Ганнибал его не забыл. Но Грэм сейчас дорого бы дал за возможность вновь призвать своего воображаемого друга для беседы. Ему действительно нужен был камертон для мыслей и чувств, ведь и те и другие метались в его голове, как стая мотыльков у огня. Почему Ганнибал с ним не заговорил? Почему даже не посмотрел? Почему? Почему? Почему? Что значили эти рисунки, рассыпанные по номеру, словно листья в осеннем саду, когда сам Лектер не одарил его даже взглядом? Презрение? Увядание чувств? Но стал бы он тогда тратить время на эротические рисунки с профайлером в главной роли? Уилл спрятал голову под подушку, но изображение его самого с эрегированным членом слишком ярко впечаталось в память, чтобы он мог его просто забыть. Что, если тем вечером ему не показалось, что Ганнибал его сейчас поцелует? Что, если он и правда этого хотел? Уилл перевернулся на спину и уронил одеяло на пол. В номере было жарко и душно. У него раскалывалась голова, он отчаянно потел. Грэм распахнул окно в ночной город и снова упал на постель. Ситуация была слишком неоднозначной, чтобы он знал, как ему поступить. В Балтиморе все казалось таким простым и очевидным — он бы приехал, устроил им встречу, инициировал разговор, выяснил для себя определенные моменты, расставил все точки над «i» и сдал Ганнибала ФБР. Либо они бы подрались, и он сдал Ганнибала ФБР. Или он бы просто выследил его и…сдал ФБР. Во всех вариантах будущего, запланированного Грэмом, все заканчивалось именно агентами ФБР. Но сейчас его замысел дрогнул, грядущее пошло рябью, и он засомневался в правильности своей позиции. Ганнибал в том виде, в котором он находился сейчас, казался совершенно безвредным. Ему не нужна была тюрьма, ведь он сам изолировал себя от общества. Ему не нужна была охрана, он и сам практически не выходил из гостиничного номера. Ему не нужен был никто. Даже Уилл. И почему-то этот факт вызывал особое раздражение. Лектер жил один, он справлялся сам по себе, и ему было хорошо. Видимо, настолько хорошо, что он прекратил контакты с внешним миром. Даже в этом проклятый психотерапевт сумел его обойти. Он обрёл покой без Грэма, Уилл же не нашел покоя до сих пор. Ганнибал рисовал его портреты, но не жаждал общаться с ним, внезапно возникшим в его мире во плоти. Он, черт возьми, рисовал Уилла обнаженным… Профайлер метался на узкой постели и никак не мог заснуть. Он вспоминал профиль Лектера, перебирал в памяти мельчайшие детали, увиденные им мельком в отеле, и в его сердце медленно пробиралась грусть. Он не заметил так много всего, просто потому что не смотрел. Он был слишком увлечен перспективой встречи с воображаемым Ганнибалом, и потому не заметил всех деталей его нынешнего. Не обратил внимания на заботливо поставленный стул, размещенный аккурат напротив, будто доктор ждал к себе гостя. Не придал значения рисункам и второй чайной чашке, забытой на столе. Ганнибал Лектер сходил с ума? Или просто скучал по нему? И сейчас, перебирая в памяти кадры увиденного, Уилл понял одно — он не может просто оставить Ганнибала здесь. Только не так, не одного. Какими бы ни были их отношения с Лектером, они до сих пор не дошли до логического конца, и, чтобы окончательно их завершить, Ганнибал должен быть в здравом уме и трезвой памяти. Только тогда они смогут поставить окончательную точку, только тогда они смогут пойти дальше, пусть и каждый – своим путем. Уилл не хотел думать о том, что точек может оказаться несколько. Ведь тогда это превратилось бы в многоточие, в символ не конца, но открытого финала… Символ возможности того, что их пути совпадут. Грэм поднял одеяло с пола и завернулся в него с головой. Вечерний город медленно превратился в ночной, шум улиц стал тише, но не исчез до конца. Ночная жизнь уже не бурлила, а медленно шелестела, как накатываюшая морская волна, и этот звук должен был бы убаюкать Уилла, но он так и не мог заснуть. Он не мог заснуть, будучи так близко и в то же время так далеко. Не выдержав, Грэм оделся и покинул хостел, сдав ключи ночному портье. Ровно в 01.15 Уилл стоял в коридоре гостиницы Лектера, прямо напротив его двери. Ему потребовалось немало обаяния и умения убеждать, чтобы пробраться сюда. В ночной час холл отеля был пуст, он не мог проскользнуть незамеченным, и ему пришлось долго спорить с сотрудницей ресепшена. Предположение о том, что его ждут, показалось ей маловероятным. Информация о родственных связях — тоже. Уилл осознавал, что они с Ганнибалом слишком мало похожи даже для кузенов, но что еще ему оставалось делать? Ну не мужем же представляться, в конце-то концов! В итоге они сошлись на том, что Ганнибал позвонит ей, если окажется против, и девушка все же пропустила профайлера к лифту. Он поднялся на нужный этаж быстрее, чем ожидал, и теперь просто стоял перед дверью, вспоминая другую их встречу. Тогда он так опрометчиво поцеловал Алану Блум, что запаниковал и примчался к своему единственному другу, к тому, кто, как ему казалось, его понимает. И что же сейчас? Сложная ситуация, новые нерешенные вопросы, и он снова мчится к нему же. Он пересекает гребаный океан, чтобы добраться до Ганнибала. Он в прямом смысле слова летит за ним на другой конец света, как чертов рыцарь за своей принцессой. Полный пиздец. Уилл тихо стукнул костяшками в дверь, искренне надеясь, что Лектер, открыв, тут же захлопнет ее у него перед носом. Тогда, по крайней мере, Грэм сможет вернуться к привычной ненависти к доктору и наконец позвонить Джеку, чтобы сообщить, где находится Ганнибал. Тогда у него больше не будет этого иррационального желания спасти Лектера, помочь ему, вернуть в строй, чтобы... что?.. Сразиться с ним самому? Через минуту дверь открылась, и на пороге возник Ганнибал. Вопреки чаяниям профайлера, он не захлопнул перед ним дверь, не накричал и не выгнал. Он просто сделал шаг назад, в темноту, и пропал из виду. Мрак неосвещенного номера рассекала только дорожка света из коридора, и другая, чуть более блеклая, — от полной луны, любопытно заглядывающей прямо в окно. Оба луча пересекались где-то там, на просторах пола, образуя неправильный крест. Раздался шорох. Грэм сунул голову в комнату, и краем глаза заметил, что Ганнибал снова забрался в постель. Что ж… Как минимум, он не станет жаловаться на ресепшен. Уилл вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. Теперь здесь были только он, Ганнибал, бывший когда-то Чесапикским Потрошителем, и разделяющие их метры. Уилл не шевелился, Лектер тоже, часы раздражающе тикали в тишине. Прошла пара минут, и профайлер привык к полумраку достаточно, чтобы угадывать силуэты предметов в тусклом потоке лунного света. Он стоял посреди номера как дурак, и не знал, что ему делать. Начать разговор? Ганнибал без всяких слов крайне красноречиво продемонстрировал ему, что час уже поздний, и пора спать. Лечь спать? Так здесь, к сожалению, всего одна кровать. Может Лектер и смирился с проникновением Грэма в номер, но против попытки влезть в его собственную кровать он явно стал бы возражать. Уилл простоял столбом еще минут десять, а потом усталость и бесконечно долгий день сделали свое дело. Он устало вздохнул, разулся, небрежно стащив кроссовки с уставших от бесконечной ходьбы ног, снял рубашку и на автомате стянул еще и штаны. Когда Уилл забрался под одеяло на другой половине матраса, ему хватило сил только на то, чтобы блаженно простонать. Сейчас он впервые действительно прочувствовал, как сильно устал за день, как ломит натруженные мышцы ног и зажатую от долгой езды за рулем шею. А еще он ощущал сливочную мягкость матраса, вес шелково-гладкого одеяла, и тепло тела, напряженно лежащего чуть в стороне от него. Через секунду Уилл не чувствовал уже более ничего – он крепко спал. Поэтому Грэм не знал о том, что минуту спустя Лектер сел, повернулся лицом к нему и до самого утра наблюдал за тем, как он спит. Это не было актом сентиментальности, просто Ганнибал получил в свое распоряжение возможность абсолютно уникального опыта, и он не собирался от него отказываться. Откровенно говоря, доктор знал, что Уилл вернется, просто не ожидал, что это произойдет так скоро. И уж тем более он не предполагал, что Грэм упадет в его кровать, чтобы тут же уснуть беспробудным сном. Каких-то восемь месяцев назад Ганнибал был бы счастлив увидеть Уилла в своей постели, но сейчас это опрометчивое доверие по отношению к тому, кто выпотрошил тебя ножом, казалось ему неоправданной глупостью. Но Уилл не был глуп. Возможно, наивен и недальновиден, но не глуп. Впрочем, Уилл, похоже, все-таки догадался, что тогда, на кухне, Лектер намеренно нанес ему не смертельную рану, и это озарение сподвигло его на поиски доктора, а вкупе с разнообразием рисунков, обнаруженных им с утра, навело на мысль, что он теперь имеет полное право спать в кровати Лектера, что в корне не соответствовало действительности. Уилл больше не имел на Ганнибала никаких прав. Он сам отказался от них, выбрав противоположную сторону. А Лектер был не из тех, кто дает человеку второй шанс. Уилл и так был единственным, кто пережил собственное предательство, и сейчас этот предатель дрых без задних ног в его постели, смешно сопя и ворочаясь под одеялом. Уилл настолько ему доверял? Думал, что Лектер не задушит его ночью подушкой или, наоборот, надеялся именно на это? Ганнибал скупо усмехнулся. Какими бы ни были их прежние отношения, Уилл по прежнему стремился к нему. В жизни бывшего профайлера ФБР единственным источником стабильности и порядка по прежнему оставался маньяк-каннибал, которого он когда-то хотел упечь за решетку. Правда, кого он хотел этим защитить – общество, Ганнибала или самого себя — Уилл так и не разобрался. А зря, иначе их последняя встреча могла завершиться совершенно иначе. Грэм вздохнул, перевернулся на бок, и сунул руку под щеку, приоткрывая рот. Во сне он был молчалив и очарователен, почти как та самая версия, которую Ганнибал хранил в своем подсознании. Доктор включил ночник, чтобы иметь возможность понаблюдать. Он был не из тех, кто привык тратить что-либо впустую. Уилл решил поделиться с ним этой частью себя, и он готов был это принять. Спящий Грэм мог бы дополнить сконструированный доктором слепок личности, делая его более живым, богатым и реалистичным. Лектер до рассвета сидел рядом с Грэмом, час за часом наблюдая, как вздымается грудь, трепещут веки и порой подергиваются пальцы, словно пытаясь к кому-то прикоснуться. Уилл спал очень тихо. Он не бормотал, не храпел и не ворочался, чего можно было бы ожидать от излишне возбудимого человека, лишь изредка переворачивался и удовлетворенно вздыхал, обнимая одеяло рукой, и тихо сопел, видя ведомые одному ему сны. Ганнибал наблюдал за ним, делая слепки на память, отмечая россыпь волос, поворот головы, или привычку смешно чуть запрокидывать голову назад во сне. Уилл был все так же идеален, по крайней мере, пока молчал. Когда первые лучи рассеяли сумрак ночи, и чернильная тьма за окном сменилась белизной зари, Ганнибал встал с кровати и ушел в ванную, чтобы принять душ и подготовить себя к новому дню. Может он и отказался от части чопорного формализма, но он по-прежнему с медицинским тщанием следил за состоянием собственного здоровья, регулярно упражняясь и уделяя должное время гигиене. А затем он занял свободное кресло и продолжил наблюдать. Правда, в этот раз он занял кресло своего воображаемого собеседника. Именно с него было лучше видно кровать. Завтрак мог подождать. У Ганнибала был пусть и незваный, но гость. Он не собирался быть грубым и завтракать без него.***
Уилл не спал так хорошо, наверное, еще никогда. Ему не снились кошмары, он не ворочался и не потел, его мозг не корпел над решением очередных задач, не задавался ненужными вопросами и не искал на них ответов. Даже его псы не скулили, просясь на утреннюю прогулку. Уилл был спокоен и умиротворен. Ему было настолько хорошо, что, проснувшись, он не спешил открывать глаза, наслаждаясь последними секундами покоя. Грэм глубоко вздохнул, потянулся и перевернулся на другой бок, одновременно притягивая попавшую под руку соседнюю уютную подушку. Он чувствовал яркость солнечного света даже сквозь смеженные веки и намеренно отворачивался от окна, чтобы попробовать подремать еще чуть-чуть. Уилл уткнулся в подушку лицом, снова глубоко вздохнул и внезапно замер. Подушка пахла сандалом. Он был в Италии. В Пизе. В отеле «Grand Hotel Duomo». В номере Ганнибала Лектера. Уилл распахнул глаза и резко сел в кровати. Он сам не знал, что ожидал увидеть, но ситуация точно была из ряда вон. Впрочем, он увидел лишь самого Ганнибала, молча сидящего в кресле у окна и пристально глядящего прямо на него. Лектер не сказал ни слова, не шевельнулся, даже не моргнул, глядя на профайлера с таким каменным спокойствием истукана, что на секунду Уилл задумался, смотрит ли Ганнибал на него вообще. Грэму внезапно стало не по себе. Вчера идея вломиться к Ганнибалу посреди ночи казалась ему здравым решением, сегодня он был в этом совсем не уверен. Какого черта он приперся к нему, зачем улегся рядом, да еще и разделся до трусов, прежде чем лечь в постель? Теперь у него было всего два выхода из ситуации — наматывать на себя одеяло, словно он стесняется оказаться голым в компании Лектера, или идти в ванную как есть — в одних трусах. Уилл выбрал второй вариант. Еще не хватало, чтобы чертов доктор решил, что после вчерашних рисунков он его опасается. — Доброе утро, — буркнул профайлер в сторону молчащего Лектера и выполз из постели. Уилл старался игнорировать утреннюю эрекцию, отчетливо натягивающую широкие боксеры, пока он подбирал с пола разбросанные вещи, но ему постоянно казалось, что Ганнибал смотрит именно туда. Усилием воли он сдержал желание прикрыть пах рукой и с поспешностью зайца исчез за дверью ванной. Как только между ними возникла хоть какая-то преграда, профайлер выронил одежду на пол и закрыл руками лицо. Чудесно, Грэм. Ты всегда умел из плохой ситуации сделать ужасающую. Профайлер подошел к раковине и включил воду, а затем уперся руками в ее края и посмотрел на себя в зеркало. Что ж… Как минимум, сегодня он выглядел получше. Крепкий сон смог убрать синяки под глазами и стереть с его лица раздражение и усталость. Оставалось теперь привести в такой же порядок мысли и чувства, а заодно и жизнь в целом. Уилл поискал под раковиной новую зубную щетку, почистил зубы, тщательно умыл лицо и замер, пристально вглядываясь в свое отражение. Он зашел так далеко. Стоит ли теперь сворачивать с выбранного пути? Он вернулся в номер к Лектеру потому, что пожалел его (или себя?), и, судя по тому, что Грэм до сих пор жив, Ганнибал тоже пожалел его. А еще он никуда не ушел, хотя мог преспокойно исчезнуть, пока Уилл спит. Он наверняка не нашел бы Ганнибала во второй раз, так повезти могло всего лишь однажды. Но Уилл был здесь. И Ганнибал тоже был все еще здесь. А значит у них еще оставался какой-то шанс на взаимопонимание. Уилл был уверен, что однажды им все же придется поговорить. Грэм рассчитывал на то, что рано или поздно что-то заставит Ганнибала открыть рот, и тогда-то он сможет наконец выяснить все интересующие его вопросы. Он искал его только ради этого. Ведь так?.. Уилл просто не мог теперь предать Ганнибала в руки правосудия. Он должен был разобраться с ним сам, должен был покончить с демонами в своей голове, избавиться от навязчивого голоса доктора, давно звучащего в подсознании громче, чем его собственный. Они провели в разлуке почти год, но призрак Лектера не только не исчез, но и стал постоянным соглядатаем Уилла. Профайлер не хотел провести остаток жизни, мучаясь от этого голоса и чувствуя себя еще более безумным, чем он есть. Ганнибал не ушел, давая понять, что Грэм может оставаться здесь. Нужно было еще уладить детали размещения с администрацией отеля, но Уилл уже сделал главное — он принял решение и был готов следовать ему до конца. Он пригладил волосы влажными руками, надел рубашку и джинсы, и вышел обратно, готовый отстаивать свое право остаться, если Лектер внезапно начнет возражать. Но Уилл в очередной раз ошибся в прогнозах. Ганнибал, похоже, не собирался его выгонять. Об этом свидетельствовало то, что на столике перед доктором уже стоял горячий завтрак на две персоны. Профайлер помедлил в дверях ванной, а затем подошел ко второму креслу и занял его. Они снова оказались сидящими друг против друга, как в старые, недобрые времена, и неозвученные воспоминания заклубились вокруг них незримым туманом. Воспоминания и аромат кофе. Точно так же, как в тот день, когда Ганнибал впервые возник на пороге его номера в отеле, точно так же, как Уилл, спустя время, спозаранку возник на кухне Ганнибала. Тогда Лектер в свойственной только ему манере неоднозначно заявил, что его кухня всегда открыта для друзей. Уилл решил тогда, что это просто признак гостеприимства, но позже понял, что доктор вовсе не лукавил. На кухне Лектера действительно побывало немало друзей. В основном, правда, в качестве блюд. Впрочем, сейчас Грэм думал не об этом. Они делили с Ганнибалом завтрак уже несколько раз, но впервые делали это после ночи, проведенной в одной постели. Полный и абсолютный пиздец. Гордись собой, Грэм. Уилл поднял кофейник и налил себе кофе. Он не был грубияном, просто не собирался ухаживать за Лектером. Может у него и отнялся язык, но руки однозначно до сих пор шевелились. Не зря он нарисовал ими... Бррр. Уилл мысленно потряс головой, словно пытаясь вытрясти из нее навязчиво маячившие перед глазами рисунки. Кофе наполнил чашку, терпкий горьковатый аромат защекотал ноздри, и Уилл рефлекторно сглотнул. Желудок запел влюбленным китом, и Грэм осознал, как чудовищно, просто зверски он голоден. Вчера он напрочь забыл и про обед, и про ужин. Сняв крышку со своего блюда, профайлер сглотнул еще раз, быстро схватил вилку и на пять минут забыл обо всем, предаваясь единению с беконом и омлетом. Завтрак от самого Ганнибала наверняка был бы гораздо вкуснее, но Грэм не был ни гурманом, ни привиредой. Он вычистил тарелку до блеска, доел свою половину тостов с джемом и с тоской посмотрел на оставшийся хлеб. Он совсем не наелся. Это было действительно странно, обычно у Грэма напрочь отсутствовало чувство голода, но сейчас что-то в нем изменилось. Он не только прекрасно выспался ночью, но еще и обрел аппетит. Не успел Уилл задуматься о телефоне и доставке еды в номер, как пустая тарелка перед ним исчезла, сменившись вторым, все еще исходящий паром горячим омлетом. Профайлер моргнул пару раз, с удивлением глядя на стол, но когда он наконец поднял глаза на Ганнибала, тот с нечитаемым выражением на лице пил кофе, изучая панораму в окне. Грэм не стал возмущаться, он молча взял вилку и начал есть. Как, черт возьми, Лектер заказал завтрак в номер, если он ни с кем не говорит? Или он не разговаривает только с ним? — Спасибо… – тихо пробормотал Уилл. Лектер продолжил безмолвно смотреть в небеса. «На здоровье, Уилл, — мысленно ответил доктор, обреченно понимая, что ступает на скользкую дорожку. Он слишком привык общаться с воображаемым Грэмом вот так, сидя в кресле напротив, и сейчас, пока Уилл молчал, а сам он видел его только периферическим зрением, профайлер слишком сильно напоминал ему его дорогую фантазию. Лектер знал, что сидящий напротив него профайлер вовсе не его Уилл, но все равно не смог устоять. — Пища – это не просто способ наполнить желудок. Это источник жизни, почва для сакрального, что отражено во множестве ритуалов. Пища является символическим обменом с богом, выступает источником мужественности в ряде культур и даже обуславливает родство. В древние времена люди, разделившие пищу, считались родственниками. Мужчина, накормивший свою возлюбленную, мог стать супругом, если его дар был принят по всем правилам. Стал бы ты есть этот омлет, зная об этом подтексте?» Ганнибал почти улыбнулся, губы дрогнули, обозначая намек на улыбку, но этот микроскопический жест, был надежно скрыт от профайлера кофейной чашкой. Лектер не собирался его поощрять. Чем быстрее Грэм устанет и уберется из его жизни, тем лучше для них обоих. Ганнибал не собирался к нему привыкать.***
Уилл отлучился всего на пару часов, чтобы оплатить стоянку яхты и забрать кое-какие пожитки, но когда он вернулся, комната полностью преобразилась. В нее занесли вторую кровать. Теперь и без того скромный номер стал еще теснее — две кровати заняли почти все пространство, оставив свободными только тропинку до ванной и до окна. У окна в одном из кресел по прежнему бесстрастно восседал Ганнибал. Он пристально смотрел вдаль и даже не повернул головы, когда Уилл ввалился в номер, роняя сумки с вещами на пол. — Не стоило утруждаться, — пробормотал Грэм, смущенно потирая шею. Сам он не возражал против сна в одной кровати. Как показала прошлая ночь, наличие Ганнибала под боком совершенно ему не мешало. Но Лектер, судя по всему, был против этого, или просто не желал компрометировать себя наличием гостя не только в номере, но и в постели. Интересно, как именно доктор объяснил администрации необходимость второго спального места, когда в гостинице было полно свободных номеров? Впрочем, зная Лектера, он, скорее всего, вообще ничего им не объяснял. Что ж, главное было в другом — Ганнибал, кажется, смирился с неизбежностью присутствия Уилла и не собирался как выставлять его прочь, так и сбегать от него. А значит у Уилла был шанс вернуть того, прошлого Ганнибала, которому он так сильно хотел отомстить. — В любом случае – спасибо. Уилл закинул вещи на кровать, стоящую ближе к окну. Может быть это было игрой воображения профайлера, но на секунду ему показалось, что доктор чуть дрогнул подбородком, принимая благодарность. Начало было положено. С тех пор они начали жить вместе.***
Это было крайне мало похоже на обычное совместное проживание. Сперва Уилл чувствовал себя скованно и неловко. Шутка ли, последним человеком, с которым он жил в одном доме, был его отец, который к тому же вечно отсутствовал. Лектер же, напротив, все время присутствовал. Он уже бодрствовал, когда Грэм просыпался, и последним выключал свет, когда они ложились спать. Оставалось только гадать, как Лектер умудряется высыпаться за это скудное количество времени. Уилл был вынужден ходить с ним в один санузел — мыться в том же душе и садиться на тот же унитаз. И это буквально выбивало его из колеи. За время знакомства с Лектером Грэм привык воспринимать его как абсолютно публичную личность — он был идеален, как кинозвезда — всегда застегнут на все пуговицы своего подогнанного по фигуре костюма, чисто выбрит, причесан, элегантен и красив. Он даже ел, будто в гребаном телешоу — никогда не путал вилки, не клал локти на стол, и не прихлебывал, если чай оказывался слишком горячим. Он не чихал, не кашлял, и, разумеется, не сморкался. Он был совершенен во всем — не человек, а идеальный, непробиваемый, безэмоциональный формальный фасад, скрывающий его истинную суть. Впрочем, ту его суть Уилл тоже прекрасно знал. Он не видел Ганнибала за делом, но он видел работы Чесапикского Потрошителя, и его ментальный дар позволял ему чувствовать, что именно за этим стоит. В этой своей тайной ипостаси доктор Лектер все-таки обладал чувствами. Он не был садистом в полном смысле этого слова, его не возбуждала ни смерть, ни боль, он не испытывал эмоций, расправляясь со своими жертвами, он черпал вдохновение совсем в другом. Уже потом, когда жизнь его жертв утекала сквозь пальцы, и от человеческого существа оставалась только оболочка из мяса, он брал себе заслуженный фунт плоти, а остальное выставлял напоказ. И вот тогда-то несовершенство выбракованных им существ обретало новую жизнь в прекрасном творении кисти кровавого художника. Доктора Лектера Уилл уважал. Чесапикского Потрошителя — ненавидел. Ганнибала… Вот тут дело обстояло сложнее. Уилл знакомился с Ганнибалом прямо сейчас. Оказавшись с Лектером наедине, Грэм увидел невероятное — его человеческую сторону. Ганнибал по-прежнему старался свести их контакты к минимуму, но профайлер не мог не замечать некоторые нюансы — следы от подушки на щеке, отрастающую к вечеру щетину, мокрую зубную щетку в ванной, собственные кудрявые волоски, прилипшие к брюкам доктора. А однажды, встав ночью по нужде в туалет, Уилл и вовсе увидел невозможное — как спит Ганнибал. Это вынужденное доверие заставило Грэма замереть на месте. Он мог сделать все, что угодно — задушить Лектера подушкой, сломать ему нос, ударить кулаком прямо в пах — словом, или убить, или отомстить, вымещая на нем ту боль, которую когда-то испытал сам от его рук. Но вместо этого Грэм на цыпочках прокрался в ванную, опасливо спустил воду и аккуратно вернулся обратно, стараясь не разбудить доктора. Зачем он поступил именно так, Грэм не знал и сам. Как, впрочем, он не знал и о том, что Ганнибал в этот момент лежал без сна и ждал, как именно профайлер поступит. Утром все было так же, как и накануне – завтрак, совместный просмотр панорамы за окном, обед, короткая прогулка и ужин. И бесконечная, гнетущая тишина. Уилл неожиданно для самого себя принял правила этой игры и поддерживал наложенный доктором на себя обет молчания, не начиная с ним беседы. Может быть, дело было в эмпатии Уилла, а, может, и в том, что он слишком давно жил с собаками, которые не умели говорить, но факт оставался фактом – целую неделю они провели в абсолютной тишине. Порой Уилл задавался вопросом, как именно Лектер заказывает еду в номер или вызывает горничную для уборки, но он никогда не спрашивал вслух. Впрочем, ответ пришел к нему сам. Причем, самым неожиданным образом. — Пожалуйста, научите меня говорить «спасибо» на языке жестов, — произнесла однажды симпатичная сотрудница клининга, когда Уилл случайно повстречался с ней в лифте. — Прошу прощения? — переспросил Грэм, и кнопка лифта мигнула, показывая второй этаж. — Ваш сосед по номеру такой галантный мужчина и всегда оставляет щедрые чаевые, но я ни разу не смогла выразить ему благодарность, потому что не знаю языка жестов. Пожалуйста, научите меня. — Почему вы решили, что я его знаю? — Ну, вы же как-то общаетесь со своим другом… Уилл скупо улыбнулся и пообещал, что непременно научит. Просто не прямо сейчас. Вылетев на нужном ему этаже, Грэм помчался в сторону их общего с Лектером номера, кипя праведным, пусть и необоснованным гневом. Ганнибал притворялся глухонемым. Он издевался над людьми с ограниченными возможностями! Он, черт возьми, издевался над ним! Молчаливый засранец не удостоил его даже взглядом, но прекрасно строил глазки смазливым молоденьким горничным! Он действительно думал, что Грэм утомится молчанием и покинет его?! Да как бы не так! Влетев в номер, Уилл отчетливо хлопнул дверью и поискал доктора глазами. Но Ганнибала не было в комнате. Судя по приглушенным звукам, он был в ванной. Грэм был так зол, что не подумав, распахнул дверь и увидел… Лектера. В обычном кашемировом джемпере и мягких брюках, вытирающего мокрые волосы полотенцем. Очевидно, он предпочитал принимать душ, пока профайлера не было в комнате. Уиллу чертовски повезло, что он опоздал. Приди он чуть раньше, он застал бы Ганнибала в одном полотенце. Он не хотел даже думать об этом. Только не после тех рисунков, которые Уилл обнаружил при первом визите. Яростный запал покинул Уилла вместе с воздухом, растворяясь в клубах пара. Он был не прав, что так резко вломился, но извиняться отчаянно не хотел. — Я подожду за дверью, нам нужно поговорить. Фраза, произнесенная Грэмом, прозвучала глухо, но Лектер ее услышал, и впервые за целую неделю посмотрел Уиллу прямо в глаза. Бросив полотенце в корзину для грязного белья, доктор вышел следом и расположился в своем излюбленном кресле у окна, небрежно закидывая ногу на ногу. Он выжидательно смотрел на Грэма, не скрывая легкого ореола скуки. Профайлер уселся напротив. — Ты представился глухонемым! — обвиняюще заявил Уилл, но Ганнибал по прежнему сохранял молчание, глядя на него в упор. «Представился глухонемым? Это взаимоисключающие друг друга понятия, Уилл. Долгое пребывание в компании одних только собак плохо сказалось на твоей способности формулировать мысли. Если говорить о твоих обвинениях, Уилл, то я не заявлял, что я глухонемой. Просто обозначил отсутствие желание разговаривать. Не желать и не иметь возможности – совершенно разные вещи.» — Ты заперся здесь и бесцельно убиваешь время! «Что ж… по крайней мере, я убиваю время, а не людей. Кажется, именно ты, милый Уилл, жаждал подавить во мне это . К тому же, чем мое добровольное заточение отличается от того, чего ты сам добивался для меня? Разве что меню чуть более пристойное, да и у доктора Чилтона, как мне помнится, в камерах для особо опасных преступников не предусмотрены окна. Вероятно, тебя больше задевает то, что это было моим собственным решением. Такова жизнь, мы властны над ней только в определенных пределах.» — В конце концов, ты игнорируешь меня! «И у меня есть на это веские и обоснованные причины» На этом Ганнибал снова перевел взгляд с Уилла на панораму за окном, и Грэм понял, что на сегодня их односторонний диалог однозначно закончен. Утром следующего дня они снова оказались в креслах друг напротив друга. Некоторое время они просто молчали. Грэм изучал черепичные крыши, выщербленные итальянским солнцем, доктор наблюдал за приватной жизнью вездесущих голубей, но каждому из них было абсолютно очевидно, что рано или поздно Уилл заговорит. После нарушенного вчера солидарного молчания ему уже было сложно остановиться. Грэм слишком привык к их беседам за время сеансов, и за те восемь месяцев, когда он день за днем спорил с воображаемым Лектером в собственном доме во время дождя. Ганнибал тоже заимел дурную привычку коротать время за разговорами с живущим в его воспоминаниях Уиллом. Они оба так долго вели монологи, обращаясь к несуществующим версиям друг к друга, что сейчас неизбежно вернулись к своеобразному диалогу. — Когда я появился тут впервые, — невнятно пробормотал профайлер, гипнотизируя синее небо, — тут были рисунки. Куда ты их убрал? «Правильнее было бы спросить «зачем», но ты не осмелишься задать этот вопрос» Они словно и не говорили друг с другом, но оба явственно слышали произносимые слова. Доктор был абсолютно уверен, что проекция его личности, запечатленная в разуме Уилла, сейчас ответила ему примерно то же самое. Жаль только, что это лишь проекция. Профайлер так и не увидел его до конца, и не увидит, если продолжит смотреть в прошлое, а не в настоящее. «Я отдал их одной милой горничной с запиской, в которой просил утилизировать бумагу и передать ее переработку.» — Зачем? «Я рисовал не тебя, — Лектер медленно перевел взор с голубей на Уилла, и их взгляды встретились. — Я рисовал того тебя, которым ты мог бы стать, если бы позволил себе мыслить шире. Если бы воспользовался своим разумом для познания мира, а не защиты себя от него. Это образ моей памяти, я не хочу, чтобы он мешал мне видеть тебя сейчас, пусть я и не хочу смотреть. Я ценю прошлое, дорогой мальчик, но жить предпочитаю в настоящем. И видеть людей такими, какими их сформировала жизнь.» Уилл зацепился за этот взгляд и шумно сглотнул. По спине поползли непрошенные мурашки, а волоски на загривке встали дыбом. Беделия убеждала его, что Ганнибал изменился, но она солгала — намеренно или случайно — она солгала. Ганнибал не изменился, он по-прежнему был там, очень глубоко внутри. Уилл смотрел в эти желтые тигриные глаза большой хищной кошки и ощущал непрошенный трепет в области живота. Он хотел его обратно. Он хотел вернуть этого Лектера, чтобы… что? Он и сам этого не знал. Прошла секунда, Ганнибал моргнул, и его взгляд снова опустел, теряя былую остроту. От того доктора Лектера, которого знал Уилл, осталась только пустая оболочка, раковина без содержимого, рядовой немолодой мужчина. Но Грэм был уверен, что ему не показалось. Той секундной искры проблеска былой личности было достаточно, чтобы Уилл решил бороться за нее. С тех пор их диалоги стали частью ежедневной рутины. Дни сменялись днями, недели неделями, и Уилл постепенно начинал привыкать к этой странной совместной жизни. Он больше не косился на Лектера по утрам, ежась от того, что опять проснулся вторым, а не первым, он больше не испытывал неловкости, уходя в ванную в одних трусах. Он с аппетитом ел и прекрасно спал, а дискомфорт от висящей между ними тишины заполнял собственным голосом, как порой делал, общаясь со своими псами дома, в Вулф Трап. Это было донельзя неуместное сравнение, но Грэм действительно переставал видеть в Ганнибале чудовище. Сам того не осознавая, он перестал бояться поворачиваться к Лектеру спиной, ложась спать, он больше не запирал дверь в ванной, зная, что доктор в жизни не войдет внутрь, пока он там. Ганнибал был таким тихим, таким молчаливым, незаметным и нейтральным, что Уилл почти перестал воспринимать его тем, кем он был ранее, вспоминая об этом только когда они занимали места напротив друг друга. — Я думал о тебе все то время, пока лежал в больнице, — тихо произнес Грэм оконному стеклу. — И потом, когда уже был дома. Когда сидел в четырех стенах в полном одиночестве и временами выгуливал псов. «В этом нет ничего удивительного, Уилл, — беззвучно ответил доктор, наблюдая за тем, как облака заслоняют лик солнца, бросая на город зыбкую тень. — Я сделал с тобой то, чего не делал никто другой. Я чуть тебя не убил. Это оставляет шрамы не только на теле, но и на душе.» — Я думал о том, что могло бы быть, сбеги я с тобой. Эбигейл была бы жива. Мы были бы где-то все вместе. Может быть, даже здесь, в Италии. «В этом и кроется твоя ошибка. Ты думаешь о том, что уже нельзя изменить. Ты тратишь силы на перебирание возможных исходов события, которое уже свершилось. Оставь прошлое в прошлом и думай о будущем, иначе в нужный момент ты опять не сможешь сделать правильный выбор.» — Зачем ты оставил меня в живых, Ганнибал? Зачем ты оставил меня одного? При звуке своего имени Лектер не выдержал и перевел взгляд на Грэма. Он смотрел на него холодно и бесстрастно, совершенно не сопереживая терзаниям, явно сейчас мучавшим неопределившегося профайлера. Ганнибал был абсолютно прав, за последние полгода Уилл совершенно не изменился — он по прежнему пытался возложить ответственность за недостатки собственной жизни на других, он по прежнему не мог сам принять решение и не видел истин, находящихся у него прямо перед носом. Не имело никакого смысла тратить время на дальнейшее общение с Грэмом. Он был неисправим. «Я не делал с тобой ничего, — подумал Ганнибал и снова повернулся к окну. — Все сделал ты сам. Ты бросил жребий, ты поставил на кон наши жизни. Все дальнейшее - лишь круги на воде…» Ганнибал не успел додумать эту мысль до конца. Он услышал щелчок замка, поворот ручки, и следом дверь номера распахнулась, принося с собой ледяной холод профессионализма и аромат дорогого парфюма. Профайлер вздрогнул и резко обернулся. — Мистер Грэм? — мелодично произнесла Беделия, обращаясь исключительно к Уиллу. Лектер мысленно улыбнулся. Теперь он обонял не только духи бывшей коллеги, но и такую редкую вещь, как ее энтузиазм. В ту ночь Беделия дю Морье стала лучшим его решением, и доктор не жалел о нем до сих пор. Увидев его в своем доме, блондинка не запаниковала, не натворила глупостей, не сказала лишнего. Она с расчетливостью настоящего стратега оценила все доступные варианты и выбрала единственно правильный — она ему помогла. Именно поэтому Беделия дю Морье не только сохранила свою жизнь и все части тела, но и обрела неприлично крупную сумму на счете и уверенность в завтрашнем дне. Лектер не собирался ей вредить. По крайней мере, пока. Он даже неоднократно уведомлял ее о том, что ее визиты излишни, но Беделия все равно навещала его время от времени. Не заботы ради, а безопасности для. Она предпочитала понимать, где именно Ганнибал и в каком он настроении, как минимум, до тех пор, пока он находится в одной с ней стране. Беделия только что обрела семью и некое подобие нормальной жизни, и она совершенно не хотела все это терять. Умная девочка, в отличие от Грэма. Что ж… Теперь Беделия надеялась, что с появлением Уилла ее история с Ганнибалом закончится. Это было понятно с того самого момента, когда она привела Грэма в номер в самый первый раз. Ганнибал не знал, что именно она рассказала профайлеру тогда, но прекрасно знал, что она скажет ему сейчас. Она предложит Уиллу увезти его подальше. Беделия не хуже Ганнибала видела, что Грэм не оставит его в покое, а значит она наверняка использует это в личных целях. Повесить на Лектера маячок в виде внештатного сотрудника ФБР — идеальный способ обезопасить себя, Ганнибал и сам бы так поступил. Когда Беделия и Уилл исчезли за дверью, Лектер медленно обернулся и посмотрел им вслед. Похоже, его дни в этом отеле подходят к концу. Если Уилл действительно предложит ему уехать, он согласится. Тут стало слишком скучно, а Ганнибал определенно хотел посмотреть, что ждет его впереди.***
Стоило Уиллу выйти за пределы номера и увидеть постороннее лицо, как морок, опутавший его разум за время проживания с Лектером, исчез. Он впервые посмотрел на часы и осознал, что не знает какой сегодня день, не помнит, когда последний раз выходил наружу или разговаривал с кем-то, кроме самого себя. — Сегодня понедельник, мистер Грэм. — услужливо сообщила Беделия, отходя в сторону лифта. У нее не было никакого желания стоять в коридоре, а им нужно было поговорить наедине, без чутких ушей доктора Лектера за тонкой стеной. — Месяц май, пятнадцатое число. У вас опять начались проблемы со временем? Впрочем, сейчас это не важно. Я тоже ограничена во времени, а нам нужно поговорить. Уилл не стал спорить и безмолвно пошел следом. Стоило ему переступить порог отеля, как весенняя суета улиц обрушилась на него светом, теплом, гомоном прохожих и ароматом бензинового выхлопа машин. Мир не стоял на месте, он двигался и спешил, он жил и радовался жизни, в то время как Уилл едва ли существовал. Он влип в гравитацию Лектера, как муха в смолу, и застыл там в подвижной статике, в имитации жизни, как насекомое в янтаре. Разумеется, он не смог разговорить Лектера. А как бы он смог, когда дар эмпатии вынудил его принять правила игры, подстроиться и самому соблюдать их? — Черт подери, это никуда не годится, — пробормотал Уилл, отпивая кофе. Они обосновались в одном из летних кафе неподалеку. Беделия выбрала ажурную тень каштана, чтобы укрыться от солнца, Уилл сел по другую сторону стола на самый солнцепек. Кофе горчил, люди смеялись, голуби курлыкали — мир снова был ярок, полон звуков и ароматен на вкус — полная противоположность тягучей тишине отельного номера. — В ваших силах все изменить. Уилл поднял глаза на Беделию, но ее лицо было бесстрастно. — Вы не удивились, увидев меня здесь? — А я должна была удивиться? — Наверное, нет. — Я тоже так думаю, — сказала Беделия, делая глоток белого вина. Уилл улыбнулся про себя. Эта женщина пила в любое время суток. — Но в данном случае речь не о вас, мистер Грэм. Вы не мой пациент и ваше местоположение и эмоциональное состояние не является сферой моего профессионального интереса. Сколько вы еще планируете с ним жить? — Я живу не с ним! — выпалил Уилл и этим, сам того не понимая, выдал себя с головой. — Разумеется, вы просто проживаете в одном номере с другим мужчиной. В статусе кого? Мужа? — Вы с ума сошли?! Нет, конечно. В качестве друга. — Так вы теперь друзья? — с интересом спросила Беделия, изогнув бровь. — Господи, нет! Компаньона, наверное… Или сиделки… Я просто присматриваю за ним. — Я что-то должна вам за услуги? — Конечно же, нет! — зло отрезал Грэм, потирая шею нервным жестом. — Я просто увидел его тогда. Увидел все те рисунки и понял, что не могу его оставить. Не так, не таким. — Вам понравились рисунки, мистер Грэм? — Он хорошо рисует, это факт, — Уилл поднял чашку, но не успев отпить, со стуком опустил ее обратно на блюдце. — И мне вовсе не кажется, что он сошел с ума… — Я никогда не утверждала… — начала было Беделия, но Уилл не дал ей закончить. – … Я видел его один раз. Я видел того самого Ганнибала, которого знал. С которым боролся все это время. Я мог бы его вернуть… Я бы его вернул. Знать бы только, как… Беделия бесстрастно взирала на Уилла, прикидывая, понимает ли Грэм, что самый главный вопрос не «как», а «зачем». Что будет делать профайлер Грэм, когда он вынет из недр доктора Лектера Чесапикского Потрошителя? Сразится с ним или присоединится к нему? Беделию это не волновало ни в малейшей степени. Эти двое могли делать все, что душе угодно, главное – подальше от нее. Хватит с нее Ганнибала Лектера и его нездоровой одержимости Уиллом Грэмом. Довольно. — Мне кажется, вы недооцениваете свои возможности, мистер Грэм, — уверенно сказала мадам дю Морье, одаривая Уилла фальшивой улыбкой. — Проблема вовсе не в вас, а в этом месте. Италия навевает на Ганнибала воспоминания о прошлом, с которыми ему сложно бороться. Даже ваш визит не смог его встряхнуть, но если вы, к примеру, увезете его отсюда… — Я думал об этом, да, — Уилл прикусил губу и несколько раз активно кивнул головой. Апатия, вызванная отсутствием решения, медленно сменялась решимостью, которую он не мог игнорировать. — Путешествия помогают взглянуть на мир иначе, встряхнуться. Я думал о том, чтобы отправиться куда-то вместе, просто так и не решил куда. От Беделии не укрылось это «вместе». Она снова пригубила вино и сделала вид, что задумалась. Не стоило проявлять чрезмерного интереса, Грэм должен был считать отъезд собственной идеей, тогда он наверняка довел бы задуманное до конца. Пока все складывалось просто чудесно. Нужно было только не спугнуть удачу. — Я предложила бы вам круиз, мистер Грэм. Что-то без привязки к местам или датам. Вы оба совершенно свободны, а Пиза портовый город. Вы можете забронировать конкретный маршрут или просто арендовать соседние каюты, и плыть, пока вам не захочется пристать к берегу. Я понимаю, что это затратно, но я могу дать вам доступ к счетам Ганнибала. — Что? — Что вас так удивляет, мистер Грэм? Доктор Лектер распорядился передать мне в управление несколько его счетов для текущих расходов. Полагаю, это далеко не все его финансы, но в данный момент он не хотел заниматься этим сам. Так что за ваш номер, завтраки, ужины и обеды платила я. — Поэтому вас и не удивило мое присутствие, — медленно проговорил Грэм. Идея Беделии казалась ему на редкость привлекательной. Уилл слишком зациклился на конце маршрута, на итоговом месте, финальной точке их пути, но путешествие могло быть целью само по себе. Возможно, именно по дороге они поймут, куда им нужно свернуть. А еще Грэм понял, почему Беделия так сильно хотела передать ему заботы о Ганнибале. Они действительно отнимали у нее немало времени и труда. Уилл никогда бы не подумал, что эта холеная эгоистичная блондинка способна на альтруистические поступки, но, похоже, он был не прав на ее счет. — Вам нужно время, чтобы определиться? — спросила Беделия, выразительно поглядывая на часы. Она уже предупреждала Грэма, что торопится, и ее время действительно практически истекло. — Нет.***
В следующий раз они встретились через неделю, чтобы посетить адвоката и заверить передачу прав на управление счетами. Выходя из адвокатской конторы, Беделия попрощалась с Грэмом, как она надеялась, навсегда, а затем села в такси и написала короткое сообщение Ганнибалу. С ним она не стала прощаться, прощаться с такими людьми было чревато личными проблемами в обозримом будущем, а она была для этого слишком осторожна. Лектер взял телефон, пробежал глазами присланный текст и снова сел к окну. Механизм пришел в движение. Их жизнь рано или поздно должна была измениться — они сменят отель, город, а, возможно, даже страну. И он совсем не возражал против этих перемен, но в то же время не торопил их. В прошлом Ганнибал слишком часто манипулировал событиями, действиями и поступками, чтобы сформировать нужное ему будущее. И теперь он прекрасно видел, куда его это завело. В этот раз Лектер решил полностью положиться на судьбу. Позволить жизни течь в русле своей собственной причудливой логики и посмотреть, куда это его заведет. Зерно идеи о переезде упало в благодатную почву разума Грэма, но, насколько Ганнибал знал Уилла, ему понадобится очень много времени, чтобы оно наконец проросло и привело к каким-то поступкам.