***
Утро встретило его игольчатыми лучами, пробивающимися сквозь закрытые ставни. И, судя по наклону солнечных игл, было уже далеко не утро. Время приближалось к полудню. Уилл закрыл глаза и уткнулся носом в подушку, пытаясь вспомнить все, что было вчера. То, что услужливо подсовывал ему мозг, при свете солнца казалось горячечным бредом, но Грэм точно знал, что это на самом деле случилось. Он не терял ощущения пространства и времени с тех пор, как вылечил энцефалит, и даже галлюцинации покинули его с тех пор, как пернатый олень умер рядом с ними на кухне Ганнибала. И пусть выздоравливающий Уилл все еще часто видел Лектера, он всегда четко осознавал, что тот не реален, что это игра его разума. Но то, что произошло вчера, не смогло бы выдумать даже его подсознание. И речь шла вовсе не об убийстве воришки… Уилл повернул голову и посмотрел на вторую половину постели. Она была смята, но, разумеется, пуста. Вчера они совершенно точно спали в ней вместе, они однозначно занимались сексом и они действительно прятали труп. Из всего перечисленного, Грэма не смущал ни один пункт, кроме перспективы встретиться теперь с Лектером лицом к лицу. К счастью, доктор привык вставать рано, а значит у Уилла оставалось лишние пять минут, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Профайлер ушел в ванную, почистил зубы и задумчиво сел на унитаз. Что ж… Значит все произошло именно здесь. Именно тут Уилл понял, что перспектива заняться с Ганнибалом сексом его радует, а не пугает. Здесь, на каменных плитках пола, Грэм оставил следы семени вкупе с общественными стереотипами, комплексами и моралью. Его кокон трескался, осыпаясь слой за слоем, и здесь не было ни Аланы, ни Джека Кроуфорда, чтобы остановить его перерождение. Сейчас, сидя в пустой ванной комнате, Уилл понимал, что его пугает вовсе не перспектива снова встретиться с Лектером, а вероятность того, что все опять станет, как прежде, что Ганнибал снова замолчит, что Грэм не услышит больше его голоса с легкой картавостью, ласкающего слух мурлыкаюшими обертонами, не увидит вчерашнего медового взгляда, полного необоснованной гордости, симпатии и даже… Нет. Об этом думать не стоило. Надежда была единственным, что было бы по настоящему больно потерять. Встряхнувшись, Грэм надел вчерашние шорты и последнюю чистую футболку, а затем спустился вниз. Ганнибал предсказуемо оказался на кухне. Уилл еще не успел даже переступить порог, как услышал: — Кофе успел остыть. Садись, я сварю свежий. От звука этого голоса сердце Грэма подпрыгнуло, пытаясь вырваться из груди, но застряло в горле и после двух сглатываний, недовольно вернулось вниз. Облегчение, окатившее Уилла с ног до головы, было похоже на вчерашний душ, и он схватился рукой за косяк, возвращая себе контроль над телом. Комната дрогнула и остановилась, дав ему наконец возможность пройти в сторону стола. Уилл занял свое место, и через минуту перед ним возникла чашка горячего кофе. — Спасибо, — произнес Грэм, попытавшись поймать взгляд Лектера, но тот уже вернулся к плите, чтобы начать готовить тосты с авокадо. — Я слишком долго спал. — Не страшно, я ждал тебя, чтобы позавтракать. — Зачем? — пробормотал Уилл, смущённо растирая шею ладонью. Ему было неловко за то, что он заставил Ганнибала ждать своего пробуждения. — Люди, живущие в одном доме, должны есть за одним столом. — безапеляционно сказал Лектер, переворачивая щипцами обжариваемый хлеб. — Это правило? — Да. — Хорошо. Уилл снова замолчал, медленно потягивая кофе. Он наблюдал за Ганнибалом, танцующим у кухонной стойки, и думал, как они будут жить теперь. В холодильнике было пусто, и пусть завтрак Лектер готовил из того, что осталось с вечера, виртуозно создавая шедевр даже в условии ограниченных ресурсов, это все равно не отменяло необходимости поездки в магазин. Им нужны были личные вещи, средства гигиены и даже туалетная бумага, если они решат задержаться здесь. Но решат ли они? Ганнибал нарушил обет безмолвия, и теперь Уилл больше не мог говорить за них обоих. Им придется говорить друг с другом, общаться, договариваться и решать проблемы по мере их поступления. Это будет долгий путь, но начинать придется прямо сейчас. — Сегодня я должен заключить договор на аренду дома, — нейтрально произнес Уилл, с благодарностью принимая тост с авокадо. — Я подумал, что мы могли бы задержаться тут на месяц, если ты никуда не спешишь. Я бы хотел порыбачить и, может быть, посетить Афины. — Я совершенно свободен, — ответил Ганнибал, считая секунды, пока в подсоленной воде, стуча друг о друга боками, кипели яйца. Лектер предпочитал яйца-бенедикт, но сегодня у него не было возможности их приготовить. В кухне недоставало нужной посуды, а заодно и продуктов, поэтому Ганнибалу пришлось ограничиться примитивными блюдами, не имея возможности в полной мере проявить свое мастерство. — Когда поедешь в город, заедь на рынок, я напишу тебе список. Постарайся ничего не забыть. Уилл медленно мешал кофе ложкой, раздражающе звякая ей о края чашки. За окном шумел лес, вдалеке раздавались протяжные гудки заходящего в порт теплохода. Мир полнился звуками, врываясь на их маленькую мрачную кухню, выполненную довольно неожиданно для этого дома — в темных тонах. — Может поедем вместе? — неловко предложил Уилл, наконец преодолев смущение, не дающее произнести это вслух. — Тебе стоит самому собрать свои вещи, я могу что-нибудь забыть. Лектер обернулся, выразительно изгибая бровь, и Уилл нахмурился, не понимая, смеется он над ним или нет. Разговорчивый Ганнибал стал гораздо менее понятным, чем молчаливый, и Грэму еще предстояло познакомиться с ним и привыкнуть. Впрочем, с Ганнибалом ничего не бывало слишком просто, это Уилл уяснил уже давно. — Не ожидал, что ты предложишь, — медленно произнес Лектер, занимая свое место за столом. — Но ты совершенно прав, Уилл. Так мы справимся быстрее. От звука собственного имени в устах Ганнибала Грэм почти поперхнулся кофе. Только Лектер мог произносить его короткое и банальное имя так весомо, значительно и сексуально — словно он не произносил его имя, а отправлял профайлеру нежный вербальный поцелуй. Уилл снова потер шею. — Может быть, стоит купить тебе шорты? Ты носишь брюки в такую жару… — Тебе не терпится снова увидеть мои ноги? — серьезно поинтересовался Ганнибал, и Грэм все-таки закашлялся, поперхнувшись кофе. Это была шутка? Или кокетство? Или серьезный вопрос? Грэм больше не мог этого понять. Он вглядывался в лицо Лектера, но снова слышал только слова и не видел эмоций. — Я просто не понимаю причины. — Она эстетическая, Уилл. Не всем идут шорты, — ответил доктор. И они снова замолчали. Завтрак закончился в тишине. Уилл так долго ждал, когда Лектер снова решится на разговоры, а потом столько же времени этого страшился, что итог его окончательно разочаровал. За два месяца совместного проживания они научились сосуществовать вместе в комфорте, они научились понимать друг друга, и Грэму казалось, что они медленно и аккуратно начали строить свой собственный замок из песка, но одно неловкое движение, один порыв ветра, и все рассыпалось прахом, заставляя их снова смотреть друг на друга через стол, как совершенно чужих людей. И все это после того, как они полночи вместе уничтожали последствия его убийства, после того как они занимались сексом и спали в одной кровати. Как такое может быть? Уилл хотел спросить об этом Ганнибала, но внезапно понял, что не хочет озвучивать свой вопрос вслух. Ему стоило промолчать и подождать, куда в этот раз их выведет судьба. В конце концов, они оба попали в бурное течение реки, что теперь несло их в неизвестность, и оно так или иначе, либо выбросит их в спокойные воды озера, либо столкнет с высокого водопада. В их игре не было третьего варианта — или пан или пропал. Теперь они оба не переживут разделения, теперь они оба обречены идти до конца. — Я вызову такси, — с тихим вздохом сказал профайлер. И через десять минут они уехали в летний зной. Уилл оформил договор аренды на себя просто потому, что мог воспользоваться легальным, а не поддельным паспортом. На вопрос девушки о том, как прошла первая ночь, Грэм совершенно искренне ответил, что просто чудесно. После они отправились в порт, где на глади морской воды, надежно пришвартованная к берегу, дремала Нола Уилла. Они оба собрали свои вещи и загрузили их в арендованный автомобиль, и за этими делами лед, закравшийся было в их утро, мало-помалу таял. Бытовые мелочи наполняли их время событиями, а значит и жизнью. Когда они добрались до рынка, и Уилл вживую пронаблюдал, как придирчиво Ганнибал выбирает овощи и фрукты к столу, профайлер начал искренне улыбаться. Лектер, памятуя о том, как быстро в первый вечер закончилось вино, настоял на покупке достаточного запаса бутылок. Он не позволил Уиллу купить себе виски, апеллируя к неуместности крепких напитков в знойную летнюю жару, но Грэм торговался до последнего, согласившись только тогда, когда Лектер пообещал купить себе шорты. Не на каждый день разумеется, а исключительно для плавания по вечерам. Доктор предпочитал плавки, но Уилл был неумолим. Это было странной причиной для первого компромисса, но им нужно было с чего-то начинать, и решив первый спор в своей общей жизни, Грэм и доктор Лектер наконец отправились обратно, к дому, который обещал стать для них чем-то большим, чем четырьмя стенами, укрывающими от жары. Он обещал стать для них местом, где сформируется их новая, возможно даже общая, жизнь. Заехав на подъездную дорожку с задней стороны дома, Уилл посвятил половину часа раскладыванию привезенных вещей. Продукты Ганнибал ему, разумеется, не доверил. Закончив, Уилл вернулся на кухню и немедленно получил в руки бокал вина. Он занял место за столом и принялся наблюдать за волшебством, творимым опытными руками Ганнибала. Лектер сновал по кухне, совершенно не торопясь, но в то же время абсолютно все успевая, пересыпая овощи, встряхивая в сковороде мясо, растирая соус и откидывая зелень на полотенце с непринужденной грацией опытного повара. Он был здесь в своей стихии, хотя Грэм с трудом мог вспомнить место, где Ганнибал чувствовал бы себя иначе. Лектер владел своей жизнью, каждой ее минутой, и даже когда он сохранял молчание, Уилл никогда не сомневался на его счет. Теперь же ему казалось, что доктор по-настоящему вернулся, что он снова стал собой. Это рождало такое сильное ощущение дежавю, что профайлеру хотелось бесконечно трясти головой, чтобы выкинуть навязчивую мысль. Сейчас, наблюдая за Лектером, дирижирующим приготовлением их сегодняшнего ужина, Уилл все сильнее погружался в прошлое. Ему начинало казаться, что прошедший год был одним большим ночным кошмаром, продолжительным сном, который наконец-то закончился, и теперь он снова мог видеть суть вещей. Исчезло все дурное, что было между ними — остались только доктор Лектер, Уилл Грэм и безымянный труп, пожертвовавший мясо на их сегодняшний ужин. — Не думал, что однажды снова попробую твою кухню, — сказал Уилл, подходя ближе. Он смотрел на сковороду, на которой шкворчало их «особое» мясо, и задумался, почему в одних культурах потребление человеческой плоти было доброй традицией, а в других — строгим табу. — В этом нет ничего предосудительного, Уилл, — мягко сказал Лектер, нарезая кружочками лайм. — Я знаю, но все же… В какой момент это стало аморальным? — Аморальным — очень громкое слово, — Лектер улыбнулся уголком рта. — С тобой поспорил бы любой священник, раскладывающий дары для причастия в воскресный день. Верующие вкушают символическую плоть бога, они пригубляют его кровь — что это, как не архаический акт каннибализма с целью получить частичку святости своего божества? Корни человеческих верований очень глубоки, цивилизованность смогла припорошить древние ритуалы тонким налетом гуманизма, но даже он моментально исчезнет, если в человеке заговорит память его предков. Не стоит переоценивать социальные нормы, Уилл. Мы все еще животные, пусть и чуть более цивилизованные, чем раньше. Грэм был настолько впечатлен, что забыл про вино. Но его впечатлил не рассказ, а сам его факт, его стиль и объем — это был самый длинный монолог, адресованный Уиллу с тех самых пор, как Ганнибал вновь решил начать с ним говорить. Это был хороший знак, а Уиллу так сильно не хватало этих хороших знаков. Он сейчас продвигался вперед наощупь и глубоко в душе все равно боялся спугнуть вновь обретенное доверие Лектера. Когда все успело так сильно измениться? Когда Грэм успел стать тем, кто пытается манипулировать Ганнибалом, чтобы привязать его к себе? Лектер почувствовал на себе его взгляд, и поднял глаза, отрываясь от перемешивания соуса в глубоком сотейнике. Он зачерпнул порцию в ложку, подул на нее и предложил попробовать Уиллу. Грэм подошел еще ближе, вставая почти вплотную, и пригубил соус. Но впечатлил его вовсе не вкус, а близость, которая подействовала на них обоих, как магнит. Уилл ощущал эту непроизвольную, почти физическую тягу и не мог ей противостоять. Профайлер качнулся с пятки на носок и словно невзначай поцеловал Лектера в губы. — Вкусно, — сказал Уилл, позволяя Ганнибалу решать, что именно он имел в виду — губы доктора или соус. Но Лектер не принял подначку. Он спокойно вернулся к перемешиванию медленно кипящего соуса и нейтрально произнес: — Хорошо. Будь добр, начни накрывать на стол, ужин будет готов через пятнадцать минут. Уилл запил эту фразу вином и отставил бокал. — Как скажешь, Ганнибал. Профайлер подхватил стопку тарелок и вышел в сад. Первое правило этого дома ввел Лектер — оно заключалось в том, что те, кто живет под одной крышей, едят вместе. Второе правило вводил сам Грэм — каждый вечер они будут ужинать именно в саду. Уилл знал, что правил в их жизни будет больше, а еще он был твердо уверен, что рано или поздно он заставит Ганнибала ответить. Не так, как он думал когда-то — за все зло, что причинил ему Лектер, вовсе нет. Теперь Ганнибалу придется ответить на бурлящие в профайлере чувства, которым он пока не нашел названия.Андрос
18 июля 2022 г. в 12:00
Городок Андрос лепился к скале, словно ласточкино гнездо. Маяк, так впечатливший Грэма при первом заходе в порт, был только первым предвестником, осколком грядущего величия, белоснежной чайкой, слетевшей с берега в море, чтобы поприветствовать путников, уставших после долгого пути.
Город лежал чуть глубже, врезаясь в тело острова меж двух холмов, живописно сбегая в бухту белобокими домами, споря охристым оттенком крыш с почвой, в которую крепко пустил корни, и настороженно взирая на пришельцев полуразрушенным остовом крепости у самого моря. Она ютилась на выщербленной ударами ветра и воды скале, будто страж, давно утративший былую мощь и свирепость.
Это был древний город, город, служивший когда-то форпостом первой линии обороны на пути к Афинам, что находились буквально позади острова.
Город впечатлял, но только издалека. Когда Лектер и Грэм спустились на причал и, попетляв по улочкам, оказались непосредственно в центре, перед ними предстала и неприглядная изнанка провинциальной жизни. Подобно обнищавшему дворянину, город был богат историей, но не деньгами. Об этом говорила местами отколовшаяся побелка, давно не ремонтированные дороги и недостаток людей. Очевидно, большинство местных жителей проводили туристический сезон на другом конце острова, где располагалась основная масса отелей.
Грэм этому обстоятельству был только рад, как и тому, что, случайно или намеренно, но уже второй раз они заходили в порт сразу после утренней зари, когда город только-только просыпался и начинал оживать. Рыбаки возвращались из рейса с уловом, рыночные продавцы начинали торговлю, а колоритные местные жительницы распахивали двери домашних ресторанов, кафе и таверн. Город наполнялся звуками и запахами, расцветая жизнью, но не подавляя суетой. Это был третий плюс — помимо приятной архитектуры и впечатляющей природы — предложенный им этим живописным островом.
Уилл был уверен, что они смогут найти и другие преимущества, если дадут себе труд поискать, и был убежден, что поискать стоило. Чем дальше они уходили от пристани и побережья, тем отчетливее профайлер ощущал, что им стоит здесь задержаться. Уилл привык не доверять своей интуиции и игнорировать внутренние ощущения, отмахиваясь от них, как от назойливой мошкары, но сейчас речь шла уже не только о нем.
Уилл отвечал теперь за них обоих, а значит пришла пора становиться осмотрительнее.
Необходимо было оценить все риски, возможности и перспективы, так, как это сделал бы доктор Лектер из далекого прошлого, будь он по-прежнему здесь.
О чем могло сигнализировать Грэму его подсознание? Возможно, о том, что он снова заболел, просто пока не ощущает свое нездоровье физически. Такая ситуация могла быть опасна, если они покинут порт. Может это ощущение было сигналом того, что грядет шторм, о котором Уилл где-то услышал краем уха, но успел забыть, а память теперь услужливо намекала, что им стоит переждать стихию на острове, не выходя в открытое море. А возможно… возможно, Уиллу просто подсознательно хотелось чуть дольше постоять ногами на твердой земле и выпить кофе, которым так оглушающе пахло из заведений на их пути.
Они свернули в одну из многочисленных домашних таверн, которые держали предприимчивые местные жительницы, и заняли пустующий стол. Час был ранним, город малолюдным, и оттого, вероятно, они и были в заведении совершенно одни. Так что когда в зал вплыла седая гречанка неопределимого на глаз возраста, Уилл даже без помощи эмпатии догадался, что их обслуживает сама хозяйка. Дама величаво поставила на стол графин воды и два причудливых хрустальных стакана, а затем смерила обоих придирчивым взглядом. Ганнибал тест прошел, а вот Грэм, очевидно, нет, потому что через секунду женщина неодобрительно цокнула языком и исчезла на кухне.
Когда она вернулась, поднос в ее руках ломился от яств. Там были ароматные, свежайшие лепешки, кокетливо выглядывающие из-под хлебной салфетки, и истекающие на срезе слезами рассола ломти домашнего сыра. Там была зелень и овощи, копченое мясо и студенисто дрожащий йогурт, был даже джем из лепестков роз, благоухающий, точно райский сад. Венчала все это великолепие тарелка с черными оливками, глазеющими на Грэма с таким же неодобрением, как и женщина, которая их принесла.
Уилл тут же накинулся на угощение. Эта незамысловатая, но очень свежая и настоящая еда после первых же укусов показалась ему пищей богов, а люди, приветившие их таким странным образом — истинными эллинами, известными своим гостеприимством. Седовласая женщина, зорко следящая за тем, как они завтракают, больше напоминала чью-то пожилую родственницу, чем владелицу ресторанного бизнеса. Она и вела себя с ними вовсе не как со случайными клиентами, а как с дорогими гостями, пришедшими к ней в дом.
Что-то подсказывало Грэму, что от этой женщины еще никто не уходил голодным, но ее грубоватая забота была настолько естественной и органичной, что Грэм далеко не сразу сообразил, что они все же в таверне, а им даже не предложили меню. Он рассмеялся, тряхнул головой и вытянул ноги, изучая взглядом сидящего напротив Ганнибала.
— Очаровательное место, не находишь? — Грэм широко улыбнулся, совершенно, впрочем не рассчитывая на ответ. — Мне кажется, нам стоит тут задержаться и немного передохнуть. Нормальная постель, безлимитный душ и что-то не рыбное на ужин — как раз то, что нужно после морского путешествия. Надеюсь, что мы найдем номер в отеле без предварительного брониро…
Быстрый взгляд Лектера заставил Уилла оборвать себя на полуслове. В его монологе возникла секундная пауза, а затем он снова улыбнулся.
— Да, ты прав. Лучше арендовать дом, — Грэм достал было телефон, чтобы попробовать найти что-то онлайн, но в этот момент им принесли кофе.
Уилл понял, что кофе хорош, еще до того, как успел сделать первый глоток. Во-первых, он пах просто невероятно, щекоча ноздри терпкой пряностью, наполняя легкие шоколадной горечью, и бодрил тело, казалось, одним только ароматом. Во-вторых, Ганнибал прикрыл глаза прежде чем сделать первый глоток, и это действительно было редкостью. Грэм проследил взглядом за тем, как красиво изогнутые губы доктора сомкнулись на ободке чашки, когда он пригубил кофе, как следом дернулся кадык, пропуская напиток, и рефлекторно сглотнул в ответ.
Черт возьми. Почему он вообще думает об этом?
Вместо того, чтобы планировать их дальнейшие действия, Уилл сейчас, сидя с Ганнибалом на залитой солнцем террасе греческой таверны, думал вовсе не об отеле, доме или возвращении на яхту.
Он любовался губами Лектера. Он думал том, горчат ли они теперь на вкус или просто пахнут свежим кофе. Такие ли они мягкие на ощупь, какими кажутся, или, если он поцелует Ганнибала, его рот будет таким же жестким и неприступным, как и сам доктор.
И это были совсем не те мысли, которые могли бродить в голове у гетеросексуального мужчины, особенно с утра, особенно в таком живописном месте, и особенно относительно его давнего противника, ставшего сейчас практически другом. Но в последнее время Уилл все чаще ловил себя на непристойных мыслях в отношении Лектера. Все началось с той дурацкой ночи, когда он, будучи изрядно навеселе, попытался поцеловать Ганнибала.
Лектер в той ситуации повел себя единственно правильным образом — просто ушел, давая Грэму понять, что его пьяные попытки расширить сексуальный опыт не входят в жизненные планы доктора. Он не оттолкнул его, не обидел, но и не поощрил, предпочитая вырвать растущее семя неправильной симпатии профайлера как и положено — с корнем, но, похоже, абсолютно не преуспел в этом стремлении.
В противовес его недвусмысленному отказу, Уилл начал думать о нем еще чаще. Не получив желаемого, глупый мозг Грэма теперь периодически подкидывал хозяину фантазии о том, как все могло бы быть, если бы Лектер не осадил его в ответ. Стал бы он ведущим или ведомым, было бы это долгой, изучающей прелюдией или резковатым, жадным совокуплением двух изголодавшихся людей? Оказались бы они на равных, как Лектер когда-то хотел, или даже их постельные отношения стали бы борьбой за доминирование?
Эти фантазии и размышления привели, впрочем, лишь к тому, что профайлер стал гораздо чаще наблюдать за доктором, с удивлением в результате заметив, насколько на самом деле эмоционален Ганнибал. Эти эмоции, а точнее, их проблески, было действительно сложно обнаружить, если не вглядываться специально. Мимика Лектера была весьма сдержанной, если не сказать скупой, но, научившись ее читать, становилось уже невозможно не замечать мельчайшие оттенки чувств и настроений, скользящих по этому выразительному, породистому лицу. И вот сейчас Уилл точно увидел, что вкус великолепного кофе стал финальным аккордом, последней каплей, склонившей чашу весов колеблющегося доктора к нужному Грэму решению — они останутся здесь.
Ганнибал действительно не имел особых планов относительно этого острова. Да, ему понравился маяк, и он готов был потратить день, чтобы его зарисовать, особенно если удастся купить карандаш и бумагу на этом Богом забытом клочке суши, но это можно было сделать и на борту яхты. Он не имел намерения задерживаться здесь, но ясно видел, как сильно этого хочется Уиллу. Лицо профайлера расцвело улыбкой, как только они ступили на шаткие доски причала, и это необоснованное выражение счастья не сходило с него до сих пор.
Лектер искренне не понимал, что именно так привлекло Грэма в этом полудеревенском захолустье, но, похоже, их пристрастия к месту проживания отличались слишком коренным образом. Ганнибал любил идеально отреставрированные города, бурлящую светскую жизнь, театры, выставки и галереи. Уиллу же нравились уединение, природа и тишина. А городок Андрос оказался слишком похожим на Вулф Трап – утопающий в зелени, чуть ветхий с виду и, тем не менее, уютный внутри, как и двухэтажный коттедж Грэма. Тут жили простые и бесхитростные, но очень искренние люди, и наверняка было полным-полно бродячих собак.
Да, это место было совсем не в формате Ганнибала Лектера, но Уилл сейчас сидел напротив и улыбался так широко и ярко, что доктор все равно не смог бы ему отказать. Какая, в сущности, разница, где они задержатся, если Уилл продолжит смотреть на него вот так, как сейчас — со смесью искренней симпатии, привязанности и надежды.
Лишь одно только слово «отель» заставило Ганнибала вынырнуть из своих мыслей и сфокусироваться на том, что говорит Грэм. Очередная гостиница означала бы, что они шагнут назад в том пути, на который едва успели ступить, и опять окажутся узниками казеных стен и вынужденных обстоятельств. Лектеру не хотелось возвращаться назад, и Уиллу, правильно истолковавшему его взгляд, по всей видимости, тоже.
Они невыносимо долго продвигались от полного отторжения к частичному принятию, и Ганнибал слишком ценил достигнутый ими прогресс. Он искренне наслаждался тем, как Уилл порой дружески толкал его плечом в плечо, когда они сидели бок о бок на борту яхты, как сонно улыбался, потягиваясь и говоря ему «доброе утро», как по вечерам натягивал на них обоих одно одеяло, прежде чем вполне целомудренно уснуть. В такие ночи Ганнибал порой думал о том, что случилось бы, не уйди он тогда с палубы, и о том, был ли Грэм настолько пьян, как ему казалось. Что, если этот гран алкоголя просто заставил Уилла осмелеть в желании выразить свою привязанность и намекнуть ему о желании близости? Что, если это было робким шагом к возможности любви?
Этих «что, если» хватило бы, чтоб наполнить еще одно Средиземное море, и Ганнибал боялся, что однажды может в них попросту утонуть. Но когда-то он уже возжелал от жизни слишком многого — он захотел всего Уилла Грэма себе, и помнил, чем обернулась для него эта жадность.
Тогда, в те темные времена их знакомства, он действительно хотел вылепить Грэма по своему образу и подобию, выпестовать то, что таилось у профайлера внутри и заставить его встать рядом — в убийствах, в жизни, в любви. Он хотел видеть Уилла своим партнером и спутником, своим лучшим творением и протеже, но забыл о том, что Уилл, как и сам Лектер крайне не любил, когда решали за него. Доктору тогда оставался лишь один единственно верный путь — просто исчезнуть. Что в тот давний вечер, растворившись в дождливой балтиморской ночи, и оставив позади кровь, боль и разочарование, что теперь, с разогретой жаркой ночью палубы в порту Мессины — в тесную каюту корабля.
Ганнибал вздохнул, откладывая невеселые мысли в сторону, и продолжил неторопливо смаковать кофе. Разворачивающася у него на глазах картина стоила самого пристального внимания – Уилл отчаянно пытался объясниться с владелицей таверны по поводу возможности снять один из домов в аренду.
Ганнибал смыл улыбку, невольно изогнувшую губы от этого зрелища, глотком кофе. Он мог бы спокойно рассказать очаровательной хозяйке, что имеет в виду его спутник, на ее родном греческом, но доктору слишком понравилось слушать, как бойкая на язык южанка, всплескивая руками в который раз повторяла Уиллу, что он «красивый, но совершенно непонятный».
Ганнибал был слишком солидарен с ней в этом определении.
Глубоко внутри, практически втайне от самого себя, он опасался прерывать свой словесный целибат. Неопределенность того, что случится потом, продолжала сдавливать горло. Шаткий прогресс их взаимопонимания строился исключительно на молчаливой отстраненности Лектера, и было абсолютно неясно, останется ли все как прежде, если он снова заговорит.
В одном Ганнибал был уверен точно — первую произнесенную фразу он должен был адресовать именно Уиллу, а не незнакомке в пустом кафе. Если желание начать разговор возникнет у Лектера не в отношении Грэма, Уилл никогда ему этого не простит, поэтому сейчас он сохранял молчание, наблюдая за тем, куда заведет этих двоих выразительный диалог с элементами пантомимы на двух разных, абсолютно непохожих языках.
К сожалению, представление закончилось быстрее, чем кофе в чашке доктора — из глубин дома возникла юная девушка, внучка хозяйки таверны, похожая на Эбигейл, как две капли воды. Не внешностью, конечно, хотя у нее тоже были черные, как ночь, волосы, и синие глаза, а, скорее, неуёмной жаждой жизни, присущей только молодости, и тайной тоской в глазах, свойственной тем, кого долго держат взаперти.
Она томилась здесь, на забытом богом острове, в компании бабушки, следящей за ней подобно ревностному стражу, вместо того, чтобы познавать новое и искать себя. Она жаждала любви, хотела ощутить ее на вкус, но не могла найти ее среди местных жителей, и, наверное, поэтому при виде Уилла у нее так ярко вспыхнули глаза.
Грэм расцвел румянцем, встретив ее взгляд, и у доктора неприятно заболело в груди.
Лектер тщательно контролировал себя, удерживаясь от того, чтобы вновь привязаться к Уиллу все время их вынужденного соседства, но, судя по всему, потерпел неудачу. Он слишком привык безраздельно владеть Грэмом и в отеле Пизы, и в море, и хотел, чтобы все оставалось так и впредь. Глупое и необоснованное желание, особенно для столь опытного психотерапевта, но люди куда охотнее раздают другим дельные советы, чем следуют им сами, и в этом смысле Ганнибал был ничуть не умнее других. Он тихо вздохнул, отвел глаза и поставил на стол чашку, почти вздрогнув, когда его руку неожиданно накрыла чужая ладонь.
— Нам не важно, какой у дома размер, правда? — спросил Уилл, с искренним интересом вглядываясь в лицо доктора. Он держал руку Лектера в своей совершенно однозначным и красноречивым жестом. — Главное, чтобы он был в лесистой части и недалеко от воды. Нас даже устроит одна спальня на двоих, если это будет единственный вариант. Мы спали вместе на корабле.
Девушка вспыхнула от его слов, и Ганнибал искренне удивился. Публичные проявления близости, равно как и приватные, были у них не в ходу. Откровенно говоря, Уилл впервые настолько красноречиво заявил свои права на доктора у всех на виду, и это событие стоило крайне пристального и всестороннего изучения, чтобы в очередной раз не ошибиться с выводами. Лектер сделал еще глоток кофе, и продолжил безмолвно наблюдать за тем, как Уилл и девушка договариваются о немедленном просмотре дома.
Договорились они быстро. Служил ли тому виной ранний час, отсутствие туристов, любопытство юной особы, желавшей взять шефство над приезжими, или природное обаяние Уилла, но, как бы то ни было, спустя пятнадцать минут они расплатились за завтрак, сели в крошечный Фольксваген и отправились осматривать объект потенциальной аренды. Автомобильчик, несмотря на скромные габариты, бодро карабкался вверх и вниз по холмам, управляемый опытной рукой своей хозяйки, попутно излагающей им историю дома и демонстрирующей местные достопримечательности. Уилл слушал ее краем уха, куда более озабоченный тем, как бы поскорее избавиться от очаровательной провожатой.
Грэм не мог не заметить кокетливого взгляда, который эта девица бросила на доктора Лектера, и именно он вынудил профайлера взять Ганнибала за руку в недвусмысленной демонстрации их близости. Грэму было плевать на то, что все решат, будто они пара, ему было плевать, что их примут за геев, главным для него было дать девушке понять, что ни один из них не заинтересован в ней.
Со своими темными волнистыми волосами, бледной кожей и синими глазами девушка выглядела юной версией Аланы Блум, той самой Аланы, с которой Ганнибал был близок до всего того, что стало финальным аккордом их отношений. Причем не только отношений Ганнибала и Аланы, но и их с Уиллом тоже. Это были слишком неприятные воспоминания, очень похожие на ревность, чтобы в них хотелось углубляться, поэтому Грэм задвинул лишнее в дальний ящик и сконцентрировался на происходящем здесь и сейчас.
Дом возник перед ними, словно островок жизни среди первозданной дикости прибрежного леса. Он располагался совсем недалеко от пристани, но при этом имел отдельный выход к уединенному пляжу и бескрайний национальный парк за спиной. Одно это заставило бы Уилла согласиться, но, когда они зашли во внутренний дворик, Грэм понял, что им сегодня действительно улыбнулась удача. Вилла пряталась за высокой стеной из песчаника, будто робкая красавица за ажурной решеткой окна — два этажа классической греческой архитектуры под терракотовой чешуей черепицы, со ставнями на окнах и витой лестницей на второй этаж, откуда с обширной террасы было отчетливо видно безбрежную морскую синь.
Уилл не раздумывал ни секунды. Девушка была отправлена восвояси, получив от него клятвенное обещание приехать завтра в таверну и подписать договор. Сумма аренды совершенно его не волновала. В конце концов, у Грэма в кармане лежал доступ к банковскому счету доктора Лектера, среди множества грехов которого никогда не значился недостаток финансов. Когда габаритные огни авто исчезли среди густого подлеска, Уилл улыбнулся и молча протянул Ганнибалу ключи. Сейчас он был пусть и необоснованно, но абсолютно счастлив, и, вероятно, именно поэтому сказанная их провожатой фраза о том, что нужно запирать на ночь дверь, поскольку сюда часто пытаются влезть хулиганы, напрочь вылетела у него из головы.
Голову Грэма занимала совсем иная мысль. Это был дом. Их дом.
Настоящее жилье – крыша, пол и стены, пристанище на пути, временное убежище и надежный приют. Это была максимально близкая визуализация того, что когда-то предлагал Уиллу доктор, и сейчас Грэм отчётливо понимал, что у этой фантазии был реальный шанс на успех. Встречаться с хитроумным доктором на терапевтических приемах и дерзить друг другу, состязаясь в навыках манипуляции – это одно, и совсем другое дело – жить с Ганнибалом под одной крышей — по очереди варить кофе и приносить другому плед, когда тот засиделся на палубе допоздна.
Лектер был очень комфортным в плане совместного быта – предусмотрительным, ненавязчивым и заботливым. С ним было непривычно легко и уютно, так, словно его не было вовсе или, наоборот, он был рядом всегда, привычно и неизменно. Два месяца в компании молчаливого Ганнибала сделали с Грэмом то, что не смогли сделать все его хитроумно выверенные манипулятивные терапевтические фокусы за предыдущие два года — Уилл привязался к доктору, и вот теперь, стоя на пороге этой их новой жизни, профайлер лихорадочно ломал голову над тем, как сегодня вечером снова забраться к Ганнибалу в постель.
В доме, как назло, было целых три спальни, но Уилл понимал, что больше не может и не хочет спать в одиночестве. Размеренное дыхание его самого главного чудовища, спящего под одним с ним одеялом, надежно изгоняло любые кошмары, замещая их, однако, чем-то куда более оригинальным — фантазиями о том, что могло бы случиться, осмелей Грэм хоть раз настолько, чтобы дотронуться до лежащего рядом Ганнибала.
Просто протянуть руку и коснуться чужого плеча оказалось невыносимо сложно. Однажды Уилл уже попробовал сделать первый шаг, попытавшись поцеловать Лектера на палубе яхты. Он искренне считал, что Лектер с давних пор испытывает к нему не только дружеские чувства, и в пользу этого явственно говорили рисунки, которые он застал в номере отеля. Однако реальность доказала, что это странное, будоражащее что-то в глубине самой его сущности, влечение испытывал только Уилл, и в данный момент это было единственным, что омрачало идеальное существование профайлера.
Но сейчас об этом думать не хотелось. Подобно Скарлетт О'Хара, он подумает об этом завтра.
— Это именно то, что нам нужно! — Уилл скинул шлепанцы, чтобы встать босыми ногами на теплую плитку пола, и широко улыбнулся.
Ганнибал уже отпер дверь, и они оказались под сводчатыми белеными потолками первого этажа. Кто бы ни был хозяином этого жилища, он целиком сохранил старинный интерьер, дополнив его только требованиями современности, вроде электричества, прекрасной ванной или превосходно оборудованной кухни. В остальном же дом сохранил свою уникальную атмосферу и особый колорит, который и позволил Уиллу с порога почувствовать себя здесь как дома.
Лектер молчаливо бродил по комнатам, не разделяя восторгов Грэма. Он тоже оценил интерьер, особенно два духовых шкафа, широкую ванную и псевдо-старинные амфоры в центральном холле, но был вовсе не настолько воодушевлен. В конце концов, дом – это только дом. Стены, крыша и ничего более. Какой бы красивой ни была ракушка, она обретала жизнь только тогда, когда кто-то в ней обитал, и сейчас только от них с Уиллом зависело, чем именно они наполнят этот дом — дружеской приязнью, равнодушием или былой враждебностью.
Они все еще искали свой путь друг к другу, и теперь в их жизни наступал новый этап. Вынужденное соседство на ограниченной площади яхты сменялось добровольным сосуществованием на территории виллы. Вилла была гораздо больше, и они рисковали снова растерять едва обретенный за время путешествия контакт.
— Пойдем, я покажу тебе сад, — мурлыкнуло у самого уха, и Ганнибал ощутил, как Уилл пристроил подбородок у него на плече. Похоже, пока что Уилл не планировал доставать свою привычную диковатую молчаливость. — Там растет виноград, представляешь? Прямо над обеденным столом! Мы можем поужинать под его сенью, а если решим задержаться, то кто знает, может быть даже сможем сделать собственное вино, а? Имени тебя и меня.
Уилл сверкнул улыбкой, невзначай огладил спину Ганнибала между лопаток и снова исчез, оставив после себя озвученную им непрошенную мысль. Ганнибал действительно мог бы поставить вино, мог бы собрать вызревший виноград и обработать его, помогая ягодам раскрыть уникальность и вкус. Он выдержал бы его нужное время в прохладном помещении, во мраке дубовой бочки, а потом закупорил бы в темную бутылку, сохранив не просто вино, а само это лето, этот остров, этот дом и их обоих со всем тем, что уже было, что могло бы быть, и, что, возможно, когда-нибудь еще будет.
Это вино они смогли бы открыть лет через пять на очередную годовщину их…
Ганнибал мысленно поморщился.
Их чего? Совместного проживания? Неустойчивой дружбы? Эфемерной любви?
Пока что Уилл не казался тем, кто сможет выдержать с Лектером даже год, не позвонив в итоге Джеку, не говоря уже о большем, а эта его спонтанная необъяснимая тактильность могла оказаться просто побочным эффектом долгого путешествия, эмоциональной неустойчивости и излишнего присутствия самого Лектера в его жизни.
Порой Ганнибалу казалось, что Уилл подсознательно видит в нем пса — бессловесного друга, нуждающегося в присмотре и заботе, а заодно в ласке и имитации любви. Он не позволял себе излишне увлекаться дружелюбием профайлера, опасаясь снова увидеть в его поступках то, чего там не может быть. Грэм по-прежнему был темной лошадкой, способной предать его в самый неожиданный момент. Он уже поступил так однажды и казался вполне способным проделать подобное снова.
Ганнибал, разумеется, не ожидал, что в этот дом, как когда-то и в его собственный, вломятся федералы, но все равно непроизвольно наметил в голове отходные пути. Он действительно хотел бы снова доверять Грэму, но пока что мог принять его лишь в малой степени. Как раз такой, чтобы начать испытывать былое любопытство к его метаморфозам, интерес к односторонним разговорам, симпатию к образу мыслей и совершенно неуместный сексуальный интерес.
Впрочем, этот остров действовал на Уилла совершенно необъяснимым образом. Он стал более беспокойным, что было заметно даже сейчас – Грэм уже успел распахнуть в доме все окна, впуская в нежилое помещение крепкий сосновый дух окружающего леса, обнаружить пару велосипедов и предложить Ганнибалу съездить в порт за вещами, на что Лектер ответил однозначным отказом, категорично мотнув головой, и умчался в сторону порта.
Уилл исчез, оставляя Лектера наслаждаться одиночеством и споро покатил в порт. Велосипед заливисто звенел, дребезжа на выщербленных тротуарах и заставляя Грэма вспоминать свое детство на юге. Он любил Луизиану за изнуряющую жару и особый магический дух вудуизма, вечно спорящего с чопорной регилигиозностью типичных южан. Истовая вера там прочно переплеталась с архаичными суевериями, а церковь прекрасно дополнялась многочисленными шаманами вуду, придающим особый колорит душным летним ночам. Луизиана полнилась колоритными богобоязненными прихожанками с вечно готовым пирогом и праздно шатающимися бездельниками, думающими, где бы украсть что-нибудь на очередную дозу. Жизнь в этом южном штате была простой и честной, такой, как она есть, без условностей и прикрас, и этот жаркий остров и провинциальный городок до безумия напоминали Грэму собирательный образ городов его детства, где он так же мчался по пыльным дорогам, отчаянно дребезжа одолженным у соседского мальчишки велосипедом.
Может, он попал в этот город, так похожий на город своего детства, чтобы заново в нем повзрослеть? Чтобы снова стать мужчиной, на этот раз поняв и приняв себя таким, каков он на самом деле? Грэм этого не знал, но у него был шанс и достаточно времени в запасе, чтобы это выяснить. И Уилл планировал распорядиться этим временем как можно разумнее.
Он забрал с яхты только самое необходимое и двинулся обратно, заходя по пути то в одну лавку, то в другую и понемногу обрастая свертками и пакетами, которые бережно складывал в велосипедную корзину. Там были овощи и зелень, мясо и свежеиспеченный хлеб, там было все, из чего, по скромному разумению Грэма, можно было приготовить еду. Такой эпохальный переезд заслуживал если не праздника, то, как минимум, особого ужина. И для такого ужина им точно требовалось хорошее вино.
Бережно положив приобретенную бутылку поверх остального, Грэм спешился и пошел в гору пешком, толкая велосипед рядом. Он чувствовал себя прекрасно, был доволен жизнью и горд собой. Почему-то в этот раз он ощущал себя не просто человеком, совершившим покупки в магазине, а настоящим добытчиком, несущим еду в свою пещеру, он ощущал себя главой стаи и кормильцем семьи. Хуже того, Уилл собирался приготовить все принесенное вместе с Лектером, и вовсе не потому, что они делали так раньше, а потому что ему действительно этого хотелось.
Профайлер обнаружил Ганнибала в доме. Избегая изнуряющей жары, доктор сидел в глубоком кресле в прохладной комнате и читал книгу. Читал книгу на греческом! Уилл закатил глаза. Ну разумеется, этот молчаливый засранец знал греческий и при этом и пальцем не шевельнул, не то что языком, чтобы помочь Уиллу объясниться.
Впрочем, раздражение профайлера исчезло так же быстро, как появилось. Он не был уверен, что уже готов к разговору с Лектером. Он мчался к нему через половину мира, чтобы поговорить, вытащил его из Италии, извлек из скорлупы отеля, как устрицу, чтобы встряхнуть, разговорить и вернуть к жизни, но сейчас, проведя столько времени с этим безмолвным мужчиной, Уилл страшился того, что будет, когда Ганнибал наконец-то заговорит.
Им было слишком комфортно вместе. Вернее, комфортно было именно Грэму. Обет молчания Лектера позволил Уиллу взглянуть на него иначе, узнать с другой стороны, научил смотреть и видеть, а не вязнуть в водовороте бесконечных слов, и такой простой и лаконичный Ганнибал нравился ему куда больше, чем хитрый манипулятор из темного кабинета, небезосновательно мнивший себя умнее других.
Этот Лектер ничего не хотел от Уилла, и внезапно Уилл захотел всего того, о чем они когда-то говорили, сам. Как человек, на которого слишком часто давили в детстве, Грэм излишне болезненно воспринимал любые попытки манипуляции, отрицая их изначально и даже не пытаясь осознать, будут ли они ему во вред или во благо. Если бы Лектер не был в свое время таким довлеющим, если бы он действительно дал Грэму выбор, а не попытался манипулировать им, придерживая козыри в рукаве, у доктора был бы реальный шанс заполучить его целиком и полностью, ведь профайлер и так в итоге остановился в полушаге от совместного побега.
Но Лектер плел вокруг него паутину, ткал кружево витиеватых фраз, готовя кокон, в который он собирался упрятать Уилла, отдав ему Эбигейл в качестве награды. И Грэм бился в этих путах, чувствуя, что это вовсе не выход, чуя за всеми этими красивыми словами скрытый подвох.
Но теперь он больше не винил Ганнибала в предательстве, как не винил в нем уже и себя. Так уж устроена жизнь, что во всем происходящем в итоге всегда виноваты двое, и если их коллективная ошибка привела их сюда – это было далеко не самым плохим вариантом.
— Я купил еды, — произнес профайлер, и Лектер поднял на него взгляд.
«Замечательно, Уилл. Я думал отправиться поужинать в город, но так будет даже лучше», — Ганнибал поднялся из кресла и забрал у Грэма половину свертков, унося их на кухню.
— Приготовим сегодня ужин вместе? — Уилл метнул в него беззаботый взгляд, наливая себе из-под крана воды. После долгой поездки пить хотелось неимоверно, и теперь он глотал воду быстро и жадно, капая с мокрого стакана водой прямо на грудь.
Лектер подвис, глядя, как влага впитывается в ткань футболки, как искрящиеся капли стекают по разгоряченной коже, как подрагивает кадык на загорелом горле, и так сильно хотел подойти и слизнуть каждую из этих капель, что смог остановить себя только усилием воли. Уилл же, похоже, и понятия не имел, насколько он притягателен и сексуален, когда полностью расслаблен и естественен в своем поведении.
«Прекрасные овощи. Кажется, я недооценил этот остров. Вина?» — Ганнибал показал профайлеру бутылку, но тот коротко мотнул головой.
— Нет. Для вина еще слишком рано, и, к тому же, я купил всего одну бутылку, и позже нам нечего будет пить за ужином. Завтра, пожалуй, возьму такси, на велосипеде сложно привезти продуктов больше, чем на один раз.
Они синхронно подняли друг на друга глаза, отвлекаясь от распаковки покупок. Фраза повисла в воздухе. У них не было еще возможности обсудить сроки своей вынужденной остановки, они не договаривались о времени пребывания на острове и дальнейшем пути, и, откровенно говоря, не планировали ничего из того, что касалось дальнейшего маршрута их путешествия.
Грэм принял как факт то, что им с Ганнибалом сейчас по пути, и не задавал вопросов, прекрасно понимая, что Лектер едет с ним не потому, что Уилл его везет, а потому что сейчас его забавляет их совместное путешествие. Как только Уилл прискучит доктору, тот просто исчезнет в одну из ночей, не прощаясь, и Грэм больше никогда не сможет его найти.
Возможно, именно это и было главной причиной того, что Уилл не хотел отпускать Ганнибала в другую кровать — он боялся не заметить ухода Лектера. Особенно теперь, когда они больше не были ограничены яхтой, а сам Ганнибал обрел достаточно интереса к жизни, чтобы снова захотеть пойти по ней своим путем.
— Я видел тут художественный магазин, — невпопад сообщил Уилл, вынимая из пакета початки кукурузы. Пока что Лектер вроде бы не возражал против перспективы остаться, и возможно, если удастся его чем-то увлечь, им обоим станет проще находиться на одном месте. — Могу заехать в него завтра, если ты напишешь какие тебе нужны карандаши, бумага и…
«И скальпель, ты хотел сказать? Право, Уилл, неужели ты полагаешь, что я теперь вернусь к прерванной серии?»
Ганнибал тонко улыбнулся и развернул вощеную бумагу с говядиной. Запах у мяса был отличным, похоже, мясник не обманул Уилла даже видя его откровеную неопытность. Люди здесь действительно жили порядочные.
«Хотя... я бы, пожалуй, сделал это просто чтобы посмотреть, попытаешься ли ты меня остановить. Когда-то ты жаждал убить меня, причем непременно собственными руками. Признаться, когда ты впервые вошел в номер, я думал, что ты приехал в Италию именно за этим – чтобы отнять мою жизнь, и этим придать значение собственной. Должен тебя огорчить – так это не работает».
— И скальпель, — невозмутимо продолжил Уилл, нимало не смущенный выразительным взглядом Лектера и выложил спелые томаты в раковину, чтобы сполоснуть их водой.
Ганнибал приподнял брови и обернулся.
— Думаешь, это опрометчиво с моей стороны? — Уилл в свою очередь улыбнулся. Он привык к их односторонним диалогам и начал получать от них удовольствие. — Возможно так и есть, но, тем не менее, я доверяю тебе. Если бы ты хотел со мной что-то сделать, ты бы давно уже решился на это.
«Смотря, что именно ты имеешь в виду» — губы доктора дрогнули и он вернулся к разделке говядины. — «Если речь идет о твоем убийстве, то этого я, разумеется, не сделаю. Мир станет куда более скучным в твое отсутствие. Именно поэтому в тот вечер я и не довел дело до конца. Мы оба прекрасно понимаем, почему ты выжил после нашей встречи на кухне. Я слишком хорошо знаю человеческое тело, чтобы дать тебе умереть, и, вероятно, просто хотел, чтобы у нас еще остался шанс».
— Нам нужен был шанс узнать друг друга заново. Начать еще раз с самого начала, — задумчиво подтвердил Грэм, любуясь тем, как тонкие пальцы Лектера скользят по сырому мясу. Он работал ножом изящно и грациозно, напоминая Уиллу скорее дирижера, чем мясника. — Порой мне кажется, что если бы мы встретились не так и не тогда, мы действительно стали бы друзьями.
«Друзья – куда более сложная категория, чем любые другие типы отношений. Быть любовниками или врагами куда проще. Яркие эмоции, однозначные определения. Но что такое друг? Это тот, кто остаётся рядом с тобой несмотря ни на что, тот, кто увидел твою тьму, но принял ее и разделил, не осуждая? Если думать так, то мы с тобой стали друзьями уже очень давно. Каждый из нас видел худшее друг в друге, и вот, посмотри, мы все еще рядом. Бок о бок, на одной кухне, за тысячу километров от того места, где все началось».
Уилл перебросил из руки в руку спелое яблоко, облокотился на стойку, почти задевая Ганнибала плечом, и лукаво сощурился.
— Посмотри на нас, мы опять стоим на кухне и беседуем о перспективах, пусть и за тысячи километров от Балтимора. Похоже, на твоей кухне, независимо от ее местоположения, рождается не только пища, но и понимание вещей. Круг замкнулся, Уроборос догнал собственный хвост. Остается надеяться, что итог в этот раз все же будет немного иным.
«Так оно и случится. Я верю в твою интуицию больше тебя самого» — Ганнибал намазал мясо специями, исключив соль, чтобы оно не выделило сок раньше времени.
— Знаешь, порой мне кажется, что жизнь похожа на песчаный пляж. Мы ведем себя как дети, строя собственные замки из песка, не понимая, что хрупкие стены не выдержат ни ветра, ни набежавшей морской волны, а наши проекты, чаяния и мечты в итоге неминуемо разобьются о течение жизни и неумолимый бег времени. Жизнь изменчива и непостоянна.
«Мне сложно с тобой согласиться, Уилл» — безмолвно откликнулся Лектер, принимаясь за овощи, уже помытые и обсушенные Грэмом. Это был не совсем его ассортимент, но доктор привык работать с тем, что есть. — «Песок это те же камни, но истертые веками в пыль. Они теряют форму, но не суть, и, даже обращенные временем в прах, они сохраняют способность придавать крепость. Без песчаного раствора, древние каменщики не смогли бы уложить стены соборов, без чистого кварцевого песка мы не узнали бы красоты стекла в витражах. Мастерство человеческих рук и сила людской воли способны вернуть былую прочность предметам, а нетленная и эфемерная мысль способна преодолеть время и пройти сквозь века».
Грэм какое-то время молчал, глядя в окно и словно осмысливая эту беззвучную аналогию, а затем неуверенно взглянул на Ганнибала.
— Я хочу просто жить. Я уже принял решение. Мои мысли, мои идеи привели нас в здесь и сейчас. Но зачем ты поехал со мной, Ганнибал? Изменчивость моей жизни в последние годы слишком тесно связана с твоей волей. Когда ты покинешь меня?
«Ты все же произнес это вслух» — Лектер криво усмехнулся и тоже посмотрел в окно. Солнце медленно сползало за горизонт, даря окружающим дом соснам огненный отблеск драконьей чешуи на коре. Жара спадала. Они могли начать готовить ужин, чтобы сесть за стол в сумерках, сразу после вечерней зари. — «Можешь гордиться собой, мой мальчик, ты стал куда более смелым, чем в те времена, когда прятался за спину Джека Кроуфорда и пытался усидеть на двух стульях сразу. Твоя ошибка была ошибкой канатоходца, решившего остаться на тонкой проволоке и потерявшего баланс. Каждому из нас порой необходимо сделать выбор, встать на одну сторону, не соблюдая нейтралитета. И я буду с тобой, пока…»
— К черту, я не хочу этого знать, — словно почувствовав его беззвучный ответ, бросил Уилл, потирая ладонью лоб. К вечеру он ощущал еще большее беспокойство, чем было у него с утра. Он словно предчувствовал что-то, даже предвкушал, и это что-то было вовсе не ночью, которую им неизбежно предстоит провести в разных постелях. — Давай поужинаем в саду, я помогу накрыть.
Лектер склонил голову, соглашаясь, и щелкнул пьезо-поджигом, разжигая газ.
Они сели за стол через час, когда небо подернулось сумрачной рябью, а кусты и деревья наполнились какофонией звуков. Сама природа аккомпанировала их ужину извечной мелодией жизни — шорохом ветра в кронах деревьев, вскриками ночных птиц, шелестом вездесущих цикад, а небо, зажигающее высоко в синеве первые звезды, казалось сводом огромного кочевого шатра. Они были похожи сейчас на путников, скитальцев, остановившихся на короткий привал, и сейчас Грэму казалось, что они могли бы путешествовать так вечно. Сниматься с места вместе с перелетными птицами, двигаясь все дальше на юг, пока смерть или неумолимая изменчивость жизни не разделят их навсегда.
Они не стали зажигать электрический свет и сидели за столом при пламени свечей. Вечер был тихим и безветренным, а густое переплетение виноградной лозы надежно защищало ненадежный трепет открытого огня от тех редких порывов ветра, что порой залетали в их двор из-за высоких стен.
— Это невероятно, — пробормотал Грэм, засовывая в рот второй кусок мяса. — Всего лишь обычное мясо и специи, но ты каждый раз умудряешься сотворить с ними настоящее чудо.
Ганнибал посмотрел прямо на Уилла и искренне улыбнулся, принимая похвалу. Лектеру всегда нравилось готовить, но в какой-то момент удовольствие от чистого акта искусства сменилось эгоистичным удовлетворением от того факта, что никто из его гостей не знал, какое именно мясо он ест, и Ганнибал наслаждался уже не собственным кулинарным мастерством, а скорее самим этим секретом, что был известен лишь ему одному. Ну и Уиллу, разумеется.
Но сейчас удовольствие заключалось уже скорее в самой возможности накормить того, кто тебе не безразличен, плодами своих трудов.
«Жаль, что нам так и не довелось поохотиться вместе» — кивнул Ганнибал и приподнял бокал в беззвучном тосте.
Уилл поддержал его движение и несколько минут они молчали, отдавая должное еде. Мясо, пожаренное на гриле, удачно сочеталось со свежими овощами, а неполная прожарка rare с легким привкусом крови добавляла пикантные нотки во вкусовую палитру блюд.
— Я никогда не говорил... Я пытался приготовить Тира сам, но у меня ничего не вышло. Пришлось пустить его на корм собакам, — Уилл произнес это, не отрывая взгляда от тарелки, и, только ощутив на себе вес чужого взгляда, смог поднять глаза. — Знаю, это было глупо. И странно. И крайне неприлично. Но он все равно лежал в морозилке, в смысле… те его части, что мы не пустили в дело, а я не привык разбрасываться едой…
Они синхронно сглотнули, и Ганнибал сбивчиво выдохнул, пытаясь игнорировать приятное тепло в животе. Это звучало невероятно, но куда более невероятным было то, что Уилл признал это вслух. Лектер постарался вернуть на лицо нейтральное выражение и только потом снова взял нож в руки и отрезал себе еще порцию мяса.
«Я был бы счастлив, скажи ты мне это чуть раньше – до той ночи, когда мы оба пытались предотвратить наш последний ужин. Возможно, в этом случае все сложилось бы иначе. Я не слишком в этом уверен. После той ночи я понял, что далеко не так дальновиден и бесстрастен, как думал о себе прежде. Когда-то я считал, что меня невозможно обмануть. Но у тебя получилось».
— Я просто не видел смысла обманывать себя дальше. Я и так делал это слишком долго, даже внутренне понимая, что вру сам себе. Наверное, мне казалось, что если я приготовлю и съем то мясо, то смогу коснуться твоего разума, узнать тебя.
«Ты уже знаешь меня лучше, чем кто-либо в моей жизни. Я позволил тебе увидеть меня, узнать, кто я есть»
— Ты позволил мне увидеть себя, узнать... А я... Я не принял этого дара. И именно это лишило Эбигейл жизни. Это было справедливо, я понял это только теперь. И прощаю тебя, Ганнибал, — Уилл глубоко вздохнул, и Лектер попытался сглотнуть, но еда впервые в жизни попала в горло только со второго раза. — Но я отверг то, что ты предложил мне, только потому, что этого хотел ты, а не я. Теперь же я хочу этого сам.
Тишина повисла между ними, густая и осязаемая, будто грозовая туча, но сегодня напряжению не суждено было прорваться наружу ни молниями, ни дождем.
— Еще вина? — спросил Грэм, и они неспешно продолжили ужин, больше не касаясь напряженных тем.
Тарелки понемногу опустели, на улице посвежело. Со стола они убирали вместе, действуя с удивительной слаженностью, так не характерной для людей, столь мало проживших вместе. Уилл мыл посуду, Ганнибал вытирал, и им не нужны были слова, чтобы занять ими тишину. Слова нужны, когда ты еще плохо знаешь человека. Но когда ты с ним уже достаточно близок, становится вполне комфортно даже в тишине.
Уилл мыл так медленно, как только мог, невольно оттягивая момент, когда им наконец-то придется отправиться ко сну. Он перебирал все возможные предлоги и основания, что смогли бы убедить Лектера снова спать вместе, но ни одно из пришедших на ум оправданий не было веским настолько, чтобы решиться произнести его вслух. Уилл мог бы поступить проще, просто сказав, что сам этого хочет, но гордость не позволяла ему просить о подобном. Не после того, как Лектер не принял его поцелуя. Уилл боялся, что вопрос о совместном ночлеге поставит крест на возможности дальнейшего развития их отношений, а он… он в глубине души надеялся, что у них что-то еще может получиться.
На религиозном юге, его родине, о подобном не принято было даже думать. И Уилл действительно никогда не думал об этом, не до той ночи на кухне, когда они стояли столь интимно близко друг к другу, не до той ночи на яхте, когда Уилл решился переступить невидимую черту и попробовать стать еще ближе. Грэм никогда не думал о том, что в принципе захочет поцеловать другого мужчину, но теперь это желание было уже невозможно отрицать.
Он думал о Ганнибале, ворочаясь без сна в удобной, неприлично мягкой, но удручающе-пустой постели, и думал о нем вовсе не целомудренно. В своих фантазиях Уилл ни разу не доходил до секса, хотя теоретически знал, как это происходит. Он фантазировал о чем-то куда более сдержанном и возвышенном, но не менее интимном — о прикосновении рук, о близости тел, когда они склонятся друг к другу ради первого пробного поцелуя. Он гадал, что именно будет дальше, произнесет ли Ганнибал в ответ какую-то многозначительную и уместную фразу, прервав наконец обет молчания, или ограничится тем, что просто обнимет Грэма в ответ.
Уиллу хватило бы одних только поцелуев. В них он смог бы выразить все те эмоции, что копились в нем долгие месяцы, не находя пути наружу. Он показал бы Лектеру доверие, привязанность, симпатию и даже… даже любовь. Потому что невозможно не любить человека так сильно похожего на тебя, и так невыносимо сильно отличающегося. И Уилл хотел выплеснуть на Лектера все эти чувства, с запозданием понимая, что все эти месяцы в Балтиморе он обманывал сам себя. Он хотел не только убить Ганнибала Лектера. Он просто его хотел.
Грэм все еще ерзал в кровати, проклиная мораль, вбитую ему в голову южными пуританами, позволяющую одному мужчине трогать другого разве что во время драки, когда вдруг услышал странный приглушенный звук. Это были чьи-то шаги, почти беззвучное шуршание ткани и звук открывающихся и закрывающихся дверц и шкафов.
Ганнибал решил выпить воды?
Сомнительно. Лектер всегда передвигался абсолютно бесшумно, к тому же Уилл услышал бы щелчок двери его комнаты, их спальни располагались в метре друг от друга. Нет, это был кто-то другой. Какой-то чужак, незванным гостем проникнувший в дом. Это был… вор?
Мысль разлила внутри него ярость и он осторожно поднялся с кровати, бесшумно покидая комнату. Мозг услужливо подсунул Уиллу слова девушки о том, что стоит закрывать на ночь входную дверь, а потом его собственную беспечность, когда он этим правилом пренебрег, заперев только калитку, ведущую с улицы в сад. Остров навевал такое умиротворение и покой, что профайлеру и в голову не могло прийти, что к ним могут влезть воры. По крайней мере, точно не в первую же ночь.
Хотя, в этом, похоже, и крылся весь смысл. Уставшие с дороги люди наверняка выпьют слишком много вина и будут беспробудно спать до утра, давая возможность местным ловцам удачи обчистить не успевшие опустеть за время отдыха карманы. А с учетом близости стоящих архипелагом островов, воришка легко мог исчезнуть с рассветом на любом из них непойманным и богатым. В этот раз удача его подвела — его или их было пока неясно, Уилл понятия не имел, кого встретит внизу — профайлер не взял с яхты ничего ценного, кроме зубных щеток и смены белья.
Грэм вступил в холл, освещенный лунным светом, и увидел неясную тень. Вор действительно был один. Он сидел на корточках, обыскивая выдвижные ящики в тумбе, и Уилл прекрасно видел его силуэт. Проходя мимо кухонного стола, Грэм машинально вытащил с подставки нож. Он не собирался убивать глупца, позарившегося не на то жилище, ему просто необходимо было защитить свой дом, свою жизнь, свой покой, сон Ганнибала, в конце концов. Это был его, их дом, и он был в своем праве.
Он перехватил нож острием вдоль запястья руки, до последнего скрывая в темноте случайные блики на лезвии, и беззвучно скользнул к вору, обхватывая его за шею локтем. Уилл пережал ему горло ровно на столько, чтобы лишить сознания на несколько минут, а потом с тщанием любовника уложил обмякшее тело на плитки пола. Их ночной гость был совсем юн, беззащитный и уязвимый. Он был красивым — молодой птенец, случайно выпавший из гнезда — и Уилл с удовольствием свернул бы ему шею в первый же момент, но сперва парень должен был прийти в себя и ответить на один вопрос.
Грэм оседлал торс незнакомца, прижимая его руки к бокам собственными коленями, а затем перехватил нож лезвием вперед и ласково огладил лицо своей жертвы — такой юный, почти что мальчишка, а уже встал на неверный путь.
Зачем ему эти деньги? Купить новую машину или впечатлить подружку? Это можно сделать и честным путем. Грэм не собирался жалеть преступников, так же, как Ганнибал когда-то не терпел грубиянов, поэтому когда веки мальчишки затрепетали, выдавая, что он приходит в себя, Уилл крепко взял его за челюсть, накрывая губы ладонью, чтобы блокировать ненужные вопросы, и прижал к шее нож.
— Кто-то еще знает, что ты здесь? — прошептал Уилл.
Веки вора дрогнули и открылись, и через секунду он выпучил глаза, принимаясь сучить ногами по полу. Грэм сильнее вжал нож в его шею, взывая к рассудку.
— Я в доме один, никто тебя не услышит, и я не дам тебе закричать. А теперь еще раз — кто-то знает, что ты здесь?
Парень был юн и глуп, он вздрогнул всем телом и сухо дернул кадыком, что само по себе было ответом на вопрос, а затем мотнул головой, говоря смертельное для себя «нет».
Уилл ухмыльнулся, и в призрачном лунном свете сперва блеснули его зубы, и только потом нож. Нимало не сомневаясь, он вонзил острие в сонную артерию, а затем выдернул лезвие и зажал рану руками.
Он вовсе не планировал спасать человеческую жизнь. Кровь алым потоком омывала руки, и он грелся об нее, словно с каждым артериальным толчком сквозь его пальцы пробегал сам песок чужой жизни. А затем толчки внезапно стихли, и в комнате вместо двух людей остался всего один.
Уилл обратил жизнь смертью.
Это было прекрасно.
Грэм молча поднялся и посмотрел на кусок мяса, лежащий у его ног. Алая лужа, практически черная в лунном свете, расползалась по полу поблескивающим ореолом. Профайлеру понадобится немало времени, чтобы отмыть напольную плитку, но до этого ему еще предстоит избавиться от тела. Куда вообще можно среди ночи деть свежий труп? Ни море, ни лес не обладали должной надежностью, по крайней мере сейчас, пока они живут здесь. Профайлеру совершенно не хотелось привлекать в город дополнительные наряды полиции, но в то же время он не мог сидеть здесь вечно и гадать, как именно стоит поступить с телом.
Нужно было действовать.
Уилл обернулся и замер — в дверях стоял Ганнибал.
Он стоял там куда дольше, чем мог полагать Уилл. Ганнибал услышал чужое присутствие куда раньше нервного Грэма, но не покинул спальни, ожидая действий профайлера. Уилл его не разочаровал. Он тоже услышал этот тихий, скребущий звук и, крадучись, двинулся вниз. Это, несомненно, было плюсом, означая, что Грэм точно не был тем, кто пригласил к ним ночного визитера. И, судя по тому, как тихо Уилл крался навстречу непрошенному гостю, он был совершенно ему не рад.
Когда профайлер взял со стола крупный поварской нож, сердце Ганнибала пропустило удар. Дальше он следовал за Уиллом уже рефлекторно, словно зачарованный путник за болотным огоньком, пользуясь выработанным годами навыком двигаться совершенно беззвучно. Грэм скользил вперед как опытный асассин, он крался в полумраке незнакомого дома тенью среди теней, и блестящее лезвие ножа пряталось у самого его запястья, не позволяя лунному свету бликовать по своей поверхности.
Несчастный идиот, рискнувший покуситься на их жилище, даже не заметил, как Грэм оказался сзади, и обнаружил, что больше не один только тогда, когда жесткая рука обхватила его за шею удушающим хватом. Рука с ножом была опорной, но все равно это было небезопасно, и секундная гримаса неудовольствия исказила лицо доктора от того, что Уилл мог пораниться по неосторожности. Однако, профайлер все же был не только учителем, но еще и бывшим копом, умевшим работать быстро и четко. Он выдержал удушающий захват ровно столько секунд, чтобы человек просто потерял сознание и быстро пришел в себя.
Он оседлал несчастного сверху и пригвоздил его к полу собственным телом, и мрачные тени, кутающие дом, казались темными крыльями за его спиной. Ганнибал смотрел на Уилла, крепко держащего нож у горла другого человека, и не мог отвести глаз. Сейчас Грэм наконец-то выглядел самим собой — уверенным, дерзким, безаппеляционным и властным. Способным на что угодно. Сексуальным.
Уилл держал человеческую жизнь в своих руках и был полон решимости ее отнять. Именно так он и должен был выглядеть, сражаясь за собственную жизнь с Рэндаллом Тиром. Тогда Ганнибал не смог увидеть этого, но теперь он знал точно – Уилл был прекрасен.
Когда юный глупец дал понять, что никто не знает о его присутствии в доме, Ганнибал понял, что его судьба предрешена. Нож вонзился в тело парнишки, заставив Лектера ощутить волну практически физического удовольствия. Это было слаще самой изысканной подростковой сексуальной фантазии, это было более впечатляющим, чем первый опыт секса — это было рождением Уилла Грэма, это была его темная сторона, впервые нашедшая свое место в жизни профайлера. Уилл теперь мог больше не бороться с самим собой, а значит у него неизбежно появились бы силы бороться с другими. Теперь профайлер становился по настоящему опасен. Для кого именно — для других или для самого Ганнибала — доктору еще предстояло выяснить, но сейчас Лектеру не хотелось об этом думать. Он был заворожен красотой Уилла, он был совершенно беззащитен перед ним, с кристально-отчетливой ясностью вдруг осознавая, что он по прежнему жаждет Грэма. Что он до сих пор в него влюблен.
Ему стоило сейчас развернуться и просто уйти, оставляя Уилла наедине с его добычей, но вместо этого Лектер подошел вплотную и протянул вперед руку, предлагая вложить в нее нож.
— Иди спать, Уилл. Я все уберу.
От этой тихой фразы, сказанной совершенно спокойным, почти забытым голосом, у Уилла встали дыбом волоски на руках. Волна мурашек прокатилась от макушки до пят, и опять поднялась выше, оседая между бедер в паху. Стало нестерпимо жарко и стремительно пересохло во рту, пересохло настолько, что Уилл не смог сказать ничего в ответ. Он вложил нож в протянутую руку и вышел на кухню.
Там Грэм уперся руками в столешницу по обе стороны от раковины и зажмурил глаза.
Это случилось. Это произошло.
Он убил человека. Просто взял и убил, не сомневаясь и секунды, словно в этом не было ничего особенного, словно это была какая-то обыденная ерунда. И у Уилла не было ни единого оправдания — он не был при исполнении, это не было самообороной — он сделал это просто потому, что захотел. И это было прекрасно, от начала до самого конца, когда ему казалось, что сама душа человека отчаянно трепетала в его руках, жаждая освобождения.
Он убил человека, освободив его от забот и тягот этого мира, от собственного несовершенства, от греха. И в момент этого почти трансцендентного акта на Уилла взирал Чесапикский Потрошитель — его личный демон-искуситель, его темный бог. Тело профайлера прошила непрошенная дрожь, когда он на секунду вообразил, как именно это могло бы быть, если бы они убили человека вместе. Это была бы агония и кровь, похоть и секс, прямо у остывающего тела, чтобы завершить цикл жизни актом любви.
Он бы седлал бедра Лектера накрывая его собой, и…
Уилл сухо сглотнул, тряхнул головой и налил воды из крана.
Нельзя сейчас думать об этом. Нужно сперва убрать труп. Грэм выпил воды, собрался с мыслями, вытащил второй поварской нож из подставки и вернулся обратно. Он присел на пол по другую сторону мертвого тела от Ганнибала.
— Я скучал по всему этому… — тихо произнес Грэм, глядя в мертвое лицо, застывшее в луже холодной крови.
— По убийствам или по мне?
— По вам обоим.
Эта фраза была слишком значительной, чтобы они могли сейчас ее обсуждать. Не сейчас, не лунной ночью на острове посреди Эгейского моря, когда они не успели как следует выспаться, да уже и не успеют, если не начнут разбираться с трупом прямо сейчас. Раз мысль казалась слишком неподъемной, чтобы обдумать ее сразу, всегда можно было начать с малого — просто занять руки делом.
— Что ты хотел бы взять? — деловито поинтересовался Грэм.
— Бедро, голень, мягкую часть с поясницы и кое-что из внутренних органов. Нужно смотреть. Здесь неплохая морозилка. Ты не против?
— Какая разница, кто съест мясо — мы или черви, — пожал плечами Уилл и начал помогать Ганнибалу с разделкой.
Уилл не стал говорить ничего более. После стольких месяцев разлуки и вынужденной тишины даже этих фраз было слишком много. Что он мог сказать Ганнибалу? Что рад, что тот присоединился, потому что в одиночку Грэм не управился бы и до утра? Что он сам хотел собрать мясо и разделить его с Лектером за ужином, как тогда, когда он приволок ему на стол труп Рэндалла Тира? Что он одновременно и рад, что совершил убийство один, и опечален тем, что Ганнибала в этот момент не было рядом?
Это было бы слишком похоже на то, что Уилл говорил в прошлом. Теперь же Грэм хотел попробовать построить будущее. И раз Ганнибал все же решился с ним заговорить, у Уилла все-таки был на это шанс.
Они управились с трупом за два часа, еще до утренней зари. Останки того, что некогда являлось человеком, были надежно упакованы в несколько связок сырого мяса, утяжеленного камнями и металлом. С таким дополнением груз неумолимо и надежно пошел ко дну, обретая новую жизнь в качестве питания для рыб и крабов. Это была дикая, не туристическая часть острова, с острыми скалами и подводными камнями, надежно уберегавшими редких туристов от желания поплавать где-либо помимо муниципального пляжа.
Расчет был на то, что природа избавится от останков бедняги к тому времени, как кто-то по случаю удосужится обнаружить кости под водой. А если и нет, они всегда могли сняться с места заранее, при первых намеках на вмешательство властей. Они вернулись домой пешком, потратили еще полчаса на уборку дома и упаковку одежды, которую теперь предстояло сжечь, и замерли друг напротив друга. Они слишком привыкли жить в тишине, чтобы какие-то слова сейчас оказались уместны.
— Иди в душ первым, — произнес в итоге Лектер, в пятый раз придирчиво осматривая пол. Он знал, что тут могли остаться следы крови и другие источники ДНК, но пока у них не было средств надежно и окончательно их уничтожить.
— Нет.
Ганнибал поднял глаза, Уилл все еще стоял в дверном проеме, ведущем на кухню, и исчезающий лунный свет очерчивал только его фигуру, скрывая от доктора выражение лица.
— Я подожду тебя, — пояснил Грэм. — Здесь нет горячей воды, только бак, нагреваемый солнцем. Он большой, но мы оба уже принимали душ, и он остыл за ночь. Там не хватит на двоих, если мыться отдельно.
— Я помоюсь холодной.
— Нет, это глупо. Пойдем со мной.
Это действительно было глупо, но Ганнибал хотел оставить между ними хоть одну последнюю грань, тайную дверь, секретную линию, рубеж, который они пока не смогли преодолеть. Что-то, что поможет Лектеру удержаться, и не наступить снова на те же грабли, пусть и самые дорогие и любимые. Он так долго осознавал свою привязанность к Уиллу, ее серьезность и глубину, что обратный путь должен был занять у него ровно столько же времени. Именно так и работали законы человеческой психики, в том числе и его собственной.
Одно дело фантазировать об Уилле, говорить с его ментальной проекцией, интимно шутить и эротически намекать на что-то большее плоду собственного воображения, и совсем другое — идти в душ с реальным человеком. Ганнибал действительно хорошо знал человеческое тело, и именно поэтому он так точно рисовал обнаженного Грэма, ни разу не видев его без одежды, но одно дело фантазировать и мечтать, а другое — видеть собственными глазами, иметь возможность протянуть руку и потрогать, овеществить чистую идею, материализовать мечту.
Ганнибал опасался, что оставшись наедине с обнаженным Уиллом, он не сдержится и дотронется до него, но отказываться дольше было бы подозрительно. Лектер вздохнул и двинулся в душ следом за профайлером. Рано или поздно, это должно было случиться, они ведь все-таки жили вместе. Не было никакого смысла тянуть. Ганнибал молча вошел в комнату, выложенную алой плиткой, и начал раздеваться, не глядя на Грэма. Он снял с себя все и без капли стеснения шагнул под душ, тут же принимаясь намыливать руки и тело. В движениях доктора не было ни капли кокетства или желания покрасоваться, один лишь сплошной скупой прагматизм.
Но Уилл стоял там, в свете резких потолочных ламп и смотрел, не в силах насмотреться. Он не мог оторвать взгляд от обнаженного Лектера, и, вопреки ожиданиям, Ганнибал оказался вовсе не таким уж большим. В Балтиморе его многослойные объемные костюмы надежно скрывали истинную фигуру доктора, придавая ей обманчиво мягкий вид. Пиджак скрадывал плечи, жилет добавлял объема в области живота, и даже тут, на жарком юге Лектер практически не обнажался, выбирая сперва объемные кашемировые джемпера, а потом свободный хлопок футболок-поло и брюк. И Уилл до сих пор не знал, каков Лектер на самом деле.
Теперь же ему представилась такая возможность. Ганнибал не был особенно широкоплеч или мускулист, он не был крепок или тяжеловесен. Наоборот, он был скорее худощав. Тонкие запястья, узкие икры, рельефно сужающиеся в области колен ноги — это было тело танцора, а не бойца. При этом Лектер не был астеничного типа телосложения, он обладал развитой мускулатурой, просто его мышцы были призваны работать, а не впечатлять, и посему таились под кожей, оплетая тело доктора надежной броней.
Лектер был хищником, привыкшим подавлять противника умом, а не массой. Его выносливость, целеустремленность, неутомимость в преследовании цели и абсолютная безжалостность рождали страшную комбинацию. Он нападал не сразу, долго преследуя и загоняя свою жертву, пока она сама не падала к его ногам, или заманивал ее в свои сети, пользуясь талантами манипулятора и недюжинным умом. И сейчас этот образец высокоинтеллектуального психопата стоял перед Грэмом спиной совершенно обнаженным, и профайлер видел, как струи воды скользят по бронзовой коже, искушая слизнуть каждую из них языком.
В отличие от белокожего для южан Уилла, Ганнибал обладал карамельной кожей итальянца или нордического островитянина. Он не сгорал на солнце, как Грэм, а просто углублял оттенок до приятного цвета кофе со сливками или корицы, и сейчас, в мерцающих струях воды, его кожа блестела, словно кремовое суфле, словно кофейный пломбир, изысканный десерт, в который так сильно хотелось запустить зубы. Рот Уилла непроизвольно наполнился слюной, настолько сильно он хотел потрогать эту кожу губами и языком, узнать, будет ли она на вкус сладкой или чуть солоноватой, будто соленая карамель.
Загипнотизированный струями воды, монотонно сбегающими по крепкой спине Лектера, Уилл уронил на пол последние вещи и шагнул в душ. Он не подходил совсем близко, он стоял поодаль, наслаждаясь зрелищем. Может быть Ганнибал не был сложен как бог или атлет, может быть, он не был самым красивым человеком на земле, но для Уилла он был идеален.
Грэм бессознательно поднял руку и провел ей меж лопаток доктора, стирая с кожи капли, и душевые струи тут же ринулись расчерчивать вытертую кожу бесконечными потоками воды. Они сбегали по ложбинке позвоночника ниже, в область ягодиц, рисовали дорожки в волосках на ногах, и Уилл любовался каждой каплей и завидовал ей, потому что вода могла трогать эту кожу, а он не мог, но хотел.
Лектер не выказал никакой реакции, и Уилл осмелел, положив обе руки на лопатки Ганнибала и слушая ровное биение его сердца, а затем провел ладонями вниз, стирая мыло и воду. Он скользил по влажной коже подушечками пальцев, рисуя на ней ведомые одну ему узоры, и монотонное движение рук вместе с шумом воды действовали на него почти гипнотически, погружая Уилла в своего рода транс. Он не сразу заметил, что его движения были все меньше похожи на нейтральное поглаживание и все больше напоминали чувственную ласку.
Уилл шагнул ближе, чтобы оставить на шее Лектера такой долгожданный и желанный поцелуй, и тихо зашипел, уткнувшись в ягодицы Ганнибала собственной эрекцией. Возбуждение, пронзившее профайлера с головы до пят, стало неожиданностью для него самого. Он сам не заметил, в какой момент у него встал, не заметил, как подошел вплотную, не заметил, как напряглась спина Ганнибала — Уилл не замечал ничего, кроме биения пульса в основании шеи Лектера. Дрожь жилки манила его собрать каждый удар сердца губами, накрыть трепещущую венку ртом и гладить языком бегущую по венам жизнь.
Грэм прильнул к коже поцелуем и тихо застонал — соленая карамель. Пьянящий запах кожи Лектера, ее вкус и тихий шелест воды, монотонно сбегающей по ним обоим, превращали ванную комнату в кокон из пелены дождя. Уиллу казалось, что время остановилось, что он давно не бодрствует, что видит волшебный сон, а во сне, как известно, человеку дозволено все. Поэтому Грэм прильнул к Ганнибалу сзади, не обращая внимания на то, как член скользнул меж чуть расставленных ног доктора, и снова поцеловал чужую кожу.
Уилл терся лицом о теплые контуры плеч, царапая их жесткой щетиной, он покрывал кожу поцелуями и дразнил языком. Уилл вылизывал плечи и шею Лектера, увлекаясь все больше, пьянея от вкуса и вседозволенности и неосознанно тихо постанывая от кайфа. Он просто целовал Ганнибала в плечи и от одного этого был чудовищно возбужден. Ему хотелось шептать безумные глупости в эти близкие и доступные уши, облепленные мокрыми прядями волос, ему хотелось рассказать Ганнибалу все свои сомнения и страхи, все свои желания и тайные мечты. Он готов был клясться в любви и одновременно проклинать тот день, когда он впервые подумал о Ганнибале так. Он был готов произнести вслух «я хочу тебя», надеясь что резкость признания хоть немного сгладит бесконечный шелест воды.
У Уилла было слишком много слов, и поэтому он не произнес ни единого, вместо этого обхватив Лектера за талию и вжимая в себя крепким объятьем. Вторая ладонь поймала шею, губы – мочку заветного уха.
В следующий момент Ганнибал вывернулся из его объятий, резко развернулся лицом и вытянул вперед руку, обозначая расстояние между ними. Доктор смотрел в глаза Уиллу пытливо, почти зло.
— Ты не понимаешь, что сейчас делаешь. Дофамин и окситоцин ослепляют тебя. Ты только что убил человека.
— Нет.
— Ты сам знаешь, что я прав.
— И что с того? Ты всегда прав! — Уилл раздраженно отвел глаза, тут же натыкаясь взглядом на эрекцию Ганнибала, ничуть не менее твердую, чем у самого Уилла. — Считай это... дружеской взаимопомощью. Ты же хотел, чтобы мы стали друзьями?
Грэм обхватил ствол Лектера ладонью, и Ганнибал не нашелся с ответом, тихо выдохнув сквозь стиснутые зубы. А затем пристально посмотрел на Грэма.
Они пожалеют об этом наутро. Они пожалеют об этом оба. Доктор знал это так же твердо, как и то, что по утрам солнце всходит на востоке.
Но он уже не смог отказаться. Не смог скинуть руку Уилла и просто уйти.
Он обхватил ладонью член Грэма в ответ и провел кулаком по влажной коже вверх и вниз. Душевая вода прекрасно справлялась с ролью смазки, даже несмотря на то, что у Уилла была обрезана крайняя плоть. Его эрекция была чуть крупнее, чем у доктора, но все равно прекрасно ложилась в руку, так органично и естественно, словно ладонь Лектера была создана для того, чтобы ласкать эту плоть. Ганнибал еще раз двинул кулаком, и на розовой тугой головке выступила пряная капля, которую тут же смыло потоком воды.
Но Ганнибал все равно успел почувствовать этот запах, и практически ощутил на языке его вкус. Возбуждение Уилла было нежным, как зимний рассвет и всеобъемлющим, будто аромат дождливого леса, в нем чувствовались терпкие нотки мокрого кедра, мха и травы, аромат сосен и грибов. Уилл пах как девственная природа, дикая и загадочная. Разве Ганнибал мог устоять?
Он обнял Уилла за шею, фиксируя голову, не давая ему опустить лицо и снова двинул кистью, нежно, но крепко. Он слишком долго этого хотел. Даже если их единение этой ночью будет последним, что случится в их жизни, он не будет об этом сожалеть. Лучше сделать и ошибиться, и, судя по тому, как нежно и трепетно дрожали ресницы Грэма, сейчас он был полностью и абсолютно согласен с Ганнибалом.
Уилл не мог открыть глаза. Казалось, что зрение переполнит чашу ощущений, в которой он и так захлебывался. Эмоции, прикосновения, поток воды, безостановочно скользящий по лицу...
Он столько лет считал Лектера сдержанным, почти чопорным, но сейчас его страстность омывала профайлера бушующим океаном, и он был счастлив стоять в эпицентре стихии, зная, что ему ничего не грозит. Уилл откинул голову в предложенную ладонь, не стесняясь того, что его сегодня увидят, и пустил в ход руки. Он прикасался к Ганнибалу везде, видя его не зрением, а подушечками пальцев и даром эмпатии, что струился по ним вместе с душевой водой. Уилл скользил одной рукой по чужому стоящему члену и ощущал, как кожа движется под его пальцами, ласково обнимая напряжённую плоть. Он ощущал выпусклость вен и пульсацию крови, он чувствовал жаркие волны отклика на каждый толчок, и они заставляли его стонать от чужого удовольствия, резонирующего на кончиках пальцев и наполняющего кровь изысканным ядом. Уилл скользил пальцами по мокрому лицу Ганнибала, накрывая покрытые щетиной щеки, выпуклый подбородок и рот, и Лектер ласково кусал его пальцы острыми зубами, способными рвать живую плоть.
Уилл обнаружил волосы на его груди и тут же запустил в них пальцы, бездумно улыбаясь их шелковистости. Он меньше скучал бы по своим псам, если бы мог иногда гладить Лектера. Под руку попал твердый сосок, и доктор с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы, заставляя все внутри Грэма похолодеть. Это был удивительно сексуальный звук, который окончательно сломал что-то в Уилле. Тумблер щелкнул на максимум, полностью отключая мозг, запирая вбитую с детства программу на самый крепкий и надежный из всех засовов. Уиллу вдруг окончательно стало плевать, что Бог создал мужчину и женщину, дабы они плодились и размножались. Таким, как они с Ганнибалом, все равно не стоило размножаться, но им было под силу любить. Пусть странно и непривычно, украдкой и не веря самим себе, словно двум диким людям, случайно приручившим друг друга — и не сумевших пока это осознать. Они цеплялись друг за друга пальцами в предоргазменной истоме, словно иначе их мог разделить шторм, и Уилл понимал, что он больше не сможет от этого отказаться, не сможет забыть эту ночь, полную отравляюще-горькой нежности и сладкого яда почти случившейся любви, не сможет выкинуть из памяти единение душ, тел и эмоций. Это был не секс, это была даже не любовь, это были две половины одного целого, наконец-то признавшие тягу друг к другу.
Уилл хотел пить стоны с этих жестоких губ, хотел ласкать эту плоть, хотел обнаружить все места, прикосновение к которым будет особенно приятно, и услышать все звуки, которые Лектер сможет издать под его руками. Ему хотелось сыграть на теле Ганнибала, точно на тонко настроенном инструменте, извлекая из него весь спектр эмоций, вырвать из недр этого закрытого человека не только его возбуждение и счастье, но еще и отчаяние, и слезы, и тоску. В этой мысли было столько зубастой улыбки адской вечности, что профайлер и сам не мог до конца понять, принадлежала эта мысль ему или Ганнибалу.
Все слишком смешалось под струями воды, пока они стояли там, тесно прижавшись друг к другу и душами, и телами — крепко зажмурившийся Уилл, и боящийся даже моргнуть от этого зрелища Лектер, делящие удовольствие пополам. Они ласкали друг друга отрывисто и скупо, как договорившиеся заранее пубертатные подростки, решившие попробовать, что будет, если делать это с другом, а не самому.
Они оба держали эту тонкую грань, позволяющую завтра утром сделать вид, что ничего не случилось, оставляя отходные пути назад, в раковину. Но почему-то не для себя, а для того, кого каждый из них ценил куда дороже — своего врага, друга, единомышленника, а теперь еще и любовника.
Они так и не поцеловались ни единого раза. Только в конце, когда каждый из них почувствовал как дрожит в кулаке чужой член и в ответ на этот призыв напрягается свой, они столкнулись лбами, соскальзывая лицом на плечо друг друга, да так и замерли, обнявшись и выжимая последние капли семени из напряженных до безумной чувствительности членов.
На грани оргазма у Уилла мелькнула мысль, что они мастурбируют друг другу сразу после расчленения трупа, и это автоматически делает их выходящими из ряда вон. Он ошибался, считая себя и Лектера психами. Они просто были уникальными — единственными в своем роде. И это было потрясающе.
Уилл тряхнул головой и открыл глаза, впервые встречаясь с медовым взглядом Ганнибала напротив. Грэм ожидал, что ему будет неловко, но ему было просто сонливо и холодно – у них кончалась горячая вода. Профайлер слабо улыбнулся, молча намылил руки и смыл свою сперму с живота Лектера, Ганнибал поступил точно так же. Вытеревшись насухо и наконец-то покинув душ, они, не сговариваясь, пошли в одну спальню — третью — в которой не спал сегодня ни один из них. Почувствовав рядом привычное тепло и вес лежащего рядом тела, Уилл моментально уснул.