Но пребывает с нами вера, надежда, любовь. И любовь из них больше...

Анна ждала мужа в комнате, тот пошёл в душ, смывать с себя эмоции дня. Корф вернулся, быстро переоделся в сухое, сел на диван и обнял жену. Девушка вцепилась в его реглан. — Всё, Анютка, всё… Я рядом. — успокаивающе гладил, — Ты когда ела последний раз? — Не помню, — прошептала, — утром, кажется, — помолчала — Я так испугалась… я же думала… Володя… Прижал к себе: — Я с тобой, я же обещал, что буду всегда с тобой? А я привык сдерживать обещания. — Обещал, но ведь от катастроф никто не застрахован. — вспомнила, как в голове вертелась фраза «ты не сдержал обещание, Володя». — Господи, как же я испугалась… — Ш-ш-ш-ш, тихо, Анечка, тихо, я с тобой. Всё хорошо. Прости, надо было сразу тебе позвонить, а мы решили сначала выяснить всё с рейсом, а вам потом… Прости… Ну не говорить же, что сам перепугался, когда новость услышал. Что понадобилось выпить чай, чтобы успокоиться и говорить с девочками спокойно и с улыбкой. Хвалёная выдержка подвела. Ему стало страшно. А ещё страшнее стало, когда увидел ее глаза и глаза Надюши. — Ты жив, ты со мной, это главное. — Идём, родная, надо пообедать, идём. Поедим, обсудим план на завтра и всё, я полностью твой. — На выходных займёмся уборкой? — Как Надюша скажет. Но убирать будем мы, а вы командовать. После обеда опять расселись у камина. Андрей колдовал на кухне. — Эндрю, что это будет? — лениво спросил Романыч. — Грог, безалкогольный. Надо же отметить, у меня шеф жив, как-никак. — А ты и обрадовался, да? — насмешливо спросил Бенкендорф. — Дурак ты, дядя Беня, хоть и полковник, — хмыкнул парень. Александр Христофорович, вытянув больную ногу, сидел в кресле напротив Надежды Николаевны. Афишировать потепление в их отношениях они не собирались. Услышав перебранку мужчин, посмотрела на него вопросительно-недоуменно, но мужчина лишь подмигнул. Владимир стоял с Репниной у окна. Андрюшка забрался на руки к хозяйке дома, Надя укрыла его пледом, ребёнок угрелся и начал засыпать. Женщина гладила мальчика и смотрела с улыбкой и лёгкой грустью. Александр-старший незаметно наблюдал за этой картиной, внутри было и тепло и больно. Остальные разместились на диване. Корф с Анной умостились на ковре, возле Нади. Тётя Шура села на подлокотник кресла брата. Все ждали грог, чтобы потом не отвлекаться. — Думаешь, — шептал Владимир на ухо жене, — я не знаю, что ты была уверена в том, что я не сдержал обещание? — Аня подняла голову, — Я основную часть сдержал, конечно, я с тобой, но вот плачешь ты совершенно не от радости. Над этим мне надо ещё поработать. — прижал к себе. Андрей раздал всем бокалы с напитком: — Ну что, господа-путешественники, ждём отчёта о ваших приключениях. Как вы так умудрились? Аня уткнулась в шею мужа, Корф перехватил руку тёти и поцеловал. — Да вот так, — усмехнулся Владимир, — тот случай, когда опоздание — это отлично. Дядь Саш, отчёт на тебе. — Вот так всегда, — пробурчал главный охранник, — как шалить, так молодёжь, как отчитываться, так старики. — Это кто здесь старик? — спросила Шура — ты меня на неполных четыре года старше! Что тогда про меня говорить? Надя улыбнулась, Таня забрала у неё сынишку. — Вы — прекрасные дамы, а я — старый рассыпающийся пень, — зашамкал Бенкендорф, — вон, ноги не слушаются… Колени не сгибаются, из лифта выбраться без посторонней помощи не могу… — А если серьёзно? — спросил НикПалыч. — А если серьёзно, то я застрял в лифте, — глотнул грогу, — с молодым парнем. Раздвинуть створки мы смогли, но кабина зависла между этажами, парнишка-то наверх выбраться смог, он худенький, юркий, а я застрял. Наверх вылезти не могу, для меня узко, вниз прыгнуть тоже не моё, нога не позволит. Вызвал службы, пока дождался, потом пока такси доехало, потом мы с Вовкой встали в пробке… Вам решили не звонить, тут каюсь, наш косяк, пока новые билеты не возьмём. Выходим из машины, Вовка расплачивается, а водитель радио включает, а там «экстренная новость» … — Ага, — кивнул Владимир, держал дрожащую ладонь Нади в своей руке, — я даже не сакцентировал внимание, а дядя Саша говорит, мол так это же наш рейс. Дальше рванули к стойке, сменили билеты… Я звонить — у Надюши выключено, Анютка не отвечает… Саня видит, что видеозвонок, а вместо лица я лицезрею его ухо. — Да ну тебя, — хмыкнул Романов, — мы все в ступор впали … — Ладно, всё! — вздохнул Корф, — мы с Беней накосячили, забыли, но выводы сделали. Давайте забудем, хорошо всё, что хорошо закончилось. — поцеловал ладонь тёти. — Давайте разберёмся с планами на завтра и на выходные. — Дела обсудим в кабинете, а что вы на выходных хотите? — спросила Надежда Николаевна. — Я думал заняться уборкой, а то мы только мусорим, — улыбнулся Владимир, положив голову на колени тёти. Она удивлённо посмотрела на парня. — Я горячо поддерживаю, — вклинился Андрей, — хоть чем-то полезным займёмся и как-то оправдаем своё здесь присутствие. — Соня, Лиза и Таня согласно кивали. — Андрюша, — с упрёком проговорила хозяйка, — в этом доме можно находиться абсолютно спокойно и ничего никак не оправдывать. Значит, на выходных уборка? — Да, — кивнули мужчины. — Только убираем мы, а ты командуешь. — проговорил племянник. — Пока здесь командуешь ты, Ёжик, — улыбнулась Надя, потрепав его волосы. — Я больше так не буду, не наказывай меня, — заёрничал Владимир. — Я не хочу в угол. Все рассмеялись. — Я посмотрю по твоему поведению. Хорошо, но надо будет до 24-го числа ещё заехать в магазин, потом тут всё уйдёт на Рождество, проснутся числа 28-го-29-го. Это время надо что-то есть. — А почему? — недоуменно спросила Лиза. — Калининград — бывший немецкий город, здесь очень сильны традиции, поэтому Рождество празднуют с 24-го на 25-е декабря. Всё закрывается. — Понятно, — вздохнул Владимир. — Тогда необходимо составить список, чтобы ничего не забыть. — Ёлку! — воскликнул Костя, — а то, зная нас, мы забудем самое главное. Вопрос сколько: одну или три? — Это решайте сами, — махнула рукой Надя, — игрушек всё равно нет. Так, теперь Володя, Сергей и Александр Христофорович ко мне в кабинет, а потом отдыхать. — Мы после себя всё уберём — пообещал младший Романов. — Да уж, сегодняшние полдня стоят месяца, — вздохнул Писарев. В кабинете расселись за столом. — Итак, что мы завтра делаем? — спокойно спросила женщина. — Работаем, — усмехнулся Бенкендорф, — точнее дорабатываем, чтобы потом «не было мучительно больно». Завтра утром, — достал телефон, — в 10 часов я подписываю купчую и всё, я в Вашем распоряжении, мадам, — шутливо поклонился. — Благодарствую, — невозмутимо отозвалась Надя, — в котором часу ждать Вас, Ваше сиятельство? — Давай на час? — серьёзно заговорил Александр, — У меня ещё одна встреча будет, с деловым человеком, это недолго, но время съест. — Хорошо, — кивнула головой. — Сергей, Вы с нами? — А как же, Надежда Николаевна, — отозвался парень. — Александр Христофорович, я Вам нужен на весь день? — Нет, только на утро и на обед. — Вы решили мной полакомиться? — хохотнул юрист. Беня прищурился и осмотрел Сергея: — Не, ты костлявый, а я мясо люблю. Рассмеялись. — Серёг, ты «развод» подготовил? — спросил Корф, — Давай бумаги. Подписали. Беня и Писарь вышли из кабинета. Владимир присел перед тётей на корточки, смотрел в глаза: — Медвежонок, родная, прости, я сегодня… — Надежда покачала головой. -Тихо, Ёжик, тихо, мальчик мой. Ты вернулся, живой и невредимый, это главное. — Обнял ее. — Володя, зачем мне эти деньги на карточке, что мне с ними делать? Я их для тебя делала… — Смотри, ты спокойно ими пользуешься, а не зарплата менеджера… — Но они мне не нужны… — Если вдруг мне что-то понадобится, так, чтобы не светиться в налоговой, то я к тебе обращусь, хорошо, родная? — Хорошо, Ёжик, всё, что захочешь. Ты не передумал покупать самолёт? — Нет, Медвежонок, нет, но не сейчас, после праздников. Это будет надёжнее. Построим ангар, я найму пилота, техника, инженера и они будут отвечать только за один самолёт. Я сразу же дам тебе координаты… — Мне главное, чтобы ты был жив. С остальным я соглашусь. — То есть «смирюсь»? Надюша, для меня ты самое важное, слышишь? — Просто я очень боюсь за тебя. — Не надо, родная, не надо, всё будет хорошо. Я люблю тебя. Не накликай, хорошо? Всё будет только хорошо и отлично, всё, не бойся, Медвежонок. — Идём, Анюта заждалась. Да и отдохнуть тебе надо. — Тебе тоже, тебе даже больше, ты сильно перенервничала. Я клянусь, это было в последний раз. Дальше только хорошее. — Володя, давай за самолёт заплачу я, пожалуйста… — Деньги карманы жгут? — улыбнулся племянник, — Посмотрим, ближе к делу я скажу, хорошо? Только как-то неудобно, чтобы женщина за меня платила… — Я же «вредная тётка», могу себе позволить… — Наденька, — простонал Корф, — Медвежонок, родная… Прости, я неудачно пошутил, ты что? Ты самая-самая-самая любимая. — Всё хорошо, я прекрасно понимаю, Ёжик. Помнишь, как в детстве? — улыбнулась в ответ — Ты выбирал игрушку, а я оплачивала? — Но в детстве я не зарабатывал. Ладно, обсудим, а то мы делим шкуру неубитого животного. — Поцеловал тётю в щеку и улыбнулся. Разошлись по комнатам. Надежда сходила в душ, переоделась, забралась под одеяло, из глаз покатились непрошенные слёзы, но сдерживать их сил уже не было. Стресс сегодняшнего дня постепенно выходил из неё. Все привыкли видеть ее спокойной, невозмутимой, а на самом деле было также страшно, больно, но демонстрировать свои чувства и эмоции она не привыкла и не собиралась. Если кто-то и знал ее настоящую был Саша. Даже обожаемый Ёжик не знал тётю на 100%. Незачем. Раздался робкий стук в дверь, Надя встала, но не успела набросить халат на пижаму, как на пороге появился Беня. — Прости, я разбудил тебя? — Нет, Сань, нет, заходи, я просто лежала. — Тогда отдыхай, я потом… — Не уходи…пожалуйста… Кивнул головой, приставил стул и сел. Протянула руку. — Да как-то неприлично, мужчина и женщина в одной кровати, это может тебя скомпрометировать… — улыбнулся Бенкендорф. -Да-а? А как же тот факт, что эта же женщина с этим же мужчиной уже была в одной кровати? Это меня не компрометирует? — А я был под действием сильного анальгетика… — его улыбка стала ещё шире. Вопросительно посмотрела на Александра, но в глазах смешинки, скрывающие страх. Заметил, прочёл. Мужчина медленно лёг, умостил ногу, устроил Надю у себя на груди, укрыл одеялом, рука в руке. Прикрыла глаза, начала засыпать. Ей снился вечный кошмар, повторяющийся из года в год, из ночи в ночь: из машины валит дым, выбраться невозможно: двери заклинило, огонь уже начинал подбираться к ней, а она не может выбраться, окна не разбиваются, обивка салона плавится, становится очень жарко, дышать нечем… — Нет… нет, пожалуйста, … нет… — дыхание тяжёлое, прерывистое, — Ёжик, нет, … нет, Саня, … нет, пожалуйста… — Надя, Надюша, — Бенкендорф начал осторожно будить женщину, но она спала крепко, и всё глубже тонула в вязком ужасе сна, начала метаться по кровати, сползла с плеча Александра, из глаз текли слёзы, — мужчина сел и, не выпуская из рук, сильно встряхнул её, — Надя! — позвал громче. Резко выровнялась, открыла глаза, дышала громко, лоб покрыт испариной, губы пересохли, слёзы льются по щекам не переставая, голову куда-то ведёт, как в тумане. Александр протянул стакан с водой и обнял: — Тихо, Динь, тихо, всё закончилось, я рядом, я с тобой, Ёжик тоже с тобой, этажом выше … — забрал пустой стакан и поставил на тумбочку. — Всё хорошо… Она судорожно всхлипнула и разрыдалась, Александр крепче прижал к себе, гладил, пытался успокоить, дать почувствовать, что он рядом, она не одна и теперь так будет всегда. Понимал, это непросто, вся накопленная за много лет боль сегодня, наконец-то, нашла выход. Надо дать возможность выплакаться, выпустить это всё из себя, не держать внутри, чтобы не раздавило, станет хоть немного легче и, возможно, хоть чуть-чуть уйдут страх, грусть и боль из глаз. Плечи вздрагивали, судорожные всхлипы, слёзы ручьём, ее саму начинает трусить, глаза красные, припухли. Бенкендорф целовал ее лицо, волосы, всюду, куда мог попасть, потом просто обнял и гладил. Спустя время Надя затихла в его руках. Стало стыдно, что любимый человек увидел ее слабой, судорожно вздохнула:  — Прости, … но тебе лучше уйти… В ответ он лишь сильнее сжал объятья. Сидели молча, Надя успокоилась и находилась в его руках тихо, мечтая, чтобы Александр ослушался и остался. Наклонил голову, заглянул в глаза, попробовала зарыться в его кардиган, спрятать лицо, вдохнуть его запах и не отпустить. Уткнулся в ее волосы, улыбнулся. Встал, не отпуская женщину, осторожно и тихо вышел в коридор, бесшумно добрался до ванной комнаты, зашёл, усадил себе на колено, прогнав звезды из глаз, умыл, не дав сказать ни слова, вытер лицо, и так же осторожно и незаметно вернулся в комнату. Сел в кресло, вытянув ногу, накрыл пледом. Надежда Николаевна оторвала голову от его плеча: — Спасибо, но твоя нога опять будет болеть… — Не думай об этом. Всё в порядке. Ты как? — Пока ты со мной, то всё хорошо. — Это отлично. Так теперь будет всегда, слышишь? — Да, — шёпотом. — Тебе кошмар снился? Кивнула. — Часто? Опять кивок. — Расскажи мне. Отрицательное движение головой. — Почему? В ответ тишина. — — Расскажи мне, не держи всё в себе, Динь, пожалуйста! Привыкай, ты не одна. Есть Ёжик, есть я в конце концов! — Ты не «в конце концов», ты есть и это самое главное для меня. Помолчал. — Хорошо, я не буду тебя заставлять. Расскажешь, когда созреешь. — ощутил кивок, — Просто знай, если рассказать, выговорить, станет легче. Я по себе знаю. Но я подожду. И дождусь. А я терпеливый, если помнишь? Кивнула. — Не уходи, — шёпотом. — А я никуда и не собираюсь. И никому тебя не отдам. А вот с тобой у меня будет серьёзный разговор, — подняла голову, поцеловал в лоб, — но это потом, не сегодня и даже не завтра.