Но пребывает с нами вера, надежда, любовь. И любовь из них больше...

Утром Надежда Николаевна долго не могла заставить себя выйти из комнаты. «Сказка» Бенкендорфа и ее конец вертелись в голове, будто кто-то невидимый нажал на кнопку «повтор». Она конечно всё поняла, весь текст и подтекст. А фраза про шрамы и раны на спине и плече? Откуда он узнал? Шура, больше некому. Но это вряд ли… Он полковник, значит, у него есть возможность раздобыть информацию. Неужели он может узнать и такое? О, Господи… И что за глупость он сказал про предательство? Глупый мальчик… Но как быть с самой собой? Как быть с тем, что думаешь и хочешь одного, а говоришь и делаешь сто сорок восьмое? Да уж, кто бы сейчас узнал о разболтанном душевном состоянии Сычихи, не поверил бы. Её все знают как кусок говорящего железа, а тут на тебе: и слёзы, и сопли, и улыбки. Существо неизвестного пола, которое раскатывает подчинённых в омлет, боится любимого человека и собственных чувств. Пора наконец-то принять какое-то решение. Давай думать: ты его любишь? Ответ очевиден. Тогда дальше: ты хочешь быть с ним? Ответ более чем очевиден. Хорошо, едем ещё дальше: ты одинока, нет, Ёжик это самое-самое, но не то, он одинок, «женился на работе», тогда чего ты телишься? Сама с ним про возраст говорила. Ещё двадцать лет думать будешь? Страшно… Пф-ф-ф, страшно ей! Как в комнату к нему влетать, так не страшно, как надежду ему давать так не страшно, а теперь в кусты и глазки ушками прикрыть, как Чебурашка? Так он хоть маленький, а ты? За честь свою девичью испугалась? Нет, иначе как бы к тебе аист полетел? Правда, потом с курса сбился и не долетел. Так, и что ты будешь делать? Думай, Надя, думай. Приводи себя в порядок, спускайся и думай. Он тоже живой и переживает. Надя спустилась вниз в тёмных брюках, в водолазке из шерсти мериноса цвета латте, сверху предполагается манто из норки, которое она купила несколько лет назад, сама не зная зачем, поддавшись минутному желанию, и не разу не одевала. Похоже, пришло время. И подаренные Александром перчатки. Надо спросить у него, из чего они, это первые перчатки, в которых у неё согрелись руки. Хотя, может главное, не из чего, а от кого? Ладно, разберёмся. В доме была только женская часть. - Доброе утро, Надежда Николаевна! — хором. — Доброе утро, девочки, а где мужчины? — Вон, — с улыбкой кивнула головой на окно Аня и встала за посудой для родственницы, — снег разгребают, нашли у Вас в гараже две лопаты, одолжили у охраны и теперь проводят раскопки. — Так засыпало? –удивилась Надя. — Да, мы мной проверяли, — хихикнула невестка. — мне по плечи. В новостях написали, что двухмесячная норма осадков выпала. Тёть Надь, позавтракайте с нами, пожалуйста, — и продолжила заговорщицким шёпотом, — иначе Володя будет стоять рядом и контролировать. Пока эта миссия на мне, и я не буду считать, сколько ложек каши и долек яблок Вы съели, а вот он будет. И я не шучу. — Значит, в конторе сегодня день опозданий, — задумчиво протянула Сычёва, вернулась к разговору о еде, — в смысле считать сколько я съем и чего? — У Вовки твоего теперь два пунктика: безопасность и здоровье, — хмыкнула Шура. — Угу, только если бы он своему пунктику безоговорочно следовал, — вздохнула Надя, — и просто звонил или смс писал. — Я ему мозг вынесла, — усмехнулась Аня, — обещал отчитываться о каждом шаге. В дом вошли мужчины, переоделись. Надежде Николаевне позвонил водитель, предупредил, что задерживается. — Сегодня ещё и день пробок, — вздохнула женщина. — Ладно, я поехала. Бенкендорф всё утро вёл себя нейтрально, что неприятно царапнуло его даму сердца. Покупку оформили быстро, деловой разговор тоже не затянулся, поэтому у Александра Христофоровича было ещё время до переговоров с Сычёвой, и он с Сергеем зашли в кафе и мужчина, сделав заказ, задумался. Да, вчера он в «сказке» всё ей рассказал. И дальше что? Сегодня с утра вместо Надюши его встретила Снежная Королева. Что с тобой, Динь? Сколько можно закрываться? Я понимаю, столько лет прошло, а я хочу всё и за раз, но ведь можно так закрыться, что потом не откроешься… Нет, Колокольчик, я не дам тебе заморозиться окончательно. Как там в оригинале? Герда растопила сердце Кая? А у нас Кай растопит сердце Герды, али я уж не мужик? Тем более, что обещал всегда быть рядом. Вот и следуй, а дальше вырисуется. Писарев наблюдал за ним молча. Хотелось помочь, но это такая тонкая материя, что лучше следовать заповеди «не навреди», тем более, это отношения его не касающиеся, эти двое должны просто поговорить. Легко сказать «просто поговорить», это как раз самое сложное. Ладно, сами разберутся. От него требуется уладить вопросы контракта и проверить юристов фирмы Бени, чем он и займётся с понедельника. Надо будет звякнуть Корфу, пусть скажет, какие тряпки-мойки на завтра-послезавтра купить. — Дядь Саш, пора, ещё доехать надо. — Поехали, — расплатился, вышли из помещения и выехали. — Мне надо ещё что-то кроме Вашего контракта? — Нет, только это. У тебя планы? — Нет, просто уточняю. — А Вовка никаких команд не давал? — Нет, иначе бы уже всю душу вытряс. — Надя ему единственный родной человек, у них всегда была очень сильная связь, поэтому он и переживает, это понятно. Так, кажется, подъехали. — нажал на клаксон, шлагбаум открылся, вышел охранник: — Добрый день, Вы кто и к кому? — Добрый день, Александр Бенкендорф и Сергей Писарев, к Надежде Николаевне. — Минутку, я доложу. — Эт-то ещё что за цирк? — прошипел на ухо Сергею. — Решили перед Вами выпендриться, — хихикнул юрист, — понятно ведь, что уже слух пошёл, вот ребята и стараются. — А, тоже да. Может пошуметь? — Не надо, это не наша территория. — Проезжайте, Вас ждут. — Вот спасибо! — возмутился Александр Христофорович, — а мы и не знали! — Дядь Саш, — позвал Сергей, — ты успокойся, а то Надежду Николавну перепугаешь, не надо. Вовка убьёт. На входе их проверили металлоискателями. Секретарша была белоснежная и сливалась цветом со своей блузкой. — Н-н-н-надеж-ж-жда Н-н-н-никол-л-лаевна, к В-вам Б-б-бенекендорф и… — Да, — холодно ответил селектор, — и про чай не забудьте! Мужчины переглянулись, попробовали взглядом спросить «что случилось», но девушка лишь махнула рукой. — Добрый день, Надежда Николаевна, можно? — безупречно-вежливо с лёгкой улыбкой спросил Беня. — Конечно, проходите, — женщина встала, — добрый день, пальто в шкаф, пожалуйста, присаживайтесь, — села синхронно с мужчинами. Бесшумно вошла секретарша, расставила чашки, чайничек, вазочки с печеньем и конфетами. Мгновенно испарилась. Надежда Николаевна достала пульт и выпустила пластик. Откинулась в кресле. — Надь, что случилось? — по-человечески спросил Александр, — только не говори, что всё нормально, иначе Володю вызову. — Давай с контрактом разберёмся, — протянула руку к селектору, но Бенкендорф встал, обошёл стол, повернул кресло к себе и заглянул Сычёвой в глаза. Увидел невероятную усталость, ту, что называют многовековой. — Или сама рассказываешь, или Вовку вызовем. Сильно сомневаюсь, что ты привела ребят в боевую готовность вместе со шлагбаумом, чтобы мне продемонстрировать. Что случилось? — Всё нормально, несколько камер на здании разбили, меня навело на мысли. — Причина? Мы без «хвоста», банально некому. — Не знаю, честно. Хочется верить, что хулиганы. Кирилл всем вставил по первое число, теперь и демонстрируют прыть. — выровнялась, взяла в руки чашку и сделала глоток. — Всё нормально, разберёмся. Володе не говорите, пожалуйста, нервничать начнёт. С него хватит, может ещё и ничего страшного. Заговорил селектор: — Надежда Николаевна, к Вам Кирилл. — Да. — Беня так и остался стоять у кресла. — Чем порадуете, юноша? — Мы отсмотрели все камеры, Надежда Николаевна, на них чётко видно, что это мальчишки. Двоих уже нашли и поговорили с ними… — Что значит «поговорили»? — спокойно спросила начальница — То и значит, всё в порядке, не волнуйтесь. Один из пацанов признался, что вчера днём прицепился к главному по смене, чтобы тот пустил их на крышу, для паркура. Тот, естественно, не пустил и рассказал, что ему сделает, если тот ещё раз приблизится к зданию. Вот они и отомстили, как смогли. Неуловимые мстители, тоже мне. — Хорошо, это всё? — Да. — кивнул головой Багров. — Этому можно верить? — невозмутимо спросил Александр. — Так точно, товарищ полковник. Да, шеф. Абсолютно. — Претензий от родителей не будет? — Нет, Александр Христофорович, мы действительно только спросили. А если вдруг кто из пугливых, то у нас видеозаписи. — Понял. Список уничтоженного имущества мне на выходе отдадите. — Спасибо, Кирилл, Вы свободны. Охранник вышел. — Надь, может на понедельник перенесём? — Нет, давайте уже сегодня и закончим с этим. Тем более, что по понедельникам я ничего не подписываю и не заключаю. — Как скажешь. Сергей? Парень протянул документы. — В них есть какие-то существенные изменения? Или только собственник? — Пока только собственник. Но в любой момент можно внести изменения по Вашему первому требованию. — сел за стол. — Жуковский читать будет? — Зачем? Я сама грамотная. — Надя углубилась в чтение документов, хотя ничего не видела, мысли разбегались, ведь он опять увидел ее слабой, но рядом с ним было спокойно и нестрашно. Через время взяла ручку и начала подписывать бумаги, протянула экземпляр мужчине, обменялись документами. — Всё, — шутливо поклонился, — поздравляю, мадам. — Взаимно, сэр, — отозвалась Надежда Николаевна. — Ну, что, дамы и господа, — Сергей сложил документы, — я могу идти? Всё подписали, обо всём договорились? — Да, — одновременно. — Тогда я ушёл, дядь Саш, я у капитана список заберу. И да, я на связи. Попрощались, Писарев ушёл. Секретарша обновила чашки с чайничком и испарилась. Бенкендорф включил пластик. Присел перед Надеждой на корточки и взял ее руки в свои: — Как ты? — поцеловал руки — может врача или домой? — Всё в порядке, спасибо, не волнуйся. Я нормально. — вынула одну руку и провела по его лицу. — Саш? — Да? — У тебя сегодня ещё дела есть? — Нет, Динь, нет. Я до понедельника абсолютно свободен. - Погуляем? — хором. Улыбнулись. — Давай, — кивнул. — только сначала пообедаем, отметим начало сотрудничества? — Как скажешь… — смотрела ему в глаза. — я согласна… — шёпотом — на всё. — На всё? — тихо, — я ведь и воспользоваться могу. Кивнула, в глазах появились слёзы. — А вот этого не надо, родная. — Я боюсь, — грустно усмехнулась. — Честно? Кивнула. — Я тоже. Боюсь сказать что-то не то или не так. Боюсь сделать больно. Но больше всего боюсь тебя потерять. Поэтому у меня есть предложение. Посмотрела вопросительно. — Давай бояться вместе? — Давай… Саш, … — Я уже сказал: я рядом. И никуда не денусь. Идём обедать. А потом гулять или домой? Ты явно устала. — Устала, но не от работы, точнее и от неё тоже, но… — … от одиночества гораздо больше. Я знаю, Динь, знаю. Идём. Встал, подошёл к шкафу, Надя сложила документы в сейф. — Как твоя нога? Ты же на корточках сидел, тебе этого нельзя… — Надюш, всё нормально, нога во мне. Не паникуй. Я мальчик взрослый, и регулирую своё самочувствие. И твоё буду. Подошла к нему, он помог с манто, оделся сам. — Сань… — уткнулась в него. — Я рядом. Мальчик вырос, поумнел, сделал выводы и принял решения. — взял за подбородок, поцеловал. — Идём, Колокольчик, идём. Кивнула. — У тебя хорошая память. — Только на тебя. Всё, мы идём, или тут заночуем? Вызвал такси, вышли из здания, перед этим просмотрели видео с камер. Не успели дойти до машины, как у Надежды Николаевны зазвонил телефон, остановились. — Это Володя, — ответила на незаданный вопрос главного охранника и включила видеосвязь, — Привет, Ёжик, — тихо, спокойно, очень ласково, — как… — Надя! — ворвался взволнованный голос парня, в глазах страх, — ты как? С тобой всё в порядке? Где ты? Я сейчас приеду! Бенкендорф закатил глаза. Надя непроизвольно усмехнулась: — Володя, успокойся, родной. Со мной всё в полном порядке, я выхожу из офиса. Ехать никуда не надо. Всё хорошо, честно, не волнуйся, пожалуйста. У меня ещё дела, но, если ты будешь так переживать, я сейчас вернусь домой. — Точно? — Точнее некуда, — улыбнулась, — всё, глубокий вдох и медленный выдох. Сергей уже панику навёл? Не ожидала от него. Всё хорошо, Ёжик, всё хорошо. Мальчишки отомстили за запрет заниматься паркуром на крыше Корпорации. Хотя, какой паркур зимой? — Зимний, есть и такой, — вздохнул Корф. — с тобой точно всё хорошо? — Да, не волнуйся, все хорошо, а вот если ты успокоишься и не будешь паниковать, то будет ещё лучше. — Почему ты мне не позвонила?! — Потому что это мелкое происшествие, чепуха, рабочий момент. Я и Сергея попросила, тебе не говорить, чтобы ты не волновался. Но я в нём ошиблась. Успокойся, родной, мы уже во всём разобрались, Александр Христофорович всё сам проверил, не волнуйся. — Точно? — Точно, недоверчивый ты мой. Я могу заняться своими делами? — Да, только не пропадай, пожалуйста… Женщина вздрогнула, на глаза навернулись слёзы: — Ни за что. Я всегда рядом. — натянула улыбку, — всё, я уехала работать, пока-пока. — отключила связь, тяжело выдохнула. Александр крепко сжал ее руку: — Всё хорошо, парень переживает сильно и боится за тебя…. Пойдём, такси приехало. В машине Надежда Николаевна села на заднее сиденье, а Бенкендорф на переднее. Сначала удивилась, но потом поняла: там есть возможность вытянуть ногу. В ресторане заняли «кабинет», сделали заказ, сидели молча и смотрели друг на друга и друг в друга. — Как твоя нога? — Отлично, ходит, — усмехнулся. Осторожно накрыл ее руку своей. Раздвинула пальцы, сплелись. — Помнишь, в твоей сказке была фраза «девочка в это время приходила в себя от шалостей злых духов и предательства мальчика»? — Да. — Но ведь предательства со стороны мальчика не было… Мальчик ни в чём не виноват… Подожди… Девочка сама решила исчезнуть, она видела себя в зеркале… Если и говорить о предательстве, то со стороны девочки… Она предала свои чувства, своё отношение к мальчику, их отношения вообще, самого мальчика… Ведь она могла набрать номер телефона мальчика и сказать, что жива… А она этого не сделала. Решила, что так будет лучше, мальчик ещё маленький, у него ещё вся жизнь впереди, он сможет устроить свою личную жизнь и быть счастливым… Официант принёс заказ и испарился. Александр поставил локти на стол, пальцы скрестил в замок и упёрся в них. Слушал молча, хотя лицо его было бледным, а в глазах такая гамма эмоций, что в ней можно утонуть, но полумрак «кабинета» это скрывал. — Поэтом девочка и не высовывалась. А когда спустя годы увидела повзрослевшего мальчика, то поняла, какую ошибку совершила и испугалась. — сделала глоток сока. Мужчина молчал, начал разрезать кусок телятины в тарелке, не выдержал, швырнул приборы на стол: — Какая ты, оказывается, дурочка… я без тебя не мог, ничего не мог, … меня самого не было без тебя… — опять взял ее руки в свои, говорил шёпотом, но она слышала каждое его слово, и оно причиняло боль — Надюш, мне нужна только ты, понимаешь? Я … все эти годы думал, что ты погибла из-за меня… А ты… просто решила исчезнуть… Господи, какая же ты дурочка… Как же он тебе мозг промыл и что он с тобой делал, что ты до такого додумалась и так… сломалась? Надя?! Обед давно остыл, а они продолжали смотреть друг на друга, не разнимая рук, и громко молчать. — Давай все-таки пообедаем, а потом погуляем? Может обновим, а то всё остыло? — Смотри по себе, — грустно улыбнулась, — я горячего не ем. А ты можешь поменять. — Нет, я так съем. Она подняла левую руку вверх, показала тоненькое колечко на пальце, он ощущал его сегодня весь день, но молчал. — Узнаешь? — спросила со слезами в голосе. — Да, моё весьма своеобразное признание в любви… "Жертва ювелирного искусства", как я его назвал… — В тот день я его не одела, оставила в шкатулке. Иван мне ее потом сюда привёз, вместе с ним. Благодаря ему мне казалось, что ты со мной. Судорожно и громко сглотнул, взял эту руку в свои, поцеловал. Молчали. Казалось бы, столько времени не видеться и при встрече молчать. Но это молчание не давило, оно было громче и понятнее любых слов и рассказов. Когда они, наконец, вышли из заведения на улице уже смеркалось. — Куда теперь? — спросил тихо. — Куда хочешь? Главное, с тобой. — Я всегда с тобой. Ты устала? — Нет, Сань, нет. Я не устала, не хочу кушать и не замёрзла. Ещё вопросы есть? — улыбнулась. — Да, один: ты простишь меня? — глаза в глаза. — За что? Мы же выяснили, что просить прощение надо мне. — Этого мы не выясняли, ты сама себе это придумала, я только выслушал. Запомни: ТЫ НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА!!! — перевёл дыхание, заговорил очень быстро — За то, что сделал больно, что не искал, за то, что поверил на слово, не тому, кому надо было, за то, что оставил, за то, что позволил всему этому произойти, за то, что позволил над тобой столько лет издеваться, за то, …. — Прекрати! Пожалуйста, прекрати… Мы начинаем вязнуть в чувстве взаимной вины! Не надо, Саш, не надо… Помнишь, ты сказал, что мне не надо прятаться в собственной ракушке? Помоги мне из неё выбраться, … пожалуйста… Я очень хочу жить … с тобой, Ёжиком и Аней… — Но тебе страшно, — шёпотом, — я с тобой… Я вытащу тебя из твоей ракушки… — …только отпусти свою боль, пожалуйста, Сань, ты мне нужен… Очень-очень… — А ты мне … Я буду стараться… Замолчали. — Сань? - У? — Можно тебя попросить кое о чём? — Всё, что хочешь… — Поцелуй меня? Просить об этом Александра явно не надо было. — Саш, ты про квартиру серьёзно говорил? — они шли, держась за руки, по тихим улочкам, уже празднично украшенным, но малолюдным. — Да… — Тебя не устраивает дом? — робко и со страхом. — Что ты, Колокольчик? Очень устраивает, у тебя классный ковёр, мне на нём удобно… — Дурашка, — покачала головой женщина с улыбкой. — Угу, но мне, формально, надо в городе где-то жить. Поэтому я покупаю квартиру. Небольшую. Но ремонт закажу у тебя, больше всё равно не у кого, мне риэлторы уже объяснили, — усмехнулся. — А практически жить буду у тебя, пока не выгонишь, правда, в таком случае буду сидеть у тебя под дверью, чтобы ты глупостей не наделала. У Нади зазвонил телефон, на связь опять вышел Корф. Александр Христофорович отошёл к ларьку с праздничной мишурой, увидел симпатичного Чебурашку, улыбнулся и купил. Продавец положил его в коробку, обмотал подарочной бумагой, положил в бумажный пакет. Мужчина вернулся к Наде, а она всё это время разговаривала с племянником. Спустя пару минут положила трубку. — Всё, — улыбнулась, — можем гулять дальше. — Это тебе, — протянул пакетик. — Спасибо! А что там? — Надеюсь приятность, — пожал плечами. — Можно я открою его дома? — Нужно. — Спасибо, Сань… — На здоровье, Колокольчик. Какое-то время шли молча. Завернули в Рождественский городок. Приобрели несколько безделушек и ёлочных игрушек. Выбрались из него спустя полтора часа. — Знаешь, — Бенкендорф говорил тихо, — когда после всей бодяги с Долгорукой, а я и Коля были так сказать «на берегу» в этой ситуации, чтобы вдруг чего забить тревогу как родственники или подтянуть своих ребят… Так вот, когда Шурка пришла ко мне через день с поллитровкой коньяка, а из закуски только лимон, полбатона и нарезку колбасы, я прибалдел. Она ничего крепче бокала женской шипучки не пьёт, а тут качественный коньяк-с… Да и почему я, когда Колька рядом, у них прекрасные отношения, а она ко мне пришла, мы в прошлой жизни последний раз по душам говорили… Первое время пили молча, я успел как раз утром курицу пожарить, так что спиться нам не удалось. А когда сестра сказала, что ты жива, я сначала рассмеялся, потом испугался… Подумал, что неё от такого стресса шифер поехал… Потом она рассказала, что Вовка тебя видел и разговаривал, все ребята свидетели, она сама слышала твой голос… И вместе с Писарем летит к тебе сюда. Я начал рыть носом информацию, и нашёл. Почитал, обалдел… Стыдно признаться, но я напился… Пришёл в себя, когда Саня в ледяную воду засунул. А потом прилетел к тебе. И я не уйду от тебя. Никогда. Молчали. А что можно было сказать? Они выплёскивали друг на друга свою боль, свои мысли. Но хорошо, что говорят и что вместе. — Пошли в булочную? Там вкусные пирожные и булочки, — Александр просительно посмотрел на любимую женщину. — Пошли, — улыбнулась. — ты стал сладкоежкой? — Да, пришлось тебя заменить сладким, вот такой я непостоянный. — Са-а-аш, — рассмеялась Надя. — Пошли, непостоянный мой. — Твой. Только твой. В булочной весело говорили, обсуждали, смеялись. Перед выходом закупили булочек и пирожных на всех. — Что мы нашим скажем? — спросила Надежда Николаевна. — А мы должны перед кем-то отчитываться? Мы давно уже совершеннолетние. Тем более, уже поздно, Шурка явно всех спать загнала. Хотя, Вовка скорее всего в окне торчит. — Он так переживает, что мне его жаль. Они ведь ему очень больно сделали. Ему было больнее всех, он потерял всех, по сути, в один день. Отец с ним не общался. — Но он нашёл тебя, а для него это самое дорогое. Вы с ним всю жизнь самыми близкими были. Знаешь, я даже иногда ревновал. — Саш, пожалуйста… — Уже не ревную. Пока не ревную. — И не надо. Я любила, люблю и буду любить только тебя. Не мучайся. — Я стараюсь, но не всегда получается. — У меня никого кроме тебя не было. Во всех смыслах. — Я знаю. — Откуда? — Ты сама мне это сказала. — Но только сейчас. — Нет, твои глаза сказали мне это ещё раньше. Надя смутилась и решила перевести тему. — Кстати, ты вчера сказал про шрамы и рубцы на спине и плече. Ты знаешь или случайно сказал? — Знаю. Многие медкарты оцифрованы, твоя одна из них. — То есть, ты знаешь действительно всё? — Я же сказал. — Я думала… ты так, чтобы меня успокоить… — Я сказал, для меня это всё не имеет никакого значение. Значение имеет только ты… Наше такси приехало. Вошли в тёмный дом, бесшумно разделись, пакеты с вкусняшками оставили в кухне. Разошлись по этажам, приготовились ко сну. Надя распаковала подарок любимого, улыбнулась. Тихо открылась дверь, в пижаме вошёл Александр и обнял со спины. Она прикрыла ушами Чебурашки его же глаза. — Это я. Я сегодня об этом думала. — Я хочу и буду с тобой. Я всем покажу, как Чебурашек обижать! Браконьеры несчастные! Хотя, ты же Медвежонок. — улыбнулся. Развернул к себе и поцеловал. В поцелуе было всё: и прощение, и примирение, и боль, и предвкушение счастливого будущего. — Не уходи… — И не собирался. У тебя ковёр мягкий. — А моя кровать тебя не устраивает? — Только если ты со мной рядом. — Всегда. Улеглись, Надя умостилась на его плече. — Спокойной ночи, Динь. — Спокойной ночи, родной.