***
Моргана очнулась от раздирающей её боли. Всё её тело утопало в агонии, и сквозь разомкнувшиеся с трудом веки она не видела перед собой ничего, кроме мутной мрачной пелены, сквозь которую отчётливо угадывала алый цвет. Цвет крови. Алый был повсюду, на руках, ногах, вокруг неё, всё багровело и излучало вокруг характерный запах, который нельзя было спутать ни с чем другим. Дотронувшись до своего лица, она ощутила кровавые дорожки по следам слез, и зарычала, попытавшись встать. Такое простое действие привело лишь к ещё большей боли, и едва сумев поднять верхнюю часть туловища, Моргана оказалась вновь на земле в луже чего-то мокрого и противного, что имело такой же кровавый цвет, что и её пальцы. Чуть прояснившемся зрением она смогла разглядеть, что раны на запястьях у неё затянулись. Но откуда кровь? Руны чуть ниже них были блёклыми подобиями себя прежних, будто утратив прежнюю яркость, и едва прослеживались между дорожками крови на коже. Она сипло втянула носом воздух, и наконец обратила внимание на свои ноги. Точнее на то, что от них осталось. Её правое бедро было неестественно вывернуто, лежало под неправильным углом так, что кость торчала наружу, а левое было сплошным кровавым месивом. Так не должно было быть! Заклинание лишь притягивало к ней ту чужую магию, его магию, делая её могущественнее и сильнее. Подобные увечья не могли быть даже в самых отчаянных искажённых вариантах, если бы что-то пошло не так. Она не должна была испытывать такую боль! Моргана взвыла, на мгновение потеряв ощущения собственного сознания, и лишь равномерно пульсирующая в её венах магия привела её в чувство. Она не потеряла самое главное. Её магия по-прежнему была с ней, этого было едва ли достаточно, но уже не безнадёжно. И тут она заметила подле себя мальчика. Глаза уже видели отчетливо и ясно, и потому облик ребёнка она смогла рассмотреть со всей отчётливостью, ничем не выдав своего замешательства. У мальчика были яркие, будто светящиеся зелёным в этом мраке глаза, на которые нависала растрепавшаяся чёлка, выглядывающая из-под наброшенной на голову накидки. Ясный взгляд пристально исследовал её лицо с отстранённой холодной внимательностью. В нём не было любопытства или же опасения. Моргана словно оказалась перед мраморной скульптурой, у которой почему-то двигались глаза, но она по-прежнему оставалась лишь безжизненной холодной статуей, лишённой человеческих чувств. Мальчик стоял рядом с ней, смотря сверху вниз. Моргана попыталась понять, где находится, но от движения головой, вновь была ослеплена мощной вспышкой агонии. Губы его, кажущиеся мертвенно бледными на фоне всего этого алого цвета вокруг, были плотно сжаты. И поэтому Моргана вздрогнула, когда мальчик заговорил, но она видела, что его губы при этом оставались всё также неподвижны. — Тебе больно, — Моргана напряглась, но при этом её магия не чувствовала угрозу, исходившую от мальчика и не предупреждала об опасности. Голос его будто звучал у неё в голове, но она уже была знакома с телепатами, однако не с такими юными. — Так и должно быть. Внезапно её бедро хрустнуло, будто кости сами собой вознамерились встать на место, и Моргана закричала. Мальчик остался стоять подле неё, рассматривая всё с той же безучастной внимательностью. И она только сейчас увидела, что его руки светились алым и были направлены в её сторону. Это он со мной делает? — Я излечил тебя, — сказал он, когда она была способна слышать, после того, как боль слегка приглушилась. — Но тебе будет больно. Ещё какое-то время. Она непонимающе покачала головой и вдруг увидела, что ноги и правда исцелились. Моргана ещё не способна была двигать ими, однако теперь искалеченное бедро не выпирало костью наружу и смотрело в правильную сторону, вернув прежний облик. Она больше не выглядела сломанной искажённой куклой. — Излечил всю тебя, — зачем-то добавил мальчик. И Моргана наконец поняла. На ней не было ни следа ран, ни одного кровоточащего ранения или иных повреждений, кроме сломанных ног. Но во всем теле разливалась агония, словно она вся была расщеплена на части. И вся эта кровь. Её собственная кровь, в луже которой она лежала, и которая вытекла из её тела за время, пока она находилась без сознания. Моргана была бы уже мертва, вероятно, если бы позволила телу потерять столько крови. И, должно быть, этот мальчик каким-то образом помог ей выжить. — Кто ты? Что со мной случилось? Оказавшись в Незримом Мире, она применила магию крови, о которой ей поведал он, заключая договор. Сказав, что они теперь навечно связаны, и что она сможет дотянуться до него когда угодно, если захочет, черпать его магию, когда это требуется, тем самым он не говорил, что заклинание может сработать иначе. Применяя магию крови, она лишь хотела воззвать к его силе, как делала всегда, однако что-то пошло не так. Совсем не так. — Это плата, — сказал мальчик в ответ на её вопрос, по-прежнему не двигая губами. — Плата за вторжение во дворец господина. — Что? — Ты произнесла заклинание. Твоя кровь связала тебя с господином и должна была переместить к нему. Переместить? — Но Тара** не пускает в свои владения незваных гостей. Тебе следовало об этом знать. Моргана ахнула, осознав, что случилось. — Тара? Резиденция богов? — пробормотала она, предпринимая попытку подняться, на этот раз увенчавшуюся успехом. Поднявшись, она заметила, что находится посреди выжженного участка земли в самом его центре. Помимо крови здесь повсюду была сажа и пыль, её одежда рваными клочками валялась вокруг, обагрённая кровью и остатками её плоти, местами истлевшая и по-прежнему дымившаяся. Вероятно, защита дворца Тары была сильным барьером, способным умертвить любого, кто вознамерится попасть туда подобным магическим путём. Она слышала, что Тара – дворец Богов, центр всего Незримого Мира, хорошо охраняется, но не могла и подумать, что ощутит на себе всю её мощь и силу. Должно быть, этому мальчику пришлось возвращать её к жизни по частям. И он был прав, говоря про боль. Моргана сцепила зубы, сделав шаг вперёд. Боль по-прежнему преследовала её. Словно её тело было разорвано на части и собрано вновь. Впрочем… это ведь так и было. Должно быть, кожа на её теле полностью сошла, оголив все кости, и изувеченные внутренности прорывались наружу сквозь разорванные мышцы. Покачнувшись, она тотчас упала вновь на колени, не в силах больше терпеть и отчаянно закашлялась, извергая из своего горла кроваво-желтоватую жижу, что на вид действительно походила на её внутренности. Какой же силой обладал этот мальчик, чтобы вернуть её к жизни после такого? Моргана подняла глаза. Позади мальчика шелестела на ветру высокая уцелевшая трава, до которой не добралась магия её расчленения, а ещё выше чернело мрачное ночное небо. К ней вернулось обоняние в полной мере, и Моргана ощутила, что от разбросанной плоти вокруг исходил отвратительный запах, и её чуть не стошнило вновь, заставив взор снова опуститься вниз. Она не знала, где очутилась, но это по-прежнему был Незримый Мир. Моргана чувствовала это. Даже ни разу не оказавшись здесь, она понимала, в какое место попала, лишь ощутив, насколько иной здесь была магия. Во много раз мощнее той скудной частички, которой она довольствовалась в мире людей. Поразительно. Моргана не верила, что подобное могло случиться. Должно быть, та девчонка была всему виной. Что же, стоило её поблагодарить. Она и правда обладала силой ключей. Лишь бы меньше упрямилась, так бы не пришлось убивать её отца. Ну по крайней мере не в ту ночь. Впрочем, Моргана не чувствовала вины или сожаления. Лишь зависть и ненависть бурлила в ней несгибаемым потоком, обуревая разум. У Морганы была миссия. Она помнила о ней, ведь та являлась ещё незавершённой. И как же было замечательно осознавать, что умертвение Артура можно было совместить с убийством девчонки. Ведь брат и сестра, как говорил люд Камелота, который охотно делился секретами с Морганой, не ведая для каких целей ей необходима информация, держатся вместе. Будет не трудно отыскать их вновь. Но сначала... — Луг находится в Таре, верно? — произнесла она, не в силах унять волнение от предстоящей встречи. — Заклинание должно было перенести меня к нему, но он в этот момент находился во дворце, и поэтому меня отбросило назад? — Я ведь так и сказал, — прищурился мальчик, как ни странно выказывая раздражение. Вероятно, он всё же был способен на чувства. Моргана сделала слишком поспешные выводы. — Пошли, — прозвучал в её голове мальчишеский голос. — Я отведу тебя к господину. Она затаила дыхание, не веря в то, что ей предстоит, и на мгновение оцепенела. Мальчик обернулся, убеждая её следовать за собой. Она успела только спросить, прежде чем поспешила за ним: — Скажи, как тебя зовут? Неестественно яркие глаза тотчас воззрели на неё, намного более похожие на человеческие, чем ранее. — Мордред, — бросил он холодно.***
Морри вышла из таверны в самом скверном расположении духа. Оглядев двор, она нахмурилась, не увидев Артура и Мерлина, которые, как предполагалось, должны были дожидаться её снаружи, и тотчас разозлилась сильнее. Её неугомонный старший брат, казалось, растерял весь здравый смысл, утопив его в болоте, иначе невозможно было объяснить его поведение никакой другой подходящей причиной. Пендрагон остановилась посреди улицы, оглядываясь, пытаясь понять, в каком направлении исчезли её путники. Оставалось только надеяться, что ушли они всё же по своей воле и вместе, а не по отдельности. Морри боялась думать, что может наделать её брат, оказавшись без присмотра. Сощурившись от бившего в глаза солнца, принцесса подняла взгляд. Подвешенные между домами разноцветные флаги пестрели защитными символами и развевались на ветру. Толпа местных жителей, не поднимая головы, их даже не замечала, однако же, в глаза внимательному гостю тотчас бросались все эти тянувшиеся и пересекающие улицу бечевки с нанизанной треугольниками тканью, на равном расстоянии друг от друга. Не зная, зачем они нужны, можно было подумать, что это были лишь украшения города, развешанные для какого-то мероприятия. В Камелоте такими декорациями украшали улицы и дома к приезду короля. Непрошенные воспоминания заставили принцессу на миг прикрыть глаза, чтобы перебороть возникающий образ отца, царственно проезжавшего по таким улочкам в честь заключения мира с Уэльсом, но Морри быстро взяла себя в руки. На флагах при ближайшем рассмотрении можно было разглядеть символы, которые являлись оберегающими знаками, защищающими город от напастей всяких тварей. Помимо этого, они подавляли чужеродную фоморам магию. Морри удручённо покачала головой, одно осталось неизменным: местные жители, как и прежде, не жаловали гостей. Она не могла использовать свою силу по вине флагов, чтобы найти магию Мерлина, но это не значило, что девушка намерена была сидеть, сложа руки. Каменные дома, возвышающиеся на несколько этажей, громоздились тесно друг с другом и сплошной стеной подпирали уложенную брусчаткой дорогу, нагретую от солнца, их лоджии иногда опасно балансировали прямо над головой снующих прохожих, так что местами приходилось низко опускать голову. Ограниченное пространство слегка напрягало Морри, привыкшую находиться в окружающем её просторе замковых широких коридоров. В узких арочных проёмах палисадники, устроенные прямо на крышах, нередко разрастались настолько, что практически скрывали под слоем растущего плюща и розарий маленькие окна. Огибая податливый камень, растения стремились к земле и создавали причудливый кокон, полностью скрывая в тени своего влияния дом и окружающие его постройки. В таких проёмах было тенисто, тесно, но свежо. Голоса прохожих сливались в бесконечный неразборчивый шум. Едва протиснувшись сквозь скопление народа, Морри остановилась возле широких железных ворот, спрятавшись в тени от солнца, и заметила, что за ней кто-то наблюдает из толпы, это неприятное чувство ни с чем нельзя было перепутать. Привалившийся к противоположной стене старик, укутанный не по погоде в гору дряхлой обветшалой одежды, настойчиво сверлил её взглядом из всех своих шести глаз, виднеющихся из-под длинного капюшона. Морри грозно свела брови и ответила ему взглядом, предупреждающим о скорой смерти. Старик, на мгновение растерявший свой бравый вид, вздрогнул и прикрыл все свои глаза, завозившись в ворохе из одежды. Сквозь длинный рваный ворот показалось его огромное жало, растущее прямо из шеи, но пропало под слоями накидки, когда он прикрылся ею как одеялом. Стряхнув с себя это липкое ощущение, Морри миновала его и пошла дальше по улице. Среди местных жителей ни один не был похож на человека полностью, какая-то одна или две черты у них были заимствованы у животных, и эти представляющие собой устрашающее зрелище непонятные существа, обладающие схожестью с псами, змеями и другими созданиями, звались фоморами. Жуткие, на первый взгляд, немудрено, что Артура эти твари привели в такой ужас. Морри могла понять брата. Не только внешний вид, но и поведение фоморов частенько отпугивало даже самих жителей Незримого мира. Ведь все помнили, что эти создания являлись дикими бездушными тварями, населявшими земли, прилегающие к Долине Смерти, и нередко воюющими с племенами богини Дану — божественной расой, пришедшей в Эрин для того, чтобы навести здесь порядок. От фоморов открещивались, как от самой ужасной проказы, даже после завершения великой войны, где победили Боги. Фоморы всегда казались ей шумными и неотёсанными, не отличающимися особыми манерами, и глядя на то, как бранит одна женщина своего отпрыска на крыльце дома, Морри поджала губы. У женщины были острые клыки и раздвоенный нос, выглядела она в гневе очень зловещей, а её сын, пристыженной руганью, лишь подёргивал своим хвостом, низко опущенным вниз и подметающим пыль на земле. Хвост был покрыт чешуей и ярко блестел при свете солнца. Для всех жителей Незримого мира фоморы как негласно, так и формально остались невольниками Богов, так до конца и не ставшими их союзниками, склонными к бесконечным мятежам. Морри была удивлена, что трактирщица так спокойно говорила о Богах, признавая их величие и могущественность, называя их спасителями. Странное дело, слышать подобные речи из уст угнетаемого народа, для которого правление Племени Дану должно было принести лишь разрушения и притеснение. Когда-то именно так, считала Морри, должны были думать о Богах фоморы, но ей никогда и в голову не приходило, что здесь, в землях, далеких от главного центра Незримого Мира — Тары, считали совсем иначе. Впрочем, Морри не могла её судить, ведь о нынешних временах и устройстве мира в данное время ей было почти ничего не известно. Её до сих пор приводило в ужас известие об исчезновении Эмайн Махи, но она знала, чем могло всё закончиться, если совать нос в чужие дела, и заставляла себя игнорировать проснувшееся в груди беспокойство. Те слова, сказанные трактирщицей перед её уходом, звучали в её голове, настойчиво не позволяя отпустить мысли о случившемся. Однако следовало просто найти способ вернуться домой и скорее покинуть этот ставший ей чужой мир, пока они с Артуром и Мерлином не набрели на неприятности. Морри, задумавшись, едва успела отскочить от проехавшей мимо повозки, больно ударившись о каменную стену позади себя, и мгновенно стала центром отменной брани фомора, сидевшего на передке и державшего вожжи, по всей видимости явно считавшего, что виной неудавшегося столкновения была невнимательность принцессы. — Глаза у тебя на затылке что ли? Куда бежишь, не глядя? — взбесился тот, размахивая своей козьей мордой. — Следи за тем, куда едешь, старый ворчун, — отозвалась стоявшая рядом с Морри женщина, возвращая на место едва не свалившиеся глиняные горшочки с её прилавка, который нечаянно задела принцесса. — Вечно ты на повороте мчишь, как проклятый, будто за тобой свора бродячих гримов гонится! Прекращай, иначе я в следующий раз натравлю на тебя настоящих тварей! — Прикуси язык, Джерема, не тебе же отвечать, если я вовремя не привезу товар, спешу я или нет, не твоя забота. А твои отвратительные псы скоро все передохнут, зуб даю, — недружелюбно проворчал тот, напоследок плюнув женщине в горшок, и не дожидаясь ответа, уже помчался со своей повозкой вперёд, разгоняя толпу окриками и угрозами. — Вот чёртов нахал, — взбесилась ларечница, провожая его гневным взглядом, — Балор его раздели, я когда-нибудь отравлю его кобылу. Ты в порядке, девочка? Не сразу понимая, что обращаются к ней, Морри вскинула голову и поспешно кивнула. Бросив взгляд в сторону удаляющейся повозки, принцесса потёрла рукой пострадавшее плечо и невольно обратила внимание на заступившуюся за неё женщину. В её облике не было ничего отталкивающего. Перекинутая через одно плечо туника была наполовину скрыта кожаным корсетом, на которым были видны следы незасохшей глины. В одной руке женщина держала имевшую безобразный вид плошку, которую, должно быть, собиралась доделать на гончарном станке, находившемся позади неё, а вторая была испачкана в песке. Над высокой прической, затянутой в крепкий хвост, возвышались два изогнутых рога, которыми она задела свисавшую со второго этажа ткань, служившую навесом для прилавка. После того, как Морри заверила женщину, что с ней всё в порядке, та вернулась к своим обязанностям, потеряв интерес к принцессе. Наблюдая, как она, проходя мимо, потрепала по голове своего ребёнка, улыбнувшись ему, Морри печально отвела взгляд. Может, все и боялись фоморов, считая их настоящими монстрами, но это было далеко не так. Пендрагон между делом оглядела стоявшую на столе утварь, заметив, что ребёнок ларёчницы, игравший поодаль, теперь внимательно её рассматривает. Мальчик сидел на табуретке в тени, раскладывая на столе листочки растений разных размеров и форм, то и дело бросая в сторону принцессы заинтересованные взгляды. Морри склонила голову и подошла ближе, тотчас испугав ребёнка, который, заметив её, спрятал листочки, и хмуро посмотрел снизу вверх. — У нас недорого, если хотите что-то купить, — важно произнёс он, почесав макушку. Между вихрями светлых волос торчали два рожка, намного меньшего размера, чем у его матери, но несомненно повод для гордости в таком юном возрасте. Морри хмыкнула. — У меня только такие монеты, — сказала она, протянув ему в ладонях серебряник с печатью Утера. Вряд ли фоморы знали, что это такое. В Незримом Мире монеты выглядели несколько иначе, выплавленные гномами. И предсказуемо ребёнок на странные деньги не повёлся. — Мама такие не принимает, — прищурился он. — А ты? — поинтересовалась принцесса, озадачив мальчишку. — Те листочки, ты сам собирал? Ребёнок нерешительно кивнул. — Может, обменяемся? — Морри постаралась как можно более добродушно улыбнутся, чтобы унять подозрительность не по летам взрослого мальчишки. — Мне не нужны вещи твоей мамы, лишь то, что ты собирал в лесу. Равноценный обмен? — Но это не настоящие деньги. — Нет, но ими можно играть так же, как твоими листочками, — Морри склонилась ниже, — и к тому же, эти монеты из мира людей. Мальчик вздрогнул, посмотрев на неё испуганным взглядом. Но тотчас страх сменился любопытством, и ребёнок уже пялился на протянутые монеты, как на нечто невообразимо ценное. Он колебался всего мгновение. — Зачем тебе они? — спросил лишь он, протягивая принцессе пучок скомканных листочков. Морри прижала палец к губам, заговорчески ему подмигнув. Принцесса отдала ему монетку и собиралась уже уйти, но ребёнок вдруг вытаращил глаза на её вторую руку, прижатую к груди, и обеспокоенно нахмурился. — Что с твоей рукой? — спросил он, хлопая глазами. Застигнутая любознательностью мальчишки, Морри осеклась, но от ответа её избавил голос, донёсшийся из глубины мастерской, звавший ребёнка к себе, и мгновенно забыв о странной посетительнице, тот сорвался с табуретки, убежав внутрь. Морри натянула длинный рукав своей накидки так, чтобы он закрывал её посиневшее запястье, и сцепила зубы. Боль начинала становиться невыносимой. Кажется, прежде чем искать Артура и Мерлина, ей следовало позаботиться о себе. Она сжала в руках приобретённые у мальчика листья — это должно было помочь. Сойдя с основной улицы города, принцесса направилась в углублённое более тихое место на отшибе. Толпа фоморов становилась всё меньше, пока она не добралась до каменного моста на самой окраине. Здесь не было уже никого. Отсюда открывался вид на поднимающийся вверх склон с ютившимися на нём зданиями, отражая картину того, насколько круто был расположен город на неровной возвышенности. Белый потрескавшийся камень домов при солнечном свете имел все следы обветшалости и местами изобиловал довольно глубокими бороздами, а кое-где покосившиеся крыши были покрыты разросшимся мхом. Трепещущие на ветру деревья и полевые травы, росшие вблизи моста, создавали мерный шелестящий звук, отвлекая от суеты центральной части города. Морри спустилась вниз по каменной лестнице ближе к мирно протекающему здесь ручью. Вода отразила её уставшее лицо с побелевшими, словно истлевшими щеками, слегка впалыми от пережитых злоключений. Глаза были воспалёнными и безжизненными. Принцесса подняла взгляд, но в округе не было ни одного живого существа. На мосту, пересекающему ручей, росли обширные кусты в эту пору обильно цветущего растения, и за ветвями с яркими распустившимися цветками она была надежно спрятана от посторонних глаз. Журчание воды успокаивало. Это навело её на очередные воспоминания, и посмотрев на своё отражение, Морри внезапно увидела, что из её глаз безвольно скатилась пара слезинок. Она быстро смахнула их, задержав дыхание. Но больше не было сил сдерживать чувств. Плечи её задрожали, и девушка ощутила, что её захлестывает прошлое.***
— Что ты здесь делаешь? Морри оглянулась, быстро вскочив на ноги. Скользкие от воды камни оказались не такой надёжной опорой, как могло показаться, и она зашаталась, рискуя оказаться полностью в воде, которая была позади неё, потеряв равновесие. Сильные руки поймали её за запястье и потянули на твёрдую почву. Морри невольно ухватилась в ответ и через мгновение уткнулась носом в жёсткие кожаные латы, пахнувшие знакомым запахом, который всегда ассоциировался у неё с солнцем, силой и безопасностью. Её пальцы сжали в испуганной хватке красный развевающийся плащ. — Миссис Эмма искала тебя по всему замку, — услышала Морри над собой смешок, — не хочешь рассказать, зачем ты заставила её волноваться? Девочка отстранилась и высоко подняла голову, зажмурившись от солнца. Отец пытался выглядеть строгим, нахмурив брови, взирая на неё сверху вниз, но в его прищурившихся глазах, создающих привычные морщинки в самих уголках, были заметны искорки веселья. Добрый взгляд, которым он окинул её, мог свидетельствовать только о радости от встречи. И, тщательно обследовав его настроение, что Морри могла делать со свойственной ей и другим детям способностью, она посчитала, что беспокоиться из-за перспективы возможной взбучки не стоит. Вот если бы её нашёл старый ворчун мистер Хенри, там было бы уже несдобровать. Но при виде отца она лишь улыбнулась в ответ, даже не пытаясь выглядеть виноватой. — Мне стало скучно в её присутствии, — важно произнесла она, и было кинулась бежать в сторону, но отцовские руки подхватили её и подняли над землёй, как пушинку. Морри раздражённо пропыхтела, на затворках мелькнула мысль, что подобное отношение к ней неприменимо, потому что она не была ребёнком в действительности, но она не знала, чьи это были мысли. Иногда её сознание путалось, и в голове возникали образы и фразы, которые Морри не могла понять. Дракон говорил, что время придёт, и она вспомнит, но что именно девочка пока не имела ни малейшего понятия. — И ты решила сбежать, никому не сказав? — подняв её на руки, спросил отец. — Я сказала миссис Эмме, что не хочу сегодня заниматься, но она не стала меня слушать. Она ведь должна была послушаться, разве нет? — Ваши занятия с Артуром должны проходить регулярно, а не когда у вас есть к этому желание, — вздохнул Утер, — кажется кто-то забыл, что я говорил про важность обучения. Не стоит этим пренебрегать. — Я учила гербы лордов всю ночь, и я готова уже сейчас ответить на все вопросы, которые есть в том дурацком свитке. — Не помню, чтобы ранее в вашем словарном запасе имелись такие бранные слова, мисс Пендрагон, — Утер грозно свёл брови, и Морри осеклась. — Так говорил сэр Бран, когда рассказывал про то, какие булочки продает миссис Фрао. Он назвал их дурацкими и… — Не знаю, что печалит меня больше, что вместо обучения ты подслушиваешь придворные разговоры или что веришь словам сэра Брана, который вместо того, чтобы вести караул, треплется направо и налево. Морри замолчала слегка обиженно. — Не сбегай так больше, — укорил её Утер, — люди, отвечающие за твою безопасность, должны быть рядом. Ходить одной за пределы замка запрещено, и ты ведь это знаешь. — Я была не одна. — Разве? — отец недоумённо оглянулся, но так и не заметил никого подозрительного. — Что ты имеешь в виду? — Ничего, — Морри спрятала лицо, уткнувшись в отцовское плечо, и не стала ничего объяснять. В данный момент она была слишком обижена на отца, чтобы что-то ему рассказывать. По её мнению, он этого не заслужил. Утер лишь вздохнул. — Пообещаешь мне больше так не делать? — Обещаю. — Я тебе не верю, маленькая проказница, — она почувствовала, что отец улыбается, и по мимо воли улыбнулась сама. — В следующий раз ты получишь наказание, если считаешь себя достаточно взрослой. Будешь помогать Гаюсу в его лекарских обязанностях. Перспектива намывать всякие колбы с подозрительно вонючей жидкостью Морри не понравилась. Немного подумав, она произнесла: — А можно я буду помогать тебе? Отец усмехнулся и разумеется не принял её всерьёз. — Наказание подразумевает, что ты обязана делать то, что тебе не нравится, — раскусил он её замысел. — Но я не хочу делать то, что мне не нравится. — В этом вся суть наказания, — вздохнул Утер. И Морри нахмурилась. Смысл ускользал от её понимания, но девочка не сильно расстраивалась из-за этого. С высоты папиного роста было значительно лучше видно, и несмотря на светившее солнце Морри старалась как можно лучше разглядеть виднеющееся теперь уже далеко позади них озеро, в котором она планировала искупаться, но её планы были бессовестно нарушены. Трава, растущая вдоль тропинки, по которой Морри ранее шла, теперь не выглядела такой высокой и непроходимой, и, опустив руку вниз, девочка попыталась зацепиться за колосок, но не получилось. Папа был слишком высоким, и, когда он нёс её на руках, Морри чувствовала, что способна была достать до неба. Но она была бесконечно далека от земли. Поэтому руки лишь барахтались в воздухе, не касаясь травинок. — Ты не станешь меня наказывать, — вдруг сказала она уверенно. Утер остановился, заглянув ей в глаза. — Почему? — Потому что ты любишь меня, — засмеялась девочка, прильнув к отцу ближе. — Разве нет? — Иногда я думаю, что люблю вас с Артуром даже слишком сильно… — Как это слишком сильно? Она помнила, что значит любить. Это слово отзывалось внутри каким-то чувством, к которому она не могла подобрать название, но чувство это было столь сильным, что иногда она просыпалась в кошмарах, съедаемых её ночью в страхе и в бесконечной мольбе о чём-то или о ком-то, кто и был причиной этого щемящего тепла, которое она ощущала в тот момент. Тепло соседствовало в её груди вместе с тоской и болью, приносимыми снами, из которых она ничего не могла вспомнить. Но при свете дня все кошмары забывались и теряли свою значимость. Иногда, глядя на отца и брата, она вдруг понимала, что они любят её, но как любить в ответ не знала или же не хотела познавать вновь, будто что-то сдерживало её, предостерегало от чего-то непоправимого. Они дошли до железных ворот Камелота, и Морри со всей отчётливостью поняла, что, должно быть, отец пришёл на то озеро специально, чтобы найти её. Один только Артур знал об этом месте, и он бы не сказал о нём никому, кроме, разумеется, отца, от которого невозможно было ничего утаить. Обиды на брата Морри не держала, но была раздосадована, что придётся искать иное место для уединения, ведь озеро больше не являлось её тайной. А она так любила, когда у неё было, что скрывать. — Слишком сильно — это когда ты готов ради человека, на всё, что только можно, — произнёс Утёр, отвечая на вопрос дочки. — Даже отдать свою собственную жизнь. Для каждого родителя важность жизни ребёнка всегда выше собственной. Такая цена оправдана, если ты любишь. Сильные чувства заставляют нас идти на безрассудство и самопожертвование, и иногда этих чувств достаточно, чтобы свести человека с ума. Теряя того, кого любишь слишком сильно, ты будто теряешь частичку себя. Морри предприняла попытку задать очередной вопрос, ведь в этой фразе она не поняла практически ничего, но не успела, так как отец приложил палец к её рту, призывая к тишине. — Но ты, моя милая леди, ещё слишком юна, чтобы рассуждать на эту тему. — Я не леди, — заявила Морри, забывая о важности разговора и о том, что хотела спросить мгновение назад. — Но станешь ею когда-то, — папа поцеловал её в лоб и поставил на ноги, напоследок потрепав по волосам. — И у тебя будет верный рыцарь, готовый постоять за честь и жизнь своей дамы, даже рискуя лишиться собственной. — Я не хочу, чтобы кто-то умирал за мою жизнь. В особенности ты. Утёр обернулся, на его лице она прочла замешательство, видно, те слова, которые она сказала ранее, не должны были звучать из уст маленькой девочки. Иногда взрослые вели при ней разговоры, которые она не понимала, но ей всегда находилось, что сказать. Слова появлялись сами собой и нередко заставляли присутствующих удивлённо приподнимать брови, сетуя на подозрительную осведомлённость маленькой девочки в вопросах, в которых она разбираться не могла. И сейчас, очевидно, был такой случай. Морри не понимала, чем смогла так сильно удивить отца, но он медлил с ответом, что было для него несвойственно. Он подошёл к ней ближе, солнце прикрыло его лицо, и Морри высоко задрала голову, силясь рассмотреть его лучше. Ладонь, которую он опустил на её голову, была тёплой и дарила безопасность. Чувство полной бесконечной любви читалось в его взгляде, если бы только Морри могла видеть это. Но она только чувствовала крепость шершавой ладони, треплющую её по волосам, и хриплый голос, который в тот момент звучал иначе, чем обычно. И в воспоминании эти ощущения остались самыми яркими. Солнце, освещающее поляну перед воротами, неясный шум и гам замка, отдалённо доносившийся до неё сквозь крепкие стены, прикосновение отца и голос: — Я убью любого, кто причинит тебе или Артуру вред, Морри, — сказал отец, — Запомни это, какой бы взрослый леди ты не стала… — Или первой леди-рыцарем! — воскликнула тотчас она, уворачиваясь из-под чужих рук. — Или даже рыцарем, — легко согласился Утер, усмехнувшись, но его голос по-прежнему звучал серьёзным и напряженным, — для меня ты всегда будешь маленькой девочкой, нуждающейся в защите. И я, как твой отец, буду рядом, чтобы защитить от любых опасностей. — Потому что ты любишь меня очень сильно? — Потому что я люблю тебя очень сильно. Слёзы захлестнули Морри, и весь окружающий её пейзаж расплывался перед глазами. В какой-то момент мир вокруг покачнутся, и она поняла, что теряет сознание, мягкая трава под спиной показалась удобнее и нежнее собственной постели, и принцесса провалилась в беспамятство.