Рассвет Водолея

Краткое содержание: Легендами не рождаются, ими становятся. Этот процесс долог и труден. Фредди несчастен. Как и Роджер. Однако причины для этого у них совсем разные. Фредди хотелось плакать. Но вместо того, чтобы поддаться чувствам, он гнал их прочь и пытался успокоить ноющее сердце, пока не осталась лишь тупая боль в груди. Пока он не стал простым наблюдателем своей собственной жизни, сидящим за дымовой завесой. Он сжал почти пустую пачку сигарет, плотнее запахнул шубу и спустился на улицу. Дождь все еще шел, но уже не такой сильный. Люди толпились под черными зонтами, расталкивая друг друга на тротуаре. Прислонившись спиной к стене сразу за дверями, Фредди зажег сигарету и глубоко затянулся, следя глазами за струйкой дыма, когда выдыхал ее. Комок в горле упрямо не исчезал, и он моргнул, чтобы сдержать слезы, но ему это едва удалось. Боже. Что с ним не так? И вообще, из-за чего он так расстроился? Все было хорошо. Все было прекрасно. Роджеру нужно было учиться, вот и все. Но, конечно, он знал, что то, как Роджер внезапно сбежал, не имело никакого отношения к курсовой работе. За все время, что Фредди знал его, Роджер никогда бы даже не подумал отказаться от выпивки после работы даже в воскресенье вечером, и уж точно не из-за колледжа. Это была вина Фредди. Он был полным дураком, идиотом. Что заставило его говорить такие вещи, вспоминать о проделках, которые он вытворял в школе, вот так просто? Когда он прекрасно знал, что лучше проглотить собственный язык, чем заговаривать об этом. Проблема заключалась в том, что он был убаюкан ложным чувством безопасности из-за Роджера… У Фредди уже давно не было такого друга, как Роджер. Кого-то, с кем было так легко разговаривать, кто, казалось, понимал его намного лучше, чем все остальные вокруг, кто никогда не смотрел на него странно, словно он не в себе. Он и Роджер не так уж сильно отличались друг от друга во многих отношениях.По крайней мере, он так думал и, возможно, надеялся. И это было глупо. Это было опасно. Роджера тоже обзывали, и Фредди восхищался тем, как мало это его волновало. Восхищался непоколебимой уверенностью Роджера. Но подумать только, всего на мгновение он позволил себе поверить, что, может быть, только может быть, Роджер был таким же, как он. Прошел через то же самое. Чувствовал тот же запретный трепет и тот же стыд. Фредди закрыл глаза, откинул голову назад к стене и выдохнул струйку дыма. Конечно, нет. Он позволил надежде ослепить его, игнорируя очевидную истину. Роджер был обычным парнем, замечательным, нормальным человеком. Совсем не похожим на него. Фредди часто задавался вопросом, что в его прошлом пошло не так, потому что казалось несправедливым думать, что он родился таким. От его зубов до его полной неспособности быть кем-то, кроме аутсайдера, который по-настоящему никуда не вписывался, разве только совсем ненадолго. Кем-то, над кем потешались, потому что в лучшем случае считали его эдакой диковинкой. И кем-то, кто вызывал насмешки и враждебность, в худшем случае. Он знал, что был неправильным. Со временем он научился не переживать об этом так уж сильно. Научился сосредотачиваться на знании, что он им всем покажет однажды. Потому что внутри него было неутолимое желание показать миру свою сокровенную сущность, а не то, что они, казалось, видели большую часть времени. В отдаленном уголке его сознания он был звездой, ставшей сверхновой. Ярко сияющий, притягательный, вызывающий восхищение у всех, кто его видел. Никогда не извиняющийся за то, кем он был. Но это странное, нереальное видение не было им, не сейчас, во всяком случае, не так ли? Он был парнем с кривым носом и выпирающими зубами, который стоял в углу, потягивая свой напиток, и наблюдал, как красавчик Роджер флиртует со стайкой хорошеньких девушек. Он был мальчиком, которого, одиннадцатилетнего, толкнул в грязь на обочине его тогдашний лучший друг, когда он набрался храбрости и попытался поцеловать другого мальчика. Потому что был влюблен в него, и тогда он еще полностью не понимал, насколько это было неправильно. Он был мальчиком, который никогда больше не пробовал ничего подобного, пока ему не исполнилось четырнадцать, и мальчик постарше взял его за руку и потащил в крикетный сарай. Фредди нравилось вспоминать несколько последующих лет, хотя они и наполняли его странной смесью стыда и тоски. Потому что какое-то время он, наконец, пользовался своего рода популярностью, и даже мальчишки, которые плевали в него и подставляли ему подножки в коридоре, выкрикивая мерзкие прозвища, больше его не беспокоили. Это было совершенно невероятно — чувствовать себя столь желанным. Даже если бы это было вызвано лишь слухами, которые начали распространяться о нем. Слухами, которые не были необоснованными, хотя он был уверен, что был не единственным, кто так активно искал эти ситуации. Может быть, он просто был более очевиден в этих поисках. Потому что он жаждал жизни и любви, восторга и одобрения. И это было весело, в конце концов. Запретное веселье, скандальное веселье, потное, грязное, замалчиваемое тайное развлечение. Весьма невинная забава, по большей части. До одного дня — когда все было не так. Об этой части он никогда не любил думать, и поэтому она была похоронена в уголке его сознания, где он и хотел оставить ее, забытую. Он сам был виноват. Ему следовало быть мудрее в этом вопросе. Не позволять двоим из них загнать его в угол вот так, наивно думая, что это просто игра. Немного веселья, как обычно. Но игра не прекратилась, когда он потребовал, чтобы они отпустили его, и не прекратилась, когда он умолял их, со слезами на глазах и в полнейшем ужасе. Поэтому он кусался и дрался, и сломал одному из них нос, в конце концов, чем навлек на себя целую гору неприятностей. В любом случае, Фредди решил, что могло быть и хуже. Он мог проиграть бой. Тем не менее, так или иначе, это все закончилось для него на какое-то время. Он просто хотел чувствовать себя нормальным. К сожалению, ничто в том, чтобы быть иммигрантом в Англии, только что сошедшим с корабля, не способствовало нормальному самоощущению. Несмотря на то, что он говорил на их языке лучше, чем они, временами казалось, что он буквально излучал инаковость. Оглядываясь назад, Фредди осознавал, что в школе Святого Петра он не знал настоящей изоляции и враждебности. Он познакомился с ними по прибытии на эти берега. Но он приспособился. Он упорствовал, даже если это означало проводить большую часть своих дней в одиночестве в своей комнате, без друзей, и боясь каждого нового дня, каждого занятия, которое он должен был посещать. Конечно, все прошло. В конце концов. И что нас не убивает… Фредди наконец-то поцеловал девушку впервые в своей жизни в возрасте двадцати лет, на втором семестре курса моды. Это было действительно смешно. Подумать только, он был на два года старше, чем сейчас Роджер, когда год спустя потерял девственность в неловком пьяном соитии с девушкой, имени которой он даже не помнил. И сказать, что он восполнил недостаток опыта, которого ему не хватало, за последние пару лет, было бы смехотворным преувеличением. Фредди знал, что если кто-то вроде Роджера был нормальным, то с ним определенно было что-то не так. Вне всяких сомнений. А теперь не оставалось сомнений, что Роджер знает, насколько он странный на самом деле. Было ли тогда удивительно, что его друг убежал, сверкая пятками? Фредди не мог винить его. Но все равно это было грустно, потому что он знал, что у Роджера были друзья, много друзей, и Фредди был совершенно уверен, что его едва ли хватятся. У него тоже были друзья. Но никто из них не был ему так дорог, как Роджер. Это было глупо с его стороны, пытался он убедить себя, выбрасывая окурок второй сигареты на улицу и ныряя в здание рынка, чтобы вернуться наверх. Он собирался поискать что-нибудь из одежды в комплект к этому чудному пальто, потому что решил придержать его для себя. Было в этом пальто что-то величественное. И он хотел выглядеть как член королевской семьи, даже если чувствовал себя мусором. С его стороны было глупо думать, даже на мгновение, что Роджер интересовался им так, как он интересовался Роджером. Это было печальной правдой, и в этом была его ошибка. Фредди знал, что мог совершенно увлечься человеком, и это почти всегда было односторонним. Действительно, лучше было вообще ни о чем таком не думать. Он хорошо умел скрывать и никогда не показывать, насколько он поглощен чьим-то простым присутствием. Роджер улыбался своей дерзкой, яркой улыбкой, и сердце Фредди подпрыгивало от радости. Их подшучивание и их зачастую странные, неожиданно глубокие, а затем внезапно забавные и глупые разговоры согревали его душу. От Роджера пахло мылом и сигаретами, и часто Фредди ловил себя на том, что наклоняется слишком близко, утыкаясь носом в волосы друга, когда они вместе листали «Melody Maker». Фредди прекрасно сознавал, что влюблен. Это было очевидно. В конце концов, это произошло не впервые. Иногда Фредди думал, что, возможно, у него просто была такая способность — любить людей так, как не любили большинство других. Это было почти невозможно объяснить даже самому себе. Если отбросить его ранние романтические увлечения, ему действительно нравились девушки. Он ценил их. Они могли быть такими элегантными, беззащитными и изящными, что ему хотелось прикоснуться к ним и погреться в их сиянии, в то же время завидуя такой естественной грации. Но потом его внимание привлекал мальчик, и, хотя он знал, и все вокруг до тошноты твердили, что одно определенно неправильно, а другое определенно верно, его сердце и тело, казалось, всегда путали эти два понятия. Обнаружив плотную красную футболку с коричневыми и желтыми полосами, которая, по его мнению, прекрасно дополнит меховое пальто, Фредди повесил свою влажную одежду в кабинку, рассчитывая, что она просохнет там, и снова открыл киоск. Стараясь не думать о Роджере и о том, безвозвратно ли испорчена их дружба или нет, он нацепил свою лучшую улыбку и приготовился соблазнить того, кто окажется заинтересован, на покупку вещи или двух. Но сердце у него было не на месте, и спустя несколько часов, в течение которых он едва ли что-то заработал, Фредди решил на сегодня закончить и отправиться домой. По крайней мере, дождь наконец прекратился. Одно дело — идти в экстравагантной шубе по Кенсингтон-хай-стрит. Модная публика в этой части Лондона была яркой и шикарной. Пара девушек мимоходом улыбнулись ему, и он начал чувствовать себя немного лучше. Однако когда он вышел из метро в своем тихом, населенном преимущественно рабочим классом и иммигрантами районе на окраине города, это уже была совсем другая история. Фредди не обращал внимания на неодобрительные взгляды и возгласы пожилых прохожих, не обращал внимания на поднятые брови и пристальные взгляды, но, тем не менее, пошел быстрее. Возле паба группа парней толкала друг друга локтями и хихикала. Он притворился, что не заметил глумливых насмешек, брошенных в его сторону, достаточно громких, чтобы он мог их услышать. Но все же они причинили боль. Его семья сидела у телевизора, когда он отпер дверь, и, прежде чем он успел произнести хоть слово приветствия, отец поднял голову и смерил его строгим взглядом. — Что, черт возьми, на тебе надето? — он усмехнулся с таким презрением, что Фредди почувствовал себя так, словно вошел в комнату в обносках. Он стиснул зубы так, что заходили желваки, и, шумно захлопнув дверь, без единого слова направился прямо в свою комнату. — Папа… — услышал он бормотание Кэш, а затем голос отца. — Что? Посмотри на него! Фредди для пущей убедительности так же громко хлопнул дверью в свою комнату и направился прямиком к радио, включил его и сразу сделал погромче. "…эры Водолея, эры Водолея, Водолея… гармония и понимание…"* — Фаррух! — Это не мое имя! — крикнул он через плечо, прибавил громкость, и перед глазами все поплыло. — — — Прежде чем Роджер успел добраться до своей квартиры, снова пошел сильный дождь. Чувствуя себя несчастным, насквозь промокшим и продрогшим до костей, он снял большую часть мокрой одежды, бросил ее на радиатор и направился прямо в душ. Горячая вода согрела его холодное тело и расслабила мышцы, но это мало помогало успокоить его разум. С тех пор, как ушел с рынка, он снова, снова и снова прокручивал в голове одни и те же мысли, и ни к чему не приходил. Ему нравился Фредди, Фредди был его другом. В какой-то момент Фредди поцеловал мальчика в школе-интернате. Что было не так уж и страшно. Роджера это не беспокоило, решил он. За исключением того, что знание этого каким-то образом заставило Роджера подумать о поцелуях с мальчиками. Ну, не просто с какими-то мальчиками. Только с Фредди. (Погодите, он ведь на самом деле так не думал, правда же?) Это было совершенно нелепо, потому что Роджеру нравились девушки. (Очень) И Фредди нравились девушки. И Фредди определенно не был девушкой. Хотя он был вроде как… красив. Объективно, Роджер был в этом уверен. Сложно этого не заметить, любой, у кого есть глаза, заметил бы. И в любом случае, Роджер был не таким, и Фредди тоже. Ему просто нравился Фредди. (Очень) Фредди был его другом. Роджер застонал и прижался лбом к прохладным плиткам. Горячая вода стекала по его плечам и затылку. Он, вероятно, использует ее всю и наверняка позже услышит претензии по этому поводу от своих соседей по квартире, но он не мог заставить себя волноваться об этом. На мгновение он подумал о том, чтобы расслабиться — в известном смысле, просто чтобы успокоить рассудок, если не что-то еще. Это был хороший трюк, вот что. Испытанный и проверенный. Но на этот раз идея не показалась слишком привлекательной. И он точно знал, почему. То, как предательски в этот момент могли повести себя его мысли, слишком сильно его беспокоило. Некоторые вещи, случившиеся однажды, было бы трудно игнорировать в дальнейшем, и он не хотел рисковать и идти по этому пути дальше, чем уже зашел сегодня. Даже сейчас некоторые моменты продолжали прокручиваться перед его внутренним взором. Зубастая улыбка. Небрежное прикосновение рук. Мокрые волосы, вьющиеся локонами. Обнаженная кожа и атлас. Он не хотел ничего из этого видеть. Он не хотел ни о чем из этого думать. Упрямо пытаясь заглушить эти мысли, Роджер провел остаток вечера, смотря телевизор и без особого энтузиазма просматривая учебники, болтая со своими соседями по квартире и выпив несколько банок пива. Было около двух часов ночи, когда он, наконец, вымотался достаточно, чтобы забраться в постель и почти мгновенно заснуть, провалившись в то, что, как он надеялся, будет глубоким сном без сновидений. Но ему не повезло. Приглушенный свет, масса людей и звуки. Играет группа? Он пробирался сквозь море людей, а затем безликая девушка в его объятиях прижалась к нему всем телом. Его руки на ее бедрах, талии, заднице. Экстаз желания охватил его, и мир закружился, преобразился, мутировал вокруг него, но чувство осталось. Желание, похоть. Поцелуи до самозабвения. Мягкая кровать. Его кровать. Теплые руки на нем, горячие губы на его шее… …атлас под его пальцами. «Это просто практика». Голос в его ухе, мелодичный голос, который он хорошо знал. «Да», — согласился он, запуская пальцы в темные волосы, дергая их и вызывая всхлип, резкий вдох, который заставил его застонать в ответ. Чья-то рука скользнула ему между ног. О боже. «Родж…» Этот голос, всего лишь шепот, но такой знакомый. «Роджер…» Он повернул голову и посмотрел в темные глаза, сияющие и озорные. Фредди. Фредди в возмутительной шубе, его губы приоткрыты, щеки раскраснелись. Трется об него. Прикасается к нему. «Хочешь узнать?» — прошептал Фредди, наклоняясь для грязного поцелуя, от которого у Роджера перехватило дыхание, длинные пальцы крепко обхватили его член и так хорошо начали скользить по нему… О, черт возьми, да, он хотел. Чем бы это ни было, он хотел узнать. Он хотел большего. Больше Фредди, обнаженного под этим пальто, кожа мягкая, как шелк, зубы царапают его шею, и о черт, о черт, он… он был… Роджер проснулся со стоном, каждое нервное окончание в его теле было на пределе, и восхитительная дрожь накатывала на него, как волны, разбивающиеся о берег. Несколько долгих мгновений он не понимал, что произошло, и не мог осознать реальность своей спальни. Но когда сон исчез, в фокусе появилось очень отрезвляющее, влажное, неприятное ощущение. — О черт. Блядь, блядь… — простонал он, откидывая одеяло и глядя на мокрое пятно спереди на трусах. Он не переоделся в пижаму, когда ложился спать, — Черт возьми. Блядь. Он прокрался в ванную, чтобы привести себя в порядок, нашел свои пижамные штаны и, дрожа, забрался обратно в постель. — Черт, — пробормотал он себе под нос, уставившись в потолок и прижав руки к вискам. Сон исчез, как это и бывает со снами. Он не очень помнил подробности. Но он, конечно, помнил достаточно, — Иисус, блядь, Христос. Что ж, теперь это официально, с тоской подумал он. Теперь этого уже нельзя было отрицать. Если и было что-то, в чем Роджер был уверен, так это в том, что он был чертовски сильно влюблен в Фредди Булсару. Того самого Фредди Булсару, которого он только что пригласил на выходные в дом своих родителей. Он перевернулся и уткнулся лицом в подушку, заглушая жалобный звук, полный отчаяния. Блестяще. Он был в жопе. Абсолютно, по-королевски облажался.