Рассвет Водолея

Краткое содержание: Роджер нездоров. Фредди делает поспешные выводы. — — — Утренний свет падал сквозь ставни, отбрасывая на стены мягкие желто-белые узоры. Некоторые вещи, связанные с жизнью в доме его семьи, были не так уж плохи, хотя Фредди смущало, что он все еще живет с родителями, в отличие от подавляющего большинства его друзей. Хороший сон в удобной кровати, не нарушаемый громкими соседями по квартире, которые шумят в любое время дня и ночи, был, безусловно, плюсом. Он потянулся и взглянул на часы на прикроватной тумбочке, подавив сильный зевок. Было уже около восьми часов. Некоторое время Фредди лежал неподвижно и смотрел, как движется минутная стрелка, обдумывая события прошедшего дня. Он лег спать в отвратительном настроении, жалея себя, это была правда. Но жизнь продолжалась. «Утро вечера мудренее», — подумал он и глубоко вздохнул, потирая лицо руками. Сегодня будет новый день. Он встал, принял душ и неспеша оделся, с тоской посмотрел на шубу, но решил отказаться. Затем он позволил матери накормить себя слишком плотным завтраком, пробормотал полуискренние извинения перед отцом, сыграл на пианино какую-то мелодию, обнял Кэш на прощание и пожелал всем хорошего дня. «Сегодня всё вернется в норму», — сказал он себе в метро, ​​считая остановки до Хай Стрит Кенсингтон. Скорее всего, он впал в настоящую панику из-за пустяка. Роджер, конечно же, был его другом. Они просто оставят всё позади и никогда больше не будут вспоминать об этом. Было десять минут одиннадцатого, когда Фредди покинул станцию, и десять с четвертью к тому времени, когда он остановился, чтобы купить круассан (Роджер всегда был голоден по утрам), поэтому он не придал значения тому, что не нашел своего друга в их обычном месте встречи. Он, вероятно, уже пошел на рынок, и Фредди не мог его винить. После вчерашней бури температура упала, и утро было холодным. Он пробежал вверх по лестнице, напевая мелодию, повернул за угол и медленно остановился. Его улыбка исчезла. С того места, где он стоял, он мог видеть, что их ларёк закрыт. У него упало сердце. Фредди подошёл к прилавку, вошёл внутрь и включил волшебные огоньки. Может, Роджер просто опаздывал? Должно быть, так и есть. Но к одиннадцати его все еще не было, и Фредди начал поглядывать на телефон-автомат в конце ряда киосков. Весь оставшийся час до отъезда он мучительно думал, звонить или нет. Дважды он подходил к телефону, нащупывая в кармане мелочь. Один раз он даже поднял трубку, но тут же положил ее на место и в раздражении ушел. Он не хотел казаться озабоченным или отчаявшимся. Роджер был тем, кто отсутствовал здесь без всяких объяснений. Именно он должен был позвонить. Но телефон так и не зазвонил, и настроение Фредди стремительно портилось. Было ли на самом деле так ужасно, то, что он сказал Роджеру? Конечно, Фредди знал, что это так, хотя и почти ничего ему не сказал. И Роджер не казался сердитым или испытывающим отвращение к нему, не внешне. Однако другого объяснения действительно не было. Конечно, Роджера мог сбить автобус сегодня утром, как можно было бы предположить, но каковы были шансы? (Кроме того, пожалуйста, Господи, Фредди горячо надеялся, что Роджера не сбил автобус). Нет, он все больше убеждался, что фактически поставил под угрозу их дружбу своей откровенностью и заставил Роджера чувствовать себя настолько неловко, что тот просто не захотел встречаться с ним сегодня утром. Эта мысль связала его живот узлами и грызла его, напоминая, что никогда нельзя так ослаблять бдительность. Неважно, как сильно ему кто-то нравился. Неважно, насколько он им доверял. Время близилось к двенадцати, а в киоске, где продавались пластинки, на старом портативном проигрывателе играла песня «The Sun Ain't Gonna Shine Anymore» («Солнце больше не будет светить»). Фредди находил странное утешение в том, что это было так уместно. Но теперь пора было уходить на работу. На настоящую отупляющую работу, которая не доставляла ему удовольствия в лучшие времена, и мысль о которой он страстно презирал в этот самый момент. В метро по пути в Хитроу он достал блокнот и пролистал страницы с набросками и записями, пока не остановился на чистой. Его перо зависло над страницей на несколько минут, прежде чем он наконец написал две строчки. Не хочу умирать Лучше бы я никогда не родился Некоторое время он смотрел на них, затем скривился и заштриховал их. Что ж, это была чушь. Вместо этого он перевернул на новую страницу и начал рисовать фигуру. На полпути он понял, что она начинает напоминать Роджера, глубоко вздохнул, закатив глаза к потолку вагона, и перевернул еще одну страницу. Остаток путешествия был потрачен на зарисовки Джими Хендрикса. — — — Солнце было слишком ярким, и казалось, что его голова обернута слоем ваты. Роджер застонал, затем закашлялся и поморщился от боли в горле. Он открыл глаза и покосился на будильник, стоявший у кровати. И понял сразу несколько вещей. Во-первых, он забыл его завести. Во-вторых, он проспал после того, как пролежал без сна несколько часов прошлой ночью. И в-третьих, он действительно плохо себя чувствовал. Горло болело, и тело ломило. Он сел и сразу почувствовал головокружение, прикоснулся ко лбу и понял, что горит. То, что вчера он попал под ливень, продрог и промочил ноги, явно не пошло ему на пользу. Осторожно опустившись обратно на кровать, он взглянул на часы и попытался подумать. Была половина десятого. Утро воскресенья. Рынок! Он должен был встретиться с Фредди через полчаса. Его туманный разум сообщил ему, что этого явно не произойдет, учитывая состояние, в котором он находился. Это заняло у него минуту или две, но в конце концов он вылез из постели, завернувшись в одеяло, как большой капризный младенец. Затем он добрался до гостиной и свернулся калачиком на диване рядом с телефоном. Его соседка по квартире — всего их было двое — француженка по имени Бриджит, которая, казалось, всегда спешила, прошла мимо него, направляясь к выходу. — С добрым утром! — бодро сказала она. Роджер хмыкнул. Бриджит остановилась у двери, оглядывая его. — Похмелье? — спросила она. — Я заболел, — сообщил ей Роджер, потянувшись за телефоном. — Оу, прости, — Бриджит сочувственно улыбнулась ему, — Поправляйся. Пей побольше воды. — Ага, — Роджер кивнул, пытаясь сосредоточиться. За последние два месяца он звонил в дом Фредди достаточно часто, чтобы запомнить телефон. Когда дверь захлопнулась, Роджер набрал номер. — Пожалуйста, будь дома, пожалуйста, будь дома … — бормотал он себе под нос, слушая телефонные гудки. Ответила мать Фредди. — Алло? — Эээ, миссис Булсара? Можно поговорить с Фредди, пожалуйста? — Мне очень жаль, но он недавно ушел, — сообщила ему госпожа Булсара. Роджер уронил голову на подлокотник и вздохнул. — Ладно, хорошо. Простите за беспокойство. Просто скажите ему, пожалуйста, что я звонил, когда он вернется! — А кто вы? — Ой, извините, — Роджер протер уголки глаз, — это Роджер. — Я скажу ему, что вы звонили, Роджер. — Спасибо, миссис Булсара. До свидания. — До свидания, дорогой. Роджер повесил трубку и свернулся в позу эмбриона, на мгновение зажмурив глаза. Конечно, Фред уже уехал, путь от Фелтхэма до Кенсингтона занимал целый час. Значит, ему нужно позвонить на рынок на телефон-автомат. Вот только он не мог вспомнить номер, и мысль о том, что придется рыться в беспорядке в своей комнате, чтобы найти его, в настоящий момент была крайне непривлекательной. Сейчас он сделает это. Сейчас. Его голова была такой же тяжелой, как и веки. Все болело. Он хотел пить, но не мог заставить себя пошевелиться. Сам того не желая, Роджер опять заснул. Шум из кухни вернул его к действительности, и он моргнул, нахмурившись, затем приподнялся, глядя через спинку дивана. Другой его сосед по квартире, парень Бриджит, Кристиан, возился на кухне, вероятно, готовя еду. — Который час? — прохрипел Роджер. Кристиан повернулся и посмотрел на часы. — Без десяти двенадцать. Ты в порядке? — Нет, — Роджер подобрал одеяло и попытался встать с дивана, — у меня температура. — Сочувствую, приятель. Поправляйся. — Спасибо. Наконец, дойдя до кухни, Роджер наполнил стакан водой из-под крана и поплелся обратно в свою комнату. Он плюхнулся на кровать и огляделся, пытаясь вспомнить, где он оставил свою записную книжку. Ему лучше найти её, Фредди наверняка задавался вопросом, что, черт возьми, случилось с ним этим утром. А потом он вспомнил кое-что еще. Работа. Фредди нужно уйти на работу в двенадцать. Роджер посмотрел на часы, выругался себе под нос и принялся всерьез рыться в своих вещах. Когда он, наконец, вернулся в гостиную с записной книжкой, торопясь настолько, насколько мог, учитывая, что чувствовал он себя хуже некуда, было двенадцать часов дня. Роджер рассеянно грыз ноготь большого пальца, прижав к уху прохладную трубку. Гудки шли и шли, казалось, целую вечность. Наконец кто-то взял трубку. — Алло! Голос был не Фредди, он узнал сразу, но в этом не было ничего особенного. Обычно любой из продавцов, работающих в киосках поблизости, брал трубку и звал того, кому предназначался звонок. — Привет, это Роджер. — С добрым утром, Роджер, чем могу помочь? — Алан? — Роджер узнал голос одного из владельцев ларька, с которым они уже успели подружиться, — Фредди здесь? — Он был здесь минуту назад. Подожди, — воцарилась тишина, за исключением далекой болтовни и шума рынка. Потом вернулся Алан, — Извини, друг, он, должно быть, только что ушел. — Чёрт, — Роджер вздохнул, — ладно, приятель, не волнуйся. Будь здоров. Они попрощались, и Роджер снова повесил трубку, чувствуя себя беспомощным и немного виноватым. Фред, вероятно, подумал — Бог знает, что он подумал. Конечно, он не мог быть настолько обеспокоен, иначе он бы уже позвонил. И в любом случае, Роджер всё объяснит сегодня вечером, когда Фредди вернется с работы из аэропорта. Всё, кроме того, что он — Роджер Меддоуз Тейлор, дамский угодник — был, по-видимому, влюблен в него. Это он мог бы оставить при себе. С этой мучительной мыслью Роджер потащился в свою комнату и забрался обратно в постель. Что ж, это было просто идеально. Теперь он чувствовал себя полным дерьмом. — — — На улице было темно, и Фредди мог видеть свое отражение в окне поезда, над пустым сиденьем напротив него. Оно мерцало и исчезало по мере того, как поезд проносился мимо, кристально чёткое в одно мгновение и едва различимое в другое. Он был в опасном настроении. Его тело было изнурено работой, но разум был на взводе. Он исчерпал запас жалости к себе. Ему наскучили страдания. Он уже не сожалел. Он хотел почувствовать что-то новое, подумать о чем-то новом, увидеть лица, которые ему никого не напоминали. Он хотел выпить, ради всего святого, желательно в каком-нибудь шумном месте, где люди не разговаривают. Фредди не часто выходил на улицу один. На самом деле, никогда. Он предпочитал компанию. Но сегодня все было по-другому. Он не хотел, чтобы на нем лежал груз чьих-то ожиданий. Сегодня вечером он просто хотел быть самим собой. Он остановился ненадолго, только чтобы поприветствовать семью, когда вошел в дом, а затем направился в свою комнату и достал атласные брюки и свою любимую рубашку с цветочным принтом. Затем он заперся в ванной и тихонько порылся в маминой косметичке, достал карандаш для глаз и нанес на лицо немного пудры, которая, как ему казалось, сделала его немного светлее. — Ты уже опять куда-то собрался? — окликнула его мать, когда он скрылся в своей комнате, — ты не ужинал. Его отец только пробурчал. — Извини, мама. Я не голоден, — крикнул он из своей комнаты, задержавшись перед зеркалом, чтобы выбрать несколько подходящих украшений. Затем он накинул шубу и направился к двери, быстро сказав: — Не ждите! И ушел, пока отец не решил остановить и расспросить его. — Ай, я забыла передать ему, — сказала миссис Булсара, когда дверь закрылась. Но Фредди уже не слышал. Свернув за угол, он присел рядом с зеркалом припаркованной машины и осторожно подкрасил глаза. Некоторое время назад он заметил эту тенденцию в журналах, и она ему очень приглянулась. Он никогда не был доволен многими своими чертами, но глаза ему нравились. Подчеркивая их, он чувствовал себя естественно и в то же время экстравагантно. Довольный результатом и надеясь, что его мать не обнаружит пропажу подводки, он прикурил сигарету и продолжил свой путь к остановке. Он подумал, что в моде есть странная магия. Это была уверенность в себе. Если уж на то пошло, то жить с родителями стоило, потому что он мог тратить деньги на одежду и аксессуары, а не на аренду жилья. Но вдруг он их заметил. Как только паб появился в поле зрения, он почувствовал напряжение. Та же группа парней стояла на улице, болтала и громко смеялась. Очевидно, на этот раз они выпили больше, чем пару пинт. Он подумал о том, чтобы перейти улицу, но решил не делать этого. Он не боялся их. Слегка опустив голову, Фредди немного ускорился, надеясь, что они были слишком заняты, чтобы заметить его. При его приближении разговоры стихли, и у него всё сжалось внутри, когда он услышал несколько смешков. Затем раздался похотливый свист, за которым последовало еще большее хихиканье. Фредди закатил глаза, решив не обращать на них внимания. — Эй, принцесса! — Поцелуй меня в зад! Они смеялись, подбадривая друг друга, но он не доставил им удовольствия увидеть его реакцию, а просто пошел дальше по дороге, и это не понравилось им. — Иди отсоси член, гребаный педик! — один из них крикнул ему вслед, к большому одобрению остальных, и Фредди это достало. В любой другой вечер он бы не остановился. В любой другой вечер он бы проигнорировал это и отмахнулся от них. Но сегодня был не другой вечер. Он резко обернулся, положив одну руку на бедро, в другой держал сигарету. Сердце колотилось в горле. — Рыбак рыбака видит издалека, дорогой! Наступило ошеломленное молчание, а затем группа снова разразилась истерическим смехом, на этот раз в пользу Фредди, завывая и толкая своего товарища. Рот молодого человека был открыт, он покраснел от смущения и гнева. Ему нечего было ответить, и Фредди почувствовал себя великолепно. Он ухмыльнулся и повернулся на каблуках, как раз когда другой мужчина снова обрел голос. — Отвали, пизда пакистанская! Это был дешевый прием и к тому же слишком запоздалый. — Я не из Пакистана, — ответил Фредди через плечо и отмахнулся от них, уходя с гордо поднятой головой. Сегодня никто не унизит его.