Золотая клетка императора

Еще до того, как поднялось солнце, Чжоу Су уже мягко будил императора. Больше всего в жизни главы страны Мин Сяню не нравились эти ранние подъемы. Он вставал около пяти утра, чтобы отправиться на утреннее собрание, где выслушивал зевающих стариканов, считающих, что в силу возраста они гораздо умнее и хитрее молодого императора, а затем ему нужно было отправляться к матушке, чтобы поздороваться, а все последующее время он занимался тем, что читал доклады, подписывал приказы и принимал на аудиенции чиновников. Лишь вечером, когда заходило солнце, он мог заняться тем, к чему лежала душа – рисованием и каллиграфией. Зевая, он стоял на месте, раскинув руки, пока служанки одевали его в императорские одежды – несколько слоев тяжелых тканей, ложившихся на его плечи подобно бремени Сына Неба. После этого он мог что-то перекусить, а служанки между тем укладывали его волосы. Мин Сянь не любил всего этого – в свободное от двора время он ходил простоволосым или подвязывал их в небрежный узел, над которым всегда вздыхал Чжоу Су, считавший, что «так не положено». – Осторожнее, – поморщился он, когда служанка ненароком задела рану на его шее, поправляя воротник. Та тут же упала на колени, рассыпаясь в извинениях. – Аккуратнее! – прикрикнул на прислугу евнух Чжоу, и девушки снова затряслись. Чжоу Су славился своей железной рукой. Как глава прислуги, он довольно строго относился как к своим обязанностям, так и чужим. Учитывая, что подле императора не было никого, кроме него, он пользовался почти неограниченной властью. – Отправляемся, – сказал Мин Сянь, бросая на себя мимолетный взгляд в зеркало и тут же равнодушно отворачиваясь. Он знал, что довольно красив, но ему эта красота не нравилась – она была слишком холодной и слишком женственной, из-за чего даже прислуга не особо боялась императора. Он производил вид бедного ученого со своими ясными глазами, тонкими чертами лица и бледной кожей, но никак не могущественного императора, и он был прекрасно об этом осведомлен. – Император отбывает на утреннее собрание! – громогласно провозгласил Чжоу Су, чем заслужил взгляд из-под опущенных век Мин Сяня. Эта традиция ему тоже не нравилась. Впрочем, нельзя было сказать, что было что-то в бытие императора, что ему было по душе. Однако будучи послушной марионеткой, у него не было права голоса. Император уселся в паланкин и устало прикрыл глаза. Всю ночь он ворочался без сна из-за зудящей боли в шее и совершенно не выспался. К тому же он знал, что сегодня утреннее собрание будет не в меру громким и визгливым – новость о покушении на императора уже наверняка дошла до матушки и придворных. Когда он вышел в зал утренних собраний, чиновники тут же почтительно упали на колени. – Тысяча лет императору! – Поднимитесь, – сказал Мин Сянь с усталостью в голосе, уже зная, что за этим последует. Повязка на его шее была видна из-под воротника и не могла не привлечь внимания министров. И точно – в центр зала вышел министр Вэй. На его лице была написана лицемерная тревога. – Ваше Величество, до вашего подданного дошли слухи, что вчера на обратном пути из императорской усыпальницы на вас было совершено нападение, – он поклонился, бросая взгляд на его шею. – Надеюсь, что Ваше Величество не сильно пострадали. Тело дракона [1] священно для государства. Мин Сянь посмотрел на него из-под жемчужных подвесок, не отмечая в лице старого дядюшки никакой тревоги за его «тело дракона». Он невольно перевел взгляд на левую сторону зала, обнаруживая Шан Юя на его привычном месте. Император нахмурился – он надеялся, что тот последует приказу и возьмет выходной. Увидев, что тот смотрит на него, Мин Сянь отвел взгляд, и его лицо вновь стало абсолютно равнодушным. – С Нами все в порядке, – кончики пальцев императора ударили по подлокотнику трона. – Императорскому дядюшке не о чем беспокоиться. Такое наименование заставило министра Вэя поклониться еще глубже. Хотя тот и правда являлся дядей Мин Сяня, поскольку вдовствующая императрица Вэй не была императрицей при жизни покойного императора, то и один, и второй титул были подарены (а вернее самолично выбраны) им императором Мин Сянем. Потому при дворе, дабы не порождать ненужные слухи о жадности министра Вэя до власти, он попросил (читай: приказал) не называть его императорским дядюшкой. Однако сейчас Мин Сянь назвал его так, чтобы подчеркнуть благодарностью за заботу его родственника о нем. Министру Вэю это понравилось. – Я также слышал, – после некоторой паузы добавил Вэй Шаопу. – Что первым министром был схвачен живым один из убийц, – он повернулся к Шан Юю и отвесил ему поклон, складывая руки перед собой. – Спасибо великому советнику за заботу о Его Величестве и службу государству. Покровительственный тон дяди заставил Мин Сяня нахмуриться, но из-за короны никто этого не заметил. Его лицо оставалось скрыто от других, и никто не мог угадать, о чем он думает. – Великий советник спас жизнь Нам, – наконец проговорил он. – За это Мы жалуем великому советнику поместье в Саньшань и двадцать пять цинов земель. А также титул «Опоры государства». – Ваш подданный лишь выполнял свой долг, – немедленно выступил вперед Шан Юй, преклоняя колени. – Тысяча лет императору! – и он распростерся на полу в глубоком поклоне. – Поднимись. Мин Сянь видел, как Вэй Шаопу скрипнул зубами. Земли около Саньшань были плодородными, а крестьяне – богатыми. Ранее эти земли принадлежали циньвану Цзе, Второму принцу. Все эти годы они находились в ведении казны, и Мин Сянь был прекрасно осведомлен, что дядюшка не в восторге от этого решения, но Шан Юй был награжден за спасение жизни императора, а потому он не мог открыто выступить против этого шага. Кроме того, несмотря на подаренные земли, Мин Сянь просто наградил великого советника еще одним цветистым титулом, который ничего не стоил. Власти это ему не прибавляло, и баланс сил при Дворе оставался таким же. Оставить же такую выслугу без внимания значило оскорбить самовлюбленного советника. Мин Сянь практически видел, как эти мысли проносятся в его голове, и затем министр Вэй согласно согнул шею. – Как продвигается допрос? – спросил император, глядя на все еще коленопреклоненного Шан Юя. – Отвечаю императору: преступник сначала утверждал, что убийство было спланированно оппозиционной группировкой, однако под пытками сознался, что заказчик – чиновник при дворе. В зале утренних собраний разом воцарилась мертвая тишина. Через мгновение она сменилась встревоженными перешептываниями. Все знали, что при Дворе император не имеет реальной власти, и вся сила сосредоточена в руках министров Вэя и Лю, а также великого советника. Тот, кто заказал убийство, поднял руку не только на императора-марионетку, но и направил лезвие на правого министра [2] и саму вдовствующую императрицу! – Уже известно, кто этот чиновник? – прикрывая глаза, спросил Мин Сянь. Он подпер голову рукой, вся его фигура выражала крайнюю усталость. – Пока нет. Преступника тяжело разговорить, – отозвался Шан Юй, – я приношу извинения. – Министр Хэ, – позвал Мин Сянь. В середину выступил Хэ Дайюй. На вид ему можно было дать лет сорок: его бородка была темного цвета с редкими седыми волосами, брови вразлет и глубока морщина между ними, делавшая его взгляд жестким и немного злым. – Этот подданный к вашим услугам, – поклонился министр наказаний. – Приказываю великому советнику передать преступника в министерство наказаний для допроса и расследования этого дела. Расследование будет поручено министерству наказаний совместно с Цензоратом [3], – произнес Мин Сянь, выпрямляясь на троне. В центр зала вышел верховный цензор Чжао Тай – ему было глубоко за семьдесят, и он пережил двух императоров. Он был дряхлым, хитрым и осторожным лисом. Его седая борода тряслась вместе с его головой, когда он глубоко поклонился. – Ваше Величество, этот подданный слишком стар, чтобы расследовать такое преступление самостоятельно, – проскрежетал Чжао Тай, бросая взгляд украдкой на министра Вэя. Тот застыл с прямой спиной перед ним и не отреагировал на взгляд. Зато от Мин Сяня он не укрылся. – Может ли верховный цензор посоветовать ответственного чиновника для этой миссии? – спросил Мин Сянь, понимая, что происходит. Слова Шан Юя бросали тень на любого чиновника двора, а потому Чжао Тай, давно вступивший в коалицию министра Вэя, не хотел с тем лишних проблем, да и все это покушение выглядело подозрительно – не дай бог, туда вовлечен кто-то крупный. Чжао Тай, может быть, и был полной развалиной, но ум его был ясен, и хитрости ему было не занимать. – Разумеется, Ваше Величество, – с готовностью отозвался Чжао Тай, оборачиваясь и кивая кому-то. Вперед выступил молодой человек – казалось, что ему нет даже двадцати. У него были ясные умные глаза и ярко выраженная тяга к справедливости. «Глупец», – с одного взгляда понял Мин Сянь. – Мой помощник младший цензор Ян, Ян Лэй, – цензор Ян опустился на колени, почтительно кланяясь императору. – Он хоть и молод, но ум у него цепкий, рука твердая, он прекрасно подойдет на роль ведущего цензора в этом деле. – Рад служить императору! – громко заявил Ян Лэй, простираясь на полу. Мин Сянь вздохнул – расследование еще не начато, а Чжао Тай уже решил его похоронить. Этому Ян Лэю без связей и имени не дадут ничего сделать, у молодости и честолюбия нет никакого шанса против хитрости и власти старых чиновников. – Прекрасно, – проговорил император. – Так тому и быть. Цензор Ян и министр Хэ или же чиновник, которого он назначит вести дело, будут отчитываться великому советнику. – Слушаюсь, – названные чиновники поклонились императору. – Если у дражайших придворных больше нет докладов, можете идти. Он поднялся с трона и направился в боковой зал, не оглядываясь, и Чжоу Су тут же прокричал: – Утреннее собрание объявляется закрытым. – Тысяча лет императору! – прогремели придворные как один. *** Поздним вечером несколько дней спустя в кабинет императора зашел Чжоу Су и, склонив голову, сообщил императору, что великий советник просит аудиенции. – Пусти его, – приказал Мин Сянь, со вздохом опуская кисть на стол и поправляя рукава. Эти последние несколько дней он получал тонну поучений от матушки и министра Вэя, а теперь ему еще и выслушивать Шан Юя. Император почувствовал раздражение, увидев высокую фигуру первого министра, преклонившего колено, стоило ему зайти в комнату. – Приветствую Ваше Величество, – проговорил тот, поднимая на него взгляд. По всем правилам никто не смел смотреть на императора, пока тот не позволит, но… Шан Юй никогда не опускал глаза, говоря с ним. Впрочем, министр Вэй тоже позволял себе подобную дерзость. Мин Сянь мог только привычно подавлять свой гнев при виде этих ясных черных глаз, смотрящих словно насквозь. Он не имеет власти гневаться. – Поднимись. Что тебя привело? – спросил он, вновь опуская глаза на бумагу перед ним. Шан Юй поднялся на ноги, подходя ближе. Украдкой он бросил взгляд на рисунок на столе императора – это было подражание Шэнь Чжоу [4] и его картине «Путник с посохом»: горы, река, изящные стволы деревьев и маленькая, крошечная фигурка путника в широкополой доули [5]. – Вот результаты расследования, проведенного министерством наказаний и Цензоратом, – Шан Юй достал из рукава свиток и протянул его императору. Пока император читал доклад, он рассматривал рисунок – Мин Сянь действительно делал невероятные успехи в живописи, его картина ничем не уступала Шэнь Чжоу. – Министр Вэй? – изумленно поднял брови Мин Сянь. Шан Юй перевел взгляд на его удивленное лицо. – Хм-ф, – из груди императора вырвался легкий смешок, и великий советник застыл на месте, разглядывая тонкие губы, изогнутые в усмешке. Правда, она тут же пропала. – Доказательства? Это бессмыслица, – он уронил свиток на стол. – Зачем Нашему дядюшке нападать на Нас. Не похоже, чтобы у него вдруг появилась новая кормушка, – это самоуничижение вызвало у императора еще одну тонкую улыбку, но в этот раз лицо Шан Юя застыло. В груди он отчетливо ощутил отголосок боли. – Доказательств нет, Ваше Величество, – медленно проговорил Шан Юй, рассматривая его лицо. Их разделял стол, но император все равно чувствовал, что взгляд прожигает его насквозь. Он отвел глаза, пряча взгляд. – Однако… – В таком случае продолжайте допрос. Пусть Ян Лэй копает глубже. Пусть опознают остальные тела… – Ваше Величество, это то, чего вы хотите? – вдруг прервал его Шан Юй. Мин Сянь поднял на него взгляд. Ему неожиданно стало не по себе. Нацепив привычную маску равнодушия, он спрятал свой страх глубоко подальше. – Разумеется, – холодно заявил он, взирая с презрением на первого министра. У него неплохо получался этот взгляд – слава матушкиным глазам, словно созданным для того, чтобы окатывать других презрением. – В таком случае я прикажу приложить все усилия, – выговорил Шан Юй, совершенно спокойный перед этой ледяной стеной. Он шел сюда, зная, на что натолкнется, и у него давно не было надежды на другой исход. Он сделал шаг назад, опуская голову и отвешивая поклон. Глядя на его коленопреклоненную фигуру, Мин Сянь невольно смягчился. – Ты… Как твое ранение? – спросил он, держа кисть в руках и не глядя на подданного. – Все в порядке, Ваше Величество, спасибо за заботу, – отозвался Шан Юй. Его голос был спокоен, словно ему было все равно на собственное тело. Мин Сянь почувствовал одновременно и усталость, и досаду. Бросив кисть на стол, он поднялся. – Тогда не смею задерживать, – холодно произнес он. Шан Юй поднялся и, вновь поклонившись, покинул кабинет. Порыв холодного воздуха залетел в комнату, когда за ним захлопнулась дверь. Мин Сянь поежился – от холода ли, или от внезапного чувства одиночества, охватившего его в темном, пустом кабинете. _______________________________ [1] Т.е. тело императора, т.к. он «дракон». [2] Уже встречалась такая концепция: при дворе был левый министр (Шан Юй), и правый министр (Вэй Шаопу). Вдвоем они делили власть, но левый министр был главнее ;) Поэтому Шан Юй имеет титул «великий советник», что возвышает его до премьер-министра. [3] Министерство наказаний в Древнем Китае занималось судопроизводством и наказаниями, но не имело связи с Цензоратом – органом, осуществлявшим надзор и судопроизводство над чиновниками, подчинявшимся непосредственно императору. [4] Один из «уской четверки», четырех великих художников эпохи Мин. [5] Бамбуковая конусовидная шляпа.