***
Честно говоря, он надеялся, что Чон все-таки придет на запланированный урок, ведь это его обязанность, но спустя полчаса после начала, он понял, что тот не осмелился до сих пор. Как говорится, если гора не идет к Магомету, Магомет сам идет к горе. Так и решил Тэхен: он сам придет и уже, наконец, заставит Чонгука поговорить с ним, потому что в этих бегалках от него попросту нет смысла: разговор так или иначе о том дне состоится. Он бесшумно поднимается по лестнице на второй этаж. В особняке довольно тихо: слуги не носятся туда-сюда, убираясь, Мин-Дже вновь застрял в кабинете, заваленный работой, а Шинхек, после приготовленного им ужина, отправился домой, зная, что его работа окончена на сегодня. Даже показалось, что особняк мертв — настолько было тихо, практически ни единого звука. Но, в конце концов, время уже тянулось к одиннадцати вечера и это было вовсе неудивительно. Ким неторопливыми шагами подошел к двери Чонгука. Та была закрыта, — и это вовсе не удивило преподавателя, тот слишком зачастил с этим в последнее время, избегая встреч с ним, — а за ней доносились неразборчивые, но интересные звуки. Тэхен, зная, что это нехорошо, все равно прижался ухом к двери. Все тело пробрало дрожью, пробило словно бы током от услышанного. Разум временно затуманился, а голова закружилась. — Ах… — донеслось за дверью, такое протяжное и звонкое. Ким тяжело выдохнул через нос. Он неправильно поступает: он сейчас же должен отойти от двери и не подслушивать. Его действия могут обернуться худо. Но в этот момент почему-то об этом не думается… Каждый стон Чонгука отдается импульсом в член Тэхена. Его дыхание сбилось, а желание припасть рукой к бугорку на штанах становится слишком сильным. Однако он не прикасается к себе, а продолжает слушать. — Мистер Ким… — проскулил Чонгук, захлебнувшись в очередном гортанном стоне, и у Тэхена сердце падает прямо в пятки. Внизу живота так сильно и приятно потянуло… Жар подступил к щекам, вискам, шее и к члену. — Ах, да… Он дрочит на него. Так протяжно тянет его фамилию, задыхаясь, ласкает себя и думает о нем. Черт возьми, это попросту… Невообразимо. — Блять… — тихо шипит преподаватель и поскорее отходит от двери, чтобы не слышать больше чужие стоны. Он достаточно возбудился. Настолько, что мысль ворваться к Чонгуку кажется совершенной в своем роде. В то же время, несмотря на затуманенный разум, Тэхен понимает, что это неправильно. Он поскорее уходит в свою комнату и громко хлопает дверью, заставляя Чонгука вздрогнуть от неожиданного звука, а движения кулака на члене приостановить. Его щеки красные, все тело прошибает огнем. Тэхен так звонко хлопнул дверью… Неужели он был злым? Что-то произошло? Чонгук старается не думать об этом и продолжает ласкать себя, выстанывая снова. Вот-вот и от мыслей о Тэхене да пальцев на головке члена он скоро кончит. Тэхен же, после того, как вернулся в свою комнату, уперся затылком в дверь и шумно выдохнул. Его член встал от протяжных, таких сладких чужих стонов. Это было неправильно, но, черт возьми… Как же плевать сейчас. Он накрывает широкой ладонью свой член через ткань классических брюк и тело пробирает очередной приятной дрожью, а глаза самостоятельно закатываются. Тэхен поскорее освобождает себя от штанов и трусов, что плотно прижимались к возбужденному органу, обхватывая кольцом из пальцев головку. Ким сдержанно выстанывает, поджимая губы и мыча в них, когда сдавливает головку в кулаке, медленно насаживаясь им по основание. — Ох, Чонгук-и… — срывается с уст. Голова кругом идет от прилившего возбуждения, сердце тарабанит об грудную клетку как сумасшедшее, а дышать порою бывает тяжело. От мыслей о другом человеке во время дрочки ему еще никогда не было так хорошо… — Что же ты со мной делаешь, Чонгук-и… Дрочить на своего ученика… Звучит ли это нормально? Его берут сомнения. Но ему так хорошо оттого, что он думает о Чоне, о том, как он мог бы ему дрочить своей рукой вместо собственной. Вспоминая его стоны, возбуждение доходит до предела, член становится настолько твердым, что на ощупь сходит на каменный. Перед глазами размазывается вид. Губы, и без того измученные укусами, становятся вновь истерзанными зубами. Рука со временем начинает ускоряться. Яйца тяжелые, хочется поскорее кончить и ощутить невообразимую истому. — Уф… — выдыхает Ким, приоткрывая рот в немом стоне. От естественной смазки, что выделяется через уретру, появляются хлюпающие звуки. Все тело накалено, как неисправный провод. На висках и шее выступил пот. Тэхен чувствует, что вот-вот и задохнется. — Чонгук-и, — низко и протяжно. В глотке от собственных стонов пересохло, хочется спасательной воды, но он не прекращает процесс, а только жестче насаживается кулаком на член. Ноги дрожат. Кажется, Ким вот-вот и упадет, он держится на ногах из последних сил. Задыхаясь в собственных стонах, выдохах, вздохах, он жмурит глаза. Его потряхивает от столь сильного возбуждения и покачивает, как осенний лист на ветру. Внизу живота как будто натягивается пружина, намекая, что вот-вот и он получит желанную разрядку. Как невообразимо глупо: играть в кошки-мышки, но одновременно дрочить в своих комнатах и думать друг о друге так желанно. Сперма пачкает кулак, выходя толчками из уретры. Тэхен спускает с губ последний низкий стон и хрипло усмехается, когда смотрит на собственную сперму на ладони. Как бы ему хотелось кончить одновременно с Чонгуком…***
Энтузиазм старшего Чона не был понятен никому: ни Чонгуку, подорвавшемуся в два часа дня, хотя тот планировал проспать весь день, ни Тэхену, который сегодня ночью готовил конспекты к следующему уроку с Чонгуком и совершенно не выспался. Однако отец Чонгука сиял. — У меня сегодня выходной. Вот оно в чем дело. Чонгук и Тэхен переглянулись. Выглядели они рядом друг с другом напряженно. Точнее, это Чонгук весь съежился так, будто знал, что Тэхен знает о том, что было вчера вечером… Он знал, но не подавал виду, не желая нервировать Чона еще больше — тот и так третий день его избегает. Что же будет тогда, когда узнает, что преподаватель в курсе, что тот дрочил и стонал его имя? Наверное, вообще со стыда умрет. — И я хотел бы устроить барбекю у нас на заднем дворе, — отец осмотрел их по очереди. — Чонгук, можешь позвать своих друзей. Ким искоса глянул на Чонгука. Он помнит тех друзей: тогда их вид был не особо презентабельным, да и Чон не был лучше. Чонгук лишь думает о том, чтобы Чимин и Юнги не проболтались о том, что они были в ночном клубе — и ему, и Киму придется плохо. Если рассуждать на эту тему, то несложно догадаться о том, что преподавателя могут уволить: старший Чон очень строгий по своей натуре, а узнав, что Тэхен, увидев Чонгука перед его уходом, все равно отпустил, а потом и сам забрал с их пьянки, ему придется нехорошо. Очень нехорошо. А Чонгука попросту могут посадить под домашний арест. Хочет ли Чонгук, чтобы преподавателя Кима уволили? Ни за что. Да, в их отношениях сейчас некие разногласия и они не общаются третий день подряд, потому что Чонгуку не хватает смелости, но все же он сомневается, что на место Тэхена придет кто-то получше. Он — отличный преподаватель, а главное понимающий, и забудем про то, что Чонгук до сих пор трясется из-за их поцелуя по его инициативе. Чего же он боялся? — Хорошо, я позвоню им, — Чон посмотрел на отца. — А с родителями? — Естественно! — мужчина усмехается. — Что нам с вами, детьми, сидеть и болтать. Верно, мистер Ким? Преподаватель, посмотрев на Чонгука, неуверенно кивнул. Он не считал его ребенком, но его поведение в основном было ребяческим. И это было не плохо, а наоборот, даже частично умиляло. Чонгуку, самое главное, это подходило. Чон хмыкнул и встал с дивана, на котором сидел с Тэхеном, и приложил телефон к уху. Он начал куда-то отходить, и отец с Тэхеном остались наедине. Тэхен отдаленно слышит разговор Чонгука с друзьями — кажется, созвонился с ними по фейстайму. Длилось это недолго: Чон в итоге закончил диалог и вернулся обратно к ним. — Они придут. — Отлично. Пока можете разойтись, но к четырем собираемся на заднем дворе. Договор? — старший Чон посмотрел на них исподлобья. Оба кивнули. Тэхен, промычав, встал с дивана и отправился вслед за Чонгуком. Тот почему-то снова ускорил шаг и поскорее спрятался за дверью своей комнаты. Ким демонстративно закатил глаза и по-доброму усмехнулся, зайдя в свою комнату. Чонгук действительно вел себя как ребенок, но ему, Тэхену, казалось это по-своему очаровательным. Весь Чонгук… Казался очаровательным.***
Чимин и Юнги с родителями пришли раньше на двадцать минут. Людей было около девяти: отцы и матери Юнги и Чимина, и отец да Чонгук с Тэхеном. Мясо жарилось на гриле. В этот день даже отец Чонгука решил выпить и хорошо отдохнуть. Его оптимизм, на самом деле, очень даже радовал остальных. — Мин-Дже, как я рад тебя видеть! — озвучивает отец Чимина. Отец Чонгука радостно смеется и приобнимает друга, похлопывая его по плечу ладонью. — Взаимно, Хван, — отец одобрительно улыбается. Все со всеми здороваются, дамам руки целуют, как это принято, а уже затем расслабляются. Они одеты как обычные люди: нет чего-либо драгоценного, даже с виду и не поймешь, что аристократы. Семья Чон очень хорошо дружит с семьями Мин и Пак, это не может не радовать. — Это и есть твой преподаватель по этике и эстетике? — шипит Чимин ему на ухо, а Чонгук кратко кивает. Они с друзьями отдалились и стояли чуть подальше от родителей, чтобы свободно разговаривать о своем. — Охренеть! Да он красавчик, каких поискать надо! — с восторгом озвучивает друг, а Чонгук смеется. — В этот раз я действительно согласен с Чимином, — комментирует Юнги, делая глоток пива из стеклянной бутылки. Ким замечает, как Чонгук и его друзья шушукаются между собой. Надо же, когда они не пьяны, они выглядят адекватно. По крайней мере, лучше, чем в пьяном состоянии. — Я поцеловал его той ночью… — неуверенно озвучил Чонгук друзьям, а те ошарашено вылупились на него. Он знал: от них это можно не скрывать. Ведь все подобные, да и остальные темы держатся только между ними. — И что? — неугомонно спрашивает Пак, чтобы ему рассказали все подробности. Пак у них, однако, горластый, поэтому Юнги приходится со сморщенным лицом озвучить: — Не пищи ты! Эти сейчас услышат — и хер мы отойдем от них. Чимин покивал, но все же с ожиданием посмотрел на Чона. Тот усмехнулся и сделал глоток пива, неторопливо начиная: — И после того случая я игнорирую его три дня… Мне неловко, но я вижу, что он хочет поговорить со мной. — Так чего же ты бегаешь от него? — с непониманием спрашивает Мин. — Я боюсь, — он расстроенно улыбнулся. — Мы же преподаватель и ученик. Это же неправильно, — он старался говорить о таком сокровенном как можно тише. Пак с сожалением посмотрел на него. — Тебе так или иначе придется с ним поговорить, Чонгук. Не будешь же ты вечно от него бегать, — думает Мин вслух. — Тем более, вы живете в одном доме. — Он прав, Чонгук. Вам нужно обсудить это и понять друг друга. А бегалками ничего не добьешься. Чего именно ты боишься? — Что он расскажет папе? Или, может, вообще начал ко мне относиться, как к какому-то придурку? Не знаю. — Если бы он хотел рассказать об этом отцу, то уже рассказал бы. Поговори с ним сегодня. Друзья правы. Ну чего он добьется этим избеганием преподавателя? Учиться у него ему все равно придется, и уж этого точно не получится избежать. Жаль, что для понимания этого понадобились друзья. Если бы не страх Чона, они бы уже давно разобрались в этом всем и спокойно продолжили учить его этикету и эстетике. — Хорошо, я поговорю с ним. Ближе к вечеру. Друзья кивают ему, намекая, что это правильный выбор. Знают, что он не обманет: если сказал, что сделает, то сделает обязательно, без всяких препирательств. День тянется медленно. Приблизительно через час мясо уже было готово. Все уселись за широкий деревянный стол. На заднем дворе было очень красиво: прикрытый бассейн, правда, портил всю малину, но это ничего. Зато деревья, возвышающиеся вдалеке, намекали на лес. Небо было ясным, ярким, красивым. На улице было, в принципе, тепло, но уже под вечер начинало холодать. За это время Чонгук успел достаточно выпить и отведать прекрасное на вкус мясо, которое приготовил отец с остальными отцами. Юнги и Чимин пили пиво и говорили о чем-то своем, родители также. А Чон медленно пил за компанию, чувствуя легкость собственного тела и как разум начал постепенно становиться затуманенным, не соображающим. Было приятно провести время с семьями Мин и Пак, да и со своими друзьями. С этим им повезло: то, что их семьи тесно общаются и куда и когда угодно могут выбраться вместе. Небо уже потемнело. Где-то отдаленно можно услышать пение сверчков. Было на душе, знаете, как-то спокойно. Только мысль о Тэхене не давала до конца расслабиться. Чон уже достаточно выпил, но все равно не решался начать разговор, даже когда появилось подходящее время, потому что родители отошли далеко: все потому, что отцы Юнги и Чимина курящие. Однако Мин-Дже вряд ли был этого против, его это совсем не смущало. Вот если бы он увидел с сигаретой своего сына, то, конечно, был бы совсем другой разговор, а то и скандалы. Тэхен, опустошивший бокал вина (пиво он терпеть не мог, как и отец Чона, поэтому те пили полусладкое красное), пересел с садовых качелей на лавочку, ближе к Чонгуку. Чимин и Юнги переглянулись между собой и побыстрее встали, чтобы выйти из-за беседки, несмотря на молящий взгляд своего друга. «Предатели» — говорит Чонгук про себя. Но понимает, что они хотят, как лучше. Более того, он сам сказал, что поговорит с ним ближе к вечеру, а вечер уже настал. Надо было уточнить, что не сегодняшним вечером, надо было… Однако поздно он об этом задумался. Положение плачевное. Во взгляде Чона горит яркий сигнал «SOS!», когда он поворачивает голову к друзьям, но те только машут руками в его сторону и дергают бровями, намекая, что не придут, пока они с Тэхеном не поговорят. По виду Тэхена можно было понять, что тот слегка под градусом: его покрасневшие щеки, глаза, в которых смешинки, глупая улыбка и плавные движения, но в то же время весьма неаккуратные, потому что тот случайно проливает из бутылки алкоголь прямо на штаны Чонгука. Тот, вскрикнув от неожиданности, дергается. На ткани появляется яркое бордовое пятно, расползаясь по ней, как множество бактерий. — Надо же, какой я неаккуратный, — в тоне звучит явная насмешка. До Чонгука доходит, что он специально пролил на его штаны вино, и это понимание жутко начинает раздражать. Да что не так с этим преподавателем? Что не так с ним, Чонгуком? Его то бесит Тэхен, то тянет к себе, то снова бесит, то он его хочет, то избегает встречи с ним. Он себя не понимает… — Серьезно? — вздыхает Чонгук устало. Ким берет салфетку со стола и аккуратно проводит ей по штанине, прямо возле паха, где и расположилось огромное пятно, сделанное им же. И смотрит на него, не моргая, улыбается. «Просто вытирает пятно, Чонгук, успокойся. Не домогается, понятно?». — Вполне, — слетает с уст. Убедившись, что он хорошо протер испачканные штаны, Ким поднимает взгляд к Чонгуку. Он медленно подводит губы к уху Чонгука, а ладонью крепко сжимает внутреннюю сторону бедра. В Чонгуке вспыхивает огонь. Тело все горит до ужаса, дыхание резко сбивается… В глазах — то ли наслаждение, то ли испуг, то ли заблуждение, но ему явно это нравится. «Все же домогается. Может, потому что пьян?». — Каково это — дрочить и представлять меня, Чонгук? — шепчет прямо на ухо. Его горячее дыхание обжигает. Чонгук чувствует, как сердце падает прямо в пятки. Практически не стучит от страха. Спину пробрало холодным потом. — Я… — он и слова вымолвить не может. Боится сказать лишнего, хотя ситуация и без того хуже некуда. — Извините… Я не хотел… — Чонгук едва ли заикаться не начинает. Тэхен смотрит на него внимательно, словно изучающе и так, словно сразу же протрезвел. Он нахмурился на последние слова Чона. — Не хотел что? Ласкать себя и стонать мою фамилию? — Хватит, — просит он, чувствуя, как ладонь крепко сжимает его бедро… Вау. Голова идет кругом. — Мне надоело, что ты бегаешь от меня, Чонгук, — Ким тяжело вздыхает и отстраняется от него. Чонгук противоречит себе: говорит «хватит», но в то же время хочет большего. — Я не монстр, — преподаватель глянул в его сторону. — Нет ничего страшного в том поцелуе и в том, что я тебе нравлюсь, Чонгук. Я тебя не съем, — Тэхен снова смакует вкус вина на языке. Чон поджимает губы и выглядит весьма виновато, но сказанное оспорить не может: ему правда он нравится. — Но обучить тебя в такой ситуации я не смогу. Это понятно? — Да… — Чон неровно выдохнул и сделал глоток пива, потому как благодаря помощи Тэхена, вина больше не осталось. Пиво было мерзким на вкус. Тэхен наблюдает за его реакцией. Чонгук погрустнел. Тэхен полагает, что все дело в том, что он не сказал, что симпатия Чонгука взаимна. — В тот вечер я хотел прийти сам и поговорить, но услышал стоны, — Чонгуку становится максимально неловко, даже несмотря на то, что он пьян и в таком состоянии ему должно быть просто пофиг. Тэхен ухмыльнулся уголком губ. — Посмотри на меня. Чонгук послушно поднимает голову. Он выглядит так мило и смотрит на него с надеждой. — Я чуть с ума не сошел, когда услышал их, — неторопливо продолжает он. Они не прерывают зрительный контакт. Чоновы брови изгибаются в непонимании, а Ким коротко смеется с его выражения лица. — Я возбудился тогда. Жутко. Мне пришлось удовлетворять себя. Чонгук удивленно округлил глаза — они снова похожи на оленьи. Очаровательно. — Это значит… — Что ты тоже мне нравишься. Боже мой. Ну что, серьезно? Почему они, черт возьми, не могли поговорить раньше? Гребаный Чон Чонгук и его нелепый страх. Наконец-то все решилось. — Нам стоит постирать твои штаны, как думаешь? — с улыбкой спрашивает Тэхен. Чон догадывается о том, что это может быть намек. Чонгук расплывается в глупой улыбке и смеется. — Это точно.