Красная лента

      Бросаться следом и устраивать прилюдную порку Йегер за такую шалость не стал. Все-таки он решил дать ей послабление сегодня. Особенно после насыщенных событий дня. Копаться в бумагах ему и самому не хотелось. Отчеты и прочая писанина, доставшаяся ему, могла и подождать вечер. С офицером вермахта так и не удалось пообщаться, он будто намеренно избегал Эрена, и это злило.       Как и злило то, что позволил себе расслабиться у той реки, куда притащила его Микаса. Йегер стиснул зубы, вспоминая, как бросился зачем-то вновь в воду, когда не заметил ее, лишь круги, разносящие пугающее спокойствие. Ну, не мог же он позволить умереть обслуге, которая еще и забавляла своей недоступностью. Пытаться подмять ее под себя, а не брать силой — эта идея грела его душу. А для ее исполнения необходимо было придерживаться плана. Эрен был уверен, что еще поиграет с чувствами гордячки. Ему — развлечение. Ей… Да кому какое дело, что будет с полячкой?       Набросив на плечи китель, Йегер прихватил сигареты и, закуривая, вышел на улицу, мерно шагая по дороге, выпуская крупные и густые клубы дыма. Где-то шумели компании молодых; рвали глотки собаки, недовольные людской активностью; со стороны речки доносился смех. Типичная ночная деревенская жизнь под аккомпанемент различной живности. Эрен поморщился. Кмет и впрямь сдержал обещанное: забросали его отчетами по каждому паршивому поросенку. Не понравилось им, что их власть окончена. Ничего. Скоро все здесь будет под единой властью рейха. И тогда он — Эрен Йегер — с насмешкой плюнет им всем в лицо, прежде чем выстроить в ровные ряды, найдя факты о предательстве режима.       Его размышления уносили все дальше, и, когда все пришло в норму, то он вынужденно остановился, возвращаясь в темноту реальности болгарской деревни. Затянувшись, он продолжил смотреть на возникшую, словно из ниоткуда, Микасу, рядом с которой тут же нарисовался странный мужичок, пытавшийся подойти к ней то с одной, то с другой стороны. Эрен нахмурился, но не спешил скрыться, хоть и не выдавал себя. В ночи его точно могла выдать лишь мелькавшая сигарета, которая поперхнулась дымом, втоптанная носком сапога в грязь.       — Ну, панночка! — Парень поправил венок из белых цветов, который они сделали за время прогулки. — Я ведь хочу лишь прогуляться.       — А мне хочется быть звездой на ночном небе, и что теперь? — Она засмеялась, от чего ее подруги насмешливо глянули, отмахиваясь от парня. Микаса вдруг задумалась. — Никола, а ты, правда, на все готов ради меня?       Ее взгляд вдруг переменился, стал хитрее. Парень закивал.       — Тогда достань мне дикую алую розу, что растет в самой глубине нашего леса. — Микаса почти невинно улыбнулась, хлопая ресницами. — Может, тогда и погуляю. Но не смей обманывать! Ту розу я узнаю сразу.       — Ты что, панна, с ума сошла? — тут же возмутился он. — У нас в лесу не растут розы.       — А ты найди. — Аккерман тут же стала серьезной и повернулась к нему спиной, не желая дальше продолжать разговор.       Дальше слушать разговор Эрену не захотелось. Глупое желание и глупый ответ. Сворачивать с дороги и уходить — тоже не вариант. Деревня не такая уж и большая. Поэтому Йегер, в очередной раз щелкнув зажигалкой, пошел вперед. Как всегда и делал. Отступать — не дело офицера.       — Вот вся твоя любовь, значит? Какую-то розу достать не можешь? — пронзил Эрен тишину ярко и запоминающееся. — А ты… Роза тебе зачем? Проверить его любовь хочешь? Так вот она, смотри — на лице его написана. Видишь, как в лес идти боится? Довольно гулянок на сегодня. На брак все равно сегодня не дам вам согласия. Расходитесь по домам. Всех касается на эту ночь.       Наградив всех равнодушным, ледяным взглядом, он потянул Микасу за собой.       — Да ну, унтерштурмфюрер, какой брак? — Она засмеялась, быстро махнув рукой подругам. — Да и роза мне, действительно, не нужна. Мне просто хотелось посмотреть, на что он готов. — Она пожала плечами, хмыкая. — Все равно он трус.       — Он или трус или идиот, раз не видит, с кем ты живешь. — Продолжая тянуть Аккерман к дому, Эрен призадумался. А ведь и впрямь к ней мужчины липнут, словно ощущая что-то, от чего потом отказаться не могут. — Что за роза-то хоть?       Его голос смягчился, а вот внутри — ни на секунду.       — Из сказки. — Она усмехнулась. — Аленький цветочек. Она нравилась мне в детстве. Просто вспомнилось.       — Погляжу, так ты никого и не любишь. Неужели за все это время никто не приглянулся? — Йегер толкнул плечом дверь в дом, не уходя с прохода, но оставляя ей возможность проскользнуть. Ему стало интересно, что же на самом деле послужило ее такому поведению причиной. Зачем собирать вокруг себя мужчин, смотрящих в рот, но не волнующих душу? Эрен помнил это выражение матери, и сейчас оно само возникло в памяти.       — Мне нравился один. — Она пожала плечами, заходя в дом. — Теперь моя двоюродная сестра его жена. Да и к тому же, герр Йегер, вы бы сами смогли бы полюбить кого-нибудь из них? Они похожи на чудищ, некоторые даже ведут себя так же.       — Полюбить? — произнес так, словно и слово это слышал впервые, и предпочел перевести тему обратно на Микасу. О любви и прочем Эрен не задумывался, считая, что вся эта чушь только ослабляет, делает слабее и уязвимее. Для удовлетворения физических потребностей всегда были в доступности женщины. Были и для продолжения рода. Как бы это ни раздражало Йегера, но все в идеологии рейха было просчитано до мелочей. Словно кто-то расписал всю его жизнь и погнал по задуманному кем-то сценарию. Но это мелочи. Если от того, что он станет болтом в огромной машине Великого Рейха, будет зависеть, насколько скоро придет это светлое будущее. — Значит, не такая уж ты хорошая ведьма, раз сестре позволила мужика увести. Или сама струсила и не призналась?       Йегер шумно опустился на стул, стаскивая с себя китель, оставаясь в выглаженной рубашке.       — Отчего мне унижаться и бегать за кем-то? Пусть она подбирает огрызок и наслаждается тем, что он ее колотит от злости. — Микаса закатила глаза. — Я посчитала ненужным признаваться. По итогу оказалось, что это лишь подростковое влечение.       Ухмыльнувшись, Йегер подошел к ней вплотную, недолго всматриваясь в ее глаза. Было крайне любопытно наблюдать, как в них плескались эмоции. Но он четко помнил и ее обещание не плакать. Самоуверенная.       — А по итогу, влюбишься в монстра, который разобьет твое сердце, и только после этого поймешь, что любовь — чистейшая чушь. В том понимании, в котором многие ее видят. Обман и иллюзия. Чем быстрее осознаешь это, тем жить легче станет.       — Чушь, — не задумываясь, ответила она. — Даже если у меня получится полюбить, мне будет все равно на то, что это иллюзия. И когда она завянет, словно цветок, я оставлю внутри себя теплые воспоминания об этом чувстве.       Она стойко ответила на его взгляд, даже не дернувшись.       — Да и кому какое дело до того, какие иллюзии я питаю.       — Мне важно, чтобы ты дома вовремя была. Есть дела или нет — разницы никакой. В противном случае — отправлю солдата за тобой. А может, лишить тебя возможности к мужчинам в головы влезать? Запереть в доме, и достаточно. Будешь красивой куклой, на которую можно смотреть, но не трогать. — Йегер приподнял пальцем выпавшую прядь черных волос и небрежно бросил, сразу убирая руку в карман.       — Теперь я канарейка? — она возмутилась. — Может, в клетку меня посадить и простыней накрыть. Выпускать, только когда нужно готовить или убирать, а?       — Захочу, так и петь заставлю, — Эрен рассмеялся, но вскоре вернул прежнее спокойствие, начиная расстегивать рубашку. — Все, что пожелаю, могу заставить делать. Другое — хочу ли. Но можешь выдохнуть. Пока что меня все устраивает в нашем с тобой прекрасном общении.       — Оставьте меня в покое, унтерштурмфюрер. — Панна нахмурилась. — Вы непозволительно сократили дистанцию.       Не дожидаясь ответа, она прошла в свою комнату, надеясь на то, что Йегеру вдруг действительно захочется оставить ее в покое. Глупая девчонка, точно не понимающая, что здесь все зависело только от одного желания Йегера. Следовало бы проучить ее, показать, что ее нехотение совсем ни на что не влияло. Но тогда бы игра прекратилась, стало бы вновь скучно и банально.       Оставалось только хмыкнуть и броситься в объятия подушки. И опять завтрак, на который Эрен подозрительно покосился, но, проследив, что Микаса и себе положила ровно то же, выдохнул. Ни слова в ее адрес за большую часть дня. Он молча пнул пустое ведро из-под воды, затем думал швырнуть ей несколько вещей для стирки, но передумал, занявшись этим самостоятельно. Разве что фуражку, которую следовало бы привести в должный вид, он положил на кровать Аккерман.       Не успел Эрен раскрыть рот, чтобы все же заговорить, озвучить Микасе предпочтения для обеда, как в дверь постучали, и лейтенант вермахта Гюнтер Шульц ввалился внутрь, стоило поднять засов.       — Унтерштурмфюрер Йегер! Я слышал от ребят, что ищешь меня, никак найти не можешь, так вот — поспешил сразу сюда, как только узнал. Вот как бывает, деревня — совсем маленькая, а найти друг друга не можем.       Пройдя внутрь, Гюнтер опустил на стол четыре бутылки вина, на что Эрен моментально вздохнул, понимая, на какой разговор тот пришел. Йегер недолюбливал офицеров вермахта. Собранные из отморозков, повернутые на алкоголе и насилии, они вызывали у него отвращение. Впрочем, с обратной стороны к офицеру СС тоже не испытывали нежных чувств. Все прекрасно знали, для чего Эрен был переведен из гестапо на новую должность и отправлен сюда, пусть и не полностью. Но на то и секретная информация.       — Герр Шульц, не имею обыкновения напиваться в столь раннее время. — Эрен хоть и поморщился, но сел за стол напротив.       — Ничего! В этом тухлом месте больше и делать-то нечего: пить и трахаться. Трахаться за алкоголем. И трахаться в алкогольном угаре. Иного варианта не дано.       Сжав губы, Эрен бросил на Шульца такой взгляд, будто обвинил только что его в преступлении против всей родины, но, уловив страх и агрессию, рассмеялся. Только вот вырисовывалась новая проблема. Гюнтер точно не упустит возможности попытаться поймать хоть малейшую деталь, которую мог бы в дальнейшем обернуть против Йегера. Например то, что, вопреки негласному пока что распоряжению, полячку следовало использовать по прямому назначению. А коли она не нужна Йегеру, зачем же держит при себе? Вся репутация могла пострадать из-за какой-то личной прихоти. И отдалить Эрена от мечты получить маячившее повышение.       — Это уж точно, — продолжил Йегер, когда мимо проходила Аккерман, спешно ставя на стол тарелки с закусками. И когда только успевала готовить? Но это было неважно, потому что в следующий миг он поймал взгляд Гюнтера, направленный на Микасу, что вызвало настолько острое негодование, что Эрен залпом выпил стакан вина. Вот истинное лицо офицеров Вермахта — Гюнтер Шульц — не знающие границ в своих желаниях, не желающие ставить даже малейшие рамки. Все это было точно не для Йегера. — Выкладывать, как я понимаю, заключения на мои ответы ты не станешь. Так, может, давай тогда напьемся?       — Вот это — дело, достойное называться важным! — взревел Гюнтер, тут же разливая вино на два бокала.       Алкоголь вдарил по непривычному к нему сознанию. Уже довольно скоро Эрен нагнал лейтенанта, и едва мог связать хоть пару строк. Сидя напротив друг друга, Йегер рассказывал весьма интересные истории из стен гестапо, где ему довелось побывать. Все эти кошмары пришлись по душе Гюнтеру, а вот Эрену почему-то стало тошно от такой реакции. Хотя, другую он и не ожидал. Вспомнив с трудом слова известного в Германии марша, он начал отстукивать по столу его ритм, который Шульц быстро подхватил, подсвистывая.

«А на фронте рвутся Бомбы и гранаты. Девушки плачут О своих солдатах. И когда солдаты Домой с войны приходят, Все их невесты Давно в замужних ходят»

      Веселый ритм сразу разбавил разговор, и Эрен, откашлявшись с непривычки, промочил горло вином. Он никогда не считал себя певцом, но музыкальный слух все же имелся. А поставленный властный голос играл в данной ситуации немалую роль. Да и петь сейчас совсем не хотелось, но раз уж так вышло…       — Мне тут ребятки напели, что ты у них из-под носа полячку уволок. — Гюнтера, казалось, совсем не волновало то, что Микаса в очередной раз обновляла овощную нарезку. Заметив, как Шульц облизнул губы, глядя на Аккерман, Эрен попытался в очередной раз скрыться от своих же желаний, закутавшись в непонимание. — Организуем обмен. У меня в доме такая дура есть гладкая… Закачаешься! А щель какая! Войти и кончить, как говорится.       Слишком жирный намек на желание «испробовать» и Микасу. Собственничество и нежелание делить с кем-либо то, что принадлежало ему, Эрен довольно резко потянул Микасу на себя, утягивая к себе на колени. Его рука сразу прошлась по ее талии, к бедру и забралась по коже ровно к ягодице, с небывалой силой сжимая ее. Следующим, что сделал Эрен, так перекинул ее ногу и устроил лицом к себе.       — Не нужна мне твоя стремная девка. Видишь, что дух вытрахать меня и здесь прекрасно просят. — Он едко ухмыльнулся, утыкаясь в шею Микасы, продолжая путешествие рукой по ее нежному телу. Возбуждение подступало к животу непроизвольно, скапливалось там, стекаясь отовсюду. Но Эрен не был бы собой, не пытаясь усмирить подобное. Глухо прорычав, достигнув груди Аккерман, он сжал ее, выдохнув, и совершенно ровно посмотрел в ее глаза, надеясь увидеть там… Эрен и сам не понимал, чего хотел сейчас: чтобы Гюнтер свалил, и можно было продолжить, или же чтобы Микаса вскочила. Оба варианта были ему по душе. Но даже несмотря на свое случайное желание, Эрен прошептал Аккерман на ухо: — Не бойся меня, панночка. Это для тебя.       Его пальцы сильнее сжали ее сосок, который из-за съехавшей одежды, теперь оказался прямо перед лицом Йегера.       Она еле заметно кивнула, нервно поджимая губы и вглядываясь в пол, не желая думать о том, что происходило, и какую реакцию на эти действия выдавало ее тело. Голова начинала гудеть, а в глазах медленно скапливаться слезы, но Аккерман быстро взяла себя в руки. Не хватало ещё кормить гестапо своими слезами.       — А жаль, герр Йегер. — Гюнтер раздосадовано закачал головой. — Такую девку скрывать от всех — почти преступление против Рейха. Но я понимаю эту жадность, если бы я успел раньше тебя, тоже бы запер ее у себя и не выпускал.       Он выпил залпом вино.       — Не выдержишь, Гюнтер, такой активности. Не по тебе она, друг мой. — Эрен оскалился, проводя уже ладонями по спине Микасы, целуя ее ключицы, грудь. Сажать на колени — явно дурная затея. И бесконтрольное возбуждение было в таком случае вполне ожидаемо. Жаркий шлепок, и он зарычал, почти скидывая с себя Аккерман, успев задернуть ее платье: — Опять отвлекать удумала?! Вперед! Чтобы вся картошка дочищена была!       Повернувшись к Гюнтеру, потеряв интерес к Микасе, Эрен закатил глаза и покачал головой.       — Стерва. Всякий раз от работы сбежать таким образом пытается. Но есть дела и важнее ласканий. И каждый свое место знать должен, так, герр Шульц? — Йегер нахмурился, едва удерживая равновесие, даже сидя на стуле. И от такого состояния было тошно.       — Никогда не понимал вас — гестаповцев, — обронил Гюнтер и тут же побледнел, встретившись взглядом с Эреном. — О, герр Йегер, кажется, вспомнил, что хотел отдать распоряжение, чтобы утром мои отчеты тебе доставили.       — Какая внезапность, — улыбнулся Эрен леденящей улыбкой. — Тогда… Не смею задерживать.       Шатаясь, едва соображая, но Эрен, обнимая за плечи Гюнтера, почти выпихнул его из дома. Зажмурившись, он прислонился к стене. В голове все кружилось и смешалось. Эрен сам не понял, как добрался до кровати, да так и рухнул на неё в одежде.       Ночью, когда панна полностью успокоилась, она зашла в свою комнату, обнаружив пьяного унтерштурмфюрера, спящего на ее кровати. Что ей стоило сейчас взять, и заколоть его? Но если она это сделает, ведь точно придут другие. Намного хуже.       Аккерман села на кровать, пытаясь решить: будить или нет. А если будить, не будут ли ругать?       — Герр Йегер! — Она наклонилась к его голове, аккуратно тормоша. — Герр Йегер, вы уснули на моей кровати.       Шумный и рваный выдох вырвался из его груди, и Йегер сел, упираясь ногами в пол. Его знатно мотало из стороны в сторону, что он мог запросто упасть снова. Однако на каких-то резервных силах он поднялся.       — Врешь ведь. Моя комната. Что мне у тебя делать, ведьмочка? — Упершись рукой в стену, он всмотрелся. Пустой взгляд остановился на Микасе. — Ты привела сюда?       — Кого? — Она проморгалась, не понимая о чем он. — Вы брешите, унтерштурмфюрер, это моя комната. Видите?       — На меня твои привороты не действуют. — Хмурясь, Йегер сжал второй рукой подбородок Аккерман и приподнял ее лицо, всматриваясь более чем внимательно. — Даже не думай, что это возможно. Глупая девчонка. Нет у лучшего офицера СС чувств. Не бывает такого.       Его рука разжалась довольно быстро, и Эрен, хватаясь за стены, начал двигаться прочь из комнаты. Микаса злила его. Ее присутствие злило. Как и то, что он реагировал на нее и сам. Под ногу попалось ведро и с шумом отлетело в сторону под немецкие крепкие ругательства.       Аккерман шокировано стояла несколько секунд, после чего быстро закрыла дверь и легла на кровать, накрываясь одеялом с головой.       — Ненормальный, — тихо прошептала она, жмурясь, только бы уснуть.       Но сна не было. На улице снова была гроза, из-за чего она бродила по дому без сна словно призрак, вздрагивая каждый раз от грохота.       Как же панна ненавидела все это. На кой черт немцам сдалась маленькая деревушка на окраине Болгарии? Микаса тут же разозлилась и тихо прошла в комнату, оборудованную под личный кабинет Эрена, тут же замечая, что одна из половиц подозрительно скрипит. Несколько раз проверив, насколько крепко спит Йегер, она сняла половицу и достала папку с документами.       Держа ее дрожащими руками, она стала быстро вчитываться в приказы, касающиеся евреев и поляков. Вздрогнув, она положила все так, как было до, и плотно прикрыла половицу.       Эта деревня состояла из беглых поляков и болгар, которые объединились у берегов Дуная еще задолго до первой мировой войны. Если у унтерштурмфюрера были приказы с четким указанием того, что делать с поляками, а также расстрелять всех укрывателей евреев, что откажутся сотрудничать, то почему он еще ничего не выполнил?       Будучи переполненной эмоциями, она зашла в его комнату, крепко сжимая нож для резки хлеба. Эрен спал мирно, словно и не был солдатом гестапо, а просто обычным человеком, мужчиной. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку и держа под ней руку. Панна заметила кончик ленты, торчащий из-под подушки и тут же подтянутый внутрь. Видимо, он сжимал ее во сне. Микаса тихо выскользнула из комнаты, возвращая нож на место и садясь за стол.       Впервые за все это время она расплакалась от того, насколько абсурдной была ситуация и, положив голову на руки, уснула за столом.