Красная лента

      Микаса тут же последовала в дом, снимая сразу с себя китель и вешая его на крючок. Она зашла в свою комнату, нервно выдыхая и стараясь не думать о том, что произошло на крыльце. Да вообще, обо всем. Скинув мокрую одежду и переодевшись в ночнушку, она легла и прикрыла лицо руками.       С улицы еще какое-то время доносились глухие удары и треск несчастного дерева. Эрен работал с такой скоростью, будто завтра утром грозился выпасть снег. Лишь спустя достаточно времени все стихло.       — Так что же значит твоя фраза, скажи, Микаса. — Влажные от воды волосы липли к его лбу, и он пытался дергано зачесать их назад, но это почти не получалось. — Если убить меня не хочешь, тогда что? Я уже ничего не понимаю.       Он шагнул в комнату, захлопывая дверь за собой, но сразу остановился, смотря на Аккерман, явно давая понять, что без ответа он уходить не собирался.       — Я не хочу Вас убивать. — Она села, прикрываясь одеялом. — И не могу объяснить это.       Аккерман скользнула взглядом по его торсу и остановилась на глазах, сжимая губы. Тут же покраснев, она отвернулась к окну.       — Да что б тебя, панночка, — привычное слово теперь прозвучало без обычной интонации, подчеркивающей ее происхождение: мягче, даже с некой мольбой, — достаточно уже всей этой официальности. Можешь хоть раз ко мне, как к человеку? У меня же и имя есть. Не только звание и фамилия.       Он опустился на кровать в самых ее ногах. Вся его великолепная осанка, сдержанность исчезли, и сейчас сменились напряжением и нервозностью.       — Простите… Прости, Эрен. — Она смутилась, понимая, что впервые произнесла вслух это имя. — Чего ты хочешь сейчас? Я не понимаю.       — Скажи, сплетешь мне венок? Именно мне, никому другому. — Он приблизился к ней, нависая, но осторожно, словно боялся напугать. — Я сделаю так, что никто и слова плохого в твой адрес не рискнет сказать. Посмотреть косо не осмелится. Не хочешь — прогони меня сейчас, и я никогда не попытаюсь даже тронуть тебя.       Эрен прижал свою ладонь к щеке Микасы, приблизившись настолько, что можно было уловить, как сбивалось его дыхание, как в глазах мелькало что-то новое, никогда до этих пор не выбиравшееся из глубин его эмоций. Он смотрел ровно так, словно перед ним было нечто самое красивое и самое желанное на всем свете.       — Хорошо. Я сделаю. — Аккерман нерешительно приложила ладонь в ответ, медленно проводя подушечками пальцев по гладкой щеке.       Зажмурившись, Йегер сделал глубокий вдох, прежде чем откинуть на пол одеяло, чтобы притянуть Микасу к себе, с жадностью целуя. Он поочередно прихватывал ее губы своими, проходил по ним языком. Его ладонь, расположившаяся на затылке Аккерман, не позволяла ей отстраниться. Все походило на то, словно Эрен боялся, будто она могла передумать. Вскоре он оказался сверху, бережно уложив голову Микасы на подушку, но все так же не разрывал поцелуй. Его вторая рука опустилась на ее колено, неторопливо двинулась вверх к бедру, задирая ночнушку.       Микаса тут же запустила руку в его волосы и, чуть выгибаясь, позволила ему поднять ночнушку выше. Вторая рука мягко прошлась по ключицам, по его сильным рукам и торсу.       — Околдовываешь ведь, — он усмехнулся, отстранившись, расстегивая вечно тугую пуговицу на брюках. Но сразу вернулся к Микасе, переходя горячими и влажными поцелуями на ее шею, спускаясь ниже, ворча на мешающую ткань. Он дернул ее выше, гулко выдыхая, проводя кончиками пальцев по ее животу, бедрам, чуть сжимая их. — Приподнимись.       Дождавшись, Эрен быстро стянул раздражающую его ночнушку и откинул в сторону. Оглядев жадным взглядом ее тело, он поднялся, скидывая полностью с себя оставшуюся одежду.       — Ты невероятно красивая. Настолько, что никому никогда не отдам, — шептал он, покрывая ее грудь поцелуями, устраивая ее руки на своей талии.       Царапнув ногтями кожу, она не сдержала стона, когда он провел ладонью между ее ног.       — Я… — она запнулась, сжимая бедра. — У меня никогда не было мужчины.       — Просто расслабься. — Йегер, глянув по сторонам, подхватил упавшую вторую подушку и подоткнул ей под поясницу. — И не бойся.       Мягкая улыбка теперь предназначалась именно Микасе, никому больше. Не было погон на его плечах, не было всей этой ненавистной свастики. Перед ней был совершенно обычный мужчина, явно старающийся принести удовольствие, а никак не что-то плохое. Его губы проходились по ее груди, пальцы сжимали соски. Он действовал не слишком аккуратно, но с присущей ему страстью. Поцелуи перешли на область ребер, и Эрен прикусил осторожно ее кожу, тут же пройдясь языком.       Наконец он устроился между ее ног, закинув их себе за спину, заставив Микасу обвить себя ими. Пройдясь ладонью по промежности, задевая чувствительные точки, Йегер вновь припал к губам Аккерман, но уже с нежностью.       — Выдохни глубоко и вдохни, но не зажимайся, иначе будет… неприятно.       Она попыталась расслабиться и, вдохнув, дернулась, когда он вошел. Резкая боль заставила ее упереться ладонью в его грудь, в неосознанной попытке отстраниться, но он только начал входить глубже.       Она выдохнула, притягивая дрожащими пальцами его лицо для поцелуя, но лишь прижалась своим лбом к его.       — Я соврала, когда сказала, что никого не люблю, — быстро прошептала она, проводя пальцами по его спине.       Эрен вздрогнул, будто озвученное было чем-то немыслимым. Он ошарашено уставился на Микасу, чуть отстранившись, блуждая быстро взглядом по ее лицу. Точно хотел что-то ответить, но плотно сжал губы, вжимаясь лицом в ее шею, покрывая кожу поцелуями.       Не поднимая головы, он переместил ее руки себе на бедра, чтобы позволить контролировать свой темп, сразу начиная двигаться. Постепенно, размеренно, задерживаясь, входя еще не полностью.       Он рвано и нервно дышал в шею Микасы, прихватывая периодически ее кожу губами. Было очевидно, что он сдерживал себя.       Немного привыкнув, она подалась ему навстречу, надавливая на бедра и начиная тихо постанывать.       В прошлом, когда девушки собирались вместе, они шептались о том, что стоны помогают быстрее привыкнуть и расслабиться. В тот момент это казалось таким далеким от нее, что Аккерман даже не обратила особого внимания на это.       Затыкая ее рот глубоким поцелуем, Йегер ускорился, разместив руки по обе стороны от ее головы. Он терзал ее губы, прикусывал и периодически отрывался, чтобы дышать.       — Теперь моя только. Не отдам. Никому.       Сдавленные хриплые стоны его сменялись ровным и выправленным дыханием, когда он, наконец, начал двигаться, не сдерживаясь. Так, как хотел, хоть периодически и поглядывал на лицо Микасы, улавливая ее эмоции.       Она притянула его к себе, сжимая волосы и покрывая его лицо поцелуями, затем опускаясь к шее, слегка прикусывая ее, прижалась к его уху.       — Никто и не посмеет забрать.       Довольная улыбка появилась на лице Эрена, и он, остановившись на время, сжал пальцы Микасы, направил их между их тел, выводя ее же рукой круговые движения.       — Чувствуй себя, пробуй. Не получится — не страшно. В другой раз все будет приятнее, обещаю.       Вновь губы Йегера оказались на груди Микасы, лаская напористо, прерываясь на то, чтобы, прикрыв глаза, замедляться, и после начать все с новой силой. Аккерман сжала его бедрами, ощущая то, как сильно начинал стягиваться ком внизу живота, обжигая пульсацией и выбивая воздух из ее лёгких.       Щеки горели огнем, она чувствовала, как несколько раз этот ком нарастал, оставляя ее где-то на грани, но так и не дал провалиться в столь желанную бездну, заставляя ее проходить все это снова и снова.       Аккерман шептала его имя, словно это хоть как-то могло избавить ее от этих сладких мук.       Вновь уткнувшись в ее шею, Эрен совершил еще несколько достаточно грубых толчков, глухо выдыхая, шепча что-то невнятное, собирая губами влагу с ее кожи. Двигаясь в ней уже медленно, как по инерции, Йегер убрал с лица Микасы влажные волосы. Только после этого он лег рядом, наспех вытершись краем сбитой простыни — все равно менять. Вытащив из-под Аккерман подушку, он подложил ее себе под голову, глубоко вбирая воздух и так же долго выдыхая, пропуская при этом через свои пальцы ее волосы.       — И как ты? — спросил он не сразу, только когда голос его начал звучать более спокойно.       — Я думала, это ощущается немного иначе, — прошептала она, пытаясь восстановить дыхание и унять дрожь в пальцах.       — Ты… — Йегер мягко поцеловал ее плечо и прошелся грубыми подушечками пальцев по нежной коже. — Ты восхитительна и невероятно прекрасна. Создана для любви. Но уточню, что моей.       Кровать вновь всхлипнула, когда Эрен довольно резко повернулся на бок, прижимая к себе Микасу, тычась носом и губами в ее щеку, шею…       — Получается, я же, вроде как, жениться теперь на тебе должен? — Он глухо посмеялся, но все же, отстранившись, посмотрел на нее со всей серьезностью.       — Вроде как. — Она задумалась, только-только начиная осознавать, что только что произошло. Между ног сильно тянуло, из-за чего Микаса чуть поморщилась, поправляя волосы.       — Я нагрею немного воды, а ты лежи, отдыхай. Спать в моей комнате будешь — кровать больше. Да и не стоит сейчас с бельем возиться.       Нежный очередной поцелуй в губы, и Эрен ловко перебрался через Аккерман на пол. Чуть помедлив, он все-таки нашел отброшенные кальсоны и натянул их на себя.       — Не спи только, я быстро.       Довольно скоро из кухни донеслось ворчание — Йегер все так же с трудом справлялся с печью, но, погремев, видимо, достиг результата, как и всегда. Судя по хлопку двери, сам он предпочел окатиться водой из колодца.       Она легла на бок, поправляя подушку под своей головой и вглядываясь в дверь. И что теперь? Да ничего. Она стала той, кем ее считали все жители деревни. Легла под немца, который приехал, чтобы искоренить несогласных с рейхом. Подсознательно Микаса понимала: ничем хорошим эта связь не кончится. Ему никогда не одобрят брак с ней, а ее в любой момент могут отправить в публичный дом.       Аккерман почувствовала, как ее начинает душить совесть. Почему именно он должен был так ей понравиться? Солдат гестапо, который убил ее друга. Но ведь ничего с собой не поделать: стоит ему снова появиться в комнате — она тут же забудет обо всем. Микаса села, накинув на себя ночнушку. Живот сразу же затянул, из-за чего она охнула и оглядела простыню, немного испачканную кровью. Смущенно выдохнув, она стала заплетать свои волосы в косу.       Он пришел, сразу вываливая ей на колени цветы, которые росли поблизости — за домом. Глупо улыбнувшись, Эрен взъерошил волосы.       — И чтоб ни одна живая душа об этом не знала. Всю репутацию похоронишь.       — Как скажешь. — Микаса улыбнулась, поднимаясь и аккуратно складывая цветы в сторону. Подойдя к нему вплотную, она привстала, нежно касаясь его губ и щек, а затем выходя из комнаты, чтобы помыться.       Просто сидеть и ждать чего-то Эрен не смог. В его голове царил абсолютный хаос, возведенный в степень страха. Только не столь за себя, как за Микасу. И что с ней станет, стоит выйти за пределы этого дома? А если завтра придет приказ… Йегер нервно заходил из стороны в сторону по небольшой комнате, где даже запах был настолько пьянящий, что перед глазами все кружилось. И это в преддверии нарастающей тревожности из-за готовящихся высшими офицерами операций. Эрен совсем недавно перешел из унтеров в офицерский состав, и еще не был посвящен во многие вопросы, но мог догадываться о надвигающейся опасности. Раз уж начали поступать приказы касаемо чистки среди своих же, выстраивались правильные отношения к евреям и полякам… Нельзя было ждать, что ему будет позволено вдруг зажить своей жизнью. Он — деталь в огромном механизме. Механизме, который — Йегер верил, — способен принести процветание миру. Сделать его лучше, чище. Он все еще верил, что выстроенная система способна принести пользу людям. Иначе для чего он так старался? Только… Раз уж все настолько красиво пелось, почему для его личного счастья он не мог делать собственный выбор?       Нет. Всегда был выход, и он найдет его. Как минимум, у Микасы мать — немка. Это уже давало преимущество. Маленькое, едва ощутимое. Но Эрен хватался за эту мысль, как за спасение. Он точно не хотел оставлять ее тут одну. С ней ему было… хорошо. Уютно и тепло. С ней он был человеком. А не тем, кого ненавидели даже свои.       Цветы аккуратно легли на стул, и Эрен накрыв голову руками, опустился на кровать. Нужно было как-то усмирить этот поток мыслей. Резко поднявшись, он стащил с силой белье с кровати Микасы. Зачем его дурное сердце рвалось именно к ней? Неужели нельзя было выбрать немку? Ну, итальянку. Да хоть кого, только не полячку, живущую в затерянной болгарской деревушке. Несправедливо. И в отношении ее несправедливо. Но Йегер не умел сдаваться, он четко просчитывал каждое свое действие. Главное — не выдать своих бешеных чувств, которые сейчас колотились в нем, разрывали и душили приятным послевкусием.       Микаса должна принадлежать ему. Вся целиком. Навсегда. И, если потребуется, идти на прием с прошением к самому рейхсфюреру, то так и быть. Он встретит свою судьбу так, как положено офицеру. И уж точно не скрываясь. Главное, чтобы время было.       Ведь кто еще так сладко называл его по имени? Кто был способен усмирить в нем бушующего зверя одним прикосновением, и им же побудить? Эрен нервно рассмеялся, вспоминая свои же слова. Никогда не влюбится. Никогда не поведется на ее чары. Никогда… Никогда не разлюбит. Ее. Бережно собрав цветы, он перенес их в свою комнату, разложив на кровати, и опустился на пол, закинув голову, закрыв глаза. Врали все, говоря, что у офицера СС не могло быть чувств. Абсолютно наглая ложь. Иначе что тогда так стучало в груди при одной только мысли о Микасе?       Он поднял взгляд, когда Аккерман вошла в его комнату, не сдержав улыбку. Хотелось спросить, не причинил ли боли, как вообще себя чувствовала, и, если что-то было не так, то хоть как-то, хоть чем-то сгладить все. Нежностью, вниманием, заботой. В нем словно очнулось все, что так уверенно давилось все эти годы. Хоть внешне он и старался держать все под контролем.       — Как ты? — вновь спросил Йегер, понимая, насколько глупо это могло звучать, хоть и сам заметил, что попытался узнать не только о физическом ее состоянии, но и о том, что было сейчас в ее голове. — В смысле, вода не холодная была?       Он смотрел на нее снизу вверх и не торопился что-то изменить в этом своем положении, хоть и не подобало позволять подобное.       — Вода была теплая. — Аккерман села на кровать, начиная делать венок. — И что теперь? Между нами.       Эрен придвинулся к ней, кладя голову ей на колени, закрывая глаза.       — Ты нужна мне, Микаса. Даже если за стенами этого дома я не смогу быть тем, кем должен, то это не будет значить, что я не могу любить тебя. Я обязательно придумаю, что сделать, как все решить. Я ведь не какой-нибудь солдат вермахта, почти не имеющий права голоса. Тебе же ничего скрывать не нужно, если хочешь. Но при людях я не смогу вести себя, как твой мужчина. Однако дома, обещаю, буду для тебя просто Эреном. Ни офицер, ни военный, ни унтерштурмфюрер… Просто Эрен Йегер. Если ты согласна на это…       Он приподнял голову, вглядываясь в ее лицо, а внутри обеспокоенно стучало сердце, норовя сорваться.       — Хорошо. Пусть так и будет. — Микаса нагнулась и поцеловала его лоб, после чего продолжила делать венок. — А если начнется война? Что тогда?       Нахмурившись, Йегер вытянул ноги перед собой, выпрямляясь. Еще недавно он был готов ко всему, а сейчас все запуталось настолько, что становилось совсем немного страшно.       — Я заберу тебя с собой. Не оставлю здесь. Пока не знаю… как именно. Но точно заберу. Выбью прием у рейхсфюрера. Я не могу себе позволить оставить свою женщину. Тебе здесь не место, понимаешь ведь.       Она улыбнулась.       — Что ж, получается, венок правду говорит. — Микаса усмехнулась, вплетая в каркас красивые белые цветы. — А женихов отгонял по причине, что нравилась? Или просто дурью маялся?       Эрен замолчал, опуская голову, но сразу же выпрямился, вскидывая подбородок. Нравилась. Еще с первого взгляда понравилась. И видеть никого не хотелось рядом с ней, кроме себя.       — Приглянулась. Поэтому и себе забрал в тот вечер. Ты красивая слишком, чтобы солдаты тебя пользовали. А ты упиралась, как не понимала, что тебя ожидало с ними. Но, я думал, что завалю тебя в ту же ночь. Дело привычное. — Он повел плечами и запрокинул голову, прижимаясь к ее коленям затылком. — Только передумал. А потом уже и других девушек не видел — тебя только. Признайся, есть в тебе что-то магическое. Тянет к тебе сильно, и сделать ничего с этим невозможно.       — Да ну, нет ничего такого. — Аккерман фыркнула, поправляя его волосы. — Просто у меня харизма. Наверное.       — Хочешь, к кмету схожу завтра? Скажу, что тебе в брак вступать запрещаю? Откажутся… — Йегер нахмурился, понимая, что напугать мог подобными размышлениями. — К черту кметство это. Я здесь власть. И сам вправе женой делать. Воспитан так. Неправильно же, чтобы вот так с той, кто нравится, кого любишь…       Потянувшись, Эрен выцепил травинку и обмотал осторожно вокруг пальца Микасы, сразу целуя ее ладонь. Вторую травинку он протянул Аккерман, садясь уже к ней лицом. Пусть на время, но ведь это и впрямь было важно для нее, так почему бы не сделать хоть чуточку правильно, как положено?       — Если они узнают, что ты хочешь сделать — дождутся твоего первого отъезда и сделают все по-своему, назло. — Она пожала плечами, внимательно оглядывая травинку. — Вот бы Богдана вернулась. Она бы смогла окончательно поставить их на место.       Микаса вдруг замолчала, вглядываясь в его озадаченное лицо.       — Она живет в лесу и раз в год возвращается в деревню, чтобы пополнить запас некоторых продуктов и повидаться со мной. Поэтому вряд ли кто-то из солдат ее знает… — Микаса задумалась. — У людей есть обыкновение бояться тех, кто любит уединение. Она для всех ведьма.       — Значит… Никто не узнает. Но для всех я тот же офицер СС, который четко выполняет приказы. Власть надо мной есть только у тебя и рейха.       Йегер послушно уселся удобнее перед ее ногами, обнимая их, целуя колени. Для него словно целый мир открылся, который кто-то запер наглым образом.       — Как скажете, герр унтерштурмфюрер. — Она улыбнулась и водрузила на его голову венок. Начало светать, от чего комната наполнилась теплыми солнечными лучами, что окрашивали ее в оттенки оранжевого. — Может, ляжешь на кровать? Вообще, по-хорошему нужно было бы снова сходить к реке, окунуться и походить по росе, но видеть их всех я не хочу. Да и мы нарушили правила, искупавшись ночью.       — Ладно. — Убрав с кровати цветы, Эрен откинул одеяло и повалил Микасу, сразу утягивая в свои объятия, из которых не хотелось отпускать. От скачущих эмоций сердце заходилось, а глупая улыбка сама по себе появлялась, и ее не хотелось прятать, наоборот. Йегер не понимал, что это за ощущение, но точно хотел потеряться в нем, отдаться полностью, пусть и только в пределах этого дома. — Мы можем сходить к реке завтра. Когда никого не будет. На то же самое место, на котором я боялся, что…       Оборвав себя, Йегер шумно вобрал воздух и закатил глаза. Чего уж тут теперь отнекиваться? Все стало и без того очевидно.       — Я боялся, что ты решила утопиться.       — Я бы не стала топиться. — Она обняла его, чувствуя, насколько сильно ей хочется спать. — По-крайней мере тогда, когда рядом кто-то есть. — Микаса коротко поцеловала его, нежно поглаживая по голове. — Сходим, если хочешь.       — Спи, красивая, — прошептал он, выводя пальцами круги у нее на талии, затрагивая живот. Йегер понимал, что наверняка ей все еще было не особо комфортно, поэтому надеялся, что хотя бы от его касаний и тепла будет хоть капельку легче. — С завтрашнего ходи, куда и когда хочешь. Не запрещаю. Только предупреждай, чтобы… Да мало ли. Мне спокойнее так будет.       Подняв упавший тонкий венок, Эрен повесил его на спинку кровати и осторожно, будто боясь, что все рассыплется от его неловкого действия, коснулся нежных лепестков.