Моя девочка-колючка. Инструкция по приручению

      Оставшиеся выходные проходили в крайне ленивом темпе. Делать ничего не хотелось, поэтому мои дела начались и закончились походом до ближайшего видео проката за очередными новинками мира аниме индустрии. Раньше думала, что аниме ограничивается всякой туфтой вроде Сейлормун, Трансформеров и мультиков с постоянной демонстрацией огромных как глобусы сисяндр и разной степени намокших трусиков при взгляде на объект обожания. Последние в моих глазах так и не смогли реабилитироваться, а вот жанры вроде муняшек и трансформеров пришлись по душе. Фанаткой я не стала, но в Акихабару была не прочь съездить. Может быть уже на следующих выходных. Все равно делать особо и нечего, а моя частная школа в США значительно опережала по программе обычную японскую школу, поэтому и не училась так уж усердно. А там, в Акихабаре, целый город развлечений! И специальные автоматы, и огромные магазины манги, и тематические кафе. По крайней мере, продавец в прокате описывал район в крайне привлекательных и вкусных красках, да с таким блеском в глазах, что я невольно заслушалась.       Надо бы растрястись, а то мое настроение мне в последнее время ой как не нравилось. По настоянию родителей я примерно лет с шести регулярно посещала психотерапевтку, и ой как мне не хватало ее общества сейчас. Просто чтобы поговорить, хотя бы поговорить. Родители хоть и нечасто дома бывали, но там почти всегда находилась домработница Викки, приглядывающая по хозяйству. Она обожала рассказывать истории о своей жизни, сдобренные красочными и не всегда нематерными описаниями, а я слушала. К нам иногда приходили ее дети, я смотрела за ними и играла. Мне было совсем не сложно и даже интересно общаться с малышней. Еще… дома остались две собачки: колли Гретта и хаски Доля. Коты Сумерки и Перец всегда скрашивали одиночество и улучшали настроение… а здесь… даже звуков с улицы не слышно. Звукоизоляция на высшем уровне. Я кричу — но соседи не приходят. Они не слышат… или давно подохли.       В этой просторной квартире, оборудованной по самому последнему слову техники, обставленной мебелью по проекту одного из лучших дизайнеров… мучительно одиноко. Иногда хочется выть. И я вою. Правда не на Луну, а на торшер в виде звездочки.       Понедельник и вторник прошли на редкость тихо и спокойно. Из святой троицы гопников я наблюдала только Па, усиленно штудирующего неприступные бастионы науки и позорно проигрывающего еще на подступах к замку. Печальная картина. Но он хоть пытается, в отличие от дружков. И почему меня такая злость берет, стоит только вспомнить прилипчивого карлика? Обычно подгажу в ответ на мерзость — и сразу легче становится. А тут… может потому что у меня давно не было нормального, живого разговора хоть с кем-то? Ладно, хер с ним. Проехали. Исчез с радаров — оно и к лучшему. Надеюсь, их загребли полицейские, и я больше этого умножателя в жизни не увижу!       Среда не предвещала ничего плохого, пока я не выбежала из подъезда. Чья-то сильная рука притянула меня к себе, прижала к широкой груди, и раздался вкрадчивый шепот маньяка-насильника в самое ухо: «Я за тобой, красавица». Голос я не узнала, запаниковала, молниеносно вытащила из ремня на ноге перцовый баллончик и, не оборачиваясь, обильно полила им верещащее создание, сама вопя от страха. После — драпанула. Маньяков-насильников я боюсь по понятным причинам, поэтому, только когда вопли сзади утихли, я, дрожа, повернулась к злыдню писюкастому, предполагая увидеть там кого угодно, но никак не Сано… Несчастный, раскрасневшийся, он сидел, облокотившись о дерево и плотно прикрывал руками глаза. Кажется, он плакал. Естественная реакция на газ, надо сказать. Прелестно, теперь в список моих достижений добавилось «Довести до крокодильих слез главного гопника всея района». Скоро мне памятник поставят. Точно. Прямо на кладбище. — С-с-сано? Какого? — черт, парня было реально жалко. — Сюрприз хотел сделать. Думал, соскучилась… Ну почему почти каждое наше взаимодействие заканчивается моими травмами, Дина-тян? — уже спокойно говорил он, — Теперь вот глаз открыть не могу. Ты мне мстишь за деяния всех гопников мира? — С чего бы мне скучать по тебе? И ничего я не мщу. Я испугалась, ты таким тоном это все сказал, что я подумала, это маньяк-извращенец, — возмутилась я и, встав перед парнем на колени, отодвинула его руки от глаз. Отекшие, красные, но ничего страшного, жить будет, — Тебе глаза промыть надо и, скорее всего, сегодня дома остаться. Давай ко мне, у меня даже капли хорошие есть и компресс можно сделать. Я… на всякий случай купила. — Думала, что зафенделишь кому случайно? — Случайно я раньше только себя прыскала, — улыбнулась я, убирая его растрепавшиеся волосы с лица. Какие мягкие прядки, прямо шелковые. — Такой ласковой можешь быть, Дина, — улыбнулся парень, беря мою руку в свою. Щеки обожгло от смущения. — И ничего я не такая! Дурак! Хватайся за мои плечи и идем! Глаза пока не открывай! — Хорошо-хорошо, — неожиданно мягко проговорил парень который, по идее, должен был дико злиться на меня. Но почему-то совсем не злился. Ему должно было быть больно — но он мужественно терпел. Невольно и нехотя я начинала его уважать. И это бесило.

***

      Войдя в квартиру девушка посадила парня на диван, удобно разместив между подушек, и включила приглушенный свет: — У тебя дома никого нет? — спросил Манджиро, когда Дина прибежала с аптечками и мокрыми полотенцами с молоком. — Я одна живу. А теперь закинь голову назад. Я промою глазки молоком. — Молоком? — Да, оно неплохо для этого подходит, — парень ощутил, как нежные пальчики девушки аккуратно промокают холодное молочко. Сразу стало гораздо легче и приятнее. — А почему одна живешь? — Так решили родители и семья, — она взяла второе полотенце, и парень услышал, как Дина смачивает тряпку в тазике, — теперь компресс, подержим минут тридцать. Как его положу — постарайся держать глаза открытыми. Вот так, — положила она полотенце на красные глаза парня и засекла время. Молоко крупными каплями стекало на одежду Майки и обивку дивана. — Стало лучше. Тебе не одиноко жить одной? — Немного, иногда думаю завести себе кошечку… но ей одной грустно будет ждать меня дома, поэтому и не завожу. Хотя есть у меня один котокадр на примете, ему должно быть нормально. — То есть о кошечке ты думаешь больше, чем о себе, — неожиданно улыбнулся Майки, — Ты действительно как ежик. Под колючками скрывается очень нежное создание. — Да ну тебя! — села девушка рядом, — Я …это… извиняюсь. Я действительно не специально. — Знаю, итого за последние семь дней ты три раза меня чуть не угробила… — подвел итог Майки, — Дина горестно вздохнула. — Получается, что так… — повесила она голову, а Майки самым натуральным образом заржал. — Нет, Дина, и все-таки ты лучшая! Моя интуиция никогда не подводит меня! — Странная реакция, я еще после первого раза думала, что теперь вся Тосва на меня ополчится. А ты «Лучшая!». Да что это вообще значит? — Это значит, — начал аккуратно подбирать слова Майки, чтобы не спугнуть, — что я хочу тебя видеть рядом с собой. — А не боишься, что начатое рано или поздно доведу до конца? Причем совершенно случайно. — Я хочу, чтобы ты поняла, что рядом со мной — твое самое безопасное место. И… я постараюсь защитить тебя, понимаешь? — Вообще-то нет. Тем более не выглядишь ты надежным парнем, и вообще, ты мне не нравишься. И… я не понимаю, зачем тебе это надо. — Разве ответ не очевиден? Ты мне нравишься, несмотря на вполне удачные попытки вывести меня из строя. — А ничего так, что ты мне не нравишься? — Врешь, — ухмыльнулся парень. А Дина опешила от такой вопиющей наглости. — Как скажешь. Пусть в твоем мозгу и дальше происходят неопознанные миру реакции, только меня в свой бред не впутывай. И к психиатру наведайся, у тебя явные проблемы, если не слышишь то, что тебе пытаются сказать, — махнула она рукой, — Ты завтракал? — Не успел. А что кушать есть? Тайяки есть? Они были вкусными! — Есть и если тебе принципиальны все, входившие в него тогда ингредиенты, то… — ехидно улыбнулась девушка. — Не смей. Того ада я в жизни не забуду. — Мне еще дорог мой унитаз, поэтому слабительного все равно не добавлю, сколько ни проси. Повязку только не снимай раньше времени!       А потом Манджиро долго и в красках рассказывал про то, как они разогнали те самые бои со ставками и встретили парнишку, похожего на его брата. Как на следующий день забрали бедного Такемучи с середины уроков и гуляли по каналу. Дина с удовольствием слушала парня который, в итоге, остался у нее почти до самой ночи. Это был очень теплый день и вечер. И, когда белки глаз Манджиро наконец приняли нормальный цвет, пробила полночь, и пришла пора прощаться, Дина внезапно обнаружила, что не может наговориться с Манджиро и постоянно улыбается. Ей это не понравилось. Присутствие Манджиро начало расслаблять девушку и заставляло забывать о том, кто он вообще такой: самодовольный драчливый индюк с самомнением выше небес, еще и гопник подколодный.       Манджиро стоял на пороге и с восторгом смотрел на мягкую и нежную улыбку девушки. Она словно светилась изнутри и делилась с ним своим светом. Кажется, он понял, почему влюбился в нее. Он понял. Он вспомнил.

Месяц назад

      Полная Луна освещала изящную женскую фигурку на пирсе. Она как будто кричала в пустоту, отчаянный плач улетал в самый центр Вселенной. Это продолжалось бесконечно долго, но для Майки в одну секунду. И когда она повернулась, ее волосы взметнулись, а Луна освещала все ее тело сияющим ореолом… Девушка нежно и печально улыбнулась. На глазах застыли слезы, в которых отражались блики Луны. «Так улыбаются разве что ангелы… нежные и трепетные ангелы, » — подумал тогда он. Майки был очарован, Майки был околдован, Майки был влюблен.

Настоящее

      Тогда девушка Майки так и не заметила. Она ушла с пляжа и легко вскочила на байк… унося с собой надежду на новую встречу. А Манджиро еще долго стоял на одном месте, видя перед собой прекрасный призрак, таявший в неверном сиянии звезд.       И каково же было удивление Манджиро, когда через день в класс пришла новенькая, та самая девочка на пирсе… — Я заеду за тобой завтра? — Я сама в состоянии добраться до школы, — фыркнула она. — Значит, я заеду, — и улыбнулся.       Дина устало прислонилась к стене, щеки ее зарделись румянцем… и она прошептала: — Ненормальный… Ничего не пронимает… И ничему его жизнь не учит…