Тридцать шесть видов утреннего города

Тяжёлый, душный полуденный сон без сновидений оборвался, когда детский голос перепугано вздохнул: «Ой, подожди, это не…», а после этого с приглушённым хлопком свалилась деревянная ширма. После этого какое-то время было тихо, пока не раздался ещё и звук разбившейся вазы. Лазарь сонно подумал, что в Мраморном дворце ваз каждую неделю разбивается столько, сколько ни один гончар с улицы Умельцев в год не зарабатывает. Поднявшись однажды, шум не стал стихать: на звон вышли лекари, сбежались слуги, детские голоса схлестнулись со взрослыми. Из-за плотного полога выглянул слуга-сиделка, увидел, что Лазарь уже не спит, и без лишних слов стал помогать — усаживать, подносить воду, растирать бесполезные спросонья руки. — Господин Лазарь, скажите им! — закричал один из обиженных детей на грани слёз. — Мы ваши дорогие гости, а не… а не воришки и не сорванцы! И что кто будет нам мешать, тех я велю, ммм, наказать! Вы хоть знаете, кто мой опекун! Трудно представить, чтобы кто-то здесь не знал, что малолетние Ин и Юань — многообещающие подопечные Самсона ллеу Вардена, ведь этот факт они поминали в каждом разговоре. Титул виверн эти хилые дети носить не могли, да и дворцовое имя им было не положено. Будущее их неопределенно, а положение при дворцах шатко — царственные родители даже по детским именам их не называют, предпочитая обращаться «дитя» и «ученик»… поэтому имя высокопоставленного покровителя им сродни надежной опоре. История их появления при вивернах такова: шесть лет назад в пору выпадения инея уважаемый брат Самсон на дальнем патруле вознамерился зачерпнуть воды из колодца, но дырявое ведро зачерпнуло кровавый лёд; а на дне колодца воинственный господин нашёл двух еще живых детей с неумело перерезанными шеями. Это спасение показалось ему своего рода добрым знамением, и спустя неделю он оформил контракт опеки над странной находкой. Спустя неделю — потому что только через неделю Самсону исполнялось тридцать три года, начиная с которых можно оформлять контракты опеки над потерянными. Не будь этого обстоятельства, он бы собрал все бумаги в тот же день. Придворные сторонились детей из колодца, равно как слуги и умельцы дворца. Рассуждали так: даже если Юань и Ин избежали страшной смерти и не стали парой мстительных чудовищ, все равно страшное прошлое однажды протянет к ним руку, и как знать, достанет ли им душевной твердости остаться людьми. Да, на то ответственность опекуна, чтобы подобного не случилось — но если он не справится, лучше находиться от выросших проклятий подальше. И даже если отвлечься от подозрений в порченой судьбе, даже ненароком заметить широкие шрамы поперёк их тонких шей очень, очень жутко. Портит настроение на целый день, заставляет думать о неистребимости зла: ведь тот, кто такое сделал, ходит среди нас! Стража не озаботилась расследованием в тот год, а сейчас уже что найти можно? Потому, перепробовав всех возможных собеседников и получив вежливые отказы, рано или поздно дети добирались и до Лазаря. Его терпение после тысячи экзаменов и собраний было безгранично, слезливой жалости он не был подвержен, а слабое сердце проникалось прохладным сопереживанием: третьего господина тоже волновали неполные знания, и потому он всегда снисходил к детским вопросам. — А вы сегодня сильно болеете или не очень? — с опасением уточнил самый громкий и бойкий подопечный, когда сиделка допустила вторженцев подойти к изголовью. — Наследная госпожа направила до вас, потому что… — Она сказала не говорить это! — громко прошептал второй ребёнок. — …потому что вы нездоровы и вам одному грустно. А у нас очень большой многосложный судьбоносный вопрос, кого ни встретим — никто не хочет тратить время на долгий ответ! — И на нас тоже, — эхом добавил второй. — Я в добром здравии, благодарю за заботу, — проговорил Лазарь с трудом. Голос не работал как надо, царапался. — А вы?.. Хотя бы ели сегодня?.. — Нам не до этого! Вот пришла идея, но нет знаний, как ее делать. У кого не спросим — все заняты. Уважаемый опекун седьмой день в городе ночует, а пришёл один раз — упал спать, ни слова не сказал. Я в библиотеку — там не понятно ни знака на корешках… Бойкий ребёнок быстро забыл про цель и начал перечислять события небогатой успехами жизни, попутно жестикулируя и кружа по комнате. Тихий стоял неподвижно, иногда шмыгал носом, будто расставлял знаки препинания в долгом рассказе, но сильной обиды в чертах худого лица не читалось. — Вот как, — прохрипел Лазарь, упустивший половину речи из-за подступившей слабости. Хотелось провалиться обратно в сон, но это ложное чувство, станет только хуже. — Ждите меня в гостевой. Если дело требует времени, мне стоит привести себя в порядок. — Не стоит ради нас утруждаться… мы вас и так, из кровати послушаем, если надо… Слушать неуверенные возражения никто не стал, да и дети не очень настаивали. Хотя их возраст и подходил к формированию характера, до сих пор трудно было судить, кто из них склоняется к настойчивости, а кто — к покорности. Их выпроводили в дальние комнаты, и Лазарь начал раздавать указания: какой отвар принести, какие одежды выбрать, и чем заколоть волосы. — И потрудитесь найти им что-то посерьёзнее каши. Не с нашей кухни, так хоть в столовую мастеровых пошлите, там не откажут. Видят небеса, печальное происхождение обрекло их тела оставаться худыми и мало развитыми — так в придачу ко всем бедам их уважаемому опекуну не приходит в голову нанять себе ещё одну кухарку… Не хочу лицезреть жалкое зрелище, сделайте приемлемое. Может, на сегодня не было запланировано встреч и мероприятий, но вдруг кто-то решит наведаться вслед за детьми. Не дворец, а проходной двор. *** Ин носилась из угла в угол гостевой комнаты, периодически спотыкаясь, на ходу путаясь в подоле, в рукавах и собственных ногах, и тараторила без конца и без начала: — Я все ещё думаю, что идея так себе. Господин третий выглядит так, будто ему и дышать утомительно. И говорит как на последнем издыхании. А что, если он затаит на нас обиду, что препятствуем его выздоровлению? — Не затаит. Если б препятствовали — нас бы выгнали. Все тут выгоняют сразу, никаких намеков… А кто не может выздороветь, тому и помешать нельзя, так что какие обиды? — А что если упадёт замертво! Нас будут обвинять… — Будем громко звать лекаря. Не наша забота. — А вдруг я буду задавать слишком много вопросов и из-за неизбежного раздражения нас выгонят в середине объяснения?.. Юань знала, что отвечать на каждый панический вопрос бесполезно, но все равно продолжала бесплодные попытки успокоить. К счастью, скоро принесли угощения, скрасили ожидание: в бамбуковых тарелочках варёные яйца и лотосовые корни в овощном бульоне, и ещё травяные колобки со сладкой кунжутной пастой. Это было весьма кстати, потому что бурчание в пустом животе тоже волновало Ин — она просто не дошла до этого в долгом списке тревог. — Если бы тут были недовольны нашим визитом, то и еды не стали б подавать, — рассудила Юань. — Дали б пустой чай, как господин-опекун делает. Возражений на это поначалу не нашлось, но потом Юань сама себя исправила: — Кроме тех случаев, когда нет ничего, кроме чая. В таком случае не в недовольстве дело. — Это только один раз было, — тут же неуверенно встала на защиту опекуна Ин. Дальше сидели в молчании, пока не появился хозяин покоев, и тут уже пришел черед Юань тревожиться. Трудно объяснить, но рядом с господами-вивернами на нее нападал страх, как при встрече со сверхъестественными существами. Дело не в титуле, и не в том, что они каждый себе на уме… но появляется чувство, словно идешь по шаткому мосту над каменистым ручьем. Будто смотришь не просто под ноги, а в бездну, полную света и воздуха. Вот, например, господин третий. Вроде калека, и говорит еле слышно, и без помощи окружающих вряд ли сможет долго прожить — а все ровно, с высоты своего кресла иногда смотрит так оценивающе, будто решает, кого наказать, кого миловать, аж холодок по спине растекается. Веера эти его — он хоть знает, что держит их как стилет, как отравленную иглу? И голос туда же: как бы тихо не говорил, а пропустить мимо ушей невозможно. Про уважаемого опекуна говорить не приходится: тот как прикажет, даже не повышая голос, так ноги сами бегут выполнять, даже не из страха, а как будто нет варианта уклониться. В общем, с ними надо осторожно. — Благодарим великодушного господина, что снизошел к нашему вопросу, — поклонилась она. Ин сделала то же самое, предварительно спрыгнув со стула. — И угощение у вас очень вкусное. — Ничего примечательного. Однако мне интересно, с чего моя царственная сестра-наследница направила вас ко мне. Вопросы, связанные с образованием? — Именно. Скажите, вы же… — Юань замолчала, пытаясь придумать фразу так, чтобы ее не оттолкнули. — Вы же носите титул выдающегося таланта, то есть, ммм, много знаете. И можете это доказать при случае. Вот я и Ин, нам экзамены — единственная надежда. Какой… стиль волшебства… нам лучше начинать учить? *** — Вам ещё рано, — незамедлительно, почти даже не раздумывая ответил Лазарь и тут же пожалел об этом. Он же не знал, сколько им лет. Никто не знал точно, сколько им лет — выглядели дети едва ли старше очень больных двенадцати, говорили с интонациями подростков, а благодаря жизни в двух дворцах их словарный запас был куда больше, чем можно было ожидать от подобных малявочек. — Прежде, чем вы начнете возражать, — быстро продолжил он. — Позвольте заранее уточнить. Хотя этот достопочтенный и заведует делами наставников и школ, сам он не может никого учить. Для чиновников и наставников предусмотрено разное образование. Также если вы хотите разузнать детали будущего экзамена, то это тоже не моя вотчина. К слову, когда вы его сдаете? — В следующем году, — последовал нестройный ответ. Первый экзамен сдавали в двенадцать лет, и после него три года получали первое, самое простое образование: только счёт да письмо, да простейшие сведения из разных областей. Ни ремёсел, ни истории, ни литературы — ни тем более волшебства. — Что же делает ваш вопрос о волшебстве «срочным»? — спросил Лазарь. — Пройдёт не меньше пяти лет, прежде чем вам предложат сотворить первую попытку. До этого момента никто не ожидает от вас… — Нам нужно для дела. Чем раньше выучим, тем быстрее все получится, — коротко и убежденно сказал тихий ребенок. Строгое выражение лица вышло таким же, как у опекуна. Лазарь улыбнулся на это несколько страдальчески: о, человеку с таким лицом лучше не противостоять, иначе вцепится в свой первый ошибочный вариант мертвой хваткой, приложит все силы на воплощение своей идеи. — Расскажите нам, какое волшебство бывает и как его учить, а дальше мы сами справимся, — попросил более громкий ребёнок. Весьма самоуверенная позиция! И по всему выходило, что прямо говорить о целях никто не будет. Может, планируют некоторый сюрприз, а может, надеются открыть в себе склонность к могущественному волшебству, и по детской логике надеются так упрочить своё положение при дворцах. Может, кто-то из них болеет, и они так надеются найти лекарство. А может, опасаются чужого пренебрежения и неизбежных нравоучений. Лазарь постучал ручкой веера по ладони, пытаясь придумать, как бы начать разговор. Признаться, с тем же успехом к нему могли бы прийти с вопросом: уважаемый господин, расскажите нам все о нынешней науке ведения войны! Нам нужно знать всё, это для дела. — Давайте начнём с простого… Для начала пускай мне принесут из кабинета, у восточного окна на самой высокой полке в виде рассветных облаков, чёрная коробка с чёрной лентой и талисманом с вот такими символами, — он начертал несколько знаков на бумаге для записей и передал слуге вместе с подвеской-ключом. — А пока ее будут искать, у меня встречный вопрос, позволяющий пролить свет на основы волшебства. Как вы попали в мои покои? Дети и без этого занимали мало места, но от этого вопроса сникли, прижались друг к другу, как гусята, не выполнившие распоряжения белоперой матери. Их голоса стали совсем тонкими и жалобными: — А, хм, мы просто, знаете… это прозвучит не… не-прав-до-по-доб-но, но там не было дверей… и мы вошли. И они вжали голову в плечи, будто Лазарь собирался их ругать или выгонять. Может, и хотел, потому что это не дело — врываться к кому попало, даже если дверей нет. Но злость высасывала все силы, а их немного. Если уж проявлять строгость, то к стражникам на посту; а то и высказать претензии самому начальнику стражи. К детям же стоило относиться с некоторым пониманием. Лазарь подбодрил их: — Да, правильно, там не было дверей. А вы не заметили, почему? — Я заметила. Там со всей стеной что-то не то. Она вся в трещинах. И эта деревянная запчасть, на которой висят двери, она вся скривилась. По… покорежилась. — Именно. Если вы тут иногда бываете, могли заметить, что это постоянное состояние Мраморного дворца — разваливаться. Дело в том, что он является копией той заморской крепости, в которой родилась и прожила большую часть жизни основательница ллеу Варденов. Беда в том, что ничто в его строении не приспособлено к тому, чтобы противостоять землетрясениям и ураганам… а еще, согласно недавним раскопкам рядом с Лунным озером, он стоит на песчаной почве и трех родниках, что не только портит фундамент и стены, но и должно было разрушить постройку ещё на этапе строительства. Но уважаемой основательнице Лии или очень везло, или ее упрямство пересилило местную природу… Последнее можно было не говорить, потому что вряд ли детям интересно строительство дворцов. Но уже поздно не делать раньше, и в целом против собственной природы не пойдёшь: и в других делах, стоило Лазарю начать объяснять, и в речь лезли все сведения и детали, большие и малые. — Шестьсот лет он стоит, шестьсот лет он разваливается. Проваливается фундамент, полы идут трещинами, стены меняют размер. Четыреста лет жить здесь было невозможно, а затраты на ремонт сравнимы с содержанием города. — Но вы же живете, — вклинился шумный ребенок. — Четыреста лет кончились? — Бумажный дворец признан не подобающим моему состоянию. С чем я не вполне согласен, но это тема для другого разговора… Этим долгим предисловием я хотел сказать, что сейчас Мраморный дворец пригоден для жизни преимущественно благодаря открытию кафедры прикладного волшебства в Цветке Закона. Кто ее открыл, вы знаете, но почему? Он дал им немного времени подумать, но не расстроился, когда не получил ответа. Продолжил: — Ответ я вам уже рассказал в общих четах. Достопочтенной матушке в молодости очень не нравилось, что главное наследие основательницы рода постоянно в прискорбном состоянии, и нет никакой надежды исправить это простыми, подручными средствами. Тогда еще госпоже-наследница в сердцах воскликнула, что тут поможет только ведьма — и подумала, что это же отличная идея. Так начался ее одинокий поход в девять окрестных земель. Тут же подумалось: да, отличный был план подружиться с семью окрестными землями и устроить семидесятилетнюю войну с восьмой. Надежный, как заморские часы. И обожгло стыдом: негоже ставить под сомнения решения матушки. Ты сам на ее месте, даже здоровый, даже образованный, не достиг бы и десятой части успехов, но получил бы все провалы. Когда ей было двадцать пять, уже был готов первый черновик энциклопедии тонких искусств — а ты в двадцать только ноги переломал. Где же чёрная коробка? Лазарь опасался, что если слуга не поторопится, бедные дети заснут ещё до объяснения о волшебстве. Насколько он помнил себя в двенадцать лет, слушать эти длинные экскурсы в историю было невыносимо — но вот, он вырос и переметнулся на сторону противника, ведет эти лекции в лекциях несколько раз в день.