Тридцать шесть видов утреннего города

Самсон не склонен закрывать глаза на проблемы и прятаться от ответственности, и потому с завидным постоянством оказывается в одной и той же ситуации. В той, где он слушает рассказ своих бедовых подопечных о прожитом дне и думает: видят небеса, я лишен таланта к воспитанию. Вечер проходил, но назвать его приятным значит солгать. Дражайшая подопечная Юань сидела надувшись, зло сверкала глазами, а милейшая подопечная Ин прятала глаза и порывалась расплакаться. Причины были серьёзные: о побегах от домашнего обучения стало известно опекуну. А это даже не первое их неудавшееся тайное мероприятие. Безусловно приятно, что у милых девочек деятельный ум и мало уважения к авторитетным фигурам. Другое дело, что когда замыслы бесценных подопечных не воплощаются, это приносит проблемы всем: и подчинённые в растрепанных чувствах, и нарушен распорядок дня, и сами дети неспокойны. Скорее всего, неспокойна и родня — своенравный младший брат, из младших старший, не преминет написать очередное нечитаемое письмо или прислать утренние подарки с двойным значением. Например, кухарку из собственной свиты, будто заморский торговец людьми… Но это еще произойдёт, а сейчас девочки рассказывали о своих планах и похождениях, по очереди: одна ест суп с водорослями, вторая говорит, одна выдохнется — и идёт пить кашу, начинает вторая. — Риски мы посчитали, но расчеты не сошлись, — призналась Ин. — Разберёмся, — пообещал Самсон. — Доедайте и рассказывайте. Обе говорят о своей стороне проблемы, обе скачут с темы на тему, страхи и обиды перемежаются объяснениями об увиденном волшебстве. Запутанная история длилась и длилась, по времени заняла уже две трубки от неторопливого набивания до полного выкуривания, и заканчиваться не собиралась. Самсон не перебивал и не задавал вопросов, хотя на избранные решения хотелось разочарованно вздыхать, как при прочтении бойкой книги: ебушки-воробушки, куда ломанулись главные герои? История такова: дражайшие Юань с Ин восхищены порядками в главном управлении городской стражи, а особенно привлекает внимание комната с живыми картами — которые уже долгое время не очень живые и показывают патрули с такими погрешностями, что потеряли всякую пользу. Выясняется, что девочки, как бы пестро не выглядели на фоне синемундирной стражи, каждый раз находили хитровывернутый способ тайком пролезть в забытую комнату и даже поймать за руку неудачливого прохожего и потребовать разъяснений. Все же фраза «Вы хоть знаете, кто наш опекун?» иногда работала: отлично запугивала новичков в ведомстве. — …и вот, мы раз пришли и два пришли и три пришли, а там хлопья пыли на солнце и луне. И фигурки не двигаются. Я хочу, чтобы двигались. Мундир сказал, там нужно сесть один раз и подумать как следует. Но не кто угодно, а волшебник, выдающийся талант. А таких не так много. А никто не хочет, ни у кого времени нет. А у нас есть! Так мы пошли поучиться думать о волшебстве. Вот… Может быть, Самсону не стоило брать их в управление — а с другой стороны, как не брать? По не озвученной, не оформленной в слова причине Самсон отказывался надолго оставлять девчонок одних, и не смог бы доверить их даже царственным родителям. Особенно царственным родителям. Результат оказался предсказуем: Ин и Юань росли нелюдимыми и недоверчивыми, бегали от наемных учителей, пропускали завтраки и обеды, таскали у слуг виверновы ключи, ночью пробирались в библиотеку и по пути задевали все сигнальные огни и чуткие колокола, которые можно. Как говорит уважаемая матушка: «Видно цель, не видно препятствий». Наконец, слова у детей закончились, и они начали спешно доедать недоеденное. За это непродолжительное время старший господин-виверна в третий раз набил трубку, составил план воспитательной работы и приступил к выполнению: — Давайте разберём, что вы сделали правильно, а что было не так, — начал он по возможности спокойно. — Правильно: перед тем, как сунуться к неизвестному, решили узнать больше из внешних источников. Запомните это и проделывайте впредь. Волшебные конструкции весьма легко сломать тремя касаниями в нужных местах. Он затянулся холодным ароматным дымом, продумывая следующие слова. Приходилось два раза продумывать каждый ответ, чтобы его не тронул случайный гнев. — Неправильно: сунулись в библиотеку, не умея читать. Тут объяснения излишни, но добавлю, что библиотеки — опасное место, где можно легко исчезнуть. Не подвергайте себя лишней опасности, известной и нет. Если моя задача — дать вам образование и самостоятельность, то ваша задача как подопечных — дожить до взрослого возраста и не покалечиться больше разумного. Вот, не так это сложно: объяснять, а не запугивать. Запугивать надо взрослых лбов и безвольных подчиненных; их очередь ещё придёт. А пока продолжаем постные нравоучения. — Правильно: получив несколько отказов, не бросили дело, а пошли доставать всех, кто попадётся. Это очень ценная черта, делайте так впредь. Неожиданно зло возразила на это Юань, даже подскочила со своего места: — Что ценного! Каждый отказ как оплеуха с вежливой улыбкой! Эти придворные, умельцы, стража, чиновники — какой смысл перебирать неловкие ответы, косые взгляды? Чтобы что? Одно расстройство и потеря времени. На правильный вопрос и ответить приятно. Пришлось объяснять: да, так и работает опрос подозреваемых, ведь никто из них не хочет признаваться и выдавать ценные сведения. Лишь после нужного числа попыток станет понятно, как спрашивать так, чтобы не получить хер с маслом вместо ответа. Однажды возьму вас на опрос свидетелей, и тогда увидите, какое это неблагодарное занятие. На том и примирились. — Далее. Неправильно: начали делать всё втайне, а вас раскрыли. Если уж взялись за скрытное расследование, следует хранить его от всех, включая чужих слуг и посторонних стражников. Виверновы подвески надо возвращать на место, для учителей надо выдумывать причины не проводить урок. Все перечисленное требует терпения и подготовки… Здесь стоило бы подробнее рассказать об охранных механизмах, но — Самсон сверился с показаниями заморских часов — оставалось меньше часа перед тем, как любезным подопечным пора идти спать. Или делать вид, что будут спать — но даже с учётом ночных вылазок дети должны получать свои восемь часов сна. Тогда сразу к делу: — И наконец, путаными дорогами вы дошли до господина третьего. Здесь я выдам вам великую тайну: вы пришли к человеку, который и создал живые карты. Вид ошарашенных Ин и Юань можно было назвать забавным, но Самсон предпочёл не смеяться. — А он нам полдня морочил голову какими-то волшебными игрушками… — пожаловалась милейшая Ин, растерянно сплетая и расплетая пальцы. — А зачем так? Если не хотел раскрывать секрет, мог бы и сразу выгнать! Самсон покачал головой: нет, не мог. И не в изгнании дело. И в целом тут вся цепочка рассуждений неправильная. — Но ведь это мы первые не стали говорить ему тайну о картах, — неуверенно заметила Ин. — Это правда, в данном случае вина принадлежит вам. Вы неясно спросили «какое нужно волшебство» — а видов волшебства насчитывалось около семидесяти, и это несколько лет назад. Перед вами был бесценный источник информации, но ему не описали цель, и так провалилось все предприятие. Люди, которые владеют многими знаниями, рады делиться, могут это делать с утра до вечера. Это не фигура речи, а угроза всему делу: мой драгоценный младший брат может говорить бесконечно, но рассказывать он будет только то, что считает «интересным». Действительно нужное потеряется в описании чудес и возможностей. Говорящие маски, охранные ленты, заговоренные мечи — все это пройдет перед вами парадом дрянных обещаний, а вы по итогу останетесь ни с чем. Он позволил подопечным усвоить эту информацию, горький привкус провала там, где все чаяния могли быть решены в самом начале: правильным вопросом, или одной угрозой, или одним обещанием. Только после этого добавил, смутная печаль в голосе не вяжется со словами: — Конечно, стоило бы вам прямо спросить про живые карты, вам бы всё рассказали про волшебство небесных сфер, нити вероятности и создание талисманов. Однако предвосхищая ваш вопрос, отвечу: нет, господин третий не сможет исправить ошибку. Драгоценный брат не притрагивался к своему творению много лет. Часы в рукаве прозвенели, как летняя цикада, знаменуя смену времени. Пора идти, пора удостовериться, что город встретит очередную ночь во всеоружии. Это нельзя доверить ни одному слабовольному подчиненному. — На этом я вас покидаю, — объявил господин-опекун, поднимаясь, игнорируя нетронутую игрушечную еду, весь этот чай и сладости. — Все новые объяснения можете потребовать у меня завтра, после отработки прогулянных часов. А теперь марш спать. Он обнял на ночь обеих и выдал положенные благословения на спокойные сны и доброе здоровье. Сам же пошёл перепроверить ночные дозоры, удостовериться в исправности фонарей и колоколов, а заодно проветрить голову: три трубки мятно-спокойных трав замедлили пульс, тронули холодом сердце. Так не должно быть. Чтобы полностью обойти жизненно важные районы Беловодья по пешим улицам, потребуется четыре часа; однако если знать тайные пути, если не брезговать зловонными бедняцкими тропами, не сомневаться в исправности черепичных крыш и не терять дыхания от головокружительной смены декораций — можно управиться и за час. Самсон не слишком спешит, ведь ему положено спать куда меньше обычных людей. И опять — как не спеши, от навязчивых мыслей не скроешься. Если несколько выкуренных трубок не притупили воспоминания — ничто уже не поможет. Неровные дороги города сами бегут навстречу, расшатанные камешки мостовой шуршат под мягкими сапогами, свет фонарей пытается затмить тонкий месяц — еще одна ночь, еще одна прогулка с сожалениями. Глава городской стражи заводит тонкий механизм заморских часов. До второго звона колокола, до часа быка: у тебя есть ровно столько, чтобы трепать мне нервы, чудовище из прошлого, злонамеренное воспоминание, тень из черного года. Показывай мне свои уродские картины, напоминай о несделанном, вперед, время пошло, чувствуй себя назойливым гостем. А вечноголодное чудовище памяти не надо просить дважды: вламывается в спокойное течение мыслей, как к себе домой. Затягивает свою тоскливую песню, медленно, болезненно, сдавливая виски: ой-ой-ой, живые карты и правда нельзя забрасывать. Ой-ой, ведь это творение далось брату несоразмерно тяжело. Нет оправданий, почему полезный инструмент столько времени пылится без дела лишь потому, что нерасторопный заведующий стражей не может выкроить часы на проверку основных узлов. То, что драгоценный Лазарь забросил свое детище, как поднадоевшую книгу, совсем не означает, что посторонние могут относиться к эфемерному механизму так же. У господина третьего были причины; у остальных ничего подобного нет. Черное прошлое с настойчивостью побирушки являлось без приглашения, напоминало: а ведь это была мечта того, другого Лазаря, высокомерного юноши из счастливого времени; того Лазаря, ещё не тронутого болезнью, не запертого в каменных стенах, не зависимого от благосклонности других. Мечта простая, самоуверенная и прямолинейная, как он сам: карта Беловодья, на которой явно видно, где находятся дорогие люди. Чтобы не волноваться по пустякам: о нет, утром я вас видел, а следующим вечером никого не могу найти, все ли в порядке? Той мечте подчинялась долгая, длиной в обучение при Цветке Закона, работа третьего господина. Восемь лет длилось терпеливое исследование, прежде чем Лазарь умер на улице Двух Клёнов, прежде чем увидел грань жизни и смерти. Ныне его место занимает третий старший господин-виверна, прекраснодушный ученый, властолюбивый калека — и для Самсона он не хуже, не лучше прежнего; всего лишь совсем другой человек. Нет нужды удивляться, что у этого господина совсем другие мечты. И другие взгляды, другие возможности! Например, выпускной экзамен Цветка Закона драгоценный брат сдавал в одиночестве: то тяжелая болезнь без спросу забирала часы, дни времени, то приобретенное отвращение к жизни не позволяло выйти из комнаты, явить миру себя. Так живые карты стали напоминанием о прошлом, формальностью для получения титула постигшего каноны. Вот почему после получения желанного титула старая мечта оказалась в одной из черных коробок, где-то между бесполезными доспехами, старыми конспектами и потерявшей имя саблей. Волшебство небесных сфер и место человека среди них больше не волновали Лазаря. Он без раздумий согласился передать рабочий прототип карт городской страже с пометкой «Условия хранения на усмотрение господина заведующего». С тех пор не вспоминал о прошедшем: ни требований отчитаться об использовании, ни упоминания в пустой беседе. И видят небеса: весьма удачно сложилось, что дражайшие Ин и Юань не спросили о неподвижных фигурках. Стоит воспрепятствовать дальнейшим расспросам… трудно предсказать, как это выдержит слабое сердце третьего господина-виверны, теперь уже в высоком титуле выдающегося таланта. Последнее Самсон подумал уже у ворот своего ведомства. Крепость с дурной славой полнится действием даже ночью: скрип доспехов, разговоры часовых, злобные крики журавлей. Место ощущается более знакомым, чем оба дворца правящей семьи. Часы в рукаве коротко и тихо прозвенели: прошла половина назначенного времени. Весьма удачно. Есть время взглянуть, что же в позабытом кабинете, исправить неугодное. Ведь даже лишенные творца, даже заброшенные, живые карты внушают душевный трепет. Не столько сложностью расчетов, сколько тщательностью оформления: и самоцветные копии светил под потолком, и руками Лазаря перенесенные на дерево районы города, и наивно выразительные десятки фигурок, и соединяющие всё это узлы вероятности — даже воспринять такое количество деталей тяжело; на что же было похоже создание? Может быть, нынче у драгоценного брата иная мечта, на знание которой бессердечный брат Самсон утратил право. Но и брошенное за ненадобностью чудо из прошлого должно долго жить.