Через тернии к звёздам.

      Изуку до какого-то времени относился нейтрально к больницам. Любимое его место — это кабинет травматолога и физиотерапии. У него частенько были растяжения связок, ушибы. Местный врач в его родном городе знал Изуку как облупленного, и каждый раз встречал его с понимающей улыбкой на лице. А вот после переезда стало немного сложнее.       Здесь, в больницах, люди не такие общительные, но хотя бы вежливые, и на том спасибо. Из-за большого потока людей даже довольно частых посетителей не запоминали. Мидорию не смогли запомнить даже после месяца его похождений на физиотерапию.       Вот только Изуку совершенно не хотел оказаться на больничной койке. Он видел других пациентов, видел как они корчились от боли, и от их вида всё внутри завязывалось в тугой узел. Тем более, однажды его отец попал в больницу, после чего Мидория вообще возненавидел это место.       А что теперь? Теперь он лежал на белой кровати, в больничной одежде, окружённый четырьмя стенами. У Изуку никогда не было клаустрофобии, но когда он впервые открыл глаза, ему показалось, что все это время он ошибался. Стало немного жутко, а по телу пробежала неприятная дрожь. Глазницы болели, веки еле разлеплялись, а яркий свет усугублял и так плачевное состояние. Трубку во рту хотелось как можно быстрее выплюнуть и хоть немного подвигать челюстью, которая, казалось, затекла — очень тянуло в области жевательных мышц. На одном из пальцев ощущался пульсометр, и через некоторое время Изуку наткнулся взглядом на огромное количество проводов, которые его по таким же непонятным причинам очень напугали.       Когда в палату зашла медсестра, аппарат сбоку запищал громче, доставляя дискомфорт ушам. Он даже не осознал, что случилось это из-за резких движений и подскочившего пульса.       — Ох, солнце, наконец-то ты очнулся, — Изуку не видел, что она делала. Её голос неприятно отдавался в голове, сложно надоедливое жужжание пчёл. — Та-а-ак, давай-ка взглянем, в каком ты состоянии.       Что происходило дальше, Изуку предпочёл бы забыть. Разные вопросы, тесты, сдача анализов — это просто был кошмар. Мидория и так еле-еле соображал, а от него ещё пытались чего-то добиться.       — Что ж, всё не так плохо, как мы ожидали, — Изуку чуть нахмурился, пытаясь понять, о чём речь. — Обычно после комы люди очень тяжело просыпаются, особенно если она длилась полтора месяца.       Он замер с немым вопросом на губах. Сказать, что Изуку был в шоке — ничего не сказать. Полтора месяца в коме? Что вообще случилось, что он так долго пробыл здесь?       — Пол... мес... — с речью однозначно были проблемы, и медсестра нежно накрыла ладонью его запястье, успокаивающее поглаживая.       — Тише-тише, первое время тебе лучше просто полежать. Врачи будут приходить, чтобы проверять твоё состояние. Через недельку начнём твою реабилитацию, если организм сам начнёт потихоньку восстанавливаться.       Мидория кивнул и ещё раз попытался пошевелить руками. Получилось с трудом, но лёгкое покалывание в пальцах он всё же ощутил. Очень скоро Изуку потянуло в сон, и его вновь оставили одного, перед этим ещё раз проверив все показатели на приборах.       — Если что случится или что-то понадобится, вот здесь, у тебя под рукой, кнопка вызова медперсонала, — девушка положила руку Мидории на плоскую платформу с выпуклой кнопкой на подлокотнике кушетки.       Когда медсестра вышла из палаты, Изуку нервно закрыл глаза. Усталость в теле ещё больше начала накрывать, какая-то внутренняя тревога не унималась, поэтому Мидория только отрывками проваливался в сон, так толком и не отдохнув до следующего прихода врача. Его вновь осмотрели, вновь задали какие-то вопросы, которые Изуку забывал в ту же секунду, когда давал на них ответы. Тревога разрасталась, и в один момент Мидория понял почему. Он не чувствовал собственных ног...       — А, эм... Простите, — еле проговорил Изуку, врач заинтересованно на него взглянул. — Мои... ноги. Я не...       Изуку начал мямлить, голова разболелась, пульс подскочил. Сбоку эхом звучал голос врача, но Изуку не понимал, что он говорил. Неожиданно ему что-то вкололи в руку, через минуту стало легче.       — Так, сейчас лучше? — Изуку кивнул. — Давайте посмотрим, что у Вас с чувствительностью.       Доктор достал карандаш и развернул правую руку юноши ладонью вверх. Он коснулся острым кончиком некоторых мест и посмотрел на Изуку. Тот вновь молча кивнул, подтверждая, что с рукой всё в порядке. Такую же махинацию проделали с левой рукой — результат был тот же. А вот когда врач откинул одеяло, Мидория очень занервничал. Но сколько бы доктор ни разминал его стопы, ни дотрагивался карандашом, Изуку ничего не ощущал. От осознания на глаза навернулись слёзы, он сильно сжал одеяло в руках.       — Видимо, у Вас всё-таки после аварии был поврежден спинной мозг, в следствие чего парализована нижняя часть тела, — врач что-то записывал у себя на планшетке, изредка поглядывая на Изуку.       — Авария? — на вдохе прошептал Изуку, недоумевающе взглянув на врача.       — А Вы не помните?       Мидория отвёл глаза, пытаясь вспомнить, что с ним произошло до того, как он здесь оказался. Неудачная репетиция, подслушанный разговор, утомительная дорога до дома и... Темнота. Ничего. Совершенно ничего не приходило на ум, лишь очень отдаленно ещё вспоминался яркий свет фар.       — Меня сбила... машина? — Изуку чуть подтянулся на кровати и влажными глазами посмотрел на врача.       — Ну, так нам сказали, когда Вас привезли.       — А кто-нибудь приходил навестить меня? — медленно спросил Мидория, ему всё ещё было тяжело разговаривать.       — Я, к сожалению, не владею такой информацией. Если интересно, спросите у медсестры, которая ранее к Вам заходила. Она на протяжении всего Вашего пребывая здесь, ухаживала за Вами и Вашим состоянием.       Изуку посмотрел вперёд, сжав одеяло на уровне бёдер. Ничего не почувствовав, Мидория вновь занервничал, уже выступившие слезы показались недостаточными его сердцу и оно дернуло слёзные железы со всей силы. Горько. Одиноко. Обидно. Он вздрогнул, когда его руку накрыла тёплая ладонь.       — Успокойтесь, это всё временно, Вы обязательно поправитесь.       Эти слова не внушали и капли надежды. Врачи ведь всегда так говорят. Он не чувствовал своих ног, и для него это казалось сейчас концом света. Сколько времени уйдёт на восстановление? И сколько ещё он не сможет после этого нормально двигаться? А танцы... Черт, это ведь единственное, что держало Изуку на плаву. Это единственное, чему он радовался в своей жизни. А что теперь? Если ему в итоге скажут, что он не сможет больше танцевать, что ему тогда делать?       Врач явно оказался скуп на слова, поэтому очень скоро ушёл, кинув напоследок, что Изуку для начала стоит дождаться результатов анализов.       Кроме как рассматривать свою комнату, Мидория ничего не придумал. Хоть разные мысли и посещали его одна за другой, но особо поделать что-то с этим он не мог, находясь наедине с собой. Единственное, что он был в состоянии делать — разъедать себя собственными домыслами. Факт того, что к нему никто не заходил всё это время, очень расстраивал, но, с другой стороны, и не был каким-то шокирующим. Изуку даже не знал, где его телефон, поэтому не мог посмотреть, звонил ли ему кто-то. Да и кто ему теперь может позвонить?       Киришима явно дал понять, что терпеть его не может, с Кацуки в принципе нет желания разговаривать. Из института у него нет особо друзей, а на танцах знакомые навряд ли будут вообще волноваться. А если Изуку позвонит родителям, они его быстро заберут и больше не отпустят от себя ни на шаг. Пойдут разговоры «Мы же тебе говорили, предупреждали, и смотри, чем это в итоге закончилось». Мидории этого не надо. Иначе он совсем опустит руки и потеряет весь запал, который нарабатывал всю свою жизнь.       Медсестра оказалась намного разговорчивей и смогла немного подбодрить Изуку. Анализы оказались неплохими, но вот травма позвоночника и правда подтвердилась.       — Я больше не смогу ходить? — с комом в горле спрашивал Изуку. Он продолжал сжимать одеяло, надеясь, что чувствительность всё же вернётся.       — Если так будешь думать, то да, — Мидория был просто в шоке после сказанного. Он думал, что задача врачей — хоть немного подбадривать пациентов. — Однако, бывали и хуже случаи, после которых люди восстанавливались и продолжали жить на всю катушку.       Должно быть, это были очень сильные духом люди. Изуку не такой. Он буквально недавно узнал, что совсем никому не нужен. Его никто не навещал, какой смысл ему бороться дальше? Ну встанет он на ноги, ну продолжит танцевать, а толку-то в этом? Его также продолжат ненавидеть, а любимое занятие не будет уже приносить такого удовольствия.       — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, — Мидория взглянул на медсестру, которая раскладывала какие-то инструменты на соседнем столике. — «Я очень слаб, у меня ничего не получится». Но я вот что тебе скажу: не думай о том, что случилось, не думай о том, что именно привело тебя к этому. Подумай о том, какой смысл в том, что ты останешься в таком состоянии. Думаешь, будет лучше опустить руки? Или может всё-таки доказать всем, что ты не станешь обузой для других, — Изуку опустил глаза и посмотрел на свои ноги. — Понимаю, что это проще сказать, чем сделать, но постарайся не думать только в негативном ключе о себе. Возможно, это будет переломным моментом в твоей жизни. Не успеешь оглянуться, как всё перевернётся с ног на голову.       Возможно, для кого-то это и звучало бы воодушевляюще, но Мидория, конечно, сомневался. Хотелось в себя поверить, но пока ему, наверное, стоило просто отдохнуть. Впереди у него огромное количество времени на восстановление, много сил уйдёт на все эти процедуры, на всю атмосферу больницы. Сейчас Изуку просто хотел поспать.       — Ладненько, сейчас я вколю тебе несколько препаратов, и ты сможешь отдохнуть, — после уколов медсестра потрепала парня по волосам. — Отдыхай.       Мидория окликнул девушку возле самой двери. Медсестра с улыбкой повернулась к парню и стала ждать.       — А ко мне кто-нибудь приходил? — Изуку продолжал смотреть на одеяло.       — К сожалению, нет, — девушка сложила руки в замок и поджала губы. — Возможно, это из-за того, что ты попал сюда после аварии. Думаю, тебя обязательно ещё навестят.       После того, как медсестра ушла, Изуку некоторое время сидел неподвижно, но потом его накрыло. Слёзы стекали безостановочно, Мидория закрыл глаза руками, чтобы окончательно не разрыдаться. Как тут можно оставаться в позитивном настрое? Как можно продолжать улыбаться, если все буквально летит в тартарары? Уже давно летит, если быть честным.       Злость начинала всё больше брать верх, и в итоге Изуку начал стучать кулаками по ногам и что-то кричать, он даже не заметил, как в палату вбежали врачи, он отбивался, глаза застилала влага, но вся ярость сошла на нет. Мидория начал отключаться и только в последний момент понял, что ему вкололи снотворное. Отлично, такими темпами он может проснуться в психушке. После такого вообще есть шанс восстановиться? Изуку думал, что нет.

***

      Просыпаться не было никакого желания. Мидория слышал отдалённо разговаривающих в коридоре медсестёр. От запаха лекарств тошнило, но Изуку словно был прикован к кровати, у него не было сил даже на то, чтобы открыть глаза. Нервные окончания были оголены, конечности едва заметно тряслись. Все кроме ног. Хотелось взвыть. Снова закричать, заплакать или ещё чего хуже, но он лишь отчаянно прикусил губу, в надежде не проронить ни звука.       Сбоку раздался кашель.       Изуку ждал каких-то слов, он уже начал думать, что ему показалось, но и смотреть на гостя не хотелось. Кто бы здесь сейчас не сидел, Мидория не хотел его видеть.       Лёгкое шуршание бахил слегка встревожило слух, привыкший к тишине, но ещё больше Изуку сжался, когда его руку накрыла чужая ладонь. Мидория удручённо сглотнул ком в горле, продолжая лежать неподвижно.       — Изуку, я знаю, что ты не спишь, — голос прозвучал настолько нежно и ровно, что Мидория сперва не узнал его обладателя. Но и открывать глаза он всё равно не собирался. — Да, я проебался. Я должен был сразу всё рассказать, это зашло слишком далеко. И я... очень виноват, что ты попал в аварию.       Мидория молча слушал, хотя у него образовалось непреодолимое желание врезать Бакуго. Почему именно сейчас, когда Изуку оказался прикованным к больничной койке, Кацуки разговаривал с ним так откровенно? Словно он и правда волновался...       — Изуку, ответь что-нибудь, прошу, — хватка на руке стала сильнее, Мидория не выдержал и вырвал руку, с трудом повернувшись на бок.       — Видеть тебя не хочу, — Кацуки коснулся его плеча, но Изуку резко развернулся и влепил смачную пощёчину. — Оставь меня в покое.       Бакуго опустил голову и аккуратно прикоснулся к щеке, которая пылала от удара. Неожиданно на его лице проскользнула улыбка.       — Да, я это заслужил, — Изуку не смотрел на него, хотя почему-то очень хотелось. — Прости меня. Но я правда любил тебя и не хотел так терять.       — Ты ведь любишь Киришиму? — спросил Изуку, когда Кацуки уже был в дверях. — Зачем ты пытаешься давить на жалость? Я теперь и вовсе ходить не могу... Неужели ты был бы готов сидеть со мной?       — Если бы ты хотел...       — Нет, — перебил Мидория и наконец взглянул на Бакуго. — Не обманывай самого себя. Ты бы наверняка сдулся спустя неделю. Оно тебе не нужно. Поэтому пожалуйста, сделай одолжение: не навещай меня. И лучше вообще забудь о моём существовании.       Бакуго сильно сжал кулаки, стараясь сдержать свой гнев. Ему хотелось крикнуть на Изуку, что тот зашёл слишком далеко, но он прекрасно понимал, что сейчас Мидорию сложно — нереально, если начистоту, — переубедить в чём-либо.       — Выздоравливай. И знай, что я всё равно буду присматривать за тобой.       — Если просто из чувства вины, то не стоит.       Кацуки постарался улыбнуться, но получилось не очень. Он постоял ещё некоторое время около двери, после чего быстро попрощался и вышел из палаты.       Вновь оставшись наедине, Изуку вдруг понял, что весь негатив куда-то пропал. И было немного странно думать, что это из-за Кацуки. Хотя, может, как раз и стоило с ним поговорить, чтобы понять, что Изуку совершенно не нуждался в нём. Если бы правда любил, то сразу бы простил, кинулся в объятия и никогда бы не отпускал. Но он нисколько не жалел о том, что прогнал Бакуго.       Рано или поздно это всё равно бы всплыло. И, может, это правда повод, чтобы начать новую жизнь? Найти новые цели, новых людей, которые действительно станут хорошими друзьями, и на которых Изуку сможет положиться? А вот с отношениями стоило пока притормозить. Хотя Мидория понятия не имел, как теперь доверять людям. Он ведь даже до сих пор не знал, что с ним именно произошло, и кто в этом виноват. Да и если он узнает, кто его сбил, что он сделает? Разве что моральную компенсацию потребует, которая вряд ли поможет.       Однако на душе впервые за то время, что он очнулся, воцарился мнимый покой. Улыбка незаметно вырисовалась на губах — приятно вновь думать о чем-то позитивном. Приятно думать о чем-то теплом и, вполне вероятно, возможном.       Так проходил один день за другим. Та самая медсестра, которую, как оказалось, звали Неджире Хадо, частенько к нему приходила, и Мидории было очень приятно с ней общаться, в отличие от того же лечащего врача, имени которого Изуку намеренно не спрашивал. Возможно, парень мог бы общаться и с другими пациентами, но он очень стеснялся выезжать на инвалидной коляске. Неджире уверяла, что здесь неплохие люди, но Изуку наотрез отказывался с кем-либо взаимодействовать. Он предпочитал наслаждаться книгами, которые выпрашивал у Хадо на протяжении двух недель.       Кацуки пытался приходить ещё, но Мидория сразу после первого посещения попросил на ресепшене не пускать его. Других гостей также не было, но Изуку не был этому удивлён и, кажется, даже не особо волновался об этом. Ему не было одиноко и очень скоро Мидория привык к больничной суете. Что же касается его лечения, всё вроде шло хорошо, но вот чувствительность к ногам не возвращалась. Изуку старался больше не показывать свое отчаяние, запрятав его глубоко в сердце и оставив на одинокие вечера. Многие врачи были удивлены, что парень так быстро смирился со своим состоянием. У других могут пройти годы, прежде чем принять подобное. Он на это лишь криво улыбался.       Ещё одним необычным фактом стало то, Изуку начал меньше разговаривать. Он частенько уходил от темы, прикрывался тем, что хотел спать или активно читал книги. Даже Хадо стала больше за него переживать, а её попытки разговорить Мидорию с каждым разом рушились всё быстрее. Единственным вариантом оставалось прислать в больницу психолога. Однако до этого Изуку пережил ещё один неприятный момент.       То было очередное утро, когда Мидория читал книгу. В его палату, как и обычно, спокойно вошла Неджире с сияющей улыбкой на лице. В её руках поднос с вкусным завтраком. Изуку повернул голову в её сторону, слабо улыбнулся, но, так ничего и не сказав, вернулся к чтению.       — Изу-кун, как ты себя чувствуешь? Я вот принесла твой любимый омлет и ягодный чай.       — Спасибо, — это всё, что Изуку сказал, взяв поднос из чужих рук. Хадо неловко смотрела на него, думая, о чём ещё можно поговорить.       — Как тебе книги? Может ещё что-то поискать? — в ответ лишь тишина. — Изу-кун...       Мидория продолжал медленно есть завтрак и странно улыбаться. Хадо казалось это немного пугающим. Она уже было начала медленно разворачиваться, чтобы покинуть палату, как на пороге появилась ещё одна медсестра.       — Мидория-сан, к Вам посетитель.       Когда у Изуку выпала кружка из рук, Неджире едва не вскрикнула от неожиданности. У них обоих застыл ужас на лице: у Мидории из-за услышанной новости, а у Хадо — из-за выражения лица её пациента.       — Он представился? — поинтересовалась Неджире, но её коллега лишь отрицательно помотала головой. — Ладно, впусти его.       Изуку начал мотать головой из стороны в сторону, показывая, что он совершенно никого не хочет видеть, но медсестра уже ушла, а Хадо подошла к нему и начала успокаивающе приговаривать:       — Изуку, всё хорошо, это наверняка пришёл твой друг, чтобы проведать тебя, — Мидория поджал губы и сильно ухватился за плечи Хадо. — Не волнуйся, ты сам поймешь, что так нужно было.       За лёгким стуком в дверь следует недолгая тишина, которая нарушается скрипом двери. И на пороге стоял тот, кого Изуку хотел бы увидеть в самую последнюю очередь. Даже после Кацуки.       — Привет, Изуку, — парень замялся на месте, не зная, что делать дальше. Он поправил сумку на плече, а потом перевел взгляд на медсестру. — Добрый день.       — Добрый-добрый, — Неджире встала с кровати, неловко убирая от себя руки Мидории, который никак не хотел оставаться наедине с гостем. — Вы друг Изуку?       — Д-да, — неуверенно ответил парень и сделал пару шагов вперёд. — У меня было много дел, поэтому только сейчас смог его навестить.       — Ничего страшного, главное, что Вы смогли в итоге прийти. А как Вас зовут?       — Эйджиро.       — Прекрасно, Эйджиро. Оставляю его на Вас. Потом, когда будете уходить, найдите меня, пожалуйста, — Хадо мило улыбнулась, совсем не замечая испуганного взгляда Изуку.       — Обязательно.       Неджире тихонько хлопнула в ладоши, окинув вошедшего взглядом с ног до головы, и наконец оставила парней наедине. Мидория натянул на себя одеяло и повернул голову к окну. Киришима устало вздохнул и подошёл ближе к кровати.       — Знаю, что ты не рад меня видеть, — пододвинув стул к изножью, Эйджиро уселся, облокотившись на спинку. — Но ты не пускаешь Кацуки, а он очень хочет тебя увидеть.       Изуку молчал, сильно сжимая челюсть. На глаза готовы были нааернуться слезы, поэтому он натянул одеяло по самую макушку, не желая показывать свою слабость.       — Хочешь, можешь на меня наорать, выплеснуть всю злобу, потому что я уже устал смотреть на то, как Кацуки каждый раз что-то ломает дома, стоит ему вернуться из больницы.       Мидория удивленно выглянул из-под одеяла, пытаясь что-то сказать, но его попытки больше походили на желание нормально вздохнуть, словно каждый вдох отдавался дикой болью в груди.       — Он даже не знает, в каком ты состоянии, — Киришима продолжал рассказывать про Бакуго, в то время как Изуку хотелось сорваться на крик. Горло душили невысказанных слова и обиды. — Чёрт, да скажи ты хоть что-нибудь, иначе я сойду с ума!       — Вы живёте... вместе? — прошептал Изуку, и Киришима шокированно уставился на него. Затем он снова вздохнул и провёл ладонью по лицу.       — Нет, я просто периодически захожу к нему, чтобы проведать. И каждый раз он говорит только о тебе, — Эйджиро взглянул на выглядывающие из-под одеяла ноги и слегка нахмурился. Мидория, заметив его изучающий взгляд, постарался накинуть одеяло обратно, но получалось не очень. — Изуку... что с твоими ногами?       — Уходи... — Мидория подтянулся на кровати и ноги вновь оказались вне поля зрения. — Пошёл вон!       — Послушай, я правда...       — Кому сказал, вали отсюда! — не крик вырвался из глотки — хрип. Протяжный и сдавливающий горло. Изуку закрыл рот руками, безнадежно громко кашляя.       Киришима протянул руку к одеялу, но буквально сразу же ему в лицо прилетел пластиковый стаканчик. Он поднял взгляд на Мидорию, который указывал пальцем на дверь. В глазах читалась злость и, кажется, намек на что-то ещё отнюдь не дружелюбное. Эйджиро понимал — его не станут слушать.       — Прости.       Мидории эти извинения были ни к чему. Он почти на все сто процентов был уверен, что Киришима пришёл только по просьбе Кацуки, мол, чтобы хотя бы его пустили. Сразу было понятно, что Эйджиро сам не хотел сюда приходить. В итоге только нервы потрепал и заставил зазря потревожить голосовые связки.       Когда Изуку остался один, в сон начало клонить со страшной силой. Дожидаться Неджиро не особо хотелось. Нет, он не был в обиде на неё. Просто дикое чувство усталости накрыло его как нельзя вовремя. А девушка наверняка хотела сделать как лучше, но не прогадала.       Однако заснуть не удалось. В коридоре послышались крики медсестёр. Казалось, они пытались кого-то остановить. Шум приближался и Изуку раздражался только сильнее. Он приподнялся на руках и в упор смотрел на дверь, думая, что сейчас кто-то зайдёт к нему. В итоге так и случилось.       — У меня есть разрешение! Вы не можете меня выгнать!       Глухой голос прозвучал за дверью за миг, как она открылась. Первое, что увидел Мидория — инвалидная коляска, а затем в дверном проёме показалась макушка. Волосы. Они были разноцветные. Ещё секунда и он встретился взглядом с такими же разноцветными глазами. Изуку замер.       — Привет, — донеслось уже не приглушенно, а очень даже отчётливо. — Ну, что, готов ехать домой?       Впервые Мидория поморщился, увидев широкую и, казалось бы, самую прекрасную улыбку, которую ему доводилось когда-либо лицезреть.