Кремово

Чимин лежит в полосатой кофте на односпальной кровати с белой простынёй, а Юнги кажется что он под ярким, голубым небом, под кроной раскидистого дерева с голыми ещё ветвями, на которых только-только набухают почки из-за греющих лучей весеннего солнца. — Юнги-я… — пальчики не смело касаются острой скулы, а в глазах столько нежности и обожания, что в груди от этого будто бы трепещут крылышками колибри, раз за разом раня в самое сердце тонкими клювиками. — Чимин-и… — на выдохе у самых пухлых губ, от которых пахнет чаем из лепестков сакуры. Юнги гладит рукой шелковистые, розовые волосы, уверенный, что если проведёт по ним языком, то пряди окажутся сладкими. Чимин весь желанный и не распробованный. Тихие вздохи и мелодичные стоны — напряжённый, как струна, отчаянно заливающийся румянцем, Чимин позволяет. Губы Юнги скользят по бархатистой коже, оставляя влажные следы и мурашки. Он поднимает ноги Пака, прося ласково подержать их под коленками, и наклоняется низко, чтобы ткнуться губами в основание члена, и вобрать в рот поочерёдно каждое яичко, отчего Чимин стыдливо всхлипывает и жмурится, поджимая пальцы ног. — Минни, всё в порядке? Мне продолжить?.. Чимин судорожно, спешно кивает несколько раз, а Юнги, хоть и старше, и серьёзнее, обводит пальцем крохотную, тёмно-розовую точку ануса и не может поверить, что они и правда собрались заняться сексом. Вот с этим волшебством, что вылез из пушистого свитера с озорной улыбкой и щурился искрящимися полумесяцами. Лишь бы не причинить этому ребёнку боль, думает Юнги, к боли он сам привычный… Бескрайние поля, круглые озёра, перистые облака, край радуги. Единорог с венком из цветов, светлый, стройный, острым рогом лишает девственности, и тёплая кровь струится… — Твою… Же… Мать… Блять! — хрипит Юнги, сжимая руки на узкой талии. Перед глазами сверкают стразы на кожанке, накинутой на голое тело Чимина, что насаживается до упора со шлепком, и снова движется в исступленном ритме, спиной к лицу, спиной и затылком с розово-лиловыми прядями. Мин мнёт пальцами накаченные бёдра, слегка дрожащие, и вбивается между твёрдых половинок, откидывая голову назад и жадно хватая ртом воздух, в котором отчётливо пахнет разлитым сливовым вином. Чимин протяжно стонет, обнимает изнутри, сжимает пульсирующими стенками, растраханный, удерживает в себе, чтобы член не выскользнул. Он крутит задом в короткой передышке, восстанавливая сбитое дыхание, дёргается от удара поверх синего следа от зубов на ягодице, и раздражающе медленно наращивает темп заново. — Сучонок, — с любовью произносит Юнги, чувствуя, как его накрывает горящим пламенем, сжигая последние связные мысли в оргазме. Чимин самодовольно хмыкает на последней судороге, и кое-как откатывается в сторону. На щеках блестят бриллиантовые слёзы, в глазах голубые линзы, под кожей на рёбрах разлиты чернила. — Ты само совершенство. — Я сейчас сдохну, если тоже не кончу. — Давай, как ты хочешь? Можешь сесть мне на лицо, выебать в рот или в задницу, вперёд. — Поработаешь язычком, котик? Юнги кивает, фокусируясь на набухших, витых венках и влажной от смазки головке. Завтра его белозубый демон будет охать при каждом шаге, проситься на руки, кутаться в свитер с длинными рукавами и выпивать литры вишнёвого чая, капризно дуя свои искусанные губы, подставляя для поцелуя. А сейчас вскрикивает, изливаясь в принимающий рот, и он сладкий на вкус.