Кремово

И ведь даже обидно. Сколько слухов было о том, что всё через постель, каким бы голосом не обладал — в первую очередь посмотрят на внешние данные, и нагнут, наверняка нагнут. От бывшего рэпера с быстрой, дерзкой читкой и оскалом, Чимин ожидал многого. Что буквы на кольцах «S», «U», «G», «A» — отпечатаются на его скуле или заднице, что тот будет придушивать, выдернув шнурок из капюшона толстовки, что доведёт языком до обещанного Гонконга, в конце концов! Нихера. Шуга ныне продюсер, в белой кофте и с мягкой улыбкой, с естественным цветом тёмно-каштановых волос, и о прошлом напоминают разве что проколы в ушах и неоспоримый опыт в музыкальной индустрии, подтверждённый многочисленными наградами. Чимин купил анальную пробку, готовясь к анальной же каре за все свои опоздания, нервно облизываясь на пороге просторной студии, и каждый раз был не ёбан. — Тебе повезло! — учитель по танцам Хосок хлопает по плечу с широкой улыбкой. Он друг Мин Юнги, произнося его имя без фанатского трепета, и имея в виду что юное дарование попало в хорошие руки. …Такие красивые, подкаченные, жилистые, с голубоватыми венками, с длинными пальцами, порхающими над музыкальным оборудованием, а не по ключицам и соскам. — Чимин-и, что ты там пыхтишь в микрофон, разогревай связки. Взгляд младшего цепляется за логотип на ветровке, и он распевается с адидасовской песней КоЯn, старательно произнося английские слова — All Day I Dream About Sex, подпрыгивая и беснуясь в кабинке записи вокала, с большими наушниками на голове. — А он у тебя плохиш, да? — Намджун, коллега по цеху, зашедший в гости, усмехается на откровенное «So let's fuck», произнесённое глаза в глаза. — Отдыхает так от кей-попа. — Напиши ему тексты под стать. Полные страсти. — И цвет хочу поменять! — высунувшись к ним, розововолосое чудо оттягивает прядки. — В чёрный! — Ну же, Шуга, ты ведь как никто другой умеешь выражать суть через образ. Не мучай пацана слащавыми песенками о трепете первой влюблённости. Чимин согласно кивает. Намджун классный. Они подмигивают друг другу. — Стратегию нужно менять постепенно… — Юнги лениво ведёт мышкой по столу, потеряв интерес к разговору. — Сука, сука, сука, сукаааа! — пиная осенние листья, напоенный тёплым чаем с мёдом и завёрнутый до самого носа в продюсерский шарф, Чимин глубоко вдыхает остаточный аромат одеколона, не разбирая ни одной ноты, но пахнет просто охуительно. — Давай пойдём в бар, ты там напьёшься, начнёшь творить непотребства, позвонишь Юнги и он заберёт тебя, закинув на плечо по-геройски… Тэхён, лучший друг и тоже айдол, фонтанирует идеями, в которых Пак неизменно позорится. — Или подрочи в его кресле так, чтобы он застукал в процессе. Или!.. — Научишь? — бесцеремонно садясь на колени, Чимин с преувеличенным вниманием смотрит в каждый из трёх мониторов по очереди. Развёрнутые окошки с программами выглядят как какая-то заумная хрень, а вот колени продюсера под задницей чувствуются очень даже хорошо и приятно. Чимин в дебильном, пушистом фиолетовом свитере, слегка ёрзает, улыбаясь невинно и тыча пальцами по клавишам недопианино. — Флирту? — уточняет Юнги, и Чимин совсем не хочет к нему оборачиваться — в первую секунду, на второй он с вызовом щурится. — Да. Мин вздыхает и резко разводит ноги, отчего Чимин валится, в панике хватаясь за край стола. Господи, развели как ребёнка, а Юнги ещё и ржёт над ним в придачу. Знает. Этот хитрый лис наверняка всё понимает и знает, и не от таких настырных поклонников ведь отбивался со стопроцентной вероятностью. — Потренируюсь на Чонгуке, — надув щёки, Пак едва не стонет, когда Юнги серьёзно кивает на заявление. Не удалась провокация ревностью… На Хэллуинской вечеринке Чимин бочком пробирается к менеджеру менеджеров, умнейшему и красивейшему Киму, что в образе ангела с жемчугом на шее. — Сокджин-ши, как сделать приятно без рук?.. Тот от вопроса поперхнулся коктейлем, округляя глаза. — А, это ты, бесёнок! Господи, и как Юнги с тобой справляется… — Хладнокровно. — Ну да, ну да… — Что насчёт приятного? Я, правда, не знаю, чего бы такого… Вытворить в рамках закона и приличий, а отплатить за добро хочется. — Дай повод гордиться собой, рыжуля. Он ради тебя старается, ты уж не подведи. Вялый роман-эксперимент с Чонгуком быстро забывается, пока Чимин остервенело въёбывает в танц-зале и в студии, прокачивая исполнительский скилл и девственную жопу. На сцене и вовсе всю душу из себя вытряхивает, раз уж никто не трахает, крутит бёдрами призывно, подкидывает микрофон в руках и виртуозно им вертит, прижимая к самым губам и ломая зуб в порыве. От стоматолога он выходит с голливудской улыбкой, восстановив и отбелив зубы. У Юнги, вынужденного просматривать все записи с блядскими танцами, интересуется: — Голос стабилен?.. — Это Хосок такую хореографию поставил? — Импровизация. — Угу. Тебе в новых песнях больше сосредоточенности на эмоциях, или о плотском? — Я бы всё хотел попробовать. — Взрослеешь. — Вот только атрибуты взрослости все какие-то запретные. Ни травки, ни траха. — Не ляпни такого на интервью, пожалуйста, иначе нас всех натянут. Метафорически. — Я ради тебя на рождественском шоу участвовал, чуть не треснув от слащавости. Полагаю, до конца контракта мне из себя строить сиропно-сахарного мальчика Шуги… — Ты… — Метафорически. В обещанных текстах такое подходящее состоянию отчаянное нытьё о неразделённой любви, что проникнувшись, Чимин замыкается. — Голодный? Машинально коснувшись своей щеки, проверяя на пухлость, Пак отрицательно качает головой, скуксившись, окуклившись в гигантской худи. — Ну-ка ешь. Юнги вставляет в рот ложку с супом, и кормит до самого дна тарелки. — Мне тебя теперь папой называть? — Папочкой, — роняет Юнги, и тут же прикусывает изнутри щёку. Чимин в дичайшем восторге от предложения, от прорыва, пусть его просто подбодрили шутеечкой, но сам факт! — Паааапочка, я хочу красные ботинки, папочка! И подпрыгивает сидя на диванчике, с придыханием. — Я с ним ебанусь скоро, Наму. Джун взбалтывает виски со льдом в стакане, любопытно выгибая бровь. — Он то заворачивает слова в двойные-тройные смыслы, то лупит в лоб. А уж демонстрация шпагата, «Зацени, папочка!», это пиздец. — Очень за вас рад. Любой другой давно бы сдулся от твоего холода и упрямства, а этот разводит на эмоции. — Он клещ, заноза, заусенец, засранец, липучка, затычка, и заинька, — загибая пальцы, Юнги оставляет три свободными, и разводит их в стороны. Чёрная коробка перевязана много раз тонкой, алой ленточкой. Развязывая, Чимин поднимает крышку и ахает. — Я реально твоя сахарная детка?! — У тебя послезавтра фотосессия, а завтра — красишь волосы в чёрный. — Спасибо, папочка! — Чимин вопит, прижимая к груди ботинки из красной замши на толстой подошве. Он примеряет их — сидят как влитые, и кидается обнимать, шепча искренне: — Ты самый лучший, — быстро чмокая в щёку. — Акция единоразовая, и не зови меня больше папочкой. — Лааадно, Юнги-я. На фотосессии всё по року, постеры любимых групп на полу и на стенах, кресло с металлическими ножками разрисовано символами, белым по чёрному — кости, кресты, корона. Чимин еле сосредотачивается, строя серьёзную мордашку и засыпая Юнги сообщениями: «Спасибоспасибоспасибоспасибо», тот ведь знает все желания и исполняет их потихонечку, договариваясь с кем нужно, но пока что не со своей совестью. Вваливаясь в студию поздним вечером, Чимин тащит до ближайшей кофейни, пешком, делясь впечатлениями, напарываясь на мудацких папарацци, и неожиданно оказываясь задвинутым за спину продюсера, популярно объясняющему, куда тем пойти с камерами. — Я был недостаточно красивым для репортажной съёмки? — Что ты несёшь, ты всегда красивый. У тебя должно быть понятие личной жизни и её границы. — Да нет у меня никакой личной жизни, — Чимин заказывает два американо, Юнги оплачивает. — На жалость давишь? — Напоминаю, что всё ещё свободен и открыт, для экспериментов, больших и чистых, маленьких и грязных. — Любви и секретов? Чимин прячет нос в стаканчике кофе, медленно моргая в качестве положительного ответа. — …Тебе идёт чёрный цвет волос. — Не зря я так давно просил, мои идеи вообще… Замечательные. — Проводить тебя, замечательный? У Чимина крохотная квартира минутах в пятнадцати от студии, что всяко лучше, чем общежитие. Юнги берёт за руку, переплетая пальцы и пряча в карман своего пальто. Пак очаровательно краснеет и дышит через раз, и через два — когда круговыми движениями Юнги поглаживает запястье. — Это было свидание, — остановившись у входа в жилой комплекс, Чимин ярко улыбается. — И не вздумай отмазываться. — Я тебя настолько старше… — Надаёшь по жопе? Я согласен. Не хочешь подняться на чашечку кофе? Айщ, ну, на вторую? На поцелуй? Выпори меня прямо сейчас. Юнги закатывает глаза и щёлкает по носу. Угнездившись в кровати, Чимин достаёт яблочные чипсы и ноутбук, запуская видео многолетней давности, где злобствует Шуга, посылая со сцены нахуй и в Ад, и его рык чертовски распаляет. Они бы точно спелись вместе, родись Чимин раньше. Самозабвенно теряли бы головы в гримёрках, щеголяя синющими засосами. «Опиши свой идеальный выходной» — вспыхивает телефон сообщением. Пак склоняет голову на бок, задумавшись. В свой прошлый, они с Тэхёном напились в клубе для айдолов, вытанцовывая до утра. «Идеальным был бы любой, проведённый с тобой». Ну и всё. Чимин понятия не имеет, как Юнги отрывается в выходные, вряд ли, как пуговица. Наверняка потащит на типа нормальное свидание в парк аттракционов, намекая на возраст, или посадит смотреть артхаусный фильм в кинотеатре, сжимая потеющую ладошку в своей сухой. Судя по рассказам, последний отпуск Мин провёл в снятом домике где-то в снежных горах, с камином, коврами, вязанными носками, чашками с какао, книжками, и благословленной тишиной. Как дед. Всё ещё горячий, конечно. Выходной наступает неожиданно, светя пустым окошком в расписании уже через пару дней. Юнги небрежно советует надеть те самые ботинки, и ближе к ночи заезжает за ним на такси, весь в чёрном, в пиджаке поверх футболки, натянутой на подушечных мышцах груди. Как же он, блять, изменился, с того щуплого пацана… Чимин откидывает назад свои волосы чуть нервно, забрасывая по дороге вопросами — а куда, а что, а почему, а зачем, уже приехали, а сейчас, а расскажи… Машина останавливается у неприметной двери без опознавательных вывесок, Юнги показывает какую-то карточку с иероглифами охраннику, и они спускаются вниз, в, по всей видимости, ресторан, с красными бумажными фонариками и официантками-гейшами при полном параде. Мин в такой обстановке спокоен абсолютно, даёт советы насчёт ужина, а Чимин насторожен — откуда-то из глубины раздаётся лёгкая, томная музыка, и за плотные занавески периодически уходят люди в соседний зал, отсветы неона из которого бликуют на полу на секунды. — Давай выпьем, что ли. Нервничаю. — Конечно, Чимин-и. Немного суши и тёплой рисовой водки под вежливый разговор о путешествиях. Не то чтобы вау времяпрепровождение, но уже хоть что-то. Пак расслабляется, улыбаясь, не размыкая губ. Вот она, взрослая жизнь… — Что там дальше? — Хочешь пойти туда? — Интригует. — Что ж… Первое — ты совершеннолетний, и сам несёшь за себя и свои действия ответственность. Но, тут есть некоторые правила. Руками не трогать. И, второе, никто не растреплет, что видел тебя здесь, и ты тоже помалкивай. Юнги встаёт, маня за собой, и раздвигает занавески, что по ту сторону, оказывается, в нитях с бусинками. Чимин впадает в ступор, потому что… Да блять, да неееет, да не может быть. И ладно, сцены с пилонами, на разных уровнях, отделённые ширмами, но качели над залом, на которых раскачивается почти голая девушка, осыпая лепестками цветов, что мягко падают на его задранное кверху лицо, это уже… — Нравится? — Ты притащил меня в стриптиз-клуб?! — Это, скорее, клуб по интересам. Подходящий для тех, кто постоянно думает и поёт о сексе. Другая девушка, в платье ципао с разрезами до бёдер, подаёт с поклоном обалдевшему Чимину меню. В неоновом свете он рассеянно читает перечень услуг вместо ожидаемой им алкогольной карты. — БДСМ-комнаты отметай сразу, карьера тебе не позволит ни бладплэй, ни плётки, ни даже наручники, — буксируя на бархатный диванчик перед танцовщицей с веером и в ханбоке, Юнги давит на плечи, усаживая. — А вот на обряд мизу-агэ обрати внимание, для мужчин своё постепенное лишение девственности. Сибари, кстати, вполне возможно. — Какого ж хуя… — Эротический массаж могу порекомендовать на первый раз. Ещё тут есть мальчик, очень умело обращающийся с расплавленным воском… — Для эпиляции? Юнги хохочет, обнажая дёсны. — Думаю, и это можно устроить. — Юнги-я, зачем мы здесь? — Чимин боком поворачивается к выступлению. — Для безопасного удовлетворения твоего любопытства. Люди тут узнают о себе и своём теле много нового. — За деньги. — С профессионалами. Удовольствие без обязательств и впутывания в отношения. Любая сексуальная фантазия, любой каприз. — Я-то думал, что у нас свидание… — Да тебе не всрались прогулки под луной с задушевными беседами, Чимин-и. — Я бы хотел, чтобы всё это… — Пак стучит ногтём по меню. — Со мной сделал ты. — А мне уже давно не интересен секс ради секса. Юнги пожимает плечами, и, глядя куда-то за спину Чимина, поднимает руку в приветствии. — Господин Ди… — девушка с маской кицунэ на верхней половине лица, и длинным хвостом, торчащим из разреза трусиков, держит в пальцах мундштук. — Моё почтение. — Здравствуй. Не поделишься? Кицунэ приносит пепельницу и портсигар, щёлкает зажигалкой у лица Мина, и тот с наслаждением затягивается сигаретой. Чимин апатично ложится головой ему на колени, наблюдая за танцем. Юнги едва перебирает его тёмные волосы, периодически прикладывая фильтр к губам, позволяя маленькие, не глубокие тяжки. — Поехали домой, пожалуйста. — Я вызову тебе такси. — А сам останешься? — У-гу. — Это что, Том Йорк?.. Юнги листает свой ежедневник, пока Пак распевается под «Чёрного лебедя» в кабинке звукозаписи, включив музыку с телефона. — 'Cause this is fucked up, fucked up, — уныло повторяет Чимин, слегка покачиваясь. В глазах потухли искорки, руки глубоко в карманах. Следующая в плейлисте «Analyse» , и Чимин столько раз выл её за последнюю неделю, что исполняет без запинок, захлёбываясь в душащих эмоциях. Вот, что у него есть сейчас, солёные потоки, вместо дразнящего огня. Вечера рефлексии с попытками самостоятельно выучить традиционный танец с веером, но куда ему до опытных во всём, к кому обращался и с кем оставался Юнги. С которым они не пересекались до этого момента, и то, он куда-то сваливает. Под «Daydreaming» Чимин уже просто лежит на полу в маленьком пространстве за стеклом. Всё так дерьмово. Чимин пытался понять, в какой момент облажался, понимая, что с самого начала, когда запал на продюсера при знакомстве, разглядывая слишком откровенно. Ему стоило бы быть скромным и робким, послушным мальчиком, держа язык за зубами. С любовью исполнять трепетные песенки. Может быть, тогда, его бы и позвали на настоящее свидание, гулять в парке и кормить уточек. Или… — Чем занят? — Юнги, попивая кофе, заглядывает к нему. — Жалею себя, — Чимин неопределённо машет рукой над головой. — Мхм. Работать будем? — Честно говоря, я, блять, не знаю, хён. Если я разорву контракт, то мне выпишут неебические штрафы, ведь в меня столько вложили, а я и половины ещё не отбил. Но я бы с таким удовольствием съебался в какую-нибудь рыбацкую деревушку, сел бы в маленькое каноэ, и уплыл бы в туман. — Чимин-и, ты эмо, — Юнги присаживается рядом на корточки, стирая пальцем влагу с щёк. — Я буду работать. Я не могу подвести тебя, хён. Дай мне минутку. — Хочешь кофе?.. — Так это же твой. — Могу поделиться. — Напускаю туда своих детских слюней с привкусом неопределённости в жизни, и ты заразишься долбоебизмом. — Справедливости ради, я тоже не образец для подражания. Прости за ту вылазку в клуб, не ожидал, что ты посыплешься. — Ну, это было впечатляюще… Я тебе совсем не нравлюсь? Юнги со вздохом ложится рядом. — Понимаешь… — Нет или да? — Вот у тебя всё сиюсекундно. Подумай о будущем. Продумай хотя бы на пару шагов наперёд. — Пока кто-то думает, кто-то другой делает… — бормочет Пак, приподнимаясь и касаясь губ, тёплых и кофейных. — …Так, и дальше что? — Теперь твой ответный ход. — Мне интересно. Ты дорвался. Полная свобода действий. Давай. Чимин кладёт голову на плечо и обнимает одной рукой за пояс. — Это и есть твоё развратное, сокровенное желание? — Да я члена-то во рту никогда не держал, не полезу я к тебе в штаны. Мне хочется тебя обнять, и я обнимаю. Ты вкусно пахнешь. — Ты действительно ребёнок. — Потом научишь меня, что и как… — С чего ты решил, что я на это соглашаюсь? — Твои пальцы опять в моих волосах, — Чимин чуть смещается, чтобы ласково потереться щекой о грудь, и, приоткрыв рот, прижимается губами, дыша через ткань футболки на напряжённый сосок. Юнги хмыкает. — Мне нравится твоя откровенность. Что ты не ломаешь себя, угождая. Ты проживаешь свою молодость искренне, в порывах, со всей дуростью. Смело. — Меня несёт и заносит. — Наслаждайся. Однажды, ты станешь таким же скучным, как я, но, по крайней мере, не будешь жалеть об упущенном времени. Чимин заползает на него, чуть хмурится, глядя в глаза. — Так давай вместе не упускать?..

***

Толпа скандирует: «ПАК ЧИ МИН», после его сокрушительного, восхитительного выступления и танца. Он резким движением, с щелчком сворачивает оранжевый веер, откидывая серебристую чёлку назад и улыбаясь ожидающим за кулисами друзьям и стаффу. — Ты потный, но всё равно классный! — Тэхён накидывается с обнимашками, и Чонгук удваивает, стискивая их. — Да дайте отдышаться! — звонко смеясь, Чимин рад. Рад, что сделал это, рад, что изнуряющие репетиции и мандраж — теперь позади. Ему почти плевать, получит ли он премию, он, чёрт возьми, выжал из себя всё, что мог, и доволен результатом. В коридоре суетятся сотрудники, и он спешит мимо них в свою гримёрку, переступая порог и сразу падая — крепкие руки подхватывают его, кружа. Чимин чуть откидывается назад, прогибаясь, подставляя шею для поцелуев. — Поставишь мне засосы в отпуске?.. — шепчет он, жмурясь от удовольствия. — Сколько захочешь. Частная вилла уже забронирована, вдали от чужих глаз. В планах — загорать голышом на белом песке, потягивая текилу санрайз, под шелест волн и пальмовых ветвей. Ох, он уже купил пару солнечных очков в твёрдых футлярах, и браслетики из малюсеньких ракушек — это всё, что он собирается носить на себе ближайшие полторы недели. Конечно, в его планы внесут корректировки — на песок постелют полотенце, тело намажут солнцезащитным кремом, коктейль заменят водой или сверхполезным смузи, к вечеру на плечи накинут рубашку изо льна, подадут шорты. И, взявшись за руки, переплетя пальцы, они будут долго гулять вместе по берегу, в свете луны. — Юнги.