Кремово

Как же чертовски холодно. Юнги стоял в темноте кухни, ожидая, пока закипит вода в чайнике, и смотрел в окно, за которым всё было покрыто белым, колким снегом. В большой чашке с двойными стенками из стекла — содержимое всё равно остывало быстро. Как и всё в этой квартире, как и его собственные внутренности. Холодно. Выбирая сменную одежду, чистую, взамен тех слоёв, в которых он прел, Юнги достал толстовку, которую обычно не носил дома. Стоило заняться стиркой и глажкой, но длинные пальцы сковывало, мысли текли медленно, всё было лень. Набрав полную ванну, переминаясь с ноги на ногу на кафельном полу, он торопливо разделся, погружаясь в воду и чувствуя, как каждая мышца, наконец, расслабляется. …Он почти допил чай, полулёжа, когда раздался звук поворачиваемого в замке ключа, возня и топот из коридора — пришедший стряхивал снег, и вскоре порозовевший нос любопытно сунулся в щель приоткрытой двери. — Ты либо туда, либо сюда, не выпускай тепло. — Так и знал, что застану тебя тут, — то ли с хмыканьем, то ли с шмыганьем, Чимин боком протиснулся. Прищурившись, Юнги наблюдал, как тот снимает джинсы вместе с термобельём и носками, и оставшись в трусах и свитере, перекинул ноги через бортик ванной, садясь на него. — Замёрз?.. — Да не то чтобы. Проверяя рукой под водой, Юнги пощупал маленькие пальчики, пощекотав и ступню — хохотнув, Чимин улыбнулся. — Мы снеговика слепили и назвали в твою честь, ты как будто бы рядом был, с нами. — Чимин-а, ты же знаешь… — Знаю. Зимой они почти не проводили время вместе на улице. Пока Чимин танцевал под первым снегом с детским восторгом, подставляя ладони и не дыша разглядывая каждую снежинку, хрупкую, уникальную, Юнги сонно отлёживался дома, как в берлоге, пропахшей хвоей и мандаринами. Из-за того, что за окном почти всегда было темно, кровать они не заправляли, путаясь и во времени, и в наваленных одеялах, покрывале, россыпи подушек. — Всё ещё холодно?.. Юнги под ним чуть влажный и порозовевший, после ванны и десятка поцелуев. — Да, — подставляя шею и обнимая крепче, он греется. Как же чертовски жарко. Лёжа на полу у вентилятора, Чимин плавится, закрывая глаза от яркого света и нажимая на курок… Пульверизатора, что распыляет над головой мельчайшие капельки. Жарко, жарко, жарко, и почти нечем дышать. Хочется снять с себя кожу, выйти из тела, и вольным духом улететь в горные вершины. В Арктику. В Антарктику. Сесть в сугроб. Семенить с пингвинами и нырять с касатками. Чимин кладёт в рот мятный леденец и набирает в рот холодной воды. Из дрёмы выдернуло знакомое шарканье сандалий и весёлый свист. — Убей меня, — стонет Чимин. — Сейчас приготовлю оружие… Юнги устроил в морозильнике маленькую фабрику по производству льда, заполняя формочки водой, и лепестками цветов и ягодами. Он замораживает йогурты, сок, чай с молоком и сгущёнкой, банановое пюре и кофе. — Открой ротик. Ожидая чего-то не слишком сладкого, с закрытыми глазами Чимин получает поцелуй и касание прохладных пальцев, отодвигающих со лба взмокшую чёлку. Ночью, когда жара спадёт, Юнги опять поведёт его гулять по улицам, напоенных ароматами цветения, под сияющими звёздами. Свою коллекцию шапок летом он меняет на чёрную панаму, бледная кожа не шелушится в безветрии, губы от частого облизывания больше не трескаются — температура плюсовая, о морозах пока можно забыть, одежды — минимум, и никакого мешающего идти снега, ни скользкого льда, ни летящих снежков, ни наряженных ёлок с искусственным светом гирлянд. Дома, на кровати — влагонепроницаемый чехол на матрасе и пара простыней. Одну стелют вниз, вечно сминаемую, второй иногда накрываются, смочив. — Чиминааа… — Слишком жарко, — отпихивая ладошкой, не высыпающийся Пак хмурится, и вздрагивает, когда Юнги ведёт кубиком льда по загоревшей коже…