Кремово

Это происходит вновь, когда Чимин, натянув на нос ворот футболки, заливает эмалированную поверхность ванны ядовито-розовой жидкостью чистящего средства. Всего на секунду перед мысленным взором появляется бледное лицо хёна с широко раскрытыми глазами, покрытое этой жижей. Чимин полагает, что всё же надышался химическими испарениями, отравившими разум. Он захлопывает тяжёлую железную дверь и против воли представляет длинные, застрявшие пальцы. Нарезая мясо кубиками, крепче сжимает рукоять ножа и умоляет себя не воображать, как кромсает человека. Прыгая с половины лестничного пролёта вниз и ударяясь подошвами кед о твёрдый пол, а не о хрустнувшую под ногами грудную клетку. Энергично встряхивая одеяло в пододеяльнике. Даже засовывая одежду в стиральную машину. Используя инструмент для раскалывания орехов. Протыкая иглой маленькую подушечку. Чимин, которого прозвали небесным ангелом — о, он думает, что давно пал за все свои непреднамеренные, больные фантазии. Он даже делится тревогой с Тэхёном, обтекаемо сообщая, что у него в голове чёрте что из мелькающих образов, мешающих жить. Тэ понимает всё по-своему, рассказывая о том, как круглые сутки только и думал о сексуальности Чонгука, и чтобы не течь постоянно, представлял того в туалете. Чимин кривится, пихая смеющегося друга в плечо. Если бы его преследовали мысли о горячем хёне, всё было бы проще. Наверное. В реальности дела обстоят так — Чимин настолько боится прикоснуться к Юнги, что шарахается от него, как от прокажённого, хотя таковым считает самого себя. К счастью, Мин никогда и ни с кем не инициирует физический контакт, оставляя вокруг себя максимальное количество свободного пространства. Представить хёна в эротическом контексте, кстати, совсем не сложно. Ночью, лёжа под одеялом, Чимин настраивается, поглаживая бёдра через пижамные штаны, кружа вокруг почти полностью возбуждённого члена. Очень медленно, почти лениво, как это мог бы сделать с ним Юнги, и… В мыслях почему-то у Мина течёт изо рта алая кровь, струясь и капая на бритый лобок. Чимин становится дёрганным и нервозным. Он старается не смотреть на хёна на общих встречах, отмалчивается, отсаживается, твёрдо уверенный, что так будет лучше. Кому-то из компании — Сокджину или Хосоку, приходит идея закатить шумную вечеринку с литрами алкоголя. — Нам всем нужно расслабиться, — подмигивает Намджун. Собравшись в квартире Джина они болтают, играют, и, хохоча, захмелевший Чимин опасно покачивается на стуле. Его резко клонит в сторону Юнги и он резко отшатывается, с грохотом падая. Чимину столько раз мерещились увечья, которые он оставляет на Юнги, что свою сломанную ногу он воспринимает с улыбкой. Уж лучше у него, чем у хёна. А дальше больница, рентген, спица, гипс. Юнги подставляет плечо, предлагая ухватиться за шею для удобства, и Чимин, накаченный обезболивающим и успокоительным, плачет, потому что гипотетически, он ведь может и задушить ненароком. За их спинами остальные хмуро переглядываются. В итоге до машины доводит Чонгук. Друзья дежурят в квартире, приносят еду, помогают с уборкой. Тэхён зачем-то учится пользоваться костылями, а Чимина перемещает из комнаты в комнату исключительно как невесту, на руках. Когда наступает очередь Юнги — когда он приходит один, то Пак забивается в угол кровати, накрывается одеялом, подтыкает края. — Ты в домике? — с грустной улыбкой спрашивает хён. — Изолировался… — шепчет Чимин. — Зачем? — Юнги осторожно присаживается с краю. — Так безопасно. — Настолько сильно меня боишься? — Не тебя… — Потрогай, я не кусаюсь. — Что? — оторвав взгляд от окна, за которым зеленеет молодая листва, младший испуганно дёргается от того, насколько Юнги оказывается близко. — Потрогай, — Юнги закрывает глаза. …У хёна гладкая, нежная кожа. Обводя невесомо острые черты лица, Чимин заворожен ими. Он ведёт пальцами по нижней челюсти, гладит воздух у приоткрытых губ, обрисовывает нос, едва-едва касается ресниц, повторяет излом бровей... Юнги берёт его за запястья, прикладывая обе подрагивающие руки к своим тёплым щекам. — Страшно? — Ты очень красивый. — И поэтому… — Нет, я… Хён, я… Кажется… Чимин шумно сглатывает, ему хочется сбежать из собственной квартиры, но — гипс, костыли, общие друзья... — Я так люблю тебя, что постоянно представляю как с тобой случается что-то плохое по моей вине. Я не хочу навредить тебе на самом деле. — Ты мне уже сердце разбил, придурок. Юнги звучит мрачно, злобно, и его слова не вяжутся с действиями, потому что он сокращает оставшееся между ними расстояние и прижимается ртом, целуя и покусывая губы, безмолвно прося поддаться и раскрыться в ответ. Чимин не жалеет о том, что он мало фантазировал о поцелуях, потому что осознание происходящего обрушивается на него, погребая под различными эмоциями с тихим стоном. Никакого металлического привкуса. Никто не умирает. Ничего ужасного — кроме того, что это всё могло произойти гораздо раньше.