Кремово

У Чимина большое, горячее, доброе сердце, о котором он небрежно говорит — забери. Юнги греет о него ладони, щёки, губы, оставляет засосы на груди и пьёт через вспоротую кожу алую кровь. Десять лет. Когда сердце Чимина едва-едва стучит, он плачет, глотая горькие слёзы. Прошло ещё десять лет и на днях был переезд, чтобы не вызывать у соседей подозрений своими нестареющими лицами. — Я не могу, Юнги-я, не могу. — В чём дело? — Давай похитим ребёнка? Юнги гладит лежащего на нём Чимина по голове и перестаёт дышать. — …У нас и свадьбы-то не было, а… Ты хочешь детей? — Тшшш. Чимин молодой вампир, не владеющий пока контролем над обострёнными чувствами в совершенстве. Он слышит как в многоквартирном доме, через подъезд, кого-то ненавидят всей душой. «Ой-ой-ой!» испуганно начинает хныкать малыш. Сжимается, закрывается руками, пытается защититься и отползти. «Ой-ой-ой!». Звук удара. Громкий плач. Матерный крик. И ведь это даже не худший район в городе. Не аварийный дом. Не маргинальная семья. У них есть машина, они прилично одеты, улыбаются, выходя во двор. Маленький Тэхён качается на качелях и раздражает мать. Ой-ой-ой… — Вы с ума сошли? — вежливо интересуется Намджун. Юнги тоже не каменный, его сердце обливается кровью. — Нам нужны документы, Чимин будет опекуном. Звучит до безобразия просто, на деле — Тэхён вопит, засовываемый в минивэн. — Ой-ой-ой, — похищенный ребёнок порезал палец об острой край ракушки и боится, что ему влетит. Волны омывают песок, на пляже солнечно и тепло. Юнги дремлет в шезлонге под полосатым зонтом, Чимин — приподнимает очки-авиаторы, чтобы рассмотреть внимательно ранку. Дует, протирает влажной салфеткой, целует, обещает, что всё будет хорошо, обнимает и предлагает построить форт. Тэхёну три, он стеснительный, скованный, не понимает до конца, что происходит с ним. — Ну пап! Почему тебе можно, а мне нельзя? Юнни, скажи ему! — Сказать что? — Волосы! Хочу покрасить волосы в такой же цвет! Пожалуйста! В первый класс Тэ идёт с розовыми прядками в густой, каштановой шевелюре. Его называют странным, чудным. Тэхён верит в сверхъестественное и вообще без тормозов — машет руками, болтает без умолку, громко хохочет. — Ты его таким воспитал. — Это укор? — Нет. Ребёнок быстро растёт. Избалованный, хитрющий, использующий специальное выражение лица, отчего Чимин тает и разрешает всё. Юнги не вмешивается в процесс становления личности — Тэхёну в любом случае лучше с ними, чем с биологическими… Производителями. — Холодненькие, — он обнимает сразу обоих, трётся носом по вискам, пытается согреться в их любви. Юнги зануда и вечно на стрёме, Чимини — фея, скупающая пол магазина игрушек и оставляющая эти богатства при очередном переезде. — Ни о чём не сожалей, Тэтэ. — Но мы могли бы в церковь относить. В приюты. — Мне нужен отчёт. Вы можете транжирить сколько угодно, однако я должен знать… — Поехали вместе? У Тэхёна каникулы, Тэхён хочет в Париж. Чимин тоже хочет. Юнги желает покоя и тишины. — Избегайте неприятностей. Неприятности находят Юнги когда он, почётный спонсор, наведывается в детский дом. Ему принципиально важно, чтобы подарки не отбирали, не перепродавали, а доставались невинным и крошечным существам. Это не гаджеты, не для понтов. У худого мальчика вырывают из рук альбом, разрывая на кусочки — толпа таких же малолеток. Юнги видит это из окна кабинета директора, видит сжатые кулачки и опущенный подбородок со стекающей, одинокой слезой. — Я его забираю. — Это Чонгук. Тэхён не ожидал, что важная новость — это человек. Он думал, будет сюрприз из воздушных шариков и торта. Чонгук кланяется. Чимин роняет чемодан. — Пиздос. — Не матерись, Тэ. — Он мой брат? У меня брат? — Ты Пак. А Чонгук — Мин. …Тэхён прикрывает уши усыновлённого пацана, убеждая, что родители ругаются не из-за него. Чимин бесится, очень. Методы Юнги — дерьмо. Он лепит из Чонгука какого-то супергероя, записывая на кучу секций и муштруя как солдатню. — Он ведь живой! — Пока что. В двадцать один я его обращу. — Ты у него хоть спрашивал, что он сам хочет? — Его всё устраивает. Чонгук слушает музыку в наушниках, рисуя грифельным карандашом. Тэхён никогда не называл Юнги папой, и Чимин у него чаще — просто Чимин. В редкие моменты он тихо зовёт его отцом, когда совсем плохо или совсем хорошо. Как сейчас. — Мы не разводимся. Мы и не женаты, но… Так, наверное, будет лучше. У Пака-старшего билеты в Америку. У Мина-старшего билеты в Японию. Тэхён на прощание разговаривает с Чонгуком про любовь. — Я тоже не понимаю, почему. Они друг за друга готовы убить. Жаль, что ты не был свидетелем их… А впрочем, насчёт некоторых моментов наоборот, повезло. Чонгукки, я успел к тебе привязаться. Буду чудовищно скучать. У Гуки большие, доверчивые глаза. Он церемонно пожимает руку. Тэхён сгребает в объятие. Чимин мурчит нежности в ухо Юнги, а потом они целуются и целуются в аэропорту. — Вас подстрахует Хосок, обращайся к нему. — А вы? — А у нас там будет Сокджин. У Хосока собственное ранчо и табун лошадей. Он дарит Тэхёну ковбойскую шляпу и учит обращаться с лассо. Младший Пак обожает животных, обожает вечеринки, обожает петь и танцевать, обожает… Весь мир. У Сокджина традиционный дом и карпы в пруду. Чонгук пьёт зелёный чай и смотрит, как распускаются лотосы. Осваивает игру на барабанах, занимается боевыми искусствами, каллиграфией, готовкой… — Мой вообще не хочет ходить в школу, — Юнги курит на заднем крыльце, прижимая к уху телефон. Из динамика хохочет Чимин. — Такая же ерунда! Тэ шляется в подранных джинсах и поёт серенады коровам, запрещая их вести на убой. — Ты сам-то как? — Люблю. Скучаю. Приезжайте в гости? — Когда-нибудь, да. Они встречаются изредка, тайком от детей, проводя дни где-нибудь в Европе, не вылезая из кровати. Чимин всё ещё не одобряет то, каким золотым в плане навыков Юнги делает Чонгука. Юнги не одобряет, как золотом покрывает Тэхёна — Чимин. Тэхён пытается общаться с Чонгуком в сети, но у того перманентный цифровой детокс, медитации, уроки, чопорность и сухие, редкие сообщения. Так-то они друг другу никто. Чонгуку нравится биться с Сокджином на практиках по кендо, огребая бамбуковым мечом и потом они носятся в кимоно по дому и по лужайке с идеально подстриженным газоном. Песню Тэхёна крутят по радио, и Юнги им страшно горд. Рисунок Чонгука кочует по выставкам, и Чимин восхищён. — Отец… Сколько можно мотаться туда-сюда? Возьми меня с собой. Я достаточно взрослый, чтобы не провоцировать конфликт. — Дело не в тебе. — А в чём? Тэхёну любопытно. Он хочет обратно — семью. Чонгук изображает покорность и беспристрастность, услышав новость о приезде особых гостей, и рыдает Сокджину в плечо. От волнения. Радости. Страха. — Ебааааать! Тэхён налетает на фигуру в чёрно-красно-белом, щупает без смущения мышцы, щипает. — Ты реально, блин, самурай! Нихуя себе! — А ты… Деревенщина. Прекрати. Тэхён модный — наряжался, изводя Чимина, подбирая сразящий наповал «лук». Загорелый, крутой. Сокджин укладывал Чонгуку волосы и наносил на губы тинт. — Наши дети выше нас самих, какая несправедливость. Юнги слипся с Чимином, сцепив на талии пальцы в замок. Сокджин устраивает пиршество, откармливая и вампиров, и людей. Тэхён стонет от удовольствия без стеснения. — Всё, я остаюсь. Тут все умеют готовить. — Эй! Как будто бы тебя дома голодом морят! Чонгук с удивлением наблюдает, как Чимин пихает и щекочет Тэ. Удивляется, когда и к нему прилипают. — Не дёргайся, привыкай. — А зачем? Ты же всё равно уедешь. — Вот возьму и не уеду. — Сказочки мне не рассказывай. У них разница в возрасте — год. Тэхён закончил школу и пока никуда не поступил, взяв время на раздумья, чтобы понять, кем он хочет стать. Чонгук доучивается ещё. С японским языком у него отлично, а вот с английским не очень и Тэ предлагает помочь практиковать. — В скайпе мне звони. Пиши. Когда захочешь, я отвечу всегда. Юнги гладит бока, обводит мышцы пресса языком. — Наверное, я идиот? — Философствование прямо сейчас? Тебе тут явно есть чем занять рот. — Наглец. Юнги хочет сказать — мне не стоило вас оставлять. Нам не стоило расставаться. Я сглупил. Прости. Давай начнём всё сначала. Чимин расчёсывается, засосы и укусы заживают за считанные минуты. — В следующий раз вы приезжайте, окей? Чонгук хочет вручить аттестат в качестве подставки для кофе. Всё. Отстрелялся. Вымучил. Задолбался. Сокджин с интересом щурится, предвкушая бунт. Намджун присылает ему смс: «Ну что там?». А там — пламенная речь, крутящаяся вокруг: «Я исполнил твою волю, отец». Чонгук привык аргументировать, отстаивать позицию, пользоваться в первую очередь — умом. Зачем, что, почему, для чего. — И в Америку ты хочешь по какой причине? — Я… Просто хочу. — Оки-доки, — внезапно весело отзывается Мин. — Это у них так говорят. «Хауди» ещё, сокращённое от хау ду ю ду. Айм файн, энд ю? Гуки беззвучно приоткрывает рот. Безумно популярная песня "Freedom" становится личным саундтрэком Чонгука. Ему восемнадцать. Он свободен от школы. Ему восемнадцать. Он летит в Америку, в свободную страну. — Подожди, — он догоняет Юнги в ювелирном, где тот набирает украшений стоимостью в пару квартир. — Подожди! — Это придётся задекларировать… Выбери что-нибудь Тэхёну в подарок. — А что ему нравится? Какие у него… Размеры? — Нравится ему почти всё, и почти всё у него есть… Чонгук выискивает небанальные сувениры для Тэ, везёт любимый вишнёвый чай и в самолёте — пытается по памяти нарисовать. Его злит и бесит, что за почти пять лет порознь он практически ничего и не знает о нём. Сам виноват. И Юнги виноват. И Чимин. И, наверное, и Тэхён. — Почему? — он тыкает Мина карандашом в плечо. Юнги не знает, как ему объяснить. Как боялся, что детдомовского ребёнка переломает сразу всё — геи, вампиры, роскошь, шебутной названный брат. Чонгук жил по правилам, что бегущей строкой всегда на подкорке, он понимал власть, авторитет, читал по глазам. Он не хотел всего того, что ему могли предложить. Теперь захотел. Тэхён старается доказать изо всех сил что он не липучей репей, не перекати-поле, не плебей. Выпрямляет спину и медленно говорит, с удовольствием потягивая подаренный чай. Показывает ферму, дом, знакомит с соседом Хосоком, натягивает резиновые хантеры и представляет Бэтти, Бэкки, Блэки, Мирру… Чонгук зависает перед толпой животных, приседает и гладит курочку, что засыпает у него в руках. Вечером Тэ приводит в своё убежище — в трейлер, одиноко стоящий в отдалении. — Это что-то вроде моего шалаша на дереве. Только не шалаш. И не на дереве. Короче, вот. Внутри обжито и даже уютно, хоть и вещи не сочетаются между собой. — Эклектика. Цветастые, полупрозрачные платки, фигурки, разномастная посуда, стопки книг. — Цыганщина. — На укулеле умеешь играть? — Нет. — Поиграть для тебя? — Да. Они распахивают дверь, сидят на пороге и пьют виски из горла. Над ними шатёр звёздного неба, а между — серьёзный разговор. О былом. Об опекунах. — Юнги, он… Сэнсэй. Сэмпай. А Чимин? — Булочка с корицей. Мой соулмэйт. — Вы с ним подружки. — Самые лучшие друзья! Чонгук делает обжигающий глоток. Юнги не сексоголик, но… Чимин. Неважно, сколько лет прошло и пройдёт — Чимин, Чимин, Чимин. Раздражает и тянет, как на поводке. Перерыв лишь доказал, что без него не жизнь — невероятна скучна. На Чимине только украшения, когда дети влетают в спальню и наперебой орут: — Вы нам испортили детство! — И спасибо вам за него! Чимин с чмоком выпускает член изо рта. — Да они же бухие в дрова… — Тэ, Гуки, выйдете вон. Утром нещадно болит голова и сильно пахнет беконом. На малюсенькой кухне в трейлере, насвистывая, готовит завтрак Тэхён. — С похмелья жирненькое — самое то. Кофе будешь? Хлопковые, тонкие штаны висят на нём, слегка оголяя лобок. От пупка — татуировка из букв, весь алфавит, и «нет», «да». — Это… Спиритическая доска? — Уиджи. — А стрелочка? — Когда у меня встаёт, член всегда указывает на JK, — ухмыляется Тэ. — Паскуда. В доме Чимин посасывает кровь из донорского пакета, и он, как и Тэхён, полуголый. Юнги себе такого не позволял. Не разгуливал почти в неглиже, и не… Питался при Чонгуке. Гук вздыхает с облегчением, когда подходит извечно хмурый родитель и бурчит: «Смузи хочешь, ребёнок?». И в чёрное он запакован весь. Папочка. Дорогой. — Старикашка, — с нежностью дразнит Тэхён. Он ведь тоже скучал, он рос вместе с ним. Визиты на дни рождения, подарки, звонки — Тэхёну было мало. Он жаден, вешаясь на плечо и тянет в ухо: «Ворчуууун!». — Не ревнуй, — сжимая колено самого младшего под столом, Чимин подмигивает. — Хочешь, прогуляемся до озера? Ты и я. — Мы эгоистичны и не очень умны. Нам надо было позвонить в органы опеки. Надо было… — Не вините себя. Чонгук даже думать не хочет о том, как всё бы сложилось иначе. Он кидает камушки в водную гладь. — Чимин-а, их обоих надо в студию к Намджуну. — У них каникулы. — А куда они будут поступать, кстати? Высшее образование… Дети перестают петь, синхронно кривясь. Ночью у них рождается план, как остаться вместе. План охуенный, на десять из десяти. И всё бы ничего, если бы не блядский Тэхён. С блядскими губами, пальцами, ключицами, талией, бёдрами, задницей… Сияющими глазами. Он оплетает во сне осьминогом, говорит — зачем нам в дом, там дикая ебля наверняка. Чонгук представляет и прикусывает щёку изнутри. Потом воображает, как нанизывает бисеринки на леску, мысленно фенечку плетёт. Отвлечься. Не думать, не думать о том, как стонал бы под ним — Тэхён. Он сбегает, проводя дни с Чимином — салоны, рестораны, магазины, болтовня. Когда звонит Юнги, Пак отвечает ему на корейском с каким-то чуждым диалектом. — Нам туда пока возвращаться, к сожалению, нельзя. Я наследил в СМИ, был знаменит. На старой видео-записи эпичный танец в ханбоке, с веерами. — Мы тогда и познакомились с хёном… — Каково это, любить мужчину? — Легко. Чонгук хочет татуировки и мотоцикл. И на пикник. — Получи международные права. Помощь нужна? — Разберусь. — Деньги? — Я кое-что скопил… Там подкинуть… — Подкину. Выберешь сам, какую модель. Изучи характеристики. — Да, отец. — Насчёт татуировок… Оно тебе правда надо, или ты насмотрелся на этих двух? Тэхён веселится, наблюдая за Минами. — Ха. Пап, давай заебашим мне новую тату? — Тащи агрегат. Краски, перчатки, всё. Что будем бить? — Не придумал пока. Юнги закатывает глаза. У Чонгука эскизы в альбомах любовно выведены уже как несколько лет. У Чимина твёрдая рука и выполняет желание он отлично. Дети подают документы в один институт, на один курс, в одно общежитие. Упархивают из гнезда в дальний от родителей штат. Два шлема, две чёрные куртки. Остальные вещи — на почте заберут. Чимин мягко перехватывает сигарету Юнги, затягиваясь сизым дымом. — Попутешествуем, или пригласим друзей? — Мы всё ещё родители. — И молоды. Я бы попробовал себя в роли хореографа. — А я бы подался в архитекторы. — Англия? — Италия? — Сначала в Амстердам. Кексики. Игрушки. — Погнали. В Амстердаме дождь и грусть. Юнги рассказывает про Чонгука. Чимин — про Тэхёна. Дыры в сердце — не залатать ни экскурсиями, ни алкоголем. — Время слишком быстро прошло. — Натворят они дел… — Чонгук это разум. — Тэхён это сердце. — На нас похожи. — Чуть-чуть. Социальные сети не заменят живого общения, но хотя бы так. Гуки отчитывается. Тэ устраивает рум-тур. Чонгук признаётся отцу в проваленном экзамене и обещает пересдать. Тэхён признаётся Чимину, что влюблён. — Технически, это не инцест. — Мы подали плохой пример. — Наша любовь плоха?! — Я не это имел в виду! Чонгук не хочет пока становиться вампиром. Как и Тэхён. Каникулы проводят вчетвером в Неаполе, и в первую же ночь Юнги как ошпаренный вылетает из арендованных апартаментов — услышав, как скрипит кровать. Хохочущий Чимин догоняет и тащит в отель. На третьем курсе дети ругаются вдрызг, Тэхён берёт академ и просит Юнги потусить с ним в Норвегии. Чонгук сваливает с Чимином в Кейптаун. — Вы дебилы. Это у нас с Чимини вся вечность впереди, и мы можем прятаться друг от друга в разных уголках земли. — Вы дурачки. Не тяните, если любите, то… — Какой-то странный терапевтический эффект, — хмыкает Сокджин, листая утверждённое меню. Замок в Румынии, вампирский антураж. Церемония не официальная, но пышная — жесть. Бордовые розы, фужеры из тонкого стекла. Широко улыбающийся Намджун, вытирающий слёзы Хосок. Ошарашенные дети, вынужденные быть здесь. — Родители женятся. — Офигеть. У Чимина алый костюм, он стоит на самом верху каменой лестницы, на перилах которой практически ботанический сад. Ленты, шёлк, мерцание свечей. Юнги в традиционно чёрном, бледный, нервный — его успокаивает Чонгук. — Как давно вы вместе? — Смотря как считать… Кольца, поцелуи, шампанское. Кровь. Тэхён ловит букет и рыдает в него. — Аллергия, — отмахивается он от Чонгука. — А ну не ссорьтесь, — шипит Сокджин и больно щипает двоих. Медленные танцы. Фристайл-баттл. Юнги отводит Чимина на балкон, чтобы произнести клятву — отдельно, на ушко. Скрепляет обещание поцелуем. — Я и не знал, что папа на самом деле такая нежная пироженка, — поражается захмелевший Чонгук. — Присаживайтесь, молодой человек, я вам сейчас такое расскажу… — похлопывает по скамейке Намджун. — И я! — салютует канапешкой Хосок. Под утро дети гуляют по саду и мирятся под кустом. — Какое варварство, — цокает языком Сокджин, подтягивая плед. — Беседка-то занята, — возражает Намджун, вытаскивая занозу из его ягодицы. — Я про Хосока. Он священника развратил. — А священник откуда взялся? — У него и спроси. У старших — медовый месяц, затянувшийся на год, младшие — восстанавливаются в институте, проплачивают часть экзаменов, закрывают досрочно сессию и улетают в Венецию. На главной площади, в полночь, Чонгук встаёт на колено… — Мы тут усыновили кое-кого. У Чимина фонтаном изо рта разбрызгивается кровь. Юнги роняет планшет. — Это вот Ёнтан. — А это Бам! — …Я чуть не умер повторно, блядь, — хрипит Пак. На фоне — собачий лай. Чонгук — сирота. А Тэхёну становится интересно увидеть биологических… Производителей. Постаревшие мать и отец матерят кого-то, кто младше Тэхёна где-то на десять лет. — Ой-ой-ой, — мрачно говорит Тэ. — Алло, Намджун-хён? Мы собираемся похитить ребёнка. Поможешь с документами?