Кремово

Тэхён красит ногти на руках, чтобы скрыть въевшуюся под них грязь. Флакончик на треть пустой, зелёный лак в нём почти засох и густо покрывает аккуратно подпиленные ногтевые пластины. В ванной комнате свет тусклый, бледно-лимонный, маленькие мотыльки летают, врезаясь в молочный абажур. Тэхён трёт флакон в ладонях, пытаясь разогреть своим теплом, железные шарики внутри стучат о стекло, крутясь в жиже. Два нанесённых слоя сохнут долго и от нечего делать, растопырив пальцы, он смотрит в зеркало, с раздражением замечая бугорок на щеке. Надо выдавить, срочно. Тэхён дует на ногти, машет руками, сгибая в кистях, как птица. Хочется пить и ноги замёрзли. Стараясь ни к чему не прикасаться, толкнув дверь плечом, он выходит в коридор, направляясь на кухню. Обхватывает хрустальный графин с ромбовидными гранями за горлышко, делает несколько жадных глотков. Тапочки искать дольше, приходится обойти почти весь дом, половина которого практически как теплица — стены сделаны из скреплённых между собой оконных рам, разных, но подогнанных по размеру. Тапки обнаруживаются на крытой веранде, под скамейкой у замшелых камней, где прорастают из земли поганки. Тэхён садится, кладя руки на колени. Рассеянно скользит взглядом за окна в ночную синеву с мерцающими звёздами над кромкой леса. Чешется плечо, и машинально он тянется, потирая. Из поры на коже выпадает крошечное семечко, теряясь где-то. Утром на ногтях указательного и среднего пальца — чёткий отпечаток тканевого узора подушки. Как будто бы так и задумано. Тэхён с досадой цокает языком, выбираясь из-под одеяла. Солнце уже запустило свои лучи сквозь прозрачные стены и нагрело те, что из дерева. Пол едва слышно поскрипывает под ногами, из щелей — лезут растения. Тэхён заваривает чай, поразмышляв у длинной полки с банками различных смесей. Отрывает от душистого хлеба часть, выкладывая на него порезанные помидоры и накрывая куском сыра. Жуёт варёные перепелиные яйца. Закидывает в рот горсть орехов, отдающих едва уловимой горечью. Пора собираться и идти на работу в магазин, где всё цветёт… По разумным причинам. Ким Намджун — и родственник, и владелец лавки. Пятиюродный брат, главный флорист и он же бухгалтер. У Намджуна получаются изящные, деликатные произведения искусства, однако чаще хён занимается счетами, поставками, погружаясь в оранжерее в мир цифр. Младший немножко опаздывает, потому что по дороге пытался вытрясти из уха твёрдый комочек, едва не закатившийся глубоко внутрь. Намджун, кажется, и не замечает — ни растрёпанных волос, ни передвинувшуюся вниз на несколько делений минутную стрелку. Он бормочет себе что-то под нос, кивая в ответ на приветствие. Тэхён меняет воду цветам, делает две бутоньерки, прикрепляя к одежде — своей и брата. Полирует стойку, поправляет катушки размотавшихся лент, заматывая туго обратно. Первый за день клиент, входящий вразвалочку, с папкой подмышкой и телефоном в руке, печатая, выглядит донельзя деловым. Весь в чёрном и с чёрными вещами, с очками для зрения и поджатыми губами. — Заверните эти, — он тыкает пальцем в ближайшую к стойке охапку. На расспросы Тэхёна об упаковке, открытке и прочем он отвечает лаконично, сдерживая усталый вздох. Завёрнутый на половину в крафтовую бумагу ярко-розовый букет смотрится в руке мрачного парня чужеродно. Он возвращается через два дня. И ещё через два. И ещё. Неизменно в чёрном, он заинтересовывается рассказом Намджуна о значении и языке цветов, что решил блеснуть знаниями и узнать, для кого тот делает столько подарков. — Подношений, — кривится их новый знакомый, постоянный клиент Юнги. — У меня довольно… Ветреный парень. — Изменяет? — Тэхён и удивляется, и злится. Юнги своеобразно красив. Сосредоточен и точен. Такой… Уголёк, иногда снимающий очки и щурящийся на буйство окружающих красок. — Вдохновляющаяся натура, может трепаться о красоте мира и людей, а потом дуться, что я ему уделяю недостаточно внимания. — Поэтому и приносишь ему цветы? — Поэтому. Тэхён напихивает в букет колючек, оправдывая тем, что это для декора. Колокольчики звенят под потолком, с раскрытых бутонов осыпаются лепестки, когда какой-то парень влетает в помещение лавки. Намджун ушёл покупать готовую еду на обед, и поэтому Тэхён забывается, уставившись на гостя в немом восхищении. Светлые пряди обрамляют лицо лёгкими волнами, на пухлых, сочных губах сияет искренняя улыбка. — Так это ты, — певуче произносит он, наигравшись в гляделки. — Это я, — соглашается Тэ. — Какой симпатичный флорист, и творения твои абсолютно волшебны. Он облокачивается о стойку, коротко облизнув уголок рта. Щурится хитро. — Давно хотел здесь побывать. Интересно очень, где пропадает Юнги и отчего наш дом теперь напоминает клумбу. Благодарность? Флирт? Угроза? — Я Чимин, — представляется парень. — Сними для меня вон тот колокольчик. Чимин тычет вверх наугад, следит за тем, как Тэхён достаёт стремянку. Оценивает, склонив голову на бок, скользит взглядом по всей фигуре. Его внимание льстит и претит. Тэ смущается и недоумевает. Намджун не силён в сердечных делах, полагаясь обычно на разум, но даже он обнаруживает закономерность, с какой зачастила к ним пара. Юнги учится собирать букеты сам, пыхтя от усердия и поправляя чёлку. Чимин является мимолётно и всегда внезапно, накручивает бечёвку на палец, просит составить композицию в пузыре из стекла. Рассыпает цветные камушки по стойке, перебирает открытки, касаясь всего, чего только можно и — Тэхёна. В один из таких визитов, с полыхающими ревностным пожаром глазами, приходит в разгар веселья Юнги. Намджун, плетущий венок медленно и кропотливо, вытирает руки о передник. Чимин соскакивает с высокого стула, с усмешкой говоря: «Это же твоё место?». Тэхён будто приходит в себя в этот момент, очнувшись от чар и пытающийся осознать, как такое с ним вообще произошло. Почему и как ему нравятся эти двое? Чимини забалтывал, всегда с какими-то новостями и непредсказуемым поведением. Юнги привлекал внутренней силой. Чувствуя, как что-то щекочет ноздрю, Тэхён достаёт покрытый слизью росток, брезгливо кидая в мусорное ведро. Начавшие было ссору возлюбленные замолкают. — Что это было? — не выдерживает Чимин. — Я… — Так, идите поболтать в другое место, — случайно сломавший стебель Намджун хмурит брови. Сад у дома Тэхёна заросший и дикий, со змеящейся к главному входу тропинкой из бетона. Внутри — спёртый, прохладный воздух. Идущие за ним шаг в шаг Чимин и Юнги переглядываются, будто бы телепатически общаясь. — Ну… Вот. В горшочках на кухне базилик, розмарин, петрушка. Вьюнок оплёл арку и потолочные балки. В кастрюле плавает кувшинка. — Раз вы здесь, кто-нибудь поможет? Никак не могу дотянуться, а чешется так… Задрав рубашку, он указывает пониже лопатки. Тёплые пальцы Юнги касаются вздувшейся кожи, и со стоном отвращения он расковыривает и достаёт завиток, пустивший корни. — Это хуже, чем вросший волос. Чимин дует на ранку. — Значит, с тебя сыплются семена? Юнги взбалтывает в стакане грушевый сидр. — Иногда… Признаваться страшно и стрёмно, потому что это мерзковатая способность. Тэхён часто моется, трёт себя щёткой, вытряхивает из волос стебельки и с жалостью вырывает прорастающие растения в доме. — Понятно. Чимин раскачивается на стуле, прикусив губу, и вдруг цепляется за Юнги, чуть не свалившись. — А ну-ка щёлкни, хён. У тебя же рабочий камин, Тэ? — Да, но… Нет поленьев. — Ерунда. Юнги щёлкает пальцами, высекая искру, и Чимин раздувает её в очаге до пляшущего костра. — Как насчёт того, чтобы сжечь поганки? Определённо странная вечеринка. Слабо градусный алкоголь раззадорил Юнги, что огнём чистит от плесени кафельные швы и уничтожает вездесущих насекомых. Чимин же бережно собирает семена на ладонь и, выйдя на улицу, провожает их долгим выдохом, отправляя в полёт куда подальше. — В следующий раз мы всё отмоем от копоти, обещаем. — И поможем с садом. Чимин ложится слева в кровати, Юнги — справа. Зажатому между ними Тэхёну тепло и спокойно. Воздушные потоки окутывают, как кокон, принося запахи готовящейся еды — кофе, яичницы, горячего хлеба. — Давай на пробежку? Без каких-либо признаков похмелья Чимин подпрыгивает на месте. Юнги обнаруживается на кухне, сонный и не обжигающийся о наполненную глиняную кружку. — Чимин-а, подуй на кофе, чтобы остыл поскорее. — А сам? Тот кривится и тянется чтобы ущипнуть, и с хихиканьем Чимин поддаётся, остужая напиток так, что он покрывается коркой льда. — Спасибо. Вместо цветочной лавки парочка зачастила к Тэхёну. Они пьют, моют бутылки и ставят в них пионы и георгины, срезанные во дворе. Юнги сидит перед камином в кресле-качалке, что размеренно движется вперёд и назад от ленивого шевеления пальца Чимина. — У тебя что, в каждой книжке гербарий? — старший подбирает с колен спрессованные и засохшие растения. — Тэхёни, а создай семена ромашки? — Я не контролирую, какие именно появятся... — И как я тогда буду гадать о том, любишь ли ты нас? — Могу и так ответить. Да. Пламя вспыхивает, облизывая каминную решётку. Поцелуи Юнги обжигают. В поцелуях с Чимином не заканчивается воздух. — Вы что! Это что! К горящему саду, на столбы чёрного дыма бежит сосед, живущий у пруда, и над домом Тэхёна образовываются дождевые тучи. — А если на лес перекинется?! Вы тут с ума все сошли?! — Сокджин-хён, погоди… — Всё будет в порядке, — сосредоточенный Юнги управляет огнём, очерчивая область распространения пожара. Чимин любопытно разглядывает новое для себя лицо, вынося вердикт: — Красивейший. — Да-да, заставляю всех мокнуть. Объясните, что происходит? — Очищение. — Повысим плодородность почвы. Запах гари уносит ветром. Тэхёну неловко, потому что раздевая, его тело всегда проверяют, выискивая семена и ростки. Скрупулёзно, изучая каждый сантиметр кожи, оглаживая и лаская. Ему то холодно, то горячо, контрастно. Его лихорадит с двумя, трясёт на скрипящей кровати. Юнги уничтожает дурные мысли, как поганки и плесень. Чимин развеивает скуку, звенит колокольчиковым смехом. Тэхён цветёт. В саду не по сезону распускаются розы.