Animis opibusque parati
—
— Извините, куда вы держите путь? Возница — щуплый седой старик окидывает их изучающим взглядом. Он сидит на облучке, пожевывая какую-то жухлую травинку. Глаза у него добрые, все в морщинках, как будто в жизни он долго и много улыбался. Поэтому дети, наверное, и решились спросить именно у него после нескольких отказов от других. — В родное село, что неподалеку от Тобринска. А почем спрашиваете? — удивляется мужчина. — Не могли бы вы подвезти нас? Мы заплатим и будем сидеть тихо-тихо! — мальчик очень надеется, что старику не будет дела до цели их путешествия и допроса не случится. — Нам очень нужно, — добавляет девочка. — Запрыгивайте, мальцы! Но только с условием: поможете мне погрузить товар в телегу, а потом и выгрузить, — он кивает в сторону, где стоят большие деревянные ящики. — Спасибо! Час работы и старая телега, запряженная тощей кобылой, двигается с места. Возница изредка бросает взгляды на Еву и Андрея, тщетно пытаясь разгадать их историю. Воздух наполняется стуком копыт о дорогу и поскрипыванием старых досок телеги. Солнце ласкает верхушки деревьев, чьи названия Еве неизвестны, а ясное небо становится предвестником спокойного дня. Мимо проносятся богатые экипажи, запряженные прекрасными жеребцами, но девочка ни за что не променяла бы тёплые объятия брата и странные истории из жизни старика на них. Проносятся дома с разноцветными крышами, маленькая церквушка со златыми куполами-луковицами, в которой дети так и не побывали. Может, ей нигде на этом свете нет места. Может, обрести дом никогда и не получится. «Интересно, какой на вид Тобринск? Наверное, стоит обосноваться именно там, город достаточно велик». Щеки полыхают на морозе, а девочка продолжает смотреть в сторону, где тускнеет Верзуга. *** Иногда кажется, что Тобринск задыхается от дыма, отходов и количества горожан, населяющих его, но каждое утро почему-то перерождается в глазах Евы, остаётся все таким же интересным и неизведанным. Наверное, можно назвать везением знакомство с Тобринском. Когда бы дети могли подумать, что застанут на своём веку что-то кроме Керамзина. Иногда кажется, что там было лучше. Порой девочка уверена, что похоронена заживо в крохотной темной комнатке, что они снимают. Хотя та и находится совсем не под землей, под самой крышей, воздух в ней сперт, а вонь неясного происхождения никакими способами не выветривается. Керамзин дышал, пусть устрашающе, но в нем было много места, чтобы спрятаться и осмыслить проходящие дни. Картины в коридорах, которые девочка все ещё видит во снах, вспоминаются с тёплой тоской. Этот город подходит Андрею, как и все предыдущие, он слишком гармонично вписывается везде. Легко и непринужденно заводит новые знакомства, привлекает людей дружелюбной улыбкой и добродушным взглядом. С девочкой не так. Незнакомцам улыбаться слишком трудно, а смотреть на них с теплотой тем более. Да и улыбки у неё выходят кривыми, совсем неискренними. Наверное, некоторых она пугает. Девочка может не проронить ни слова за несколько дней. В перерывах между работой садится на подоконник и высматривает что-то в окне, застыв, точно статуя изо льда. Сердце ее в такие дни оттаивает только рядом с братом. Андрей держит руку Евы, когда она взмокшая просыпается от очередного сна, дрожа всем телом. Только он знает все, через что прошла. Теперь девочка и мальчик работают двумя этажами ниже своей комнатушки, в небольшой таверне. Девочка не разносчица, кухарка. Ее стряпня, на удивление, даже нравится посетителям, чего предположить Ева точно не могла. Сейчас выходить на улицу можно совсем редко, ведь место работы и проживания совпали. Да девочка все равно тёмными вечерами выбегает, пытаясь перебороть собственный потаенный страх. Ловит снежинки губами, пробуя их на вкус, и смотрит на звездное небо, пока брат, наверное, седьмой сон видит. В самый сильный мороз Еве хочется быть солнцем — согревать близких, но уметь обжечь. Тогда приходится напоминать: «Ты не должна быть огнём или солнцем, не должна согревать всех вокруг», — ругает сама себя. Но по-другому девочка не может, заложница привычки. Холод накрывает с головой каждый раз, когда нога пересекает порог таверны. В этом городе у девочки впервые заиндевели ресницы, и она целый день дивилась волшебству далекой северной погоды в Равке. В один из таких дней Ева крадётся из комнаты так бесшумно, как только может, быстро спускается по скрипучей лестнице и направляется в город. Холода здесь наступают заметно раньше привычных девочке сроков. Люди кутаются во всевозможные меха и ткани, только бы не выпускать жар собственного тела. Подошвы ободранных ботинок предательски скользят по голому льду, точно хотят показать девочке город с положения пониже. В части Тобринска, где они живут ещё ни разу не расчищали замёрзшие дорожки, да видно и не расчистят. Мимо проходят гриши в ярких кафтанах, которые на фоне снега почти режут глаза. Интересно, что забыли они в этой части города? Ева старается обходить гришей стороной, одно присутствие второй армии в городе напрягает. Девочка пересчитывает холодящие ладонь деньги, что сумела накопить за пару месяцев, размышляет: «Нужно что-то полезное, ему теперь четырнадцать». Магазинчик одежды встречает девочку, как старую подругу. Ева давно заприметила вязаный шарф, который висит в самом дальнем углу. Девочке думается, что он будет незаменим во время их скорой первой зимы в Тобринске. Ее шею греет какой-то потрёпанный кусок ткани, у Андрея нет и того: до последнего упрямствовал, уверяя, что не мёрзнет. Маленький лгунишка. Или не маленький. Только в это Еве слишком трудно поверить. В своём худом зипуне да тонкой рубахе он замёрзнет раньше, чем отпразднует свой следующий день рождения. Ноябрь может быть милосердным, но январские морозы не пощадят никого. Центральные улочки полнятся разговорами и восхитительным запахом свежеиспечённого хлеба. Туда девочке и нужно. Она поправляет отчасти нелепую меховую шапку, которую недавно купила за бесценок у какой-то старушки. Зато тепло. Взгляд цепляет большое яблоко в карамели, которое отправляется домой вместе с ней. Потратив теперь уже все деньги, девочка спешит выйти из лавки. Идёт домой она с небольшим свёртком, что греет окоченевшие руки и подгоняет поскорее вернуться в комнатушку. *** Утром Ева ушла раньше, чем Андрей проснулся, потому не успела сказать ни слова поздравления. Сейчас оба дома. Девочка, забыв от волнения все слова, трёт вспотевшие ладони и готовится вручить мальчику подарки. Быть может, теперь юноше? После тихого «С Днём рождения…» от сестры его глаза становятся от удивления двумя блюдцами. — Ты не забыла! — Андрей подскакивает с низкой кровати и бежит навстречу Еве, единственному родному человеку. — Конечно, я не забыла, — в руках самодельный ягодный пирог, который состряпала на кухне из оставшихся никому ненужными продуктов, одинокая свечка горит прямо посредине. — Поздравляю, Андрей. Эта дата слишком важна, чтобы забыть, — одна из крох, что запомнила девочка до Керамзина. Угораздило же его родиться в такое холодное время года. Андрей обнимает крепко-крепко, а Ева утыкается в шею брата. — Спасибо, сестренка, — говорит Андрей, все ещё обнимая, — тебе не стоило тратить так много. — Брось, я всего лишь хотела побаловать ребёнка, — ухмыляется девочка. Секундой позже она дергается от легкого тычка под рёбра, а Андрей, что перерос сестру на добрых пару сантиметров, смеётся. Когда это он успел так вытянуться? Слёзы подступают, но Ева старательно сдерживает их. Все, что ей сейчас нужно — тёплые объятия брата, мускусный запах родных волос и уверенность в том, что это мгновение запомнится на всю жизнь. И девушка получает желаемое. Больше не девочка, не после всего, что случилось. *** Год. Почти целый год они провели в Тобринске. У девушки язык не поворачивается назвать комнатушку на чердаке домом, как бы ни пыталась. Здесь чего-то не хватает, сама не знает чего. В заброшенном здании мельницы она чувствовала себя к месту, хотя и его домом назвать не может. Там легко было ощутить причастность к городу. Тобринск — заносчивый юнец, что не станет другом, не поможет да по головке не погладит. Ева чувствует грядущие изменения, ещё более сильные, чем уже произошли. Внутри. Снаружи. *** Пара солнечных дней, и зимняя стужа вновь поглощает город, подобно сладкому десерту. Наверное, к такому ледяному климату девушка никогда не привыкнет: вторая зима в Тобринске кажется ничем не лучше первой. Смены в таверне длиннее — в холодное время посетителей чуть ли не вдвое больше — дни короче. В такие недели брат и сестра забывают даже поесть, подгоняемые пожилым владельцем заведения. — Андрей, не забудь шарф! Ответа так и не следует. Ева закатывает глаза. «Святые угодники! Вот же сорванец, опять убежал и не попрощался, — думает Ева, смотря на разбросанные вещи, — ещё и без шарфа». Часто Андрей уходит с работы позже сестры, выпроваживая пьяниц, что заснули за столом в обнимку с бутылкой, или оттирая столы от всевозможных нечистот по сердечной просьбе владельца. Он никогда не жалуется, стойко выдерживает переработки, ведь за них доплачивают, причём довольно хорошо, а деньги никогда не будут лишними. — Почему не носишь шарф, не нравится? — спрашивает однажды девочка. — Прости, постоянно забываю, — Андрей заводит руку за голову и запускает пальцы в волосы, — не волнуйся, я не выхожу на улицу. Но он выходит. Еву огорчает совсем не шарф, но ложь брата. Конечно, она видит, как тот гуляет вечерами по кварталу с какой-то девочкой. Видно, у него появилась подруга — внучка владельца таверны, которой на вид около двенадцати. «Почему не рассказал мне?», — мысль противная, неправильная. «Он не сможет всегда быть только твоим», — подсказывает тихий голосок в голове. Тот, что обычно нашептывает о неудачах и прошлой боли. Ева часто ловит счастливые улыбки брата рядом с этой девочкой, а внутри разливается слишком едкое чувство, чтобы признавать его существование. И часто замечает печальные взгляды Андрея, направленные на счастливые семьи с детьми. Ева, как никто, понимает эту сиротскую грусть, но не может ничего исправить. Она и так делает все, что в ее силах. Если отдаст больше — сама развалится. *** — Воронцова, поднимайся! — в палатку ураганом влетает низенькая шатенка. Василиса. Они познакомились через пару месяцев после того, как Ева вступила в ряды первой армии во время вечернего сбора картографов. — Может, сегодня без меня? — жалобно протягивает Ева. — Смешно, — карие глаза Васи красиво блестят в свете лампадки, а губы изгибаются в улыбке. — Лови. В Еву через всю палатку летят армейские брюки совершенно отвратительного цвета, заношенные почти до дыр. — Эй, больно! — Нам лучше поторопиться, растяпа, иначе Титов опять задаст нам взбучку. Старший картограф тот ещё брюзга. Повезло же быть под командованием именно этого самодура. Путь до палатки картографов скрашивает солнце, заливающее светом все вокруг. Крупные вороны неподалёку клюют ошмётки выброшенной пищи, оставляя когтистыми лапами следы на грязной тропинке. Кто-то сказал девушке, что вороны запоминают человеческие лица. Что помнят тех, кто был добр или зол с ними. Интересно, правда ли это? Если так, с этими птицами у нее куда больше общего, чем с некоторыми людьми. В лагере привычно люди, точно муравьи, спешат куда-то, пытаясь быть полезными. Взгляд притягивается к чёрному пятну на горизонте и девушка прикладывает усилие, чтобы подавить дрожь. Кажется, Каньону вечному совсем нет дела до крохотных человечков, шныряющих в его землях. Грязь налипает на подошвы, и Ева мысленно проклинает осеннюю пору, из-за которой ботинки приходится начищать по меньшей мере пять раз за неделю. Девушке бы скучать по зиме — бесконечно любимому времени года — да только теперь она наводит страх и печаль. В ту самую зиму брат заболел. Его надрывный кашель каждую минуту сотрясал маленькую комнатушку, а сердце девушки болезненно сжималось. Только когда начал валиться с ног, Андрей признал своё состояние. Он боролся за работу до последнего, но когда не смог даже вставать с кровати, им пришлось покинуть почти обжитый чердак и снова скитаться по заброшенным амбарам да сараям, ведь денег, зарабатываемых только ей, попросту не хватало. Непрошеное воспоминание проносится перед глазами: — Андрей, ты не пойдёшь сегодня на работу! — С чего бы это? — Не притворяйся глупым, ты вообще слышишь свой кашель? — Что с того? Мне нужно работать, — с неожиданной злостью говорит юноша, начиная кашлять с новой силой, — перестань вести себя будто ты моя мать, у меня никогда ее не было. Он никогда так не разговаривал с сестрой, потому слова шипами впиваются в сердце. Андрей разворачивается и собирается вылететь в дверь, но до той не доходит, падает. Ева помнит свой первобытный страх за брата и трясущиеся руки, попытки расшевелить его, замутнённый слезами взгляд. Служба в армии показалась решением вполне рациональным, впрочем, как и многие решения девушки поначалу, ведь за проживание и пропитание платить здесь не надо. Ева кое-как стала картографом, наконец найдя постоянному желанию рисовать применение. Даже то, что любимое дело стало ремеслом не мешает сейчас получению удовольствия от ощущения карандаша между пальцев, ладоней, грязных от графита. Андрея поначалу отказывались брать в армию вовсе, ссылаясь на малый возраст, а пару недель спустя по неизвестной Еве причине приняли. До того она самостоятельно выхаживала его, расположенного в заброшенном сарае недалеко от воинской части. Приходилось заново учиться ловкости рук и изображению искреннего удивления на вопросы о пропавших припасах или лекарствах. А может, сиротка внутри неё никогда и не забывала. Вскрытые замки, украденные с бельевых верёвок вещи, еда, пропадавшая невероятным образом. Город за городом, место за местом. Почему не могут они, наконец, найти свой дом, настоящий островок безопасности, в котором не было бы места тревогам и заботам. Ответ девушка сформулировать не может. Долгие месяцы после вступления в армию Андрей был неведомо кем, может, мальчиком на побегушках, потому что четырнадцатилетнего мальца никто не воспринимал всерьёз. Но когда выучился обращению с ружьём, ему разрешили вступить помощником в ряды следопытов. Теперь брату пятнадцать, а его недюжинный рост явно сокращает количество вопросов о возрасте. Выходит, прошло больше года с момента вступления в армию. Еве сейчас семнадцать, и невидимый груз ответственности за прожитые вне приюта годы становится только тяжелее, давит на позвонки. Время, проведённое в отряде, заострило не только характер, но взгляд и черты лица девушки, теперь она мало походила на ту мягкую и круглолицую девочку из приюта. Интересно, вспоминает ли ее Ана Куя? Жалеет ли о едких словах, что говорила маленькой девочке с добрыми глазами? Что сейчас с другими детьми? Постоянные подъемы на заре и физические нагрузки почти забивают гвозди в гроб Евы. Мышцы изо дня в день бунтуют, не желая подчиняться хозяйке. Кажется, Андрею и пребывание в армии даётся в разы лучше, чем ей, а может, он просто не показывает слабость, как и всегда. «Ему подходит быть солдатом, следопытом, как и все подходит. Как же я завидую». Хаотичный ход мыслей прерывается насмешливым голосом брата. — Вы посмотрите, кто здесь! Сегодня растяпа решила проснуться вовремя? Андрей переходит дорогу, озираясь по сторонам, и направляется к девушкам. За год в армии он стал ещё больше походить на взрослого мужчину. Русые кудри, смягчавшие черты его лица, давно сбриты, а постоянные тренировки закалили разум и тело юноши. — Терпеть не могу это прозвище, — буркает себе под нос Ева. Оно привязалось как-то само, пока Андрей и Василиса подмечали неуклюжесть, следующую за девушкой по пятам, и отвязываться теперь не хочет. Не сговариваясь, друзья по обе стороны обхватывают Еву под плечи и поднимают над землей. Девушка давно знает: попытки освободиться будут только сильнее раззадоривать. Видят святые, когда-нибудь она прикончит их за такие шуточки. — И ты туда же, Вася! Вот уж от кого не ожидала. — Брось, мы ведь шутим, — Василиса подмигивает Андрею и они опускают подругу. — О-очень смешно, — протягивает Ева и закатывает глаза, — пошли, нам нужно успеть к палатке. Маленькая военная база находится к северу от Тобринска. Не так далеко остаётся и до Уленска — города возле самой границы и вековых хвойных лесов. Теперь, когда девушка разбирается в картах, ей наконец довелось увидеть, насколько далеко они забрели от Керамзина, который не так давно звали домом. Расстояние пугает. Но плохо ли это? Конечно, нет. Мечта увидеть мир всегда преследовала девушку, хотя не совсем такой мир она представляла себе перед сном. Мимо проносится проливная, задевая плечом Еву. Выученная долгим опытом девушка даже не обращает внимания на подобие оскорбления, знает, что отвечать бесполезно и травмоопасно. «Какие все нервные в последнее время, неужели нельзя быть повежливее с Первой армией?». Последние дни тянутся смолой и прилипают к рукам, не желая сменить напряженность чем-то другим. Девушка не знает о причине всеобщей нервозности, не хочет знать о том, что происходит на границе с Фьердой, ведь одного взгляда в ту сторону хватает, чтобы по рукам поползли мурашки от холода. Ещё сильнее не хочет знать о происходящем в Тенистом каньоне. Ева кутается в своё пальто и ускоряет шаг. *** Порыв ветра подкашивает ноги, и от неожиданности Ева чуть не летит лицом в грязь. Обернувшись, она видит тренирующихся шквальных. Самоуверенность на лице одной из них — черноволосой красавицы — раздражает, и Ева зло смотрит на гришей ещё пару мгновений. «Конечно, им нет никакого дела до отказницы, которая чуть не сломала себе нос», — думается девушке, пока она продолжает путь к своей палатке. — Волшебники недоделанные. Хоть раз бы извинились. — Может и недоделанные, зато могущественные, — замечает Андрей, теперь идущий рядом. — Я принёс твой любимый сушёный инжир. Не ожидала, сестренка? — Где ты его достал? — Предпочту оставить это тайной. — Он выиграл денег в подпольном соревновании по стрельбе и купил, — фыркает Василиса, выходя из соседней палатки и почесывая голову. — Ну вот, никакой интриги, — притворно расстраивается Андрей. — И кто тебя просил, Вася? — Моя непреодолимая тяга к справедливости, — говорит Василиса, проворачивая голову к подруге, — выглядишь такой беззаботной, будто доделала все три эскиза. — Три? Всегда было два. — Чем ты слушала старшего картографа утром? — На самом деле, я задремала на плече у Андрея, — Ева виновато смотрит под ноги и закусывает щеку изнутри. Василиса достаёт листок из своего блокнота и протягивает девушке. — Держи. — Ты лучшая! Мимо проходит Титов. В глаза сразу бросается обозначившаяся на лбу морщина. Он точно постарел на несколько лет за последние месяцы. — Воронцова, Михайлова, надеюсь, это ваш третий эскиз! — старший картограф, как обычно, нервно прокручивает усы меж пальцев и держит сигару в зубах. «Кажется, кому-то стоит проспаться». Андрей посмеивается над строгим тоном Титова и прикрывает рот рукой. — Конечно, товарищ старший картограф! — в унисон отвечают девушки, сдерживая улыбки. *** Красный свет приятно отражается в лужах, знаменуя закат и время ужина. Эскизы сданы, сейчас брат с сестрой стоят в очереди за стылой кашей, что раздают сегодня и почти каждый день. Поварёнок одаривает Еву загадочным взглядом, и она спешит сесть за стол к остальным картографам, которые оживленно что-то обсуждают. Всеобщее напряжение за столом почти осязаемо. Конечно, молодые парни и девушки не хотят отправляться к Тенистому Каньону, а через пару недель им предстоит сделать именно это. «Для исследования территорий при Каньоне, изучения местной флоры и фауны и зарисовок местности», — Ева передразнивает в голове старшего картографа. Каньон нарушает само мироустройство, его боятся. А волькры, так и мечтающие насытиться человеческой плотью и кровушкой в кромешной тьме, подпитывают панику. Девушка с детства боялась темноты и, оставляя рядом с собой свечу или держа тёплую руку брата, пыталась бороться. Но совсем недавно Ева поняла, что темнота это место, и через пару недель она приблизится к нему так, как никогда раньше не приближалась. — Говорят, Дарклинг сейчас где-то рядом с Крибирском со своим отрядом гришей. — Я видел его, когда меня переводили из той части сюда, — бормочет неизвестный Еве солдат с набитым кашей ртом, — от его взгляда тогда у меня по спине побежали мурашки. Ева начинает прислушиваться; крупицы информации о Каньоне и его создателе привычно перехватывают дыхание. — Он неестественный, — подтверждает Василиса. — Как и все предыдущие, только такой и мог создать Тенистый Каньон. — Это было сотни лет назад! — вмешивается полная девушка с каштановыми волосами. Кажется, Мира. — И тот Дарклинг был сумасшедшим. — Не думаю, что нынешний хоть чем-то лучше. — Чего вы все так трясётесь от страха? — Даже не знаю, — едко усмехается Вася, накалывая кусок мяса на вилку, — может быть, боимся Каньона или волькр, что могут разорвать тебя на кусочки за считанные секунды? — Да и полное отсутствие света не прибавляет смелости, — добавляет Мира. Ева, до того молчавшая и прислушивающаяся к чужим сплетням и опасениям, решает вмешаться: — Мы не будем заходить в сам каньон, — она пытается успокоить не только их, себя. — От этого легче не становится совсем. Девушка неопределённо пожимает плечами и продолжает есть, поглядывая в сторону Андрея. Он громко смеётся над шуткой какой-то девушки и похлопывает по плечу Мала. «Да уж, вниманием он точно не обделён. И не похоже, что ему плохо в армии». Мал — парнишка из отряда следопытов. Ева не знает, как эти двое познакомились, но им весело. Темные волосы Мала, как и у всех парней сбриты почти полностью, густые брови и шрам над одной из них добавляют взгляду серьёзности. Кажется, он всего на пару лет старше брата. О Мале ходит до ужаса много сплетен. Солдаты говорят, что он способен отыскать кролика даже среди камней. Хотелось бы на это посмотреть. Ева точно знает: на способностях следопыт неплохо зарабатывает, споря с парнями из своего отряда на деньги или что-то ещё. Кто-то упоминал о его притягательности и натуре сердцееда, но это вызвало в Еве скорее добрую насмешку, чем желание проверить. Следопыт будто чувствует взгляд Евы и мельком заглядывает ей прямо в глаза. Девушка тут же смущается и отворачивается, продолжая трапезу. Выходя из брезентовой палатки, служащей столовой для солдат, Ева ищет взглядом брата. — Вот ты где, сестренка. Знакомься, это Мал Оретцев. Парень протягивает руку и Ева, не раздумывая, жмёт ее. Грубые мозоли царапают, по ладони пробегает крошечный разряд, пощипывая кожу, и девушка отдергивает руку. — Ева, рада знакомству. — Взаимно, — парень глупо улыбается, не замечая стремительного завершения рукопожатия, и продолжает, — предлагаю отпраздновать знакомство парой кружек кваса. — Я пас, до завтра нужно сделать долги по эскизам. И тебе, братишка, не советую, не дорос ещё, — стараясь выдержать взрослый поучающий тон, говорит Ева. Выходит криво. Мал заливисто смеётся, его зычный голос притягивает все внимание Евы, а брат тушуется после замечания сестры. Они вместе выходят на свежий воздух, где в нос ударяет привычный аромат земли и хвои. Солнце уже давно зашло за горизонт, и первые огни звёзд начинают появляться на небосводе. — Как знаешь, — Мал шутливо отдаёт честь Еве, — хорошего вечера. С этими словами парень ведёт Андрея в сторону своей палатки, где, видимо, и пройдёт празднование. Ева громко цокает и направляется к картографам. *** Нож слетает с картофеля и едва не задевает палец Андрея. Очистки падают на пол, оставляя грязные разводы. — Ну вот, мой рекордно длинный обрезок кожуры испорчен, — тяжело вздыхая, говорит парень. — Молчал бы ты, умник, — фыркает Ева, — это из-за тебя мы здесь оказались. — Да! Кто из нас посчитал смешным налить в сапоги Титова воды? Василиса сидит рядом, тщетно пытаясь выскрести грязь из-под ногтей. Ева оставила это гиблое дело ещё полчаса назад. — А кто согласился пойти со мной? — Ошибки молодости, — вздыхает Ева и берет из мешка новую картофелину. — Я думала, ты хотя бы убедился в том, что старший картограф занят и не поймает нас прямо на месте преступления. — Вася! — возмущённо перебивает Ева, грязная тряпка летит в подругу. — Что-о? Меня всегда раздражал этот напыщенный индюк! Он не принял мои эскизы на прошлой неделе три раза, — поясняет Вася. Ева потирает переносицу и продолжает чистить картофель. Они сидят тут уже четыре часа, а количество мешков с грязными овощами, вопрошающими о снятии кожуры, будто вообще не уменьшается. Через неделю картографы едут к Тенистому Каньону. От одной мысли об этом к горлу подкатывает ком, а ноги перестают держать. Девушка до этого видела его только на расстоянии. От воинской части до него не так далеко, и Каньон пятном пролитых чернил расползается вдоль горизонта. Пугающее зрелище. Шрам, разделяющий две половины одной страны, разделяющий и ее людей. Больше всего девушку страшит то, что с каждым годом Неморе — так Каньон подписывают на некоторых картах — разрастается и поглощает все больше плодородных земель. И вместо того, чтобы расспрашивать бывавших там людей, она тратит время на картофель. Хотя, лучше так, чем начищать ботинки всего отряда, сожалея то ли о наличии брата, то ли обоняния. Тогда Андрей решил подшутить над Берестовым — главой отряда следопытов — а она, как обычно, не вовремя оказалась рядом. Почему-то каждый раз кровное родство делает их виноватыми вместе. «Святые, за что мне на голову вы послали этих шутников? Надо было идти в медсестры», — Ева встаёт, с трудом разгибая спину, и тянется всем телом, чтобы прогнать усталость. Дверь распахивается, и в неё влетает Мал с двумя мешками в руках, точно те ничего не весят. — Это вам, пополнение, — парень ставит мешки на пол и отряхивает руки друг о друга. — Не благодарите. Также быстро, как и пришёл, Мал спешит покинуть душную палатку. Ева сдувает светлую прядку со взмокшего лба и испепеляюще смотрит на брата. — Не злитесь на меня, — с мольбой в голосе говорит Андрей. — Скоро закончим и пойдём на ужин, я слышал, что сегодня будет что-то вкусное! — Дай угадаю, — притворно-задумчиво произносит Василиса и вертит в руках очищенный овощ, — вареная картошка. — Да хоть сырая, только бы не селедка. — Почему ты так не любишь эту прелестную рыбку? — закидывая очищенную картофелину в кастрюлю, интересуется Василиса. — Еве просто слишком жалко бедняжек, которых безжалостные солдаты едят с луком и зеленью. Знать бы ей самой причину такой прочной и долгой любви. Красноречивый взгляд Евы моментально заставляет брата замолчать, а Васю засмеяться. — С детства не переношу. Чудо, что меня ещё ни разу не стошнило за ужином. — Тогда будем надеяться, что сегодня курица.