Людям необходимы даже самые дурные законы, ибо, не будь их, люди пожрали бы друг друга. Эпикур
— Рей… Рей, слышите? Скажите, Вы когда-нибудь были на море? Крики чаек заглушают приторный голос, но он всё равно знает, что она говорит. Как если бы она стояла совсем рядом и шептала ему на ухо. — Нет, не был. А Вы? У его ног мерно сопит прилив. Где-то далеко, докуда не достаёт взгляд человека, бушует шторм. Волны взмывают до самого неба, обрушиваются обратно в океан. Там, на глубине… — Была, много раз. Я люблю его шум, он немного похож на рёв автострады, однако не бьёт по ушам. Он такой мягкий, такой спокойный. Будто кто-то родной рассказывает тебе сказку на ночь. Вода скатывается с его плеч, оставляя песок и соль на слегка загорелой коже. Он наконец оглядывается, но не может понять, где оказался. Тепло, даже жарко. Над серой гладью воды, простиравшейся до горизонта, высился усыпанный звёздами свод, в который устремлялись пальмы с невиданными фруктами. — Я... Я не понимаю… У берега появляются пузыри, как если бы океан закипал, миг — и из пены на берег выходит она. Белое кружево, сотканное прибоем, стекает по нагой смуглой коже, и он не смеет отвести взгляда. Молочная пена катится по её изгибам, в томной неге обнажая её тело. — Не бойтесь, Рей. Всё в порядке. Вы почти у цели. Её взгляд пронзает его копьём. Она видит всё. Она… Кто она? — Да, так и есть… Я чувствую, что скоро доберусь до истины. Может, не через месяц и не два, но уже скоро. На песке не остаются следы. Земля начинает трястись, как если бы что-то поднималось из самих пучин этого океана. — Вы молодец, Рей. Я горжусь Вами. Ваши труды не напрасны, видите? Близится шторм, и нам стоит уходить. Возьмите мою руку. Раскат грома. Пляж накрывает одной огромной волной. Он старается всплыть, но что-то не отпускает его, и тогда он смотрит вниз. Тьма. Сплошная тьма. И она смотрит на него в ответ. — Эл… монд…***
— Элмонд… Элмонд! Чёрт возьми, сколько можно спать! Как по озорно-садистскому крику прапора на службе, детектив подскакивает на месте и больно прикусывает язык. Пока он корчится, зажимая рот ладонью, его коллега, заботливо разбудивший сыщика, неспешно заливает себе тошнотворно вонючий дешёвый кофе через фильтр в едва державшийся бумажный стаканчик. Кто-то включил вентилятор — в офисе стоит ужасный шум. — Ш-школько время? — Семь вечера, почти ровно. Тебе через час выходить, приведи хоть себя в порядок. И, будь добр, вытри слюни с дивана. Ты храпел, как бульдог. Не обращая внимания на недовольное замечание, Рей трёт глаза, затем виски. Неужто сон? Видимо, он перенервничал на днях. Мужчина поднимается и по пути к выходу сослепу сшибает полноразмерную фигуру цапли, так удачно стоявшую у него на дороге. Кто вообще притащил эту дьявольщину в участок?.. Разъярённый крик вероятного хозяина блудной птицы из пуха и проволоки не достигает его ушей, так как дверь резко захлопывается. Нужно было сходить домой, сменить рубашку, выгладить брюки… А ещё успеть сбегать за стаканом латте и, как бы иронично это не звучало, тем самым проведать де Латте, с которой они договорились встретиться перед тем, как он пойдёт на Белл-стрит. Днём назад он предупредил женщину, что, вероятнее всего, не сможет составить ей компанию, но любопытная дама, узнав, что ему придётся иметь дело с магами, а именно с теми, кто использовал «Прибой», решила провести Элмонду лекцию — как оказалось, о принципах работы что самой магии, что синей пыли он знал не так много. Уровень осведомлённости полиции несколько напрягал женщину: неужто даже в академии студентам не объясняли настолько важные вещи? Рей не выглядел, как бывший троечник — более того, его почерк — а даме привелось видеть записи детектива — оказался куда более аккуратным, чем у неё самой — а значит, учился он, скорее всего, прилежно, и проблема была вовсе не в нём. Наскоро приведя себя в божеский вид, детектив спешно покидает свою квартиру, куда пришёл ещё недавно, на прощание почесав уже привыкшего к побегушкам хозяина Констебля Вискерса за ушами. — Ну что, приятель. Вернусь поздно, не скучай. Надеюсь, всё пройдёт как обычно… Сыщик нервничал. Это было не первым его делом и явно не последним, но о результатах ему, вернее всего, пришлось бы отчитываться не только перед начальством. Элмонд поймал себя на мысли, что хотел быть профессионалом в глазах женщины, уже ждавшей его за столиком у самых дверей кофейни. И что на него нашло? — Добрый вечер, Рей! Я рада Вас видеть. Уже готовы к занятию? — Вечер, де Латте. Положительно готов и надеюсь, что в час мы уложимся. — Час? О, детектив, Вы недооцениваете мои навыки работы со студентами. Нам хватит и пятнадцати минут, а теперь присаживайтесь. Энтузиазм и уверенность Орнеллы заставляют мужчину коротко улыбнуться, и он, заняв своё место напротив неё, достаёт блокнот и ручку, которые всегда носит с собой во внутреннем кармане пальто — во время расследований периодически приходится записывать некоторые детали, чтобы не забыть. Как-то раз детектив в спешке забыл надеть на ручку колпачок, и она протекла, из-за чего на подкладе теперь было видно небольшое синеватое пятно, не отмывшееся даже в химчистке. — Я смотрю, Вы подготовились к лекции, похвально! Наверное, Вы были отличником в свои юношеские годы. — Наверное был. Давайте начнём, у нас нет вечности в запасе. — Какой вы нетерпеливый, Рей. Впрочем, ничего страшного — на Вашем месте я бы тоже торопилась. Предлагаю сначала рассмотреть базовые принципы — а именно что такое магия и откуда она появляется. Как Вы знаете, человек долгое время развивался и мутировал, и этот процесс не прекращается даже сейчас. То, что мы называем привычным нам термином «магия», — на самом деле «психокинез», результат длительных мутаций человеческого мозга. Да, именно в нём появились необычные клетки, которые учёные называют «зетой», а мы в школах зовём их «тыквой» за внешнюю схожесть. Одним мановением руки женщина поднимает жидкость из своей чашки в воздух и, не роняя ни капли, воссоздаёт из неё необычную форму, действительно чем-то напоминающую тыкву. — Вот так они и выглядят. Эти маленькие проказницы усиливают электрические импульсы, передаваемые нейронами, в результате чего человек с данной мутацией обретает возможность манипулировать разного рода объектами. Как Вы видите, я могу управляться с жидкостями, а вот твёрдые тела мне уже не по силам. Почему так — мы всё ещё не знаем ввиду… недостатка материалов для исследований, скажем так. Кофе, изображавший «зету», благополучно возвращается в чашку. — Теперь поговорим о кое-чём не менее важном, а именно о синей пыли. «Прибой» — так называют этот наркотик. Его применяют те, кто не имеет данной мутации, чтобы получить способности к психокинезу. Эта дьявольская штука заставляет клетки мозга видоизменяться и имитировать «зету», но живут они недолго и вскоре отмирают. Чем дольше человек сидит на «прибое», тем меньше у него здоровых клеток мозга. В определённый момент их становится настолько мало, что организм перестаёт функционировать. Летальный исход. Однако существует и диаметрально противоположная ситуация — отказники. Эти люди подвержены мутации, однако вместо того, чтобы использовать данные им способности, они регулярно принимают блокаторы «зеты», считая психокинез чем-то… близким к оккультизму. Чем-то ужасным. Насколько мне известно, у этих препаратов две формы — таблетки, которые принимают взрослые, и суспензия, которой пичкают детей. Обе носят одно название — «Глейпнир» Взгляд Элмонда, до этого сфокусированный на его блокноте, теперь тревожно перемещается на рассказчицу. Его зрачки сужаются, однако он ничего не говорит. — Это средство не так опасно, как «Прибой». Я бы даже сказала, почти не опасно. Вероятность того, что появятся побочные эффекты, стремится к нулю, однако никто не застрахован от худшего. Производят «Глейпнир», как мы полагаем, где-то в подполье Трущоб. Последнюю версию явно дорабатывал опытный врач — до этого препарат имел и летальные исходы, а теперь жертв и вовсе нет. Первый прототип был разработан Министерством в качестве способа нейтрализации преступников с мутацией, однако из-за... сильных побочных эффектов его применение пришлось приостановить, вместо этого был создан «Гексенхаммер» — длинноствольный пистолет, заряженный дротиками со слабыми блокаторами. Вероятно, кто-то из идейных сотрудников прикарманил формулу одного из прототипов, а затем решил пустить «Глейпнир» в массы. «Мир без магии, мир без ненужных рисков и преступлений, новый идеальный мир» — так он, наверное, думал. Посмотрев на часы на стене кофейни, Орнелла слегка поморщилась — пятнадцать минут близились к концу. — А теперь самое главное. Формы психокинеза. Чаще всего это способность перемещать небольшие объекты — телекинез, — так как это не требует особых усилий. Например, поднятие картонной коробки. В школе мы учим студентов «правильному» применению данного таланта, однако бывают и уникумы. Следующая категория способностей — эпиптокинез. Оно даётся людям гораздо сложнее и встречается куда реже. Человек, обладающий достаточной силой «зеты», может не просто поднять коробку в воздух, а, например, сломать её. Наконец, высшая доступная степень — метасхематокинез. Она требует годы усиленных тренировок, однако человек, освоивший её, может распоряжаться самой структурой предмета. Проще говоря, поднять коробку, разломать её на маленькие кусочки, а затем сделать из них модель молекулы водорода. «Прибой» делает возможным использование только первой категории, так что Вы довольно быстро сможете определить, маг перед Вами или имитатор. Действие наркотика кратковременно и травматично, однако если перед Вами всё же окажется маг, используйте снаряжение и не медлите. Все, кто обладает силой «зеты» третьей категории, вносятся в реестр, так что их участие в мелких происшествиях практически исключено. Ручка перестаёт царапать бумагу, и детектив вопросительно поднимает взгляд на де Латте, в ответ на что та кивает. — На сегодня лекция окончена. Есть ли у Вас вопросы? — Есть. Я бы хотел узнать кое-что о «Глейпнире». — Боюсь, что здесь не лучшее место для детального обсуждения этой темы, Рей. Вы же понимаете, о чём я? — В самом деле. Что ж, благодарю Вас за информацию, де Латте. Не сказал бы, что мне понадобится большая её часть, но тем не менее. Теперь, если Вы позволите, я пойду. — Конечно-конечно. Только… Только возвращайтесь, хорошо? С кем же будет старушка Орнелла пить кофе, если Вы оставите её совсем одну? Внезапное замечание женщины болезненно отзывается в мыслях Элмонда, и он чуть улыбается, глядя на беспокойную даму. — Рано Вы собрались меня хоронить, леди. Всё пройдёт как по маслу. До встречи.***
Фонари уже давно загорелись на Белл-стрит, и поток неспешно подходивших к «Джеральдине» зрителей освещался унылым жёлтым светом. Почти все они были как на подбор — отъевшиеся, лоснящиеся от роскоши, пока те, на чьи деньги они пировали, гнили в грязи. Будь сыщик помоложе, он бы, вероятно, с чувством нарушенной справедливости и отвращением сплюнул на асфальт, однако сейчас всё его внимание было приковано к распаковывавшим свои расписные чемоданы на обочине торгашам. Они не только продавали безделушки, но и покупали у местных разный хлам, надеясь сдать его втридорога в других городах. Ещё около пятнадцати минут до начала сеанса и предполагаемого появления воров. Они не зря выбрали именно это время: когда двери кабаре захлопнутся, улица опустеет — за исключением вышеупомянутых торгашей, — тогда-то их сделка сможет пройти без свидетелей. «"Прибой" делает возможным использование только первой категории, так что Вы довольно быстро сможете определить, маг перед Вами или имитатор. Действие наркотика кратковременно и травматично, однако если перед Вами всё же окажется маг, используйте снаряжение и не медлите». Рей и без того знал, что делать с магами. Впрочем, схема поимки всегда была одинаковой: выстрелить из «Гексенхаммера», обездвижить, надеть наручники и доставить в участок. Тем не менее, замечание де Латте слегка его напрягло — все эти годы он имел дело только с телекинезом. Детективу везло, ибо наиболее критичным последствием задержания за всю его карьеру был воткнутый ему в бедро нож, тогда как несколько его коллег вместо повышения получили место на кладбище — в деле с магами нельзя медлить. Недолго поразмыслив о том, что было бы неплохо сократить количество употребляемого кофеина и выровнять режим сна, сыщик достаёт портсигар, однако не успевает он щёлкнуть зажигалкой, как на улице появляются две фигуры — и вместо самокрутки в его руках оказывается бинокль. Та, что повыше, имела на голове котелок, была замотана в шинель, издали напоминавшую пальто Элмонда, и походила на мужчину в годах. Рядом с ней торопливо семенила фигура поменьше, женщина — на ней была лёгкая накидка, а на тощих ногах болтались несуразно маленькие туфли. Задумчиво хмыкнув, Рей всё же прикуривает, продолжая наблюдать за проходящей в сторону горе-театра парой из переулка. Возможно, они шли за сувенирами — не мог же некто в здравом уме притащить даму в кабаре? И действительно: эти двое проходят к сидевшим на тротуаре перед разложенными чемоданами барахольщикам и тщательно осматривают их товар. Высокая фигура указывает на что-то, и худощавый старичок в джентльменском цилиндре, ответственный за первый попавшийся посетителям чемодан с хламом, достаёт небольшую куклу и вертит её в руках, демонстрируя со всех сторон. Мужчина кивает, однако женщина, кажется, мотает головой, и старик убирает предмет обратно. Теперь фигура поменьше показывает на очередную безделушку: ей оказывается небольшая расписная коробочка с ручкой, видимо, музыкальная шкатулка. Барахольщик улыбается — его отбелённые зубы видно за сотню метров — и, судя по движениям рук, крутит ручку. Женщина сначала не подаёт признаков особой заинтересованности, но затем начинает переглядываться со своим спутником и хлопает в ладоши. Ей явно нравится. Со всё той же неумолимой улыбкой старик, кажется, озвучивает цену, потому что высокая фигура качает головой и отходит, волоча за собой даму. Улыбка меркнет. Женщина упирается, однако, ей приходится последовать за мужчиной, ведь он, отпустив её руку, попросту уходит прочь. В памяти всплывает до боли знакомая картина из жизни самого детектива: он и Энджи на ярмарке, она находит расчудесного вида серебряное колечко с маленьким камнем, похожим на плохо огранённый хрусталь. Визг, восторг, она бросается ему на шею и говорит, как бы замечательно оно смотрелось у неё на руке. «Энджи, послушай…» «Ну ты что, Рей? Ты что! Потом мы такое нигде не найдём!» «У меня не хватает. Я серьёзно. Давай в другой раз, я как раз найду тебе кольцо получше — может быть, даже…» «Я хочу это, а не другое». Он хотел намекнуть на обручальное кольцо, но так и не сделал этого, о чём в итоге ни разу не пожалел — и что, как бы странно это ни было, одобрили его родители. Следующей, однако, в поезд его мысли ворвалась де Латте. Хоть сегодняшняя лекция и прошла почти впустую, он отчасти был ей благодарен — настойчивое желание профессора побыть частью его жизни чем-то напоминало ему Вискерса. Действительно — она напоминала ему кошку, приставучую и терпеливую. Да, терпеливую… Он всё ещё ломал голову над тем, почему она не выговорила ему в лицо, какой же он ублюдок, когда он намеренно пропустил их первую назначенную встречу. И как же она прождала его так долго? Неужели её саму никто не ждал?.. Размышления сыщика прерываются новыми посетителями: снова двое, однако они не похожи на покупателей. Оба худые, в бедной одежде. Элмонд умудряется разглядеть множественные заплатки и решает немного приблизиться, однако ныряет в переулок, заметив, что одна из подозрительных фигур нервно оглядывает улицу перед собой. Подождав несколько секунд, он торопливо высовывается и видит то, за чем и явился в этот вечер на Белл-стрит: маленький тряпичный свёрток, из которого старый барахольщик достаёт серебряное украшение с переливающимся чуть ли не всеми цветами радуги чёрным камнем. «Вот оно! Тот самый сатурнит!» Бинокль летит в карман пальто. Разглядев злополучный кулон, детектив не медлит ни секунды и выбегает на улицу. По крайней мере один из них использовал пыль — там, в парке, сыщик явно почувствовал сладковатый дым, а вот другой мог оказаться как простым человеком, так и магом. Времени на раздумья нет, а потому Рей решает первым взять того, что стоял настороже — и на ходу достаёт «Гексенхаммер». Выстрел. Стон. Попадание. Парочка оборачивается, и тот, в кого стрелял Рей, вырывает украшение из рук старика, жестом заставляет чемодан подняться в воздух, после чего тут же швыряет в сыщика и бросается наутёк. Его менее сообразительный партнёр медлит, а потому Элмонд, лихо увернувшись от полетевшего в него барахла разных мастей, успевает схватить того за ворот и, повалив на землю, скоро надеть на него наручники. Подельник пойманного вора не успевает убраться слишком далеко — детектив всё ещё видит его фигуру на горизонте, а потому пускается в погоню, оставив повязанного мужчину с негодующим торговцем. Может быть, детектив уже давно не был тем молодым и спортивным выпускником академии, что запросто проходил любые тренировки и участвовал в ежегодных марафонах, но его выносливости всё ещё могли позавидовать многие. Частое, но ровное дыхание. Упирающийся в лицо воздух. Земля, которая, как кажется, начинает сама крутиться под ногами. Преступник, однако, не сдается и не сбавляет темп. Оглянувшись, он на долю секунды замедляется, чтобы обернуться и бросить в преследователя мусорный бак, и затем прибавляет ходу. Мысленно проклиная и свою работу, и полковника, и воров, Элмонд перепрыгивает через катившийся на него бак, чтобы завидеть очередную полосу препятствий впереди, а именно как назло высыпавших на улицу именно в это время людей, однако это замедляет и беглеца. Пользуясь случаем, Рей разгоняется и, пролетев по самому краю дороги в обход толпы, наконец оказывается рядом с преступником. Очередная пара наручников звенит в воздухе, и беглеца наконец постигает та же участь, что и его подельника. Из его кармана на землю вываливается серебряный кулон с необыкновенной красоты камнем. Стараясь избавиться от улики, вор активно жестикулирует, однако блокатор «Гексенхаммера», попавший в кровь благодаря первому выстрелу, уже начал действовать, и все эти агрессивные содрогания ни к чему не приводят. — Вот… И всё.***
В участке так же шумно и душно, как было утром, когда Элмонд пришёл туда вздремнуть, что иногда провоцирует у него рвотный рефлекс, но мужчина сдерживается, то и дело хлебая омерзительно тёплую минеральную воду, бутылку которой он успел прикупить перед допросом. Перед ним на двух стульях сидели оба вора — оборванные, явно голодавшие. Их вид давит сыщику на совесть, но оправдать их поступки он не мог — они влезли в дом к полковнику — это раз, выкрали принадлежавшую ему ценность — это два. Более того, самого полковника нельзя было назвать человеком богатым или хотя бы живущим в достатке. Кулон он надеялся продать, чтобы оплатить накопившиеся долги. — Давайте вот как. Вы сами всё расскажете, и вам за содействие сделают поблажку. — А давай-ка ты пойдёшь к чёрту, урод. Я знать не знаю, о чём ты. Что, статистику о преступности заполняешь, чтобы не уволили? Слова о статистике задевают сыщика за живое — за несколькими полицейскими из его отдела закрепилась дурная слава о поимке невинных граждан ради рапортов начальству. Но чтобы он… — Не трать своё время на попытки договориться, Элмонд, они всё равно не расколются. По крайней мере, пока сидят вместе. Я слышал, привели того старпёра, которому они пытались сбагрить блестяшку. Иди пока поговори с ним и запиши все показания. В случае чего просто посадим с его слов. — Разведите по раздельным камерам, позже снова к ним заглянем. — Ну как скажешь. Удачи. В ход шёл блеф. На самом деле они уже давно допросили торгашей с Белл-стрит, видевших попытку продать кулон и нападение на детектива. Теперь оставалось лишь прямое признание, которое Рей намеревался получить при помощи «дилеммы заключённого». Она заключалась в следующем: двух преступников, подозреваемых в бандитизме, разделяли и предлагали условие: если один из них признавался и выкладывал всё о деле, то его освобождали за помощь следствию, другой же при таком раскладе получал полный срок. Если оба из них признавались, то получали половину срока, а если же оба молчали, то сидели совсем немного — до восьмой части от первоначального срока. При этом ни один из них не знал, как бы поступил другой. Естественно, самым выгодным ходом для каждого из них было сотрудничество с полицией. Никто не хотел брать на себя полный срок в случае, если их подельник решит воспользоваться предложением. Выполняло ли само следствие свои «обязательства» перед подозреваемыми, было отдельным вопросом, что самого Элмонда уже не касалось — хоть ему и пришлось проводить сегодня допрос, обычно этим занимались либо другие копы со второго отдела, либо специалисты с первого. Сыщик же просто был сыщиком — разве что со слегка расширенными полномочиями, ведь работал он, как бы паршиво это не звучало, на Министерство. Оба вора не заставили себя ждать и вскоре выложили всё, что касалось кражи. Их показания сходились и с тем, что им рассказывал полковник, и с докладом торгаша, и с умозаключениями детектива, а потому особых сомнений в их правдивости не возникало. Как оказалось, эти двое приметили кулон, когда полковник Шварц заявился в те самые «Закрома Эмили», вокруг которых часто ошивался всяческий сброд. Услышав, какую низкую цену предлагали за украшение, он разорался на всю улицу, пригрозив оценщику, что скоро сдаст свой «сатурнит» за бешеные деньги на аукционе. Необычное слово и упоминание богатств пробудили жажду наживы, и преступники проследили за стариком. Как мало нужно, чтобы человек встал на путь греха. Решив отсрочить обнаружение пропажи, они задумали соорудить подделку — один из них работал ювелиром до войны, но потерял несколько пальцев и больше не мог производить тонкие работы, однако на небольшие репродукции всё ещё годился, если ему помогал его подельник. Часть с войной вновь задела Элмонда. Он и сам служил, только вот повезло ему куда больше — сначала отправили на фронт, где он пробыл всего неделю, а потом, как войска продвинулись вглубь Леграсса, первым начавшего наступление, перевели на границу, где в это время исполнял свой долг и его отец — в роли военного врача. Юджин же остался на передовой. Он никогда не рассказывал приятелю, что происходило на фронте, но Рей догадывался, что Тэффи видел то, что человеку в принципе лучше никогда не видеть. Его приятель сильно изменился, начал пить, а как позже выяснилось, ещё и сел на «прибой». Снова угрызения совести. Он, шедший по жизни без особых усилий — и все те, кого он упёк за решётку. Это были несчастные люди, которым терять-то было нечего, их жалкое существование даже жизнью нельзя было назвать. Неудивительно, что для них он был «врагом народа». Подделку сделали из остатков материалов, что бывший ювелир припрятал, когда лишился работы, а о внешнем виде побрякушки осведомились у оценщика. Немного мельхиора и кусочек огранённого чёрного стекла — вот и похожий на настоящий кулон. Довольно грубая пародия на оригинал, но полковник видел достаточно плохо, чтобы не различить их. Проникнуть в его дом было просто — тот, что сидел на «прибое» поднял ставни на окне, его подельник пролез внутрь и тихо затащил следом своего товарища. Там они аккуратно обыскали все ящики и полки, пока наконец не вытащили из серванта небольшую деревянную коробочку, в которой лежали несколько писем и завёрнутый в платок кулон. Подменили, вернули на место и были таковы. На следующий день Шварц и в самом деле явился на аукцион, где полковнику и сказали, что на руках у него было невесть что. Наконец вооружившись лупой, старик действительно обнаружил подмену — и помчался в участок. Работа выполнена. Снова. — Ну что, Рей, молодчина. Медаль бы тебе дал, да только не положено. Суд ещё впереди, но обойдёмся уже без тебя, отдыхай. — Можно задать вопрос? — Что такое? — Я слышал, проводили экспертизу камня в настоящем кулоне, но так и не узнал о результатах. Хотелось бы услышать, что да как. — Заинтересовался сатур… Сотар… Блестяшкой, Элмонд? Это оказался чёрный опал, любимец королей и знати. Довольно редкий и при этом дорогой, но Шварц взял за истину неземное происхождение камушка. Видать, из-за его блеска — я бы и сам, наверное, засомневался в его происхождении, уж больно красивая безделушка. Ну да ладно, теперь иди. У меня тоже дел хватает. Не смея задерживать начальство, детектив уходит. Светает. Улицы ещё пусты. Есть что-то приятное в том, чтобы одному шататься по городу, не встречая никого на своём пути, даже, наверное, романтичное. Вобрав полную грудь утреннего воздуха, не такого задымлённого, как вечером, сыщик возвращается домой с тяжёлым сердцем и чистой совестью. Если он сдастся, если он не будет разбираться даже с такими преступлениями, кто будет это делать? Да никто. А что насчёт верхушек… Рано или поздно нашёлся бы тот, кто занялся бы ими. Всегда найдётся рыба крупнее.